В пучине отчаяния

      Только после окончания самой трудной части разговора Тиссая сумела позволить себе расслабиться в объятиях Йен. Она выпила холодный кофе и её позвали на диван в объятия. Они часто так делали в доме Тиссаи.       Она опустилась сверху и теперь полулежала на Йен, согнув и закинув ногу на её бёдра, а голову уложив на грудь, чувствуя ритмичное сердцебиение.       Пальцами Йеннифэр зарылась в её мягкие блондинистые волосы, и Тиссая с трудом подавила желание блаженно застонать от удовольствия. Она обожала, когда Йен гладила, перебирала пряди и дарила ласку, которая не несла подтекста, но которой можно было просто наслаждаться и не ожидать подвоха. И сейчас это заставило её сильнее расслабиться, закрыть несколько уставшие глаза и дрейфовать под лаской, пока она не решит заговорить снова. Она была уверена, что её покой не будет потревожен извне.       Йен включила нейтральную музыку на фоне и продолжила гладить её волосы одной рукой и обнимать другой. Будь Тиссая кошкой, она бы давно начала мурлыкать.       У неё была возможность успокоить мысли и немного смириться с реальностью и обстоятельствами. Первое, что ей стоило усвоить из всего, — что её… девушка удивительно рассудительна и адекватна. Йеннифэр со стороны всегда казалась бесконечным хаосом, готовым взорваться, но, кажется, в этой ситуации она контролировала себя гораздо лучше Тиссаи. Второе, что она осознала, — это её страхи и неуверенность привели к произошедшему. Она могла на первой личной встрече сказать своё имя и объяснить всё и тогда большей части этой эмоциональной нелепости бы никогда не произошло. Она могла бы признаться, где и кем работает, раньше и, конечно, зная её имя и работу, Йен соединила бы два и два. Так что да, это на ней лежала ответственность за произошедшее недоразумение и последствия. Это было третье. Последствия стали разрушительными для её спокойствия и мироощущения. Концентрат негативных эмоций, копившихся годами, заключённых в стеклянную колбу, разбившуюся к чёрту от её волнений, нахлынул на разум и затопил его. Это была тяжелейшая эмоциональная буря, которую она перенесла за последние десять лет. И ей повезло, что Йен оказалась рядом и была достаточно понимающей и мягкой, чтобы удержать её на плаву и не позволить утонуть.       Йен была там, чтобы сказать, что она может выпустить эмоции. Может плыть и не тонуть. Что ей позволена слабость в тяжёлых обстоятельствах. Йен сказала всё то, что она годами, если не десятилетиями, не могла сказать себе. Ощущения, последовавшие за этим, были яркими и затмевающими всё… Катарсис, который, казалось, она никогда не могла бы испытать. Она рыдала там, впервые с восемнадцати лет позволяя себе это и не собираясь обвинять себя. Облегчение, которое она испытала после, не поддавалось описанию.       Будто ей много лет не хватало кислорода и она довольствовалась маленькими крохами, а теперь, наконец, смогла вдохнуть полной грудью и ощутить, как кислорода становится достаточно.       Этого было достаточно, чтобы её тяга к Йен, бывшая до этого и без того сильной, теперь стала нестерпимой. К счастью, Йен не была против, это успокаивало возбуждённый разум Тиссаи.       Теперь, когда она дышала и была в надёжных, тёплых руках, говорить было не так страшно и не так тяжело. Если Йен приняла её поломанную и искажённую, то дальнейшее едва ли создаст проблему. Но по крайней мере, она будет предельно честна и положит все карты на стол. Примет ли это Йеннифэр? Она была уверена, что да. И потому не боялась. Самое страшное уже было произнесено.       — Филиппа Эйльхарт, — более-менее спокойно начала она, — вы с ней давно дружите?       Йен фыркнула:       — Мы с Фил не друзья. То есть, она дружит с Лютиком и она, безусловно, часть нашей большой компании. Но не мой друг, абсолютно нет.       