Дышать

- А есть мыло, голову помыть? - Фукудзава высовывается в открытую дверь ванной, взявшись мокрой рукой о косяк. Его кирпич, пахнущий лавандой (по крайней мере, так говорил Огай), вчера закончился, так что уже пришлось натереться чем-то сладким, отчего в ванной воцарился аромат душной кофейни. Мори закономерно кидает в него полотенцем за порчу дерева, но все равно отвечает: - Возьми любой шампунь. Но не в красной бутылочке, ты мне такой не купишь даже с трёх стипендий, - он прижимается губами к стеклянной чашке с золотым узором, покачиваются чёрные шёлковые рукава халата. На вкус Юкичи, в атмосфере задрипанной кухни с тускло-синими стенами, потрескавшимся потолком и ржавчиной на кране это излишне и безвкусно, но за озвучивание этого вслух он может на неделю лишиться права спать с Огаем на одной кровати. Поэтому он возвращается к полкам, где стройными рядами умостились разномастные баночки: какие-то попроще и подешевле на вид, их парень видел в ближайшем супермаркете, а какие-то явно внушают трепет и желание подальше отойти, чтобы ненароком не попасть на штраф в зарплату. - Для ломких, для объема, для поддержания тёмных оттенков волос, - читает Юкичи на флаконах, понимая назначение средств лишь интуитивно и отдалённо. Для ломких? У Мори, вроде как, всегда были тяжёлые мягкие волосы, мягкие на ощупь. Разве могут волосы ломаться? Да и объёма на безукоризненно прямых волосах он никогда не наблюдал - разве что пух от дождя. А уж что там надо было в его чёрных-чёрных волосах поддерживать, Фукудзава бы не сказал, даже начни его кто пытать утюгом. Юкичи, поразмыслив, решает, что всё-таки его волосы не тёмные, да и шапка на голове не нужна. Поэтому, видимо, ломкие, хоть и ломаться он никогда не умел и не любил. Вероятно, метод исключения у него сработал хреново, потому что спустя полчаса Фукудзава был всё-таки сломлен. - Как масло на башку вылил, - тихо вздыхает он в противовес бушующему внутри непониманию: вроде голову помыл, а стало только хуже. Мори, прислонившись к косяку своим дорогущим халатом, благоговейно подаренным на день рождения, только посмеивается, вызывая желание вылить масло на голову уже ему. - Ещё и в глаза лезут, как их теперь убрать? - Теперь только под ноль, - говорит Огай, и лицо у него грустное-грустное, будто сейчас вот пойдёт за машинкой. Только губы всё равно дрожат в ужасной попытке сдерживать смех. Прелесть своих новых волос Юкичи понимает тем же вечером, когда талантливые руки будущего хирурга не отлипают от его головы ни за чаепитием, ни в постели. И, наверное, он может иногда потерпеть эти странные скользкие волосы, если Мори будет так отчаянно цепляться за них при оргазме.