Ходящий тропами вдоль ветвей древа Сущего

      Особняк Лестрейнджей Люциусу никогда не нравился. Унылое серое здание без капли изящества и вкуса, оно вызывало стойкую ассоциацию с Азкабаном, что только усиливалась при взгляде на узкие, похожие на бойницы окна и стены из грубо обтесанного камня. Мелкий гравий центральной дорожки пылил и раздражающе хрустел под подошвами дорогих туфель, а трость так и норовила в нем застрять. Он брезгливо сморщился, оглядевшись вокруг: пустой, хоть и аккуратно постриженный газон; поодаль — редкие кусты и деревья. Назвать это садом язык не повернулся бы даже у полуслепого. — Печальное зрелище, — пренебрежительно высказался он, обращаясь к своему спутнику.       Но тот только хмыкнул, больше сосредоточенный на укреплении собственных окклюментивных щитов и создании нужного настроя.

*

      На правах самых ожидаемых гостей они явились последними, едва не опоздав к началу официальной части, заставив встречавшего их в холе хозяина дома томиться в ожидании. — Добрый вечер, лорд Малфой! — кивок в его сторону был выверенно уважительным. — Повелитель будет доволен, что Вы с Вашим спутником все же решили нас посетить. Добрый вечер, мистер Снейп.       Качнув головой уже без прежнего пиетета, почти на грани приличий, и получив положенные приветствия в ответ, лорд Лестрейндж двинулся к дверям парадной залы. Подобное отношение к себе заставило Северуса стиснуть зубы. Не сказать чтобы тот редко сталкивался с высокомерием власть имущих, но так откровенно им давно не пренебрегали. Люциус небрежно положил руку тому на поясницу, мягко подталкивая вперед, молчаливо напоминая о данных ранее инструкциях. — Пойдем, Север.       Томные нотки в тихом обращении не должны были оставить у шедшего впереди них Лестрейнджа сомнений о специфике отношений, связывающих их двоих.

*

      Мрачный зал, освещенный множеством свечей, был наполнен шумом разговоров и шорохов. Но стоило только отзвучать представлению новоприбывших, как взгляды всех находившихся в помещении существ прикипели к ним. По коже — от душной пелены тут же окутавшего его чужого жадного внимания — привычно пробежала волна мурашек. Северус, шедший от него справа, что без слов обозначало для понимающих людей статус того, только выше задрал подбородок.       «Благородное общество» довольно часто собиралось в особняке Лестрейнджей. Делалось это для того, чтобы продемонстрировать популярность идей чистоты крови и познакомить Пожирателей и «сочувствующих» между собой. Здесь же представляли и самых значимых претендентов на получение метки, каковым сегодня по приказу Повелителя стал Люциус.        Под шелестящие шепотки и завистливые вздохи — похоже, появление лорда Малфоя на вечере для большинства «гостей» стало неожиданностью — они неторопливо прошествовали по живому коридору к троноподобному креслу, стоящему у дальней стены. — Рад встрече, Милорд.       Поклон Люциуса вышел в равной мере как почтительным, так и преисполненным чувства собственного достоинства. Отставший от него на шаг спутник идеально скопировал его позу. — Люциус-с, мы уже заждалис-сь вас-с, — с отчетливым шипением произнес истинный хозяин сего мероприятия.       Фигура, закутанная в свободную мантию с капюшоном, двинула головой, будто принюхиваясь. Он знал, что тот сейчас ощущает: страх, трепет и покорность. Покладистое в целом поведение Люциуса и его щедрые дары, принесенные накануне, очевидно, настроили Темного Лорда на условно благодушный лад. На единый миг ему даже показалось, что Волдеморт и вовсе удовлетворенно облизнулся, как сытое животное, но заранее четко выверенные мысли и чувства тут же прогнали из его головы даже тень подобной идеи. — Нас-слаждайтес-сь вечером.       Небрежным жестом белой когтистой кисти тот отпустил их и словно развеял зависшее в воздухе напряженное молчание. Сразу же где-то заиграла ненавязчивая мелодия, заполнив установившуюся ранее тишину.       Скользнув взглядами по толпе, они, все так же сопровождаемые всеобщим вниманием, двинулись по залу, приветствуя редких знакомых. — Чувствую себя выставочным экспонатом, — позволил себе недовольную реплику Северус. — Полагаю, из тебя вышел бы отличный кинжал. Ты чрезвычайно остер на язык.       Выделив голосом последнее слово, кокетливо отозвался Люциус, чуть ближе дозволенного этикетом склоняясь к собеседнику, на что тот только недовольно фыркнул.       Долго спокойно фланировать по залу им не дали. Ведь лорд Малфой — второй представитель «высшей лиги» в этом кружке чистокровных волшебников средней руки — вызывал к себе закономерный интерес и столь же закономерные опасения, что после того, как настолько богатый и облеченный властью маг примкнет к слугам Волдеморта, ранее сложившаяся иерархия посыплется. А то, что Малфой теперь в их рядах, ни у кого в зале сомнений не вызывало, уж слишком показательным было приветствие лорда Малфоя и довольство их Повелителя. И потому поток желающих засвидетельствовать свое почтение и принести заверения в желании услужить становился с каждой минутой только сильнее, несмотря на демонстрируемое Люциусом брезгливое высокомерие и холодную отстраненность Северуса. Последнего, кстати — не имея возможности «укусить» высокопоставленного гостя напрямую — все чаще старались задеть недовольные новым положением дел.       На очередном витке перемещений по залу к ним приблизился самодовольный сверх меры Тибериус Уоррингтон. Тот наверняка уже был отмечен меткой и входил в круг приближенных Повелителя, Люциус отлично помнил, кто именно несколько лет назад предоставил своего домовика Темному Лорду, чтобы тот спрятал крестраж-медальон. Он постарался поскорее подавить эту мысль, концентрируясь на многочисленных поводах для раздражения. Под прожигающим лопатки взглядом Волдеморта даже думать стоило осторожно. — Приветствую, лорд Малфой! Не ожидал Вас здесь встретить. Представите своего спутника? — Добрый вечер, мистер Уоррингтон. Знакомьтесь, Северус Снейп, мой… протеже. Северус, это мистер Уоррингтон. — Ах, тот мальчик. Как быстро летит время. — Да, время все меняет, а к некоторым оно и вовсе беспощадно.       Люциус едва не расхохотался.       «До тонкой игры словами Северу далеко, но сарказм ему всегда удается отлично!»       Сам же «тот мальчик», судя по всему, был в ярости и вложил в приветственное рукопожатие всю свою страсть. Лицо Тибериус почти удержал, но углом рта все же дернул от боли: — Рад, что Вы все же решили примкнуть к победителям. — Зачем же Вы так, — снисходительно пожурил Люциус Тибериуса, — род Малфой обладает достаточными ресурсами и властью, чтобы не быть балластом. — Тогда отчего же явились только сейчас? — Я примкнул тогда, когда Милорд пожелал этого.       Кадык на дряблой шее Уоррингтона дернулся. Тот явно оценил намек на то, что Люциус с Пожирателями уже давно: — Тогда буду рад сотрудничеству.       Вместо ответа он предпочел сделать шаг назад, позволяя нескольким вампирам, идущим мимо, разделить их, заодно в очередной раз как бы невзначай положил ладонь на бедро все сильнее хмурящегося Северуса, придвигая того ближе к себе, когда один из гостей попытался задеть того плечом. — Люц… — Ты такой красивый сегодня, что нет сил терпеть. Давай ночью поиграем?..       В ответ на тихое злое шипение Северуса он только многообещающе улыбнулся, со значением прижавшись бедром к чужому боку, а затем повел того в направлении действительно интересных ему людей.

