Дышать

Фукудзава не помнит, как с поворота около базы его переносит на койку. Был на ногах, а теперь на спине, очень сильно болящей спине. Помнит боль. Она кусает за левое бедро, растекается по локтю левой руки, поднимается до плеча и бьёт молотком по виску. Так майор понимает, что с левого боку в него, вероятно, вцепилась одна из тех отвратных тварей с кучей челюстей. Расёмон, вырвавшийся из лабораторного бокса Акутагавы, всё ещё доставляет немало неприятностей всей базе. Но убить его - равно убить самого лаборанта, сросшегося с этой формой жизни на каком-то непонятном энергетическом уровне. Было бы хорошо, будь Расёмон, скажем, рукой или ногой Рюноске, чтобы можно было просто отсечь. Потому что, вероятно, самому Фукудзаве после этого отсекут половину тела. - Господин майор, - ядовито шепелявят сверху, - если вы продолжите так смеяться, из вас остатки крови вытекут. Либо вы успокоитесь, либо я вас вырублю. Приоткрыв слабо видящие в расфокусе глаза, Юкичи осматривает небесную красоту с чёрными волосами, похожими на вороновы перья. Серая кожа почти сливается с медицинским халатом, и даже в хреновом свете понятно, что это довольно-таки застиранная тряпка. - А ты, я так понял, медсестричка? - без тени улыбки уточняет майор, осматривая женский приталенный халат с красивыми некогда тонкими цветными линиями на швах. Если Мори нацепил это - значит у них всё действительно плохо. - А ты, я так понял, без ноги хочешь остаться? - таким же будничным тоном интересуется доктор и больно затягивает повязку на бедре, болящем так, будто туда засунули миксер. - Ты уже оставил меня без сердца, - напоминает Фукудзава, прикрыв глаза. Они расстались не то чтобы некрасиво - просто Мори сказал, что трахаться кое-как на кушетке ему неприятно, а у Юкичи было слишком много дел, чтобы потакать капризам бывшего богача, уважаемого хирурга, который в какой-то там прошлой жизни спал не иначе, как на шелках. На том и решили. Лишь потом, оправившись от переноса базы, потери товарищей и тех, кого уже стал считать детьми, майор понял, что пустота в груди не затягивается. И разверзается только шире, стоит перед глазами мелькнуть сухой резкой фигуре в белом халате. -  А ты меня - без крепкого члена, - парирует Мори. Он уже обколол пациента обезболивающим, так что Юкичи держится из последних сил, чтобы не заснуть, пока раны не жжёт. - Ты один из немногих, кто здесь регулярно моется. А из тех, кто регулярно моется, ты единственный в моём вкусе, - доктор вздыхает тяжко-тяжко, накладывая шов. - Я видел на вылазке свечи, - голос хрипит и периодически пропадает - недавно Фукудзава его сорвал, пока отдавал приказы под завывание тварей, - красивые, в бывшем магазине “для дома”. Я принесу. - Знаешь, - Мори завязывает нить и отрезает её одним чётким движеним. Его манера работы и умение быстро штопать людей единогласно признаны как одна из причин, почему их база выжила. - Поживя в одиночестве, я понял, что нужнее всего мне одна конкретная свеча. Фукудзава, конечно, кривится. Но он совершенно не против того, чтобы доктор в красивом женском халате задул его свечу прямо на этой койке.