В пучине отчаяния

      Йеннифер не допускала даже мысли о том, чтобы оставить Тиссаю одну в таком состоянии. Конечно, были недомолвки, были неприятные нюансы, но она чётко видела, что перед ней человек, нуждающийся в поддержке. Как бы то ни было, вся её сущность отказывалась игнорировать этот факт. Тем более, это была Тиссая.       Новое имя играло яркими красками и не меньше подходило Скай. Каким-то любопытным способом сменив его со Скайларк на Тиссаю, она осталась так же лаконична и нежна. Так что Йен вполне могла с этим работать.       Накладыванием макияжа заново никто не озаботился, хотя разводы и подтёки были убраны начисто и перед ней стояла уже узнаваемая Скай с тревожно бегающим взглядом и некоторой неловкостью в разговоре.       Поэтому Йен решила уточнить:       — Где тебе будет комфортнее разговаривать? Это не обязательно должен быть чей-то дом. Может быть, кафе с отдельными кабинками или парк, или…       Тиссая покачала головой:       — У тебя дома, если не возражаешь.       Йен удивилась. Чужой дом — это не первое место, которое приходит в голову, когда думаешь о безопасности и комфорте. Но тут дело было не в этом. Чужой дом для того, чтобы она могла сбежать в любой момент, — поняла она. Но мысль не озвучила.       Они вышли из кабинета Тиссаи, тут же сталкиваясь с толпой проходящих мимо студентов, и у Тиссаи на лице снова появилась маска, но на этот раз это была просто серьёзность, и она не излучала агрессию в радиусе до десяти метров.       С ней здоровались едва ли не все, она в ответ кивала и продолжала вышагивать на высоких каблуках к выходу. Йен шла рядом, всем видом выражая нейтральность. Точно телохранитель за левым плечом Тиссаи.       Несмотря на нежелание Йеннифэр не выпускать Тиссаю из поля зрения, та категорически отказалась оставлять свою машину на парковке, так что они взяли свои автомобили и поехали практически друг за другом. Йен постоянно одёргивала себя, чтобы каждую минуту не смотреть в зеркало заднего вида, не свернула ли Тиссая в другую сторону, резко передумав. Но нет. Они подъехали к дому Йен и припарковались рядом, аккуратно и слаженно, будто всегда делали это.       В доме было тепло — Йен не жалела денег на отопление. Они прошли на кухню, и Йен нажала несколько кнопок на кофемашине, прежде чем развернуться к молчаливой и настороженной Тиссае.       — Кофе? — предложила она мягко.       Она могла бы туда добавить Бейлис или бальзам, если бы Тиссае захотелось. Ей не хотелось, она предпочла кофе с каплей молока и больше ничего.       От кофе шёл приятный, яркий аромат с нотками карамели. Зёрна периодами привозил ей Истред, потому что знал, что она настоящая кофеиновая наркоманка и обожает пробовать разные сорта. От этого тем более было неловко громить его аргументы на судебных заседаниях, но с этим ничего не поделаешь, такая была работа. Может, когда она уйдёт в бизнес, они смогут стать нормальными друзьями без лишней мишуры.       И всё же она отвлеклась.       Тиссая помешивала кофе в кружке с белыми воронами и не сделала ни глотка. Она явно собиралась с мыслями, чтобы после поднять на Йен взгляд нежно-голубых глаз.       — Мне жаль, что я изначально не рассказала тебе всего. Я не думала, что это будет что-то серьёзное, когда регистрировалась в том приложении и даже когда мы увиделись в первый раз. Конечно, я должна была сказать, чтобы избежать недоразумений в будущем. Прости.       Йен кивнула. Она не сказала «не стоит извинений» или «ничего страшного», или даже сакрального «всё в порядке».       — Извинения приняты, последствий не будет. Но будь со мной честна, пожалуйста. Если ты хочешь продолжать наши отношения, мне нужно знать о тебе хотя бы самые базовые вещи, ладно? Я не говорю о полной открытости, конечно. Ты имеешь право хранить свои секреты, и это нормально. Но если ты думаешь, что какая-то информация будет иметь значение для меня, для нас — поделись ею.       Тиссая что-то неразборчиво хмыкнула в кружку, и это было похоже на звук согласия. Более или менее.       — Я, вероятно, должна рассказать тебе больше, чем ты уже знаешь. Хотя некоторые вещи уже были упомянуты ранее… нужна цельная картина. — Тиссая тяжело вздохнула, собираясь с силами. Йен наблюдала за ней с показательным спокойствием, но, конечно, в её мыслях царил ураган. И она понятия не имела, как отреагирует на рассказ, каким бы он ни был. — Обстоятельства смены моего имени, с твоего позволения, мы оставим на другой разговор. Это тоже не самые лёгкие вещи, и, в общем, это не относится к делу. Имя, которое мне дали при рождении, было Скайларк Леонгард. С ним я жила до восемнадцати лет, после чего я поменяла его на Тиссаю де Врие. Я поступила в Аретузу, на тогда ещё исторический факультет. Деканом тогда была Лариса де Винтер, и она сперва учила меня, а затем позвала преподавать. Почти пять лет назад она ушла из Аретузы по состоянию здоровья, но, уходя, передала теперь уже институт в мои руки. Незадолго до её ухода в институт пришёл работать из Ниильфгардского университета молодой учёный. Он был… обаятелен. Его боготворили студенты и обожали коллеги. Ну, меня наоборот. На самом деле, по большей части мне было наплевать. Я так много работала, что едва ли замечала слухи и шепотки, на кону стояла моя степень, которая означала, что я стану директрисой, когда Лариса уйдёт.       — Это твой… — Йен прожестикулировала, вместо того чтобы назвать его «бывший будущий муж», что звучало бы нелепо.       — Вильгефорц, да. Он был младше меня на шесть лет. И его мало беспокоило это, как и то, что девяносто процентов института называло меня холодной фригидной стервой. Он очень красиво ухаживал. Все эти бесконечные цветы и подарки, рестораны. Он забирал меня с работы поздно вечером, кормил собственноручно приготовленной едой. Слушал всё ворчание по поводу нелепых коллег или тупых студентов, говорил кучу разных слов. Я, наверное, впервые в жизни влюбилась. Он очень хотел свадьбу, и я просто позволила этому случиться. Он захотел купить дом, и я согласилась. Конечно же я не позволила ему вышвырнуть моих котов, потому что, видит Милиетеле, я бы сама вышвырнула его, несмотря на чувства. Но в остальном. Было похоже на сказку, ну, где-то год.       Она сделала пару глотков подостывшего кофе и посмотрела на расходящиеся круги жидкости в кружке.       — Когда он… изменил? — спросила Йен, хотя ей гораздо больше хотелось знать почему.       Почему, имея в жёнах эту потрясающую женщину, у мудака вообще появилась мысль об измене? Она не понимала концепцию измен. Ей всегда казалось, что если ты влюбился в другого, будучи с кем-то в отношениях, то они обречены и их следует немедленно разорвать, прежде чем начинать что-то с кем-то новым.       — Дело было не в измене, — устало хмыкнула Тиссая, будто из неё в моменте вынули всю жизненную энергию. — Всё это началось гораздо раньше. Брак, дом… это были только первые звонки. У Вильгефорца были очень конкретные планы и цели, и следующая была — отправить меня в декрет. Мы говорили об этом, должно быть, сотню раз. Я сыпала его аргументами и примерами, документами с генетическими исследованиями, научными статьями… всё бестолку. Его мысли были только о том, что если есть шанс родить здорового ребёнка, мы должны попробовать…       Голос Тиссаи стал совсем тихим, и Йен видела, как она боролась с собой, чтобы не заплакать. Ей ничего ни стоило встать и обогнуть барную стойку, чтобы обнять Тиссаю за плечи сзади, прижав её к груди.       — Это нормально — плакать. Тяжёлые воспоминания, жёсткие разговоры. Если ты выворачиваешь душу наизнанку, ты, чёрт возьми, имеешь право на проявление эмоций.       Тиссая в её руках грустно засмеялась. Йен почувствовала несколько капель на коже предплечий.       — Я не хотела пробовать, — призналась Тиссая. — Я не хотела замерших беременностей, выкидышей, больных или мёртвых детей. Я не хотела это всё переносить. Я знала, всегда знала, что не смогу выдержать такие вещи. Я могу перенести сколько угодно ужасов или горя, происходящего со мной, но когда речь идёт о родных людях… это не реально. И я знаю, что убивалась бы из-за каждой беременности, из-за каждого инцидента. И даже мысль об этом была для меня невыносима.       Когда Тиссая стала дышать легче и сделала несколько глотков кофе, успокоив поток слёз и внутреннюю дрожь, Йен мягко отступила и вернулась за стойку напротив.       — Ты имеешь права выбирать. И никто не вправе тебе навязывать такие вещи, — вздохнула Йен.       Она это понимала. Как и понимала потенциальную невозможность родить. У неё уже была дочь, Цири, пусть и не биологически. И её жажда быть матерью удовлетворилась сама по себе, что в какой-то момент подарило облегчение. До этого… она убивалась. Её репродуктивные органы было невозможно починить никакими операциями. Её матка просто изначально не была полым органом, как должна была, вот и всё. Гинекологи едва ли не толпами приходили смотреть на неё в своё время, все как один оставались в шоке. Видимо, заросшая изнутри матка была чем-то необычным. Впрочем, даже если бы матка была в порядке, трубы всё равно не были проходимы. А потом с ней случилась миома и в общем… каких-либо шансов забеременеть у неё не было. Как, впрочем, и матки.       Сейчас это уже не казалось трагедией, хотя всё ещё отдавало горечью утраты.       У Тиссаи была другая ситуация, но Йен понимала её страхи и нежелание проходить через ад, тем более связанный со страданием или смертью ребёнка.       — В общем, — продолжила Тиссая, оставляя её слова без комментариев, — моему бывшему мужу очень хотелось ребёнка. Не просто какого угодно, а именно его собственного. В его представлении я должна была наплевать на всё, чтобы родить. Я не была готова. Мы были на свадьбе у его друзей, которых ради приличия называли нашими. Большой банкет за городом, несколько домиков специально для гостей. Громкая музыка едва ли не всю ночь, алкоголь льётся рекой. