Музыкальный слух

      — Вы меня напугали, Мисс Сароча, — призналась девушка и только хотела встать из-за фортепиано, как Фрин остановила ее жестом руки, попросила остаться.       — Прости. Сыграй ещё что-нибудь, — попросила директриса и подошла ближе к музыкальному инструменту, опираясь на нее, — пожалуйста.       — Что Вы бы хотели?       — Что угодно, — прошептала Сароча и мягко улыбнулась.       Армстронг немного смутилась, но решила не перечить начальнице. Может быть, это была проверка ее на профессиональные качества, может Фрин хочет узнать что-то, а может просто устала. Не знала предысторию ее доброжелательности и такой открытости, но надеялась, что ничего плохого.       Медленно, с нащупыванием и некой осторожностью, Бекки заиграла новую песню и старалась не волноваться из-за пристального взгляда карих глаз. Внутри сердце билось так сильно, но обожание своего дела было сильнее, поэтому девушка переборола все противоречивые эмоции и начала петь: I don't wanna look at anything else now that I saw you I don't wanna think of anything else now that I thought of you I've been sleeping so long in a 20-year dark night And now I see daylight, I only see daylight

      С каждым произнесенным словом становилось легче, будто наступало максимальное равновесие внутри и покой на душе.       — Как Вам? — остановилась Бекки и подняла взор на Сарочу.       — Мне нравится, — как завороженная стояла Фрин, но заметила, что на нее уже смотрят и быстро примерила нейтральное лицо, с нотками некого «безразличия», однако беспокойные руки, которые гладили свои же брюки, выдавали ее, — почему все еще здесь, Мисс Армстронг? Вроде рабочий день закончен, — и снова этот строгий голос.       — Знаю, просто хочу отдохнуть.       — Понимаю, — кивнула начальница и погладила кончиками пальцев верхнюю крышку фортепиано, — все хорошо сегодня прошло?       — Да, даже лучше, чем я думала, — честно ответила девушка и поправила растрепанные волосы.       — Я говорила, что с ними несложно, видишь, — Бекки молчаливо согласилась и встала с банкетки.       — Мне, наверное, пора домой. До свидания.       — До завтра, — попрощалась Фрин с ней и проводила взглядом уходящую девушку.       Директриса не знала что чувствовать, но в данный момент ею управляло что-то похожее на грусть и раннюю тоску. Новая учительница немного сдвинула привычное самоощущение, но Фрин списала это на простую усталость к вечеру муторной работы. Сароча вновь и вновь вспоминала как увидела прелестную картину, когда вышла из своего кабинета пять минут назад: тихое пение, звук клавиш, теплый закат и человек, увлеченный игрой.       — «Романтизируешь обычную распевку. Такое здесь можно встретить в каждой аудитории… Я слишком заработалась.»       В ее личном кабинете ожидала пустота и вечерняя тишина. Фрин могла пойти домой ещё несколько часов назад, но задержалась. Дома никто не ждал. Только Флаффи, собака. Фрин знала, что очутись она в своей квартире, ничего нового она не увидит. Громкий лай, одиночество и едва разбросанные вещи ещё утром. Провела взглядом по знакомым окрестностям в помещении и тихо вздохнула: что она делает не так? На работе нет ничего родного, как и дома тоже.       Полгода назад в квартире жили два человека. Любящих, как думала Фрин, друг-друга. И готовые отдать все, ради блага дорогого партнёра. Несмотря ни на что быть рядом, всегда. И доверяющих до самого стука сердца, где-то там внутри, так сильно сжимающегося. Почему так произошло? Фрин знает ответ на этот вопрос, но усердно скрывала правду от самой себя. Такое не хочется помнить. Никогда.

— Тебе все понятно? — Хенг приближался и прозвучал звучный шлепок по щеке девушки, — я неясно выразился? Отвечай!

— Да, пожалуйста, перестань, мне больно, — слезы катились из глаз дрожащей девушки, Фрин ухватилась за горящую щеку и безудержно всхлипывала.

— Сука жалкая, — Хенг страшно ухмыльнулся и снова отвесил пощечину, — никто тебя не спасет, «милая», — противным тоном произнес бывший парень и бросил ее одну, попутно отвечая на чей-то звонок, — сейчас приеду.

      А Фрин так и осталась лежать на холодном полу в ванной, боясь слишком громко истерить: он мог услышать это и продолжить мерзкое дело. Она закрыла рот ладонью, чтобы не издавать лишних звуков и почувствовала как дрожит не только от слез, но и от того, как же сильно Фрин замёрзла здесь. Но не решалась вставать, а смысл?

