The Night Dragons

Глава 28: Огни зла

Джон.

Ситуация, сложившаяся в холодной, сырой камере, была откровенно неловкой. Пятеро человек, все нагие, жались друг к другу, чтобы не замерзнуть, пока один из них рассказывал, как его убили и вернули к жизни. Джон наконец решился раскрыть, что произошло в ночь его смерти, как его братья воткнули свои ножи в его тело, и что он чувствовал в день своего пробуждения. — Больше всего я помню не боль от ударов ножом, — тихо произнес он. — Я лежал в снегу, холодный и одинокий. Никто не решился ничего сказать. Что тут можно было сказать? — Думаю, самое худшее было, когда я впервые прикоснулся к своим шрамам. Когда я их увидел, я надеялся, что сплю. Но когда я их почувствовал, я понял, что это не так. Я… Я не хотел жить. — Ты помнишь, каково это — перестать жить? — неожиданно спросила Яра. Её голос звучал одновременно любопытно и напуганно. — Когда ты наконец ушёл, что ты чувствовал? Джон колебался. Может ли кто-то понять, что такое смерть? — Это было похоже на засыпание, за исключением… — он замолчал, пытаясь подобрать слова. В памяти всплыл момент, когда свет вокруг угас, и он провалился в небытие. — Я умолял всех, кто мог услышать меня, чтобы они разбудили меня. Яра задумчиво смотрела вдаль, переваривая его слова. — Во время Войны Пяти Королей я слышала о группе преступников. Их возглавлял человек из Дома Дондаррион. Говорят, что его убивали не раз. — Шесть раз, — поправил её Теон. — Когда я возвращался в Пайк из Винтерфелла, моряки на моём корабле тоже говорили об этом. — Мне всё равно, сколько раз он умирал. Главное, что он умер, — сказала Яра. — Если это правда, может быть, он сможет ответить на твои вопросы. Джон покачал головой. — У меня нет вопросов. — Это ложь, — уверенно заявила Яра. — Ты не умираешь и не возвращаешься, ничего не спросив. — Ты права. Но всё, что я хотел знать, я похоронил, когда моя сестра появилась в Чёрном Замке. Я снова жив, и этого достаточно, чтобы продолжать жить. Он не хотел знать больше. Если Владыка Света действительно вернул его с какой-то целью, он бы сказал об этом прямо. А раз так не случилось, Джон просто делал то, что мог. Яра вздохнула, поняв, что разговор исчерпан. В наступившей тишине заговорила Дейенерис. Её вопрос прозвучал неожиданно. — Каково там, к северу от Стены? Джон посмотрел на неё. Она сидела прямо перед ним, не оборачиваясь, даже когда он обнимал её, чтобы согреть. — Прекрасно, в каком-то смысле, — сказал он, и это привлекло её внимание. — Когда стоишь на Стене и смотришь на север, кажется, что перед тобой всё, что можно увидеть. А потом идёшь дальше, за неё, и понимаешь, насколько мир огромен. Это удивительно. — Но это ведь опасно? Каждый день там — борьба за выживание? — спросила она. Джон кивнул, вспомнив все, что пережил за Стеной. — Да, это опасно. Но не каждый день был таким. Там были и хорошие моменты. Он вспомнил лагерь у Кулака Первых Людей, пещеру с Игритт, воссоединение с Призраком у Крастера. Как же он скучал по своему лютоволку. Почти жалел, что не привёл его с собой на Драконий Камень. Дейенерис наверняка хотела бы увидеть его. — Я слышал немного о походе моего отца в те земли, — сказал Джорах. — Но больше мне ничего не известно. Джон посмотрел на него. Он знал, что Джорах хотел узнать, почему его отец отправился на север и погиб. — Мы отправились расследовать слухи о том, что Одичалые собираются в огромную армию. По дороге мы остановились у хижины, принадлежавшей одичалому по имени Крастер. Именно там я впервые их увидел. — Белые Ходоки? — спросил Теон. Казалось, одно лишь произнесение их имени в камере заставило всех похолодеть. — Крастер был известен своими женами. Когда его жены рожали ему дочерей, он женился на них, и они рожали ему еще дочерей, — Джон чувствовал отвращение, которое все разделяли. — Но его сыновья, они были даром богам. Однажды ночью я последовал за ним в лес. Он унес с собой своего новорожденного сына и оставил его там. Потом я