*

      Август Руквуд в компании Освальда Нотта расположился в одной из неприметных ниш. Маги коротали вечер за разговором, попивая вино и явно демонстрируя всем окружающим свое нежелание общаться с кем-либо еще. Чтобы добраться до них, не привлекая пристального внимания других гостей, Люциусу пришлось еще минимум трижды останавливаться для разговора с заискивающим отребьем, стремящимся урвать хоть толику его расположения. Впрочем, даже так он успел разжиться несколькими сплетнями и наконец увидеть в противоположной части зала Рабастана, тихо стоящего за плечом своего отца. — Добрый вечер, господа! Позволите ненадолго прервать вашу беседу?       Август был все таким же заросшим — кудрявая борода закрывала лицо того от середины щек до самой шеи — и равнодушным ко внешнему виду, что и демонстрировал, нарядившись для визита в столь «высокое собрание» в простую парадную мантию без малейших украшений. На фоне лощеного лорда Нотта Руквуд тот и вовсе выглядел бы как служка, если бы не манера держаться. — Рад знакомству.       После приветствий и представлений вполне добродушно отозвался Август, однако взгляд того так и остался скучающим: — Чем обязаны? — Признаться, я был изумлен, увидев в списке гостей супруга знаменитой Анжелины Руквуд, и хотел бы засвидетельствовать свое уважение таланту Вашей жены.       Остальные трое воззрились на Люциуса с одинаковым удивлением. — Не знал, что Вы увлекаетесь историей магии, — протянул Август. — На досуге, — легкомысленно отозвался он. — Будьте же так любезны, откройте секрет — Ваша жена уже завершила публикацию исследований того древнего капища в Африке? Или будут еще статьи? — Приятно, что работы Анжелины известны не только в научных кругах. Она взяла небольшой перерыв, но чуть позже выйдет еще несколько статей. Возможно даже монография, если хватит материалов, и если, конечно, раньше жена не заскучает и не умчится на поимку новых чудес.       Мужчины рассмеялись. — Вы ждете продолжение какой-то конкретной статьи? — уточнил Август. — О да! Той, в которой речь шла об использовании напевов в магии разных народов. Для меня стало сюрпризом узнать, что благодаря колонизации магловской Англией некоторых стран и благодаря дальнейшему взаимодействию наших культур, в Британии появились свои переработки колдовства Вуду. Жаль только, что даже самое красивое заклинание, если магу не повезло с голосом, превратиться в банальное мычание, которое и узнать-то возможно будет исключительно по мотиву. — Лорд Малфой, неужели Вы говорите о себе? — с улыбкой поддел его Освальд, развивая незамысловатую шутку. — В жизни не поверю, что у Вас нет голоса.       Взгляд Августа перестал был скучающим. — Не верьте, — весело ответил Люциус. — К слову, об искусстве. Лорд Нотт, я слышал, Вы владелец чудесной коллекции живописи? — Да, меня всегда поражало умение создавать красоту без участия магии. Живопись — один из примеров подобного. — Согласен, — он кинул мимолетный взгляд на Руквуда, — порой даже простыми чернилами можно создать истинное волшебство.       Освальд ударился в рассуждения о любимых художниках, в том числе и магах. Тема плавно перешла на материалы для рисования, и Северус включился в дебаты с Августом о каких-то специальных зельях для пропитки холстов. Он заказал им еще вина, и остаток вечера прошел вполне приятно.