      Что-то внутри ломалось при всплывающих воспоминаний. Фрин вспомнила, как пыталась разрулить ситуацию, но люди Хенга были сильнее и потребовали рабочее место парню ещё на год, взамен на спокойную жизнь. Оставалось полгода переждать. Шесть месяцев. Двадцать шесть недель. Сто восемьдесят два дня с половиной. Каждый раз приходя на работу, надо надевать маску строгости и не замечать взгляд заинтересованных коллег в их ситуацией с Хенгом. Они бывшие, это знали все. Но никто не был в курсе по какой причине. И Фрин мечтала самой не знать почему так вышло. Все бы отдала, оказаться на месте своих сотрудников, чтобы не чувствовать того, как будто бы стекло разбили внутри ее тела и медленно терли, собирая коллекцию открытых ран.       Она никому ничего не говорила и предпочитала скрытность. Так намного безопаснее: не разочаруешься, не будешь дожидаться несбыточного и не пожалеешь о сказанном. Можно доверять только себе.       Фрин лёгким движением руки взяла сумку, накинула пиджак и вышла из здания, направляясь к кофейне. Ей было о чем подумать и размышлять сегодня. Но была тема, которая горела красным тумблером, однако Сароча закрыла ее даже для самой себя. Не хотелось верить в правдоподобность крадущихся мыслей.

