В пучине отчаяния

      Тиссая волновалась перед встречей. Она трижды переоделась, изначально выбрав классическую юбку-карандаш и рубашку. Потом передумала, поменяла юбку с чёрной на серую, а рубашку — на шёлковую блузку. Затем она решила, что ей будет не очень комфортно в юбке и на каблуках, и выбрала прямые брюки, такие же классические, в которых она часто появлялась на работе и которые нормально сочетались с туфлями как на высоком каблуке, так и с низкими туфлями-лодочками.       А потом ей написала Йен и скинула фотку испачканной в муке Цири, которая делала пирог и украшала его маленькими цветочками, вырезанными из теста.       Она привыкла выглядеть презентабельно. Но так же и уместно. Идти знакомиться с ребёнком в одежде, демонстрирующей строгость, аккуратность и педантизм было сомнительной идеей. Она несколько раз вдоль и поперёк пробежалась глазами по полкам шкафа и вытащила чёрные джинсы и простой чёрный свитер без принта, но мягкий на ощупь. Кроссовки дополнили образ, хотя и выбивались из цветовой гаммы, потому что были белыми. Но искать что-то другое времени уже не было, так что оставалось только взять с собой бутылку вина и игрушку, которую Тиссая купила для Цири.       С покупкой были сложности. Когда она зашла в детский магазин, у неё поплыло перед глазами от обилия ярких красок. Количество игрушек поражало воображение, хотя его Тиссая никогда не была лишена. Всевозможные конструкторы для любого возраста, машинки, домики, животные любой формы и вида, куклы всех вариаций и возрастов, пупсы, которые умели есть, пить и испражняться (Тиссая на мгновение задумалась, как это может вообще привлекать маленьких девочек, если даже у неё, взрослой женщины, сомнительная прелесть подобных процессов вызывала недоумение). Она не знала, какие игрушки предпочитает дочь Йен, поэтому позвонила ей, чтобы уточнить. Она ожидала чего угодно, начиная с кукол и пупсов и заканчивая мягкими игрушками. В целом, для десяти лет она бы даже могла понять компьютерную игру, потому что дети были погружены в это чуть ли не с рождения. Но Йен поделилась с ней некоторыми вещами, которые удивляли. Нет, Цири не нравились куклы. И к мягким игрушкам она была равнодушна, как, впрочем, и к компьютерным играм (в отличие от Геральта и Лютика). Цири нравились книги, по большей части фэнтези, и разного рода оружие. Это не могло не насторожить Тиссаю, о чём она и сообщила Йен, но та рассмеялась. Цири нравились игрушечные мечи и кинжалы, лук со стрелами, изредка современные пистолеты, но по большей части имитация холодного оружия средних веков. Ей нравились истории про рыцарей, пиратов, про путешествия и магию. Тиссая уложила это в голове и несколько расслабилась, поняв, что интерес Цири продиктован скорее фиксацией на определённых темах и сюжетах, где оружие было символом и атрибутом, а не её природной жестокостью.       Она раздумывала между книгой и луком, но потом увидела деревянный меч. Прочный, что было, с одной стороны, лучше пластика, а с другой — могло бы привести к травмам. Но меч был с золотой рукоятью с гравировкой в виде львов, а лезвие хоть и толстовато, но покрытое симпатичной серебристой краской и лаком. Это был забавный подарок для десятилетней девочки, но кто она такая, чтобы решать. Свёрток был длинным, не помещался ни в какую сумку, поэтому Тиссая обернула его крафтовой бумагой и завязала бант из ярко-синей ленты, припасённой на случай необходимости запаковать подарок.       Так что, теперь, за минуту до назначенного времени она была возле двери Йеннифэр с вином и свёртком, и ей стало неловко. Она пришла сюда, к своей девушке, чтобы та познакомила её с дочерью и бывшим мужем. Могло ли это мероприятие звучать ещё хуже? Вероятно, да, потому что тревожный мозг Тиссаи подкинул пару-тройку идей по этому поводу сразу же.       Она несколько раз проделала дыхательные упражнения, прежде чем постучать. Чёрт, у них был звонок…       Дотянуться до него Тиссая не успела. Дверь открылась, и на пороге возник без преувеличения огромный мужчина, молодой по лицу, но с полностью седыми волосами. Его глаза были светло-карими, скорее даже жёлтыми, напоминавшими кошачьи.       — Ээ, Тиссая? — уточнил мужчина низким, чуть хрипловатым голосом.       Всё, что она смогла сделать, это рассеянно кивнуть. Мужчина тут же раскрыл дверь шире и отступил, приглашая её войти. Из кухни доносились детский смех и запах пирога с черникой. Тепло дома окутало Тиссаю, и ей стало жарко в пальто.       — Я Геральт, — неловко произнёс мужчина, закрывая за ней дверь.       Он хмурился от неловкости, но, справедливости ради, пытался наладить контакт. Тиссая улыбнулась ему мягко:       — Приятно познакомиться, Геральт. Меня зовут Тиссая де Врие, но вы могли слышать обо мне как о Скай.       Геральт задумчиво кивнул и окинул её взглядом, любопытным, но не пронизывающим. Особенно пристальное внимание было уделено её волосам. Это было забавно, потому что сейчас у Тиссаи было каре едва ли по плечи, а волосы были высветлены пероксидом до состояния бесцветности, чтобы потом специальным фиолетовым шампунем придать им оттенок платины. В общем, и у неё и у Геральта были по сути как бы седые волосы. Только если она тратила на поддержание цвета изрядное количество энергии и времени, у Геральта волосы просто были такими. Почему молодой мужчина годам к тридцати стал полностью седым, был отдельный вопрос, который Тиссая сочла неуместным для первого знакомства.       Геральт повёл её на кухню, где счастливая и довольная Йен дурачилась с дочерью.       Если бы Тиссая не знала, что биологически Цирилла не была родственницей Геральту, она бы мгновенно приняла их за родню. У Цири были абсолютно, чёрт подери, белые волосы. И это не был натуральный блонд, она тоже была… седая? Ей было десять! Как такое в целом могло быть возможно? Оттенки Цири и Геральта всё же отличались, но так незначительно, что это пугало.       Заметив её на пороге, Йеннифэр широко улыбнулась:       — А вот и Тиссая!       Цири повернулась к ней. Её светлые глаза сверкали, а белые брови были едва видны. Девочка расплылась в дружелюбной улыбке.       — Привет, Тиссая! — звонко сказала она, двинувшись к ней без доли страха или неловкости.       — Здравствуй, Цири, — как можно мягче произнесла Тиссая, потеряно улыбаясь.       Цири смотрела на неё без всяких ожиданий и с таким запасом принятия, что она могла бы утонуть в ласковом взгляде. В самые нежные моменты такой же взгляд демонстрировала Йен, и было легко определить, у кого Цири позаимствовала это выражение.       Она протянула Цири свёрток, бормоча что-то о том, что это могло бы ей понравиться. Цири вежливо кивнула, улыбнулась и поблагодарила, прежде чем не спеша развернуть свёрток, не надорвав ни сантиметра крафтовой бумаги. Удивительная аккуратность для ребёнка.       Но на этом осмысленное поведение закончилось. Увидев меч, Цири взвизгнула от радости и подняла его вверх, будто Экскалибур.       — Какой крутой! — с экспрессией, характерной для детей, прошептала она и посмотрела на Тиссаю. Теперь это был взгляд не просто дружелюбный, а обожающий. — Спасибо, Тиссая! Можно мне тебя обнять?       И это было очередной странностью этого ребёнка. Спрашивать разрешения на прикосновения? Даже взрослые люди редко могли похвастаться такой тактичностью.       — Полагаю, почему нет? — полувопросительно сказала Тиссая, глядя на Йеннифэр.       Это её ребёнок, так что, вероятно, стоило спросить разрешения у неё на подобные действия. Йен ухмыльнулась и кивнула. Краем глаза Тиссая увидела на лице Геральта лёгкую полуулыбку, которая, впрочем, вскоре скрылась за нейтральным выражением лица.       Можно было считать, что её приняли. Цири обняла её и снова горячо поблагодарила за подарок. Геральт смотрел скорее одобрительно, чем злобно, хотя по его лицу тяжело было понять, что происходило в голове. Кажется, Тиссая начала понимать, что имела в виду Йен, говоря о причине их развода. Экспрессивная и эмоциональная Йеннифэр и монотонный, спокойный Геральт не могли сойтись по темпераменту, и в этом не было вины никого их них. Вероятно, поэтому они остались близкими друзьями и поэтому вместе продолжили воспитывать дочь.       