*

— Я чувствовал себя шлюхой! — разъяренной мантикорой выскочил из камина Северус. — Большинство этих кретинов так и норовили ткнуть меня носом, что я всего лишь твоя постельная игрушка!       Люциус шагнул на полированный камень пола Малфой-мэнора все с тем же брезгливым высокомерием на лице, что излучал все время приема. Стекло это выражение с него лишь тогда, когда камин был заблокирован для посещения. С тихим хлопком возникший рядом Добби помог хозяину избавиться от тяжелой бархатной мантии и переобуть уставшие ноги в мягкие домашние туфли. Ко все еще ругающемуся, раненному в самую гордость Северусу домовик подходить не решился, щелчком пальцев переместив мантию с плеч того в свои цепкие лапки. — Господин Люциус, чай накрыт в Бордовой гостиной, — с поклоном отчитался домовик и обернулся к Северусу. — Мастер Северус злится от одного вечера притворства, а Господин Люциус постоянно так живет и не кричит, как будто его круп кусает.       И еще раз поклонившись, аппарировал, не дожидаясь ответа. — А ведь когда-то рыдал и уши себе выкручивал… — задумчиво протянул Северус. — Как ты справедливо указал Уоррингтону, время беспощадно.       Он направился в сторону обозначенной слугой комнаты, не сомневаясь, что Северус пойдет за ним. Тот, впервые в жизни строго отчитанный всегда услужливым Добби, действительно замолк и только гневно сопел, пока они шли по пустым коридорам особняка.       В Бордовой гостиной было жарко натоплено. В камине, уютно потрескивая смолистыми дровами, горел огонь. Около его любимого кресла предусмотрительно была поставлена мягкая банкетка, чтобы можно было при желании удобно вытянуть ноги. Его личный домовик отлично знал хозяйские привычки: после подобных непростых дней Люциус предпочитал отдыхать в тепле и комфорте. Винных оттенков убранство этой комнаты идеально подходило для подобной цели. — Все вышло, как ты хотел?       Наблюдая, как он расслабленно устроился в глубоком кресле, Северус повел носом над чайником и, кивнув сам себе, разлил по чашкам дожидавшийся их на небольшом столике ароматный чай. — Опять травяной? — вместо ответа поинтересовался Люциус. — Да, Добби верен себе. Бережет твои нервы. Так и?.. — Более или менее. Мне не запретили вернуть тебя во Францию, так что как минимум затея с тем, чтобы выставить тебя не самым интересным вложением, сработала. На какое-то время этого хватит.       Северус отчетливо стукнул чашкой о блюдце, но смолчал. В том явно бушевала мальчишеская гордость, требуя немедленно доказать всему миру собственную значимость, а выданный патроном практически приказ, притвориться на этом вечере фаворитом лорда Малфоя, больно по ней бил. Он видел, что умом тот понимал правильность подобного маскарада, но упрямый характер не давал быстро смириться. — Когда ты через год получишь заслуженное звание мастера зелий, вот тогда уже придется нелегко, — польстил он юному гордецу, — и это даже если не афишировать твое звание подмастерья по колдомедицине…       Притихнув, Северус стал пить чай. Люциуса всегда веселила способность того сочетать в себе несочетаемое. Особенно забавно выглядело смущение от малейшей похвалы в комплекте с очевидным самодовольством и страстью вечно доказывать собственную правоту. Создавалось впечатление, словно тот — всегда на тропе войны, но при этом стоило только сделать шаг в сторону, как гадюка тут же превращалась в домашнего ужа. — Расскажешь, в какие словесные шарады играли вы с Руквудом и лордом Ноттом? — уже гораздо спокойнее спросил тот. — А ты уверен, что хочешь это знать? — Да, хочу понимать, что происходит. Чтобы ты начал жаловаться на «банальное мычание» и напрашиваться посмотреть коллекцию «заинтересовавшей» тебя магловской живописи, должно было произойти нечто важное, не так ли? — Хм, а ты хорошо меня знаешь. Зачем же тогда Уоррингтону руку ломал, если такой умный? Он мне тоже пригодился бы.       Северус отвел взгляд.       «Значит, просто вспылил… — Люциус предпочел не заострять внимание на этом мелком инциденте. — Он и так почти идеально продержался весь вечер в абсолютно чуждой ему роли капризного любовника». — Раз уж мне предстоит принять метку, — начал он обстоятельные пояснения, — то следует сразу организовать себе место в первых рядах. И желательно, такое, чтобы степень расположения «Повелителя» ко мне не влияла на мой «статус» так уж катастрофично. Лестрейнджи, Уоррингтон, Кэрроу, Руквуд, Нотт и Грейбек входят в так называемый Ближний круг, элиту Пожирателей. Грейбек — оборотень из секты верующих во внутреннего волка. Договориться с ним невозможно, разве что дать обещание приносить ему в жертву детей для обращения. Лестрейнджи — обедневшие аристократы, помешанные на жестокости и возвышении собственного рода. Уоррингтон и семья Кэрроу тоже жаждут возвыситься, и к ним даже можно найти подход. Но считать их хотя бы номинальными союзниками? Никогда! Руквуд — ученый до мозга костей, невыразимец, но об этом мало кто знает. Вся эта шелуха с чистотой крови и борьбой за власть его не интересует, он просто изучает главаря Пожирателей как уникальное магическое явление. С ним вполне реально вести дела, за предоставленный ему для исследований труп «главного подопытного» он будет согласен на многое. Лорд Нотт проклят, причем весьма хитро, помочь ему почти невозможно, но «Повелитель» пообещал и даже каким-то образом доказал, что сможет частично снять проклятие в оплату верной службы. Нотту выбирать не приходится, и он трудится в поте лица, но, как ты понимаешь, без удовольствия. У меня тоже есть что ему предложить. Так что сегодня я просто подготовил почву для дальнейших маневров. — Ты хочешь уничтожить Его? — Я похож на того, кто жаждет сидеть на поводке у кого бы то ни было?       Северус надолго замолчал, видимо, обдумывая следующие вопросы. Люциус видел, как того коробит вся эта ситуация, как пугает сама идея принятия метки, разговоры о принесении в жертву детей. Северус не был невинен, как многие сверстники. Для тех красота сражений, воинская доблесть и прочие приличествующие лишь юности заблуждения казались чем-то важным и даже возвышенным. Люциус же постарался лишить друга подобных иллюзий как можно раньше. Он демонстрировал тому пытки, а однажды даже наложил на самого Северуса два из трех непростительных. Империус тот, к своей чести, сумел сбросить. Благодаря всему этому тот понимал неприглядную изнанку происходящего.       Люциус успел допить чай и теперь — в ожидании дальнейших расспросов — просто отдыхал, вытянув ноги поближе к огню и наблюдая за игрой пламени и перемигиванием угольков в камине. — Почему ты ничего не сказал о Рабастане? Ты ведь не просто так прогнал его тогда? — Рабастан — второй, к тому же нелюбимый, сын. Я более чем уверен, что Лестрейндж-старший третирует и унижает его при любом удобном случае. Басти мне не помощник в этих делах. — А в каких помощник? — уловив некоторую недосказанность, уточнил Северус. — В тех, о которых тебе я не расскажу, — усмехнулся он в ответ на чужую кислую мину. — Еще вопросы? — Я бы хотел узнать о Руквуде и Нотте, но ты ведь только напустишь туману. — Верно, тебе ни к чему эта часть моей и их жизней. — Я могу чем-то помочь? — Мой храбрый и преданный друг, ты уже помогаешь. Ты заботишься о Нарси, и я уверен, если потребуется, сделаешь все, чтобы защитить ее. — Как патетично, — скривился Северус, пряча смущенный взгляд.       «Мне никогда не надоест над ним подтрунивать». — Ты любишь ее? — тихо спросил тот. — Она моя семья, как и ты.       Больше Северус так ничего и не спросил. Молча допил чай и, пожелав доброй ночи, удалился в свои комнаты.       Стоило только двери закрыться, как бывший до этого невидимым Добби появился напротив кресла: — Господин Люциус еще отдохнет здесь или направится в свои покои? — Международный портал до Парижа для Северуса прислали? — Да, Господин Люциус. Сработает завтра, в семь утра. Мастера Северуса я уже предупредил. — Тогда перенеси меня в покои. Стоит хоть немного поспать.       Эльф, услышав это, расплылся в довольной улыбке и быстро ухватил своего хозяина, поднявшегося из кресла, за палец.