***

      Шли дни упорной работы, Бекки почти не спала и не ела, чтобы хорошо подготовиться к урокам. Писала конспекты, разрывала, снова придумывала новый подход. Ничего не нравилось, слишком приторно, слишком скомкано, или же растянуто. Все не то. Детям это не понравится, они будут плохо ее слушать. Ещё Бекки придумывала индивидуальный подход к Дэвиду, но не всегда выходило обойтись без истерики в конце. Иногда хотелось выть от бессилия. Или от недостатка моральных и физических сил, они иссякли всего лишь спустя неделю упорного и муторного труда. Хотелось отдохнуть, но времени и возможности не было.              В зал ритмики вошёл Асаварид. Занятия пока что не проходили, дети придут через минут десять и Бекки сидела на полу, что-то рыская в телефоне, может в поисках методики, а может очередного способа разминки. Вид был безупречный: соответствующая спортивная форма, собранные волосы. Но на лице читалось замешательство и отстранённость:       — Добрый день, — Хенг сказал это тихо, но Ребекка не откликнулась, — Добрый день! — повторил громче и девушка подняла голову и тут же захотела снова отвернуться.       — Здравствуйте.       — Иногда я вижу как из Вашего кабинета выбегает плачущий мальчик. Почему так происходит?       — Не знаю, но я в поиске подхода к нему.       — Что значит «не знаете»? Родители знают об этом?       — Да, его мама говорит, что он впечатлительный. Мы вместе работаем над тем, чтобы научить его музыке.       — А почему Вам так сложно даётся обычный детский каприз?       — Это не обычный детский каприз. Это выход эмоций, и положительных и негативных, когда он слишком сильно устает или чувствует, что звук окружающей давит на него. Была бы обычная истерика малыша, он бы успокоился быстрее и реже плакал, — Бекки расставила аргументы и посмотрела прямо в глаза Хенга, проявляя свою неуязвимость.       — Но он плачет только на Вашем уроке.       — На другие он пока что не ходит, родители не хотят нагружать его, — девушка вздохнула, пытаясь унять свой гнев на заместителя директора.       — Интересно… — покачиваясь из стороны в сторону протараторил Хенг.       Учительница только хотела возразить и высказать свое мнение, как к ней подбежала ученица, с горящими от радости глазами:       — Здравствуйте! Это Вам, — девочка протянула листок, немного помятый, но с любовью выполненный.       На лице Бекки заиграла ответная улыбка и она с удовольствием взглянула на рисунок:       — Меня нарисовала? — ребенок кивнул, цветными карандашами старательно раскрасила все, что было написано простым. Виднелась голова, нелогичное тонкое туловище и руки-палки, но Бекки заметила еще одну деталь, — а это что? — указала на уши, где с нажимом были выведены две черные точки с приклеенными блестками.       — Вы сказали, что у Вас очки, но только не на глазах, а на ушах. Что чтобы хорошо слышать, Вы будете носить эти штуки, — девочка остановилась и приостановила быстрое восторженное дыхание, — я хочу, чтобы Вы увидели, какие они красивые.       Бекки держалась, чтобы не заплакать: почему у нее такие добрые и понимающие дети?       — Спасибо, солнышко, — девушка положила драгоценный рисунок на фортепиано и обернулась к Хенгу, — Вы еще что-то хотели? — растерянный взгляд мужчины метался из стороны в сторону, но вовремя остановился и холодно ответил:       — Ничего. Работайте.       На лице расплылась теперь уже победоносная улыбка. Она докажет ему, что стоит своих усилий, что не зря Фрин взяла ее на работу. Насчет последнего, Бекки не знала что думать: в ней что-то разглядели, или просто повезло?..       Хотелось верить, что ее начальница что-то нашла в ней. И знала, что Бекки справится, даже если вокруг такие как Хенг. Но, к сожалению, а может и к счастью, девушка не могла прочесть мысли директрисы.       После неплохого занятия, Армстронг договорилась с Нам попить чаю в кабинете, пока у той были свободные окна. Бекки захватила с собой коробку с печеньем и зашла к подруге с приподнятым настроением.       — Привет — привет, коллега, — бывшая одногруппница увидела ее положила тетради с ручками в сторону.       — Ну наконец-то! Я думала не увижу тебя сегодня, — Нам заключила в свои крепкие объятья и прижала как можно сильнее.       — Ты слишком сильно держишь меня, отпусти, — со смехом произнесла Бекки, — как день твой прошел?       — Дети мне сказали, что я слишком скучно рассказываю. Поэтому я с помощью искусственного интеллекта забросила свою сегодняшнюю лекцию и им пришлось слушать монотонный голос диктора почти целый час.       — Ты жестокая…       — Ага, — Нам освободила место для перекуса на рабочей парте и подвинула второй стул к себе, — садись. У тебя есть что-то интересное?       — Не особо. Я устала от документации и назойливых родителей. Постоянно просят меня вспомнить чуть ли не поминутно, что делало их чадо во время моего урока. Будто то, что мне всего двадцать, сразу же говорит о феноменальной памяти, — отломила кусочек печенья и начала жевать, — а еще, надо не забывать скидывать видеоотчеты, иначе родители детей сожрут меня с потрохами.       — С малышами всегда так, — подруга закатила глаза от очень вкусной еды, — какая ты богиня, так и знала, что что-то крутое принесешь.       — И кстати, Хенг вымотал меня по полной.             - «Вымотал» это очень мягкое определение к тому, что делал Асаварид каждый день. Проще было посчитать будни, когда он не приходил и не мешал учебному процессу. Бекки иной раз боролась с порывом написать на него жалобу, но понимала, что хочет уладить сама возникшую междоусобицу:       — Опять? Что такое?       — Вечно ищет во мне минусы, лишний раз приходит и отнимает время ритмики, вычитывает нудные нотации. Почему он не может просто отстать.       — Мда, муженек Фрин решил отыграться на тебе, — шумно выдохнула Нам и схватила следующее печенье и заметила удивленный взгляд на себе, — ну, что?       — Они женаты?! — даже еда перестала быть интересной и Бекки остановила руку с выпечкой рядом у раскрытого от легкого шока рта.       — Нет, не были в браке, но собирались. Потом разошлись, но все помнят их как пару, — объяснила подруга и усмехнулась реакции, — только не говори, что ты только сейчас узнала об этом.       — Вот почему Мисс Фрин называет его по имени…       — Это еще пустяки, иногда они слишком громко ругаются, и тогда Асаварид устраивает остальным сотрудникам взбучку.       Нам вспомнила, как после одного из споров, учителям пришлось в срочном порядке заполнять все отчеты за пару дней, чтобы, как угрожал Хенг, их не «выперли к чертовой матери».       — Мда… — Бекки оперлась на спинку стула и о чем-то задумалась, — почему они расстались?       — Не знаю, ходил слух по школе, что они не смогли ужиться вместе из-за работы. Просто оба гордые, мне кажется, что все равно любят друг-друга, — Нам открыла бутылку с водой и сделала пару глотков, — как я устала постоянно говорить на уроках, горло пересыхает.       В голове пронеслись назойливые мысли и эхо произнесенных слов секундой ранее. «Все равно любят друг-друга» — как выразилась Нам. Что-то внутри сжалось с непонятным горестным чувством. Хенг и Фрин не были похожи на бывших возлюбленных: вспомнить только с каким отвращением девушка раздает ему поручения или просто смотрит. Так на любимых в прошлом не смотрят. Но Бекки быстро отбросила раздумья в сторону: пусть разбираются сами. Не ее парень и хорошо.