Они уселись за стол в столовой, хотя обычно ели или пили кофе за барной стойкой на кухне. Но теперь их было четверо и с ними была десятилетняя Цири, для которой высокий барный стул не был удобен.       Болтовня была милой.       Они ели мясо, приготовленное Геральтом, салат (в котором ничего не нужно было готовить, и потому Йен вполне с ним справилась) и черничный пирог, который был результатом трудов всех троих.       — Значит, вы с Йенной встречаетесь? — изрекла Цири, вдоволь понаблюдав за разговорами, взглядами и прикосновениями.       Тиссая была морально не готова к этому вопросу, хотя знала, что рано или поздно он прозвучит. Она не уточняла, как именно Йен представила её бывшему мужу и дочери, и поэтому бросила на Йен испуганный взгляд.       — Эм, да, полагаю что так и есть, — не особо уверенно сказала Тиссая.       Ей нужно было взять себя в руки, но перед ней был ребёнок. Она редко имела дела с детьми. Самым младшим из них было семнадцать и, чёрт подери, это были уже студенты, а не дети.       — Как Геральт и Лютик? — прозвучал следующий вопрос.       Тиссая нахмурилась, пытаясь собрать знания в кучу.       — Да, — кивнула она, — примерно так же.       — Окей, — протянула Цири и пожала плечами, после чего потянулась за следующим кусочком пирога, потому что у неё оставался чай, а пирог уже закончился.       Вот как-то так всё и закончилось. Цири не понадобились объяснения о роде их отношений, не нужны были заверения, что это никоим образом не изменит их отношения с Йен или что её мать не станет уделять ей меньше времени. Кажется, это вообще не пришло Цири в голову, потому что она чувствовала потрясающую уверенность в родителях.       Это так глубоко поразило Тиссаю, что она застыла. Цири не помнила биологических родителей и до пяти лет воспитывалась бабушкой, которая погибла. Её усыновили друзья семьи и за такой короткий срок сумели внушить самое важное — ощущение безопасности, дома, уместности. То, от отсутствия чего некоторые страдали всю жизнь, нигде не сумев почувствовать себя уместно. У Цири это было, словно по умолчанию. Её родители были в разводе, но оба обожали её и уделяли столько времени, что у неё не было возможности почувствовать себя брошенной или забытой. Она была в безопасности с каждым из них, как будто они оба всегда стояли за её спиной, выступая единым фронтом. Сила этого ощущения неминуемо разбивала любую тревогу ребёнка. Цири знала, что она любима, нужна, что её всегда защитят. Что никакие другие люди не смогут навредить ей, что они не разрушат её связь с родителями. А значит, все, кого Йен и Геральт приводили в дом, были безопасны и дружелюбны. Все они были достойны доверия.       Тиссая почувствовала, как на её глазах выступили слёзы. Она знала истории многих людей, самые разные варианты детства, многие из которых считали его достаточно счастливым, чтобы вспоминать с теплотой. Но никогда ни у кого она не видела такой связи и такого доверия. Такой… любви. На мгновение мелькнула мысль, что эта семья не должна быть разрушена посторонними, что ей стоит самоустраниться, чтобы не рушить их счастье. Но рациональная часть тут же сообщила, что Йен и Геральт решительно не собирались быть вместе ради ребёнка, а оба устраивали свою личную жизнь определённым образом. И всё же сохраняли семью для Цири.       Было что-то тревожное и ноющее в грудной клетке, что отреагировало. Она хотела бы быть на месте Цири тридцать лет назад. Чтобы чувствовать непоколебимую любовь родителей, чтобы быть уверенной в своей безопасности и в том, что она будет принята и понята любой. Такие мысли, конечно, не переживают столкновения с тканью реальности. Она давно не ребёнок и её детство было противоположным. Она осознавала это, понимала это и последствия, и брала на себя ответственность за нынешние свои реакции и действия, но не более того. Не более.