*

      Новая встреча в доме Лестрейнджей состоялась спустя неделю.       В этот раз переместившийся камином, Люциус прошел в ту же парадную залу, вновь в миг привлекая к себе всеобщее внимание. Сегодня здесь находились исключительно Пожиратели. Темные плащи; резные маски; десятки глаз, смотрящие на него из их прорезей. Зависть, любопытство, равнодушие, скука, пренебрежение, насмешка, восторг… …тоска… — «Рабастан.» — Не узнать того было бы сложно. Одно то, как тот безотчетно шагнул Люциусу навстречу, прежде чем смог остановить себя.       «Выражение глаз такое же беспомощное, как в детстве. Бедный мальчик, ведь ты так не хотел, чтобы твой патрон попал сюда. Очередная потеря, предотвратить которую ты оказался не в силах».       Люциус шагнул вперед, и толпа перед ним расступилась, открывая проход к тому самому троноподобному креслу, где точно так же сидел лидер Пожирателей. В этот раз капюшон черной мантии был откинут, позволяя разглядеть лысую голову, больше похожую на обтянутый кожей череп трупа, нежели на что-то, принадлежащее живому существу. Ни губ, ни бровей, почти нет носа. Красные глаза того смотрели неотрывно, жадно впитывая каждую его эмоцию. И Люциус старался изо всех сил, транслируя вовне страх, почти ужас, почтение, трепет, предвкушение, желание приобщиться к подобной силе. Он делал это почти без усилий, ведь большая часть всего этого коктейля чувств была искренней. Просто истоки были не те. — Милорд.       Он всегда умел нравиться и знал, что для этого нужно делать: встать на одно колено, положив рядом трость с палочкой; упереться взглядом в пол; не поднимать головы, пока не обратятся. Так в старину вассалы приносили присягу своему господину. Подчиненность, абсолютное согласие и готовность служить. Капелька раболепия как финальный аккорд.       Рабастан говорил ему, что после всех ритуалов тело Лорда почти звериное: гибкость, сила, усиленные органы чувств, а главное — острый нюх, что по естественным запахам человека может считывать базовые эмоции. В этом смысле Люциус сейчас был лакомым кусочком. — А вот и ты, Люциус-с. Такой с-старательный. Это правильно, но этого мало. Метку одной с-старательностью не заслужить. — Я готов исполнить Ваш приказ, Повелитель, — он рискнул поднять голову. — Для начала докажи, что рас-сделяес-шь нас-ши убеждения, — тот повел рукой, предлагая обернуться.       Позади них раздался хлопок, и Люциус увидел худого до синевы, болезненного домового эльфа, держащего за ухо связанного магла. Его передернуло от брезгливости. Одетый в какие-то обноски мужчина был избит, вонял кровью и еще чем-то резким. — Поднимис-сь и продемонс-стрируй с-свою вернос-сть.       Те несколько шагов, что отделяли его от жертвы и вставших полукругом Пожирателей, он смотрел в глаза Рабастану, а потом произнес — в тайне испытывая удовлетворение — вынимая палочку из трости: — Как Милорд пожелает.       Взгляд Рабастана пылал агонией. — Круцио.       Тишину зала разорвал крик, а Повелитель шипяще рассмеялся.       Не убеждения связывали Пожирателей, а круговая порука. Использование непростительных на людях — прямой путь в Азкабан. Произнести при ком-то любое из трех заклятий — сделать себя заложником этого человека. Каждый, из находящихся здесь и сейчас, наслаждался происходящим. Не только потому, что им нравились пытки, а потому, что получили власть над новым членом их группы. А уж иметь влияние на лорда Малфоя не отказался бы ни один в этом зале.       Магл больше не кричал — сорвал голос — но продолжал конвульсивно дергаться в путах. По полу из-под тела растекалась лужа мочи, а под затылком появились кровавые разводы. Люциус чуть повел запястьем и брезгливо отступил на шаг назад, потому что сотрясаемое конвульсиями тело нечаянно продвинулось ближе к нему. Повелитель подошел неслышно, остановился, глядя на происходящее из-за его плеча: — Теперь я верю, что ты ис-скренне хочес-шь с-стать одним из нас-с. Убей его, и я поверю, что ты пойдес-шь на вс-се ради Темного Лорда Волдеморта.       Маги вокруг от произнесенного имени вздрогнули и зашептались. Лорд Малфой только что получил дозволение на метку. — Слушаюсь, Мой Лорд, — он ощутил горечь на языке, произнося это, казалось, давно позабытое, почти вычеркнутое из памяти обращение. — Авада Кедавра.       Луч заклинания змеей скользнул в чужое тело, обрывая и так едва теплящуюся в том жизнь. Глаза Рабастана потухли. — Пойдем, Люциус-с. Ты зас-служил награду.       Повелитель направился обратно к трону, и он пошел следом, всем своим существом излучая довольство. Позади вновь раздался хлопок, затем еще пара, видимо, привыкшие к подобному домовики убрали тело и следы пыток. Он вновь рухнул на колено — «Удивительно, как быстро вернулись старые привычки», — и протянул руку с уже закатанным рукавом. Темного Лорда, казалось, удовлетворила такая предусмотрительность.       Прохладная когтистая рука скользнула по чистой коже чужого предплечья, следом туда же уткнулась волшебная палочка, и пришла боль. Это не была агония Круциатуса или другого пыточного, скорее нечто тянущее, всеобъемлющее, как будто свежая рана. Чтобы не выдать эмоций, Люциус прикрыл глаза. Второй раз идти на это, зная предыдущий результат, было горько. Он глотал эту горечь, старался задавить приличествующими случаю эмоциями, но все равно подспудно ощущал.       Он с гордостью посмотрел на метку на своем предплечье. Та была еще воспаленной и припухшей, но все равно заставляла чувствовать себя избранным. — Я ценю Ваш дар, Мой Лорд, — Люциус поклонился, даже не пытаясь подняться. — Тебе предс-стоит долгий путь, прежде чем ты зас-служис-шь мое доверие.       Так и оставив его коленопреклоненным, Темный Лорд неспешно покинул залу. Пожиратели же остались. — Поздравляю со вступлением в ряды сильнейших, — снявший маску Руквуд вышел вперед и встал так, чтобы прикрыть его от остальных, давая возможность подняться с затекших коленей без ненужного постороннего внимания. — Надеюсь на плодотворное сотрудничество.       Следуя примеру Августа, другие участники своеобразного обряда вступления тоже открывали лица и подходили, чтобы завести разговор. Последним подошел Рабастан: — Аудиенция у Милорда на сегодня окончена, приглашаю всех на ужин, — на миг тот запнулся. — Лорд Малфой, Вы сегодня почетный гость. Окажите любезность. — С удовольствием, — сардонически ухмыльнулся он.