***

      — Привет, малыш, — обратилась Фрин к ждущей ее собаке у порога, — как я соскучилась по тебе, — улыбнулась девушка и под счастливый лай питомца нашла поводок и одела на Флаффи, — пойдем гулять, — собака еще пуще оживилась, когда услышала это волшебное слово.       Это была единственная отдушина деловой девушки — выйти на вечернюю прогулку с Флаффи и спокойно пройтись. С ним было всегда весело, он никогда не предаст и не сделает больно.       В свете своих размышлений Фрин опять вспомнила чья это была идея завести собаку — Хенг подарил ее год назад, неожиданно припрятав за спиной. Она любит Флаффи, но иногда бросает в прошлое и от этого становится не по себе.

— Я дома, — радостно прокричал в коридоре парень, перешагивая некоторое расстояние, поближе к Фрин.

— Привет. Ужин на столе, — с раздражением бросила слова Сароча, потому что работала за ноутбуком, старалась не обращать внимания на внешние раздражители.

— Хм, а можешь уделить мне минутку?

— Нет, конечно, я занята, — без единой доли симпатии процедила сквозь зубы девушка, — пожалуйста, дай мне просто поработать, я ничего не успеваю.

— Тогда, вряд ли тебя удивит кое-что… — Хенг не дернул ни единым мускулом на лице и протянул ей маленького щенка.

— Я же сказала, что… — Фрин внезапно широко улыбнулась и подбежала к пушистому комочку, — ты где взял его? Он теперь наш?!

— Конечно, — на его руках уже не было собаки, Фрин прижала к себе щенка и напрочь забыла о своей работе, — спасибо тебе, спасибо, спасибо, — она подпрыгивала на месте, а Хенг улыбался, смотря на эту милейшую картину.

      — Если бы твой отец платил нам алименты, было бы проще, — произнесла Фрин и пустила смешок, — хотя если бы не он, тебя не было, — девушка присела на корточки и почесала собаку за ухом, — как же я тебя обожаю, — собака как всегда радостно отреагировала и побежала по тропинке.       Последние дни девушка сама не своя. Что-то тревожило, не давало спать по ночам, не позволяло работать в привычном режиме. Ей это не нравилось, Фрин должна быть всегда в тонусе. Даже когда все совсем плохо, даже если вокруг все крушится. Она обязана быть в ресурсе: на ней целое образовательное учреждение. Возможно, иногда Фрин жалела о том, что взяла такую ответственность. Она думала, что будет не одна, но ошибалась. Понадеялась на человека и как всегда прогадала. Первый человек в которого она так сильно верила.       Любовью к нему уж давно не пахло: Фрин его терпеть не могла, даже один взгляд или слово. Потому что знала: все это напрасно. Строить планы на будущее, а потом вот так вот все сломалось — слишком глупо, слишком больно. Добивали коллеги вокруг, которые подначивали их тем, что это просто период ненависти, потом всегда наступает любовь. Она знала, что никогда никому не расскажет о том, как на самом деле все было. Им нельзя это знать. Сароча их начальница и хотела сохранять хладнокровную натуру перед ними. Когда не получалось, просто сидела в кабинете и никого не впускала: не положено больше доверять. И любить.       Пугала ещё одна вещь. То, что произошло на днях. Ничего особенного, но Фрин почувствовала стук своего явного сердцебиения при виде девушки у фортепиано. Каждый раз размышляя об этом, она просто хотела верить в то, что просто любит слушать музыку, а Бекки очень хорошо играет. Даже слишком. И это был тот ящик пандоры, который нельзя открывать, прикасаться нежелательно. Иначе что-то изменится.       Фрин вспоминала этот момент, как приятные, теплые секунды. Вроде ничего особенного, но особенной была…       — Здравствуйте! — прервал цепочку размышлений ее коллега, — не ожидал встретить Вас здесь.       — Добрый вечер, — вздохнула Фрин. И здесь ее достанут, как же тяжко порой приходилось.              

