Нефритовые небеса

Как было уговорено, на рассвете третьего дня они седлали лошадей. Несколько карет и небольшая кавалькада выдвинулись к Павлиньему дворцу. Унан и школа остались в управлении Ши Яньтин, а ее муж и племянник отправились на совет вместе с некоторым количеством верных заклинателей. Ю Цишан неплохо держался в седле и потому ехал верхом, в то время как Су Ванъян, сославшись на страх перед лошадьми, предпочел разделить экипаж с госпожой Лян Е Вэнь. Хмельной гнев среднего мастера улегся, уступив место обычной раздражительности. Отчего-то заклинателю хотелось оградить своего юношу от Первой наставницы, и хоть в этом не было никакого смысла, желание не оставляло его сердца. Все время пути он держался рядом с повозкой, как бы ненароком подслушивая длинные беседы, занимавшие людей. Цишану еще никогда не доводилось видеть Ванъяна таким разговорчивым и любопытным. Юноша с голодом дикого зверя взирал на госпожу и впитывал ее слова, словно до этого его год продержали в темнице без общения. Нефритовые глаза неотрывно следящие за каждым жестом женщины жадно блестели. Даже на коротких остановках в имениях других кланов эти двое не отходили друг от друга, продолжая рассуждать о демонах, тенях, нечисти и мире за пределами этого. Ванъян смотрел на нее почти с религиозным благоговением, точно она была небожительница, смотрел, будто влюбился. Иногда Цишан не выдерживал этого взаимного восхищения и какой-то возвышенной духовной связи. И видя прикосновения, которые начала позволять себе госпожа Лян, пришпоривал гнедую и уносился прочь к началу колонны, долго молча идя рядом с Ши Чунью. Лян Е Вэнь была одной из древних величественных заклинателей, она многих восхищала, но не Ю Цишана, нечто мерзкое и гнилое поселилось в его груди. Нет, это была не ревность, нечто иное. Он точно не мог дать этому описания. Смесь злобной тревоги и зависти одновременно. Лян Е Вэнь представлялась змеей, разевающей пасть на его лягушонка. Она отобрала у него Ванъяна, и это претило мужчине. Он, стараясь меньше обращать внимания, погружаясь в мысли о том, как накажет мальчишку за его проступок. Не за то, что болтает с Первой наставницей, а за украденную тетрадь с ритуалами. В голову лезли самые изощренные пытки, но скорее всего он просто заставит его переписать устав и помочь в библиотеке. Пороть учеников в клане перестали лет так тридцать назад, а может и больше. Сейчас вместо избиений применялись тренировки до изнеможения. Провинившихся заставляли бегать, пока не упадут, плавать, пока не появится ощущение, что вот-вот утонешь, биться в спарринге, пока меч не выпадет из ослабевших рук, управлять духовной силой, пока не потеряешь сознания от истощения. Это было полезно и не менее эффективно. Путь был неблизкий. Перед глазами менялись пейзажи, сменялись бесконечные постоялые дворы и резиденции друзей и союзников, иногда «друзей» и «союзников». Холод отступал, всадники возвращались в теплоту осени, что застряла в глубине континента. Несмотря на долгую дорогу и необходимость ехать через территории, где только утихли стычки, все было относительно спокойно. Возможно, желание напасть на странников отбивали синие попоны с золотыми лунными серпами — гербом — символом провинции Сяошан и дома Ши. Имперские войска, возвращавшиеся в столицу, очевидно, не хотели спровоцировать новый виток конфликта, не успев еще даже насладиться подписанным миром. Армии вольных территорий и повстанцы предпочитали не провоцировать Сяошан, ведь всегда лучше за спиной иметь нейтральную силу, а не врага. Ши Цзяньвей спланировал все наилучшим образом: они ехали весь день, прибывая к ночлегу в темноте и вновь выезжали с рассветом. У них было время съесть ужин, принять ванну и выспаться, и это не могло не радовать, но, несмотря на прекрасный расчет, дорога все равно отнимала много сил. Преодолев три четверти пути, они въехали в огромный Свободный город Тайдзин — город белых стен. Все сооружения здесь были построены из светлой глины, а крыши покрыты темной, почти черной черепицей. Такое однообразие красок делало это место пугающе однотипным, улицы походили одна на другую, однако, не смотря на это, заблудиться здесь было невозможно, каменные дороги непременно выводили к центру — огромному рынку. Тайдзин размещался крайне удачно на пересечении важнейших путей. Торговля тут шла без выходных и бурлила острым бульоном, который разливали на каждом углу. Нарушив привычный ритм, Ши Цзяньвей решил здесь задержаться, кажется и это он спланировал, ожидая писем с сообщением о том, что каменные точки перехода вновь