*

      Люциуса стошнило прямо в холле. Он устало оперся на трость, до побелевших костяшек стиснув набалдашник в виде змеиной головы, и попытался выпрямиться, несмотря на скручивающие нутро спазмы. Когда это ему все же удалось, о произошедшем конфузе ничто не напоминало, вышколенные эльфы знали свое дело. — В главной гостиной Вас ожидает мистер Долохов, — протараторил испуганный Добби и протянул ему склянку с восстанавливающим зельем. — Перенеси меня в мои покои — хочу помыться — и отряди кого-нибудь проводить туда же мистера Долохова.       Миг спустя он уже стоял посреди собственной ванной комнаты, еще через один — эльф раздел его донага. Люциус шагнул под душ. Он редко им пользовался, но сейчас нестерпимо хотелось ощутить текущую по телу воду, что унесет с собой чувство опустошения. С левой руки на него скалился чернильный череп.       «Снова…»       Добби понятливо молчал, а стоило лишь ступить под тугие струи, тот напустил на своего хозяина заколдованные мочалки, принявшиеся с усилием тереть кожу. Постепенно становилось легче. Запах дорогого мыла, привычная свежесть зелий для волос, звук мерно льющейся воды вернули самообладание. Из ванной он вышел вполне способным к дальнейшему отдыху.

*

      Филигранное управление своим внешним видом. Раньше эта способность Люциуса вызывала у Антонина оторопь, особенно когда доводилось увидеть процесс преображения лично: выражение лица будто шло рябью, мышцы челюсти, щек, век и лба меняли свое положение, радость превращая в печаль, вежливость — в пренебрежение, холод — в участие. Параллельно с лицом менялось и тело, делая выбранный образ идеальным, абсолютно естественным.       «Сложно выстраивать какие бы то ни было отношения с человеком, который меняет образы, словно зачарованная кукла».       Но с годами он привык и начал ценить допуск «за кулисы», к тому же узнал безотказный способ увидеть истинное состояние друга.       Антонин слышал через неплотно прикрытую дверь гостиной, как, выходя из камина, Люциус запнулся об решетку. Как потом того рвало в холле. Как хриплым, надтреснутым голосом — прежде чем Добби, самый верный страж, унес своего хозяина в личные покои — тот отдавал распоряжения. Из спальни же к нему вышел совершенно другой Малфой: томный красавец с игривыми искрами интереса в глазах. Босой, в тонком шелковом халате, обрисовывающем контуры стройного тела, разрумянившийся от горячей воды. Ни следа ранее сквозившей в интонациях смертельной усталости или внутреннего раздрая. — Здравствуй, Тони. — Надо же, какая краля меня встречает, — поиграл бровями он. — Доброго вечера, если он действительно добрый. — Зависит от того, с какой стороны посмотреть.       Привычно увильнув от ответа, Люциус изящно скользнул на диван, вытягивая ноги ближе к жарко пылающему камину, пряча узкие ступни в длинный мех лежащей на полу звериной шкуры: — Вина? — Лучше чай. С пьяных глаз могу недоглядеть.       Кажется, он начинал понимать, для чего это представление, хотя идти на поводу не собирался.       «Белка, если узнает, не простит».       Как и ожидалось, приближенных у главаря Пожирателей было немного. Из них действительно облеченных властью — и того меньше. Кого-то Антонин знал по балам и званым вечерам местного высшего света, о ком-то слышал впервые. Люциус, не изменяя себе, уже все распланировал: за кем стоит приглядеть, отдельно отметив идейных Лестрейнджей и Кэрроу; кого купить или шантажировать; кого и вовсе… Один претендент и на скорую гибель уже появился. — Чем тебе так не угодил Макнейр? Он всего лишь министерский палач, мелкая сошка. — О, не мне, — тот улыбнулся, слизнув каплю вина с нижней губы. — Огюсту. У них старые счеты, которые я обещал помочь свести. К тому же это пойдет на пользу нашему делу. Мертвый чиновник с меткой — отличный повод начать проверку персонала Министерства на профессиональную пригодность, ведь неблагонадежные личности не могут занимать в нем никаких должностей. — Одним махом — пару зайцев. Неплохо. — Все в работу.       Тот пожал плечами, и одна из белых прядей, скользнув по тонкому шелку халата, легла в ямку между ключиц, приковывая взгляд Антонина. Против воли в паху потяжелело. — Когда ты планируешь пойти к Руквуду? — Не раньше чем возьму в оборот Нотта. Спешить нельзя, этот этап плана и так слишком рискованный.       Проглянувшая на миг во взгляде Люциуса серьезность снова скрылась под томным кокетством. Тот продолжил диктовать указания, но было заметно, что устал. Пора было Антонину сворачивать лавочку и отправляться домой. — Покажешь «обновку»?       Он уже не раз видел метку у других, но представить это клеймо на всегда остающемся при своем, неподконтрольном никому Малфое просто не мог. Тот был готов почти на все, чтобы добиться своего, фамильная гордость и человеческое достоинство Люца обладали недюжинной гибкостью. Тем сильнее не верилось в факт, что тот добровольно позволил нацепить на себя такое ярмо.       Люциус молча задрал рукав халата и сильно наклонился вперед, позволяя рассмотреть ближе не только Темную метку, но и свои длинные ноги, открывшиеся почти до самых бедер из-за разошедшихся пол халата. Белья тот не носил, и они оба это знали. — Повторюсь, со вкусом у него явно проблемы, — Антонин с интересом провел по метке огрубевшими подушечками пальцев, пуская по тонкой белой коже волну мурашек. — Как и со многим другим, — хрипло ответил тот, просяще глядя в ответ.       Он замер, переведя взгляд на чужие приоткрытые губы, красные, искусанные. На длинную шею, по которой стекала прозрачная капля, очерчивая острый кадык. Захотелось ее слизнуть, а потом сжать пальцы на горле этого хитрожопого господина. — Нет, — он резко выпрямился, отклоняясь назад. — Люц, я женат. — Я не предлагаю тебе разводиться, — мягко шепнул тот, чуть склонив голову, выгибая свою длинную блядскую шею. — Просто возьми меня, Тони. Как ты любишь. Мне нужно это сейчас…       Серые глаза смотрели покорно и порочно, обещающе. — Все, что захочу и как захочу? — Именно.       Люциус стек на колени между его разведенных ног, потянулся к ширинке плавно, будто нервничал или боялся спугнуть. Резкий контраст с агрессивным соблазнением, что было ранее, неожиданно только подстегнул желание. Антонин хорошо помнил эту проклятую покорность:       «Люц умел нравиться и всегда знал, что для этого нужно делать».       Тот не стал затягивать игру и сразу взял его освобожденный из брюк член в рот. Глубоко, до основания, до спазма в горле. Он только выматерился и застонал. Ладонь скользнула во влажные волосы и легла на затылок, жестко фиксируя. — Ненавижу эту твою черту.

*

      Антонин не стал миндальничать, сразу взял быстрый темп, почти не давая дышать, заставляя давиться. И Люциус был ему за это благодарен. Он хотел забыть обо всем, чтобы осталось только «здесь и сейчас». Толстый ствол скользил по языку, забивая ненавистную горечь, оставляя чужой, чуть терпкий вкус. Резкие горячечные движения почти без амплитуды, злые, будто наказание. Из глаз потекли слезы, и Антонин вынул член из его рта, чтобы провести по мокрым щекам: — Я отдеру тебя так, что ты будешь выть на одной ноте.       Он кивнул и высунул язык, кончиком дотягиваясь до покрасневшей головки. Толчок в грудь был неожиданным, и Люциус едва успел подставить локти, чтобы не упасть на спину. Длинный мех скользнул по коже, а халат окончательно распахнулся. — Призови заживляющую мазь, я ни с кем не был после тебя. — О, малыш. В этом вопросе я буду нежен. Чтобы неповадно было меня заводить.       Тихий рык быстро стаскивающего с себя одежду Тони пустил по коже новую волну мурашек. Люциус и забыл какими безжалостно страстными могут быть эти руки и губы. Он едва успел отползти на середину шкуры, когда тот накрыл его собой. Поцелуй был жадным, но он только рад был подаваться навстречу. Сам ловил язык любовника, посасывая, позволял терзать зубами свою нижнюю губу, пока тот не глядя зачерпывал все же приманенную мазь и проталкивал в него первый палец. Удовольствие на грани боли накатило резко, отвыкшую от подобного нежную кожу запекло, но он только сладко выдохнул и попытался насадиться полностью. — Не торопись, малыш, успеешь кончить. И не раз…       Нелюбимое прозвище отозвалось внутри неожиданной ностальгией и обещанием.       Когда в нем оказался второй палец, а губы Антонина спустились на шею и ключицы, до легкой тянущей боли присасываясь к коже, в голове зашумело. Тот с усилием разминал его изнутри, наполняя тело знакомой истомой, тягучей и сладкой, как патока. Безумно хотелось полноценного проникновения. — Тони, пожалуйста… мне нужно… — Нет, — хрипло отозвался русский, широким мазком языка слизнув с его губ первый за сегодняшнюю ночь стон.       Люциусу оставалось только вцепиться в чужую широкую спину и беспомощно толкаться бедрами в такт движениям пальцев, в попытке достичь разрядки.       «Возможно, тогда мой истязатель смилостивится…»       Оргазм был неожиданным — учитывая, что помимо прикосновений к простате и поцелуев он еще ничего не получил, — мучительным… и таким долгим… Ведь даже когда его затрясло в момент максимального удовольствия, проклятые пальцы из него не исчезли, продолжая давить и давить, и давить… — Тони… — Шшш… ты сам захотел, помнишь? Давай, малыш, я знаю, что ты можешь еще. Или мне добавить ощущений?       И тот положил ладонь ему на яйца, мягко разминая. Бедра начинало сводить, удовольствие замерло на тонкой грани с болью. Время остановилось, мир исчез, осталась только пушистая шкура, огонь в камине и безжалостные, причинявшие сладкую муку чужие руки. Он стонал и бился, цепляясь то за мощные плечи своего любовника, то за длинный мех шкуры. Чрезмерная стимуляция сзади и пальцы на члене превратили гордого лорда в нечто жалкое и стонущее. — Антонин, пожалуйста…       Все прекратилось. Резкий, опустошающий контраст заставил задохнуться, но тут сидящий на пятках русский дернул его к себе за бедра, протащив спиной по шкуре, и в один толчок надел на свой член. Ощущение тесноты и наполненности, легкая боль от резкого движения толкнули за грань. Люциус корчился в оргазме, а Антонин брал его, стискивая, оставляя синяки, запрокинув от удовольствия голову.

*

— Живой?       Лежащий прямо на голом полу Антон, погладил подрагивающий от пережитого удовольствия живот любовника и перекатился набок, подперев голову рукой. Люциус все еще держал глаза закрытыми и дышал судорожно, будто загнанный конь. Он положил руку тому на грудь, заполошный стук чужого сердца запульсировал в кончиках пальцев. — Это было жестоко. — Все, как ты любишь, — отбил он, наблюдая, как на ярко-розовых сейчас губах расползается удовлетворенная улыбка. — Да. Я бы с куда большим удовольствием вставал на колени, если бы это всегда заканчивалось подобным образом. — Как давно у тебя никого не было?       Антон приманил палочку, чтобы наложить очищающее, и после стянул плед с дивана, чтобы бросить себе под спину. — Последний раз… накануне свадьбы. Добби, воды.       Между ними на паркете возник большой графин и стаканы. — Всегда знал, что я неотразим, — поиграв бровями, он помог тому приподняться и напиться. — О да, твой железный столб все так же крепок.       Измотанный Люциус с усмешкой прижался губами к его плечу, молчаливо выражая признательность. — Иди-ка ты спать, Баюш. — Пожалуй, стоит. Приказать приготовить тебе гостевую спальню? — Нет, дома меня еще ждут дела и очередное гневное послание от Белки. До родов остался месяц, а моя воительница уже вся извелась в ожидании момента, когда сможет освободиться от бремени. — Когда ожидаются роды?       Люциус гибко поднялся и запахнул болтающийся на плечах мятый шелковый халат. — В начале декабря.       Встав, Антон тоже оправил одежду и теперь дожидался, когда хозяин дома откроет для него камин. — Совсем скоро.       Пара взмахов чужой палочки, и каменный зев камина глухо заворчал, демонстрируя готовность поглотить любого желающего. — Доброй ночи, Тони. — Доброй, Баюш.       И он исчез в зеленом пламени перемещения.

*

      Практически весь ноябрь меченые Люциуса не беспокоили, лишь пару раз вызвали на собрания да прислали пару чеков к оплате. Очевидно, Темный Лорд ему не доверял, подспудно понимая, что слишком уж внезапно стал лоялен к Пожирателям тот, кто столько времени откровенно игнорировал — если не сказать хуже — их «орден». Так что к важной информации его не допускали. Сам он тоже в дела Пожирателей влезать не рвался, довольствуясь сплетнями и перемигиваниями с Руквудом и Ноттом. Встречаться наедине они пока не рисковали, за Люциусом следили, причем не только люди, но и один из домовиков Лестрейнджей. Об этом его предупредил Добби, почуявший сородича. При таком соглядатае вести себя стоило максимально осторожно, эти крохи могли оказаться почти везде где угодно.       Начало декабря в Лондоне выдалось промозглым, и, будто зная об этом заранее, Нарцисса прислала ему самолично сшитую и зачарованную от влаги и ветра мантию, а Северус — курс чего-то вроде витаминных настоек. Тот уже вовсю корпел над книгами по колдомедицине, тем более стимул был более чем достойный.       Зная об упрямстве своей леди в вопросах семьи, Люциус предпочел подстраховаться и как раз перед отъездом «помог» той забеременеть, чуть нарушая установленные самим же собой сроки. В сентябре, вначале обрадовавшаяся, а после осознавшая свое положение, Нарцисса прислала ему вопиллер с заявлением, что он «бессовестный манипулятор». Та поняла, что теперь и она сама, и Северус, их единственный домочадец, будут заняты здоровьем ее и будущего наследника Малфоев, а значит, не смогут неожиданно для Люциуса вернуться в Британию.       Ближе к середине декабря Антонин умчался в Испанию, где на фамильной вилле Блэков дожидалась родов Беллатрисса, и пятнадцатого числа уже счастливо голосил ему, посредством того же вопиллера, что стал отцом. Альтаир Долохов, по заверениям своего отца, был пухлым, румяным и голосистым младенцем, чем приводил в восторг всю семью. Постыдную слабость Люциуса, как и измену Антонина, они оба предпочли забыть. Йоль и смену года с 1978 на 1979 он планировал провести во Франции, с семьей. У него осталось не так много условно свободного времени, следующий год, как и тот, что будет после, обещали стать чрезвычайно напряженными.