***

      — Вы все это время скидывали мне не ту электронную почту?! — еще чуть-чуть и Бекки открыла бы дверь с ноги. Но почему-то сдержалась.       Разъярённая девушка планировала разнести тут все чертовой матери. В груди кипела накопившаяся обида и непонимание. Что она делает не так? Почему к ней такое отношение?       — Для начала — здравствуйте, — Хенг продолжал печатать в документе и следить за этим делом.       — Я не буду здороваться с тем человеком, который уже как две недели издевается надо мной! Почему я не могу спокойно работать? — повысила голос девушка и подошла ближе.       — Просто ошибся, перешлите на другую почту. В чем проблема?       — А в том, что из-за Вас у меня упал рейтинг, администрация думает, что я все это время ничего не делала! Я каждый день вкалываю как собака, а Вы смеете допускать такую грубую ошибку!       — Полегче, Вы сейчас разговариваете с главой этой школы.       — Да? Неужели! Почему вы не можете относится ко мне как ко всем? — Бекки стиснула зубы и сжала кулаки, как же хотелось чтобы он пожалел о своих действиях.       — Вы знаете почему я Вас периодически проверяю. А почта, это моя опечатка.       — Я не верю Вам. Только и ищите повода уколоть меня, найти подвох. Тогда увольте всех учителей в очках, или хотя бы также издевайтесь. Это же в Вашем стиле.       — Причем тут они? — Асаварид искренне не понял этого и поднял брови вверх, но хотя бы теперь посмотрел на девушку, так явно распинающуюся перед ним. Кажется, он ни о чем не жалел, а только хотел, чтобы та не тратила его драгоценное время.       — А при том, что у них тоже проблема, которая может помешать учебе. Почему над ними не глумитесь? Что, слишком хорошо работают? А я чем хуже?! — в глазах стояли слезы, но она умело их сдерживала, — знаете что? Я ухожу, — отчеканила Бекки, — лучше я найду другую школу, где меня будут уважать за мои профессиональные качества, а не судить по гребанному слуху. До свидания.       Громко хлопнув дверью, девушка направилась в свой зал. Хорошо, что сегодня она отвела все занятия и ее не ждали родители и их дети. В таком состоянии она ничего не смогла бы делать. Даже просто адекватно разговаривать.       Она чувствовала себя таким же ребенком сейчас, как и ее подопечные. Беспомощной, бессильной и с излишней опекой, переходящей все границы. Бекки уже достаточное количество времени показывала, что готова управлять малышами и учить их волшебству. Она чувствовала себя комфортно с ними, ребята ее полюбили и каждый раз, когда они виделись, обнимались и желали друг-другу хорошего занятия.       Именно Бекки научила их такому, именно девушка научила их немного слушаться своего тела и доверять музыке. Из неуклюжих детей, учительница видела, что они превращаются в прекрасных будущих музыкантов, чувствующих каждую нотку. Медленно, но верно.       Дети любили дарить ей рисунки и хвастаться своими навыками в творческом поприще. Знали, что Бекки всегда поддержит их и сможет дать ценный совет. Рассмешит, если кто-то очень расстроился неудачному занятию. Или поругает, как только заметит, что ребенок отлынивает и ленится. Никто не обижался на нее, ребята доверяли ей и ждали следующих уроков ритмики.       Она плакала, непонятно, то ли от обиды, так яростно прожигая дыру в груди, либо от тоски по ее детям. Но Бекки больше не могла этого терпеть Каждый день видеть, как тебя подставляет заместитель директора — невыносимо. Почта стала последней каплей.       Бекки достала из рюкзака листок и ручку. Положила на поверхность фортепиано и написала заявление об увольнении. С каждым написанным словом одновременно и легче, и труднее. Неужели, она смогла продержаться только две недели? Такой вот у нее срок «годности»? Может, она и вправду, недостойна быть учителем?       Она ещё не успела помочь Дэвиду с пониманием ритмики, не успела научить его управлять эмоциями. Бекки с его мамой периодически связывалась и обсуждала успехи мальчика. Они вместе искали выход из этой ситуации. И Армстронг каждое занятие верила: Дэвид однажды изменится и у него все получится. Как однажды получилось у нее. Но сейчас учительница сомневалась в своих преподавательских способностях, может, излишняя вера в лучшее, сломала ее вдребезги. Дэвид, может, так и останется чувствительным мальчиком, который не поддается обучению. Не всегда получается сделать все к лучшему и исправить ситуацию.       Девушка решительно взяла заявление и подошла к кабинету директора. Шаг за шагом и вот она уже у главной двери, где недавно ее приняли на долгожданную работу. Страшно, непонятно и сложно. Ее отсюда легко выгонят: желающих здесь работать немало.       Сделала контрольный вздох и выдох, вытерла слезы на щеках и вошла. Забыла постучаться, поэтому Фрин дернулась от неожиданности и резко обернулась к ней, сразу замечая непривычную ауру девушки:       — Я увольняюсь, — сказала Армстронг и положила заявление на стол Мисс Сарочи.