активны. Ю Цишан не знал, откуда у мужчины такая уверенность, но тот утверждал, что известие вот-вот придет. Их небольшому каравану выдалось время передохнуть, и потому мужчина решил отправиться на знаменитый базар. Погода в Тайдзине, да и на всех центральных землях, стояла хорошая. Север наверняка уже укрылся снегом, а тут продолжала царствовать мягкая осень. Меланхолично-неспешная и ленивая, расстилающаяся уже блеклыми, выцветшими коврами голых садов. Центральный рынок представлял собой не только площадь, но и забитые до отказа узкие улочки, расходящиеся от нее лучами, на которых в каждом доме было по лавке. Кажется, тут продавали и покупали все, что только можно себе вообразить: чаи и специи, крупы, овощи и животных, снадобья, зелья, магические артефакты и печати, оружие, свитки, полотна, картины и прочие изделия искусства. В глазах рябило от изобилия, а в ушах жужжал неумолкающий рой голосов. Не одни они остановились в Тайдзине, прежде чем продолжить путь на совет. Ю Цишан заметил в толпе черные с красным ханьфу Мэй и темно-серые одежды адептов их многочисленных пиков. Белые, словно снег, одежды заклинателей-даосов, оранжевые туники буддистов, небесно-голубые платья сект, поклоняющихся разнообразному перечню богов и духов с северо-западных земель. Были тут даже дикари с юго-западных берегов! Несмотря на неподходящую под сезон одежду, они не забыли украсить себя. У некоторых были проколоты уши, носы и даже губы, и в эти проколы вставлены золотые кольца. Другие носили цепочки, увенчивающие голову и спускающиеся на лоб, золотые браслеты на руках и ногах и вычурные заколки. Украшения их тихонько позвякивали при ходьбе. На каждом углу готовили традиционный острый бульон и продавали булочки с мясом. У одного из прилавков с алкоголем и равнинным медом он заметил Су Ванъяна, которого бородатый торговец уговаривал попробовать горячего вина с пряностями, и юноша был уже близок к тому, чтобы сдаться. Ю Цишан остановился, рассматривая молодого человека, по какой-то причине вышедшего в город в своем красивом светлом платье, а не в привычно темно-зеленом. Ванъян принял кубок и, вдохнув аромат, прикрыл глаза. Его мужская косточка на шее дрогнула, поднявшись вверх и снова опустившись, когда он сделал глоток. А затем еще и еще. Жар вспыхнул на лице и оторвавшись от чаши юноша спешно облизал тонкие губы алым языком. Продавец что-то говорил, но Цишан не слышал, да и Ванъян видимо тоже, потому что его рассеянный взгляд побежал по толпе. Неужто захмелел с трех глотков? В какой-то момент нефритовые глаза столкнулись с янтарными, и улыбка заиграла на светлом лице. Ю Цишан решил подойти. — Развлекаешься, лягушонок? — тихо засмеялся он. Мальчишка сам сделал это прозвище своим. — А где же Первая наставница, неужто оставила одного такого милого мальчика? — Думаешь, господин, мне нужно сопровождение? — Тебе? О, абсолютно точно, тебя вообще никуда нельзя одного отпускать, — улыбнулся мужчина. Юноша фыркнул и повернулся к торговцу. — Я возьму кувшинчик, пожалуйста. — Я тоже, того же самого. — Конечно, господа! Сию минуту! — засиял купец, доставая из-под прилавка два пузатых сосуда. — Самое лучшее для заклинателей. Ю Цишан ручался, что торговец говорит это всем покупателям. — Ты же с севера, господин. Разве северяне пьют виноградное вино? — спросил юноша, когда заклинатель забрал свою порцию. — Говорят, северяне тоже люди, — усмехнулся мужчина, — и склонны интересоваться новым. Расплатившись, они пошли вместе. — Так где собственно Лян Е Вэнь? Почему вы сегодня решили расстаться, хотя всю дорогу словно не отлипали? — Темы для разговоров иссякают, — улыбнулся юноша, — нужно оставить что-нибудь на дальнейший путь. А почему ты спрашиваешь, мастер? Неужто ревнуешь? Мелкий засранец хитро ухмылялся, словно бы переиграл, но не тут то было. Ю Цишан приобнял его за талию и притянул к себе, шепнув на самое ухо: — А что если и так? Ты совсем позабыл меня, не едешь со мной на лошади, не ужинаешь, разве можно так вести себя со своим господином? Су Ванъян вздрогнул от неожиданности и отступил, заливаясь краской. Он принялся что-то бубнить себе под нос, но Цишан не расслышал, лишь довольный своей шуткой смотрел на молодого человека. Мужчины направились обратно в поместье через шумные улицы, что, казалось, не собирались затихать и останавливать торговлю даже перед закатом. В Тайдзине правил городской совет, во главе которого стоял Чжан Гуанчжи. Тут не было ни заклинательского рода, ни школы, не было даже своей дружины. Здешний люд не воевал, он откупался, и вот уже сотню лет никто