Категоричность в голосе заставила Тиссаю задуматься, что у Йен были некоторые претензии к Филиппе. Или какая-то ссора. Но спрашивать она пока не планировала.       — И всё же, давно? — настояла она.       — Может, лет шесть или семь, — ответила Йен задумчиво. Тиссая размышляла. До этого она больше восьми лет не слышала ничего об Эйльхарт, вероятно, потому что она с тех пор ушла в музыку, с которой связи у Тиссае не было. — Почему это важно? — полюбопытствовала Йен в ответ на молчание.       Тиссая сделала глубокий вдох. Не судорожный, но взволнованный. И судя по тому, что Йен обняла её крепче, она это поняла.       — Десять лет назад я не была директрисой, а только преподавателем и доцентом. Читала много лекций историкам и вела семинары. Я была мягче, чем сейчас, по крайней мере так говорили. Жёсткость пришла с возрастом и опытом, а также необходимостью удерживать в порядке институт, который как корабль в шторм… Тогда это меня не занимало. Я писала диссертацию и общалась со студентами достаточно много. Многие смотрели на меня с интересом, но я следовала этике, так что решительно не отвечала на их заигрывания или флирт. До одного момента. Технически, Филиппа сдала гос экзамены к тому моменту и больше не являлась моей студенткой, но всё равно. В свой выпускной она напилась так, что пришла ко мне домой. Я жила в квартире недалеко от корпуса, в котором работала. Понятия не имею, как она узнала адрес, но не удивлюсь, если украла данные из личного дела.       Тиссая дала себе немного времени, чтобы сделать несколько успокаивающих вдохов.       Если Йен и была удивлена рассказом, то виду не подала и не комментировала полученную информацию. Просто обнимала и гладила, и Тиссая ей была за это благодарна.       — Выпускной студентов — это мероприятие, на которое так же приглашены и преподаватели, как ты знаешь. И я была там и даже немного пила, хотя меня это, безусловно, не оправдывает. Она стояла у моей двери в длинном белом платье, контрастировавшем с её карамельного оттенка кожей. Она мне нравилась больше остальных всегда. Игривая, дерзкая, умная и находчивая. Она была противоположностью меня, всегда носившей только застёгнутые на все пуговицы блузки или высокие платья без выреза и с длинными рукавами. Она мне нравилась, мы обе были пьяны, и она вешалась на меня. Говорила о том, что хотела меня все четыре года, но знала, что я никогда не свяжусь со студенткой. Вот и дождалась, пока эта преграда исчезнет. Я должна была сказать нет, закрыть дверь перед ней и не позволять этому произойти, потому что это я была той, кто считался взрослым. Но, как ты уже поняла, я не сделала ничего из этого.       Йен, наконец, не сдержалась. Это чудо, что она продержалась так долго молча.       — Если в университет поступают как минимум в семнадцать, а на историка учиться сколько, четыре года? Получается, что на момент её выпуска ей было минимум двадцать лет. Тиссая, она не была ребёнком. И, как ты справедливо заметила, она больше не была твоей студенткой. Если всё было по обоюдному согласию, то, полагаю, это нормально.       Тиссая отрицательно покачала головой и скривилась от попыток оправдать её поведение в прошлом.       — Она была пьяна. Она была младше. Она едва перестала быть моей студенткой. И, кроме того, она собиралась поступать в Аретузу в аспирантуру. Я… это было попросту низко. Аморально. Я разрушила этим поступком девочке жизнь!       Йен откровенно засмеялась, и Тиссае пришлось оторваться и приподняться на локтях, чтобы посмотреть на Йеннифэр и передать ей всё недовольство. Она не собиралась терпеть насмешку. И не собиралась слушать оправдание своим мерзким поступкам, которые не могли быть оправданы.       Но Йен откровенно веселилась, будто знала больше, гораздо больше. Будто это Тиссая не понимала всей ситуации.       — Это у Фил-то жизнь поломана? — смеялась она так, что её тело начинало вибрировать под рукой и ногой Тиссаи. — Она замужем за своим продюсером, с которым состоит в открытых отношениях, и параллельно у неё есть девушка. Она купается в роскоши, потому что Дийкстра чертовски богатый человек и это позволяет ей заниматься музыкой в своё удовольствие. У неё на самом деле куча меценатов, включая губернатора Редании, который готов её облизывать и не только. Она выиграла эту жизнь, Тиссая.       Ну… возможно, она утрировала, говоря о поломанной жизни.       Было некоторым облегчением узнать, что у Филиппы сейчас всё хорошо. Однако это совершенно не значило, что тогда она не нанесла достаточно значимый ущерб.       — Это было низко с моей стороны! — воскликнула Тиссая, привыкшая считать себя единственно виноватой в ситуации. — Я не должна была позволять ей поцелуи и уж точно не должна была позволять уложить меня в постель! — Она почувствовала, что её щёк коснулся нервный румянец. Йен что-то промычала сквозь сжатые от попытки снова не засмеяться губы. Тиссая нахмурилась. — Это не конец, к сожалению, — продолжила она, возвращаясь к нагретому месту, позволяя Йен обнять себя и обвивая её руками в ответ. — Утро было неловким. И хотя мы обе уже были трезвыми и даже без интоксикации, это… произошло снова. А потом она убежала, чтобы поменять одежду и прочее, и у меня появилось время подумать. И решить, что всё это большая ошибка и, конечно же, никогда не повторится. И вот она пришла ко мне тем же вечером с вином и цветами, а я, пытаясь не дрожать, сказала ей, что это был одноразовый эксперимент и не более. Сказала, что мне просто было любопытно, каково это, секс с женщиной. Её взгляд в тот момент… как будто я выстрелила в неё в упор. Быть преданным тем, кого ты боготворил несколько лет и кто наконец пустил тебя в личное пространство, чтобы потом просто вытереть об тебя ноги и вышвырнуть. Справедливости ради, она не поверила моим словам. Откуда-то она знала, что я испугалась. Она преследовала меня неделями, пока моё терпение не иссякло и я не накричала на неё прямо в кампусе, пригрозив судебным запретом на приближение и обвинением в домогательствах. До этого она планировала поступать в аспирантуру в Аретузе и, может быть, даже работать на кафедре. Но после этого я её больше не видела. Некоторые студенты, знавшие её, то тут, то там болтали и говорили, что она не поступила в Оксенфуртскую аспирантуру и осталась где-то в Редании.       — Она жила в Оксенфурте, — подтвердила Йеннифер осторожно.       Она больше не смеялась и, судя по голосу, не улыбалась. Это заставило бы Тиссаю напрячься, если бы Йен не продолжала нежно гладить её спину всё это время.       — Значит, это не просто слухи. Впрочем, какая разница. Я рада знать, что она сейчас в порядке.       — Более чем. Вот в чём было дело на концерте. Ты увидела её и воспоминания накрыли тебя, заставив нервничать. Считаешь, она станет мстить?       — Мстить? Нет, я не думала об этом. — Тиссая попыталась сформулировать так, чтобы это не звучало слишком жалко. — Мне было стыдно и страшно встретить её снова. Страшно узнать, услышать от неё обвинение в том, что я стала причиной страданий, невозможности продолжить обучение в Аретузе или её разбитого сердца.       Йен задвигалась, пока не перевернула их на бок, чтобы они могли смотреть друг на друга.       — Было ли что-то ещё? — спросила она.       И под этим прицельным взглядом фиалковых глаз невозможно было солгать или уклониться от ответа, даже если бы Тиссая захотела.       — Она знала моё имя, знала кто я и как я себя вела, пусть и относительно давно. И ещё она могла сказать тебе, какое я чудовище. Вероятность того, что ты бы послушала меня, а не свою давнюю знакомую, была ничтожной в моём воображении. — Не было понятно, верила ли ей Йен. Внимательный взгляд никуда не девался, и становилось немного неловко. — Я знаю, что это моя вина, — вздохнула Тиссая и прикрыла веки, чтобы не видеть разочарование в глазах Йен.       — Здесь вообще нет вины, потому что нет преступления, — безапелляционно возразила Йеннифэр. — Триста лет назад ты переспала с женщиной. Это было по согласию, с совершеннолетней девушкой, которая повторила это и без алкогольного опьянения, когда возникла возможность. Она не была твоей студенткой. Она не была зависима от тебя никоим образом на тот момент. И да, ты оттолкнула её потом, сказав жестокие слова, которые звучали неубедительно, тем не менее. Это могло быть некрасиво, безусловно. Но это не преступление, Тиссая. Это просто жизнь. Получив отказ, она должна была отступить вне зависимости от причины отказа. Ситуации, в которой ты должна была угрожать ей судебным запретом на приближение вообще не должно было быть, если бы ей хватило мозгов отстать вовремя, — пылко закончила Йен.       — Ты адвокат дьявола, — усмехнулась Тиссая, утыкаясь ей в шею, чтобы скрыть выражение лица и глаз.       Её голос выдал смущение и псевдонедовольство, которое Йен точно мгновенно разгадала.       — Я училась на это, дорогая, — ничуть не смущаясь, заявила она и поцеловала Тиссаю в макушку.       Повисло молчание, которое не было неловким. Оно окутало их как пушистое одеяло, согревая и позволяя греть друг друга не только физически, но и эмоционально. Тиссае нравилось слушать сердцебиение Йен, а Йен, казалось, была рада держать в руках хрупкую, маленькую, но такую сильную Тиссаю.       — Геральт и Цири вернутся через пару дней. Если ты не против, я бы хотела вас познакомить, — нарушила тишину Йен.       Тиссая не знала, как отреагировать на это заявление, поэтому замерла. Наверное, это было логичным шагом, познакомиться с семьёй Йен, её дочерью и бывшим мужем, а ныне близким другом. Но с другой стороны, в каком качестве она будет представлена? Что, если она не понравится кому-то из них? Или что, если Цири начнёт ревновать? Или почувствует себя брошенной матерью? Её тело сковал ужас от этой мысли.       — О, ты слишком много думаешь, — шепнула ей в волосы Йен. — Я тебя уверяю, Геральт и Цири уже много о тебе знают. Конечно, стоит уточнить имя, но это мелочь.       — Ты… — попыталась спросить Тиссая, но Йен её перебила.       — Лютик! — Имя прозвучало подобно обвинению. — Лютик трепло. Уверяю, он рассказал о тебе абсолютно всё, что увидел, Геральту не то что в тот же день, а буквально в ту же секунду, как оказался за кулисами после разговора с нами. И конечно же, об этом знает Цири. Ведь это нужно было написать не лично Геральту, а в семейный чат. Так что, как ты понимаешь, они оба хотят тебя увидеть и познакомиться.       Тиссая почувствовала, как необъяснимое тепло пополам с волнением заполнили грудную клетку. Она была немного благодарна Лютику за то, что он болтлив. Это означало, что какое-то мнение о Тиссае уже было сформировано по его рассказам и их отношения с Йен не станут сюрпризом для ребёнка.       Она бы хотела увидеть их и познакомиться, несмотря на неловкость и долю страха. Это были самые важные для Йен люди и она была обязана попытаться наладить с ними контакт. Не то чтобы у неё было много опыта общения с работниками заповедников или детьми. Но она обязана была попытаться ради Йен.       В итоге это заставило её согласиться к огромной радости Йен. Та тут же начала предполагать, что стоит купить к их приезду и что Тиссае стоит знать о них заранее. Она даже предлагала добавить её в общий, семейный чат, но это так напугало Тиссаю, что Йен согласилась отложить этот шаг на некоторое время и дать привыкнуть.       Да, это были шаги. Быстрее, чем она намеревалась. Но по крайней мере, достаточно комфортные. Был ещё один момент, который её беспокоил. Не нервировал, а скорее зудел под кожей, напоминая ей всё чаще и чаще, что они всё ещё не переспали. Хотя, казалось, третье свидание давно минуло. Не то чтобы это было обязательной частью, но теперь, когда Тиссая немного разгребла и переставила своих внутренних демонов, она остро почувствовала желание.