увидел, как что-то забрало его, а затем я увидел его глаза, светящиеся холодным синим светом и смотрящие на меня. — Почему произошел мятеж? — настаивал Джорах. Джон удивился, что Джорах знал о мятеже. По его тону было ясно, что его больше интересовала не сама история, а то, что привело к смерти его отца. — Когда мы покинули Стену, триста братьев разбили лагерь в Кулаке Первых Людей. Они должны были сражаться с Одичалыми, но Белые Ходоки добрались туда первыми. Менее тридцати выжило, и еще меньшему числу удалось вернуться в крепость Крастера. Люди, которые были преступниками до своих клятв, восстали и убили всех, кто был верен Лорду-Командующему. Лишь немногим удалось спастись. — И где ты был? — Джорах звучал так, будто требовал объяснений. — В то время я был пленником Одичалых. Но я повел отряд, чтобы отомстить за твоего отца. Я хочу, чтобы ты знал, что каждый мятежник нашел справедливость. Джорах, казалось, испытал некоторое облегчение. Джон продолжил рассказывать. Его истории привлекли внимание других заключенных в камерах, и иногда раздавался случайный вопрос от кого-то из соседних камер. Все было прервано, когда четыре стражника Железнорожденных вошли в подземелье. — Ваши величества, — насмешливо произнес один из них. — Король Эурон приказывает вам явиться к нему. Они подняли мечи, давая понять, что любое сопротивление будет пресечено. — Я не могу ходить, — напомнила Дейенерис. — Мы с удовольствием понесем тебя, — сказал Железнорожденный, злобно ухмыльнувшись. Джон встал, подошел к Дейенерис и поднял ее на руки. — Я — все, что ей нужно, — сказал он. Дейенерис удивленно взглянула на него, но ничего не сказала. Они поднялись из подземелий, проходя мимо окон, откуда было видно ночное небо. Дейенерис, положив голову на грудь Джона, прошептала: — Твое сердце все еще бьется. Это доброе сердце. Эти слова вызвали у Джона воспоминание о том, что однажды сказал ему сир Аллисер: — У тебя доброе сердце, Джон Сноу. И это приведет к тому, что мы все погибнем. Они вошли в Великую крепость. Эурон стоял за столом, улыбаясь. — Вот это прекрасное зрелище. Прекрасная королева в объятиях своего прекрасного короля. Эурон указал на кресло у огня. — Садись, королева. Джон осторожно посадил Дейенерис, проверив кресло, а затем встал перед ней, словно защищая. Эурон подошел с горящей свечой. — Я слышал, что огонь не причиняет тебе боли. Покажи. Дейенерис провела пальцами по пламени, не ощущая боли. Эурон выглядел удивленным. — Завтра полнолуние, и это день, когда все вы умрете. Кроме тебя, — он указал на Дейенерис. Он достал бутылку с зеленой жидкостью. — Это дикий огонь. Даже драконы боятся его, — сказал он, демонстрируя силу вещества. Эурон бросил свечу рядом с Дейенерис. — Последний вопрос. Он влюблен в тебя? — спросил он, указывая на Джона. Джон замер. Вопрос заставил его задуматься, но ответа он так и не дал. Джон посмотрел на него. Он знал, что Джорах хотел узнать, почему его отец отправился на Север и погиб. — Мы отправились расследовать слухи о том, что одичалые собираются в огромную армию. По дороге мы остановились у хижины, принадлежавшей одичалому по имени Крастер. Именно там я впервые их увидел. — Белые Ходоки? — спросил Теон. Казалось, одно лишь произнесение их имени в камере заставило всех похолодеть. — Крастер был известен своими женами. Когда его жены рожали ему дочерей, он женился на них, и они рожали ему еще дочерей, — Джон чувствовал отвращение, которое все испытывали. — Но его сыновья, они были даром богам. Однажды ночью я последовал за ним в лес. Он унес с собой в лес своего новорожденного сына и оставил его там. Потом я увидел, как что-то забрало его, а затем я увидел его глаза, светящиеся более холодным синим цветом и смотрящие на меня. — Почему произошел мятеж? — настаивал Джорах. Джон был удивлен, что Джорах знал о мятеже. Из того, как он спросил, было понятно, что его больше интересовало, что привело к смерти отца, чем сам мятеж. — Когда мы покинули Стену, триста братьев разбили лагерь на Кулаке Первых Людей. Они должны были сражаться с одичалыми, когда те прибудут, но Белые Ходоки добрались туда первыми. Менее тридцати выжило, и еще меньшему числу удалось вернуться в крепость Крастера. Люди, которые были преступниками до своих клятв, восстали и убили всех, кто был верен лорду-командующему. Лишь немногим удалось спастись. — И где ты был? — Джорах звучал так, будто ему лучше дать хорошее объяснение. Он его заслужил. Джон, как личный управляющий лорда-командующего, должен был быть там и защищать его. Но его там не было. — В то время я был пленником одичалых. Но я повел отряд, чтобы отомстить за твоего отца. Я хочу, чтобы ты знал, что каждый мятежник нашел справедливость. Джорах, казалось, испытал некоторое облегчение, услышав это. Джон был единственным, кто действительно говорил в течение следующих нескольких часов, рассказывая всем о том, как он стал одичалым и о Битве в Черном Замке. Он, казалось, привлек внимание некоторых других заключенных в камерах. Иногда раздавался случайный вопрос от кого-то из других камер. Все было прервано, когда четыре стражника из железнорожденных вошли в подземелье и открыли их камеру. — Ваши величества, — насмешливо произнес один из них. — Король Эурон приказывает вам явиться к нему. — Они подняли мечи перед всеми, опасаясь, что кто-нибудь попытается сделать что-нибудь глупое. — Я не могу ходить, — напомнила Дейенерис. Рана уже начала заживать, но было еще слишком рано, чтобы ходить без боли или риска её разорвать. — Мы с удовольствием понесем тебя, — сказал железнорожденный, злобно ухмыльнувшись и взглянув на её грудь. Джон встал, наклонился и схватил Дейенерис, подняв её с земли и взяв в свои объятия. — Я — всё, что ей нужно. Он заметил, как она посмотрела на него, приподняв бровь. Он понял, как это прозвучало, и слегка покраснел, прежде чем последовать за железнорожденными. Они закрыли за собой камеру и вывели их из холодных подземелий. Наконец появились окна, и они увидели ночное небо. Звезды были яркими, и на короткое мгновение Джон увидел луну. Она ещё не была полной, но почти. Пока они шли обратно в Великую крепость, Дейенерис, казалось, положила голову на грудь Джона. — Твоё сердце всё ещё бьётся, — прошептала она. Что она имела в виду? Она пыталась сказать, что он жив? Но ему стало спокойно, услышав её слова. — Это доброе сердце, — сказала она. Джон вспомнил, что сказал ему сир Аллисер в Черном замке. — У тебя доброе сердце, Джон Сноу. И это приведет к тому, что мы все погибнем. Каждый раз, когда он желал добра и пытался поступить правильно, другие страдали. Но он был уверен, что она имела в виду не это. Казалось, она была рада, что он с ней. Наконец они вошли в Великую крепость, и вместо того, чтобы сидеть у огня, Эурон стоял за столом, глядя на что-то, но его тело закрывало вид. Он повернулся к ним и улыбнулся, словно приветствуя старых друзей. — Вот это прекрасное зрелище. Прекрасная королева в объятиях своего прекрасного короля. Это как сказка на ночь. Эурон подошел ближе и указал на своё кресло у огня. — Пожалуйста, я настаиваю. Джон осмотрел кресло и осторожно посадил на него Дейенерис. Она села, насколько могла, а он встал перед ней, словно щит. Эурон посмотрел на них обоих на мгновение, прежде чем фыркнуть. Он взял свечу на другом столе рядом с собой и подошел к Дейенерис. Джон хотел бы встать перед ним, но ему пришлось остаться на месте, так как на него внезапно нацелились четыре арбалета. Эурон протянул свечу Дейенерис. — Я слышал, что огонь даже не причиняет боли, когда к нему прикасаешься. Покажи мне. Дейенерис медленно взяла свечу, и Джон наблюдал за ней, пока она безмолвно проводила пальцами по пламени. Эурон, казалось, был искренне удивлен. — Замечательно. Я впервые вижу что-то подобное. Он встал и направился обратно к столу, за которым сидел ранее. — Завтра полнолуние, день, за которым вы все умрете. Ну, все они, кроме тебя, — он указал прямо на Дейенерис. — Я