не смел нападать. Однако, по всей видимости, сейчас совет решил, что деньги не всегда смогут защитить их, и благосклонно принял в своих стенах несколько родов, направляющихся в Павлиний дворец. Их небольшая делегация разместилась во дворе некоего Ли Хо Сока, южного торговца, у которого тут был дом. Семейство Ли было радо принять у себя совершенствующихся мастеров, но, судя по слухам, за такую услугу и добродетель им пообещали какие-то налоговые вычеты или снижение пошлин. В общем-то, дружбой тут тоже торговали. Тайдзину нужны были друзья из других свободных городов, потому что неровен час, и вековая независимость падет под натиском императора, которого не удивить золотом. Вернувшись, наконец, ко двору, мужчины устроились выпить в опочивальне Ванъяна. Юноше и правда много не надо было. После одного бокала он изрядно опьянел и покрылся неравномерным румянцем. Однако, стоит заметить, держался он очень статно, вот только болтал без умолку. Впрочем, Ю Цишан был не прочь послушать. Молодой человек выдал все, что они успели обсудить с Лян Е Вэнь: возможное (вероятное даже) продолжение войны по истечении перемирия, возвращение демонов, Царство теней, свитки, печати, оружие и техники. Когда Су Ванъян растрепал все, то принялся делиться своими мыслями. Цишан месяцами думал и искал к юноше подход, пытался узнать его поближе, разговорить, а в итоге нужно было просто плеснуть вина покрепче, и язык бы тут же развязался. Юноша растянулся на подушках. Лента слетела с волос, одежда сбилась. — Я немного опасаюсь Лян Е Вэнь, — речь его была несколько смазанной, неуверенной. — Всю дорогу она словно бы пыталась меня в чем-то убедить, переманить на свою сторону. Но разве я не на ее стороне? Я ведь тоже заклинатель. — Она говорила что-то конкретное? — Нет, ничего такого, просто… ощущение давления. — Это, пожалуй, даже нормально. Госпожа Лян разменяла вторую сотню лет. Вероятно, ты будешь таким же в ее годы. — Если доживу. — Почему бы и нет? — усмехнулся мужчина. — Не переживай, клан защитит тебя от всего, чтобы не случилось. Это не тоже самое, что быть бродячим заклинателем. Мы сообщество, братья и сестры в самосовершенствовании. — Я не уверен, что нравлюсь клану Ю, — вздохнул юноша, все продолжая рассматривать потолок. — Многие относятся ко мне весьма прохладно. Даже твой младший брат… Особенно твой младший брат. Цишан на мгновение призадумался. Вот значит, какие чувства испытывает Ванъян. А-Син действительно бывал с ним резок, но мужчина не знал, что это так ранит молодого человека. — Разве же не ты все время стараешься держаться особняком? — Да, но… — юноша нахмурился и затих. — Я слишком пьян, чтобы придумать внятный ответ. Ю Цишан расхохотался, а когда смех стих, они еще долго сидели в тишине, просто наслаждаясь моментом. — Час уже поздний, — сказал мужчина негромко, — пора расходиться. Приятная пауза затянулась. Вино допито. Все темы обсуждены. Однако Ванъян на его реплику не отозвался, и заклинатель, приподнявшись с места, взглянул на него. Юноша дремал. Отчего-то он схватился за меч, прижав оружие к себе, словно это его успокаивало, и мирно спал. Молчание и алкоголь сделали свое дело. Ю Цишан был в порядке, его такое количество вина не брало. Расслабило, конечно, но точно не сморило. Он был рад позаботиться о своем компаньоне: осторожно забрав у него Астру и подняв на руки, отнес его в постель. Взгляд невольно остановился на вновь обнажившемся рисунке, что красовался на груди. Он скользнул выше, по тонкой шее к безволосому подбородку и алым, пылающим от вина губам, влажным и манящим. Теплым ли? На секунду в голове проскочила мысль склониться и попробовать эти губы, проверить, горячи ли они, как кажется, каковы на вкус. Нежны ли они или сухи и искусаны? «Почему? Почему ты об этом думаешь? — взвилось в голове. — Этот несносный мальчишка друг тебе. Соратник. Почему тебя интересуют юношеские губы? В них нет девичьей сладости». Не обманывал ли он сам себя? Рука непроизвольно потянулась убрать с лица выбившуюся прядь. Огладила нежную кожу. Большой палец скользнул по приоткрытым устам, тонким и чуть сухим, но мягким, словно шелк. Очертив изгиб верхней, он осторожно скользнул по нижней, чтобы ощутить на пальце чужую влагу. Мужчина сглотнул, с трудом заставив себя отстраниться. Сопротивляться алкоголю, подталкивающему его на нехорошие поступки, было действительно тяжело. Эта юность и наивная в неге открытость манили его, как не манила никакая другая. Нужно проспаться, и эти мысли пройдут. Цишан вздохнул, щелкнул пальцами, погасил печати и неслышно удалился.