не могу позволить, чтобы твои драконы сожгли то, что скоро станет моим. Даже если бы я просто держал тебя в плену, они всё равно устроили бы хаос среди нас всех, как только выяснили бы, где ты. Эурон взял коробку из ящика рядом со столом, засунул руку внутрь и вытащил стеклянную бутылку. Это было тонкое прозрачное стекло, а внутри светилась зеленая люминесцентная жидкость. Насколько Джон знал, это точно не было вином. Эурон откупорил бутылку и вылил каплю жидкости себе на палец. Он схватил новую свечу, смазал её кончик веществом и снова приблизился к ним. — Поэтому единственное решение — устроить немного хаоса самому. Немного, от которого даже драконы отступят в страхе. Он поднес свою свечу к той, что держала Дейенерис, и та зажглась, но пламя было зелёным. Джон вспомнил рассказы Давоса о зелёном огне. Тот говорил, что это называется диким огнём и является чрезвычайно разрушительным оружием. Эурон уставился на цвет пламени, затем неожиданно сунул свечу под руку Дейенерис. Она ахнула и выронила её, отдернув руку. Посмотрев на ладонь, она увидела красноватый ожог там, где пламя её коснулось. Она почувствовала, как оно обжигает. — Что это? — спросила она. Эурон лишь улыбнулся и прошептал: — Огонь такой дикий, что сжигает даже драконов. Он кивнул своим охранникам. Те схватили Джона и оттащили его от Дейенерис. Её выдернули из кресла и бросили на пол. Она поморщилась от боли в ноге, но это было наименьшей из их забот. Эурон схватил бутылку со стола и подбросил её в воздух, даже не боясь, что она разобьётся. — Ты помнишь мой последний вопрос в нашей маленькой игре? — Его улыбка была слишком взволнованной. — Не лги на этот раз. Он влюблен в тебя? Он щёлкнул пальцем, указывая прямо на Джона. Джон на мгновение замер. Что это за игра? Почему Эурон так интересовался? Казалось, он только и делал, что играл со своими пленниками. Однако вопрос задержался в голове Джона. Он даже сам не знал ответа. Это было слишком странно в данный момент. Так ли это? Он что-то чувствовал, когда был с ней на Драконьем Камне, но затем всё превратилось в хаос, когда он узнал правду о себе. У него было слишком много на уме. Одно оставалось неизменным — он всегда думал о ней. На самом деле, он не мог выкинуть её из головы. Затем он вспомнил, что сказала ему Миссандея на пляже: — Когда Кхоно отдал тебе меч, он сказал, что любой мужчина, который смотрит на Кхалиси, как на луну своей жизни, никогда не причинит ей вреда. И слова Давоса, произнесённые у Расписного стола: — Ты не пойдёшь, потому что тебе нужна её помощь. Ты не пойдёшь, потому что ей нужна твоя. Дело не в мертвецах, не в Серсее и не в грёбаной битве, которая нас ждёт. — Давос… — Ты уходишь, потому что сейчас ничто в мире не имеет значения, кроме неё. Не так ли? — Да, — коротко ответила Дейенерис. Джон взглянул на неё, и их глаза встретились. В её взгляде была виноватая обречённость, словно она несла на себе тяжесть огромного греха. Она была права. Эурон наблюдал с усмешкой. — Замечательно. Посмотрим, как он это докажет. В следующий момент он бросил бутылку в сторону Дейенерис. Джон среагировал молниеносно, словно действуя инстинктом, вырвался из хватки железнорожденных и заслонил её своим телом. Бутылка с диким огнём разбилась о его спину, и пламя охватило его. Огонь не был обычным — это было что-то неестественное, злое. Джон закричал, его тело горело, а запах обугленной плоти наполнил комнату. Он катался по полу, пытаясь сбить пламя, но это казалось бесполезным. Боль пронзала всё его тело. Железнорожденные бросили на него мешки с пеплом, гася огонь. Когда всё было кончено, Джон лежал, дрожа, не в силах произнести ни слова. Эурон засмеялся: — Жареный волк! Вкусно пахнет! Он махнул рукой, и стражники вновь схватили Джона и Дейенерис, потащив их обратно в подземелье. Железнорожденные грубо хватали Джона за плечи, обжигая его раны. Каждый раз, когда они дотрагивались до ожогов, он кричал от боли. Когда их бросили в камеры, Дейенерис втолкнули внутрь, а Джона швырнули на каменный пол. Его обожжённое тело коснулось солёной воды, просочившейся через трещины в полу, и боль вспыхнула с новой силой. Люди вокруг ахнули при виде его ран. — Это оно? — пронеслось у него в голове. — Я не хочу умирать снова. Пока нет. Не здесь. Я хочу домой. Я хочу увидеть Призрака… свою семью… Голоса вокруг него звучали смутно, как будто издалека. Джон мог едва двигаться, его голова упала на грудь. Но в какой-то момент он почувствовал нечто странное. Видения захватили его разум. Он видел глазами драконов: Игрис и Лиаррас летели над Винтерфеллом, Дрогон, Визерион и Рейегал кружили над Драконьим Камнем. Он ощущал их эмоции — страх и потерянность. — Где мать? Где отец? — звучало в его сознании снова и снова. Он знал, что они искали их, но не могли найти. Его разум переполнило чувство безнадёжности, пока связь с драконами не оборвалась. Когда тьма вновь окутала его, он услышал пение. Женский голос. Тёплый, знакомый. Дейенерис. Она пела ему песню, ту самую, что он пел своим драконам. Её голос тянул его обратно, к свету. Глаза Джона медленно открылись. Его голова лежала на чём-то мягком. Рука осторожно гладила его по волосам. Боль никуда не ушла, но она стала терпимой. Дейенерис продолжала петь, не замечая, что он очнулся. Её голос был единственным, что удерживало его в этом мире. — Хотя дуют зимние ветры, Они никогда не напугают ворону. Ибо когда придёт царь и поразит, Наша сталь сломает его корону. И тогда небеса наполнятся светом, Наши братья выиграют битву, И тогда тот, кто был потерян, победит, И начнётся величайшая из эпох. Волки будут выть, а драконы плакать. Сквозь огонь и лёд — — Мы никогда не умрём, — закончил он с тяжёлым вздохом. — Джон! — она перестала гладить его по волосам, когда он поднял на неё взгляд, стараясь изо всех сил не чувствовать боли. — Откуда ты знаешь эту песню? — спросил он, когда Джорах, Яра и Теон собрались вокруг него. — Не обращай внимания, как ты себя чувствуешь? — спросила она. — Пожалуйста, скажи мне, — попросил он. Он не знал, были ли его раны смертельными, но если да, то он хотя бы хотел получить ответ. Дейенерис обеспокоенно посмотрела на него, но её глаза закрылись, и она повиновалась: — Мне приснился сон на Драконьем Камне до того, как я встретила тебя, а потом ещё один, прежде чем я попала сюда. Джон чувствовал, что то, что она сказала, должно было удивить его, но это было не так. На самом деле, это вызвало полуулыбку на его лице. Всё чаще их связывало всё больше и больше вещей. — Как долго я был без сознания? — простонал он. — Почти день. Мы не уверены, — объяснил Теон. — Джон, — голос Дейенерис звучал грустно, — мы не уверены, когда именно, но Эурон планирует казнь в ближайшее время. — Он убьёт нас всех, кроме Дейенерис и Яры, — прокомментировал Джорах. — И это не очистит. — Они сказали, что ты тренируешься, — добавила Яра. Джон вздохнул, расстроенный ответом: — Лесной пожар. — Ну, — пожала плечами Яра, — есть способы и похуже. Быть съеденным заживо акулами, разорванным пополам, повешенным на собственных внутренностях. — Ты можешь заткнуться? — нахмурился Джорах. — Просто улучшаю прогноз. Джон говорил так громко, как только мог, хотя и не очень громко: — Мы не умрём. — Встреть то, что перед тобой, ублюдок, — Яра нахмурилась на него, на всех них. — Нет никакой надежды, и никто не придёт за нами. — Нет, — сказал Теон, — ещё есть шанс. Они нашли только один из моих клинков. Все посмотрели на Теона. Он не мог нигде спрятать клинок. Он был очень тонким и маленьким, но они все были настолько голыми, насколько это было возможно. — Где другой? — наконец спросил Джон. Теон перевернул левую руку, и они едва могли разглядеть форму чего-то под его кожей. Был порез, который постоянно ковыряли, чтобы он не заживал. Никто не мог сказать ни слова. Он на самом деле спрятал грёбаный нож под кожей. — Мы можем не пережить всё это, но мы можем сделать так, чтобы Эурон тоже не пережил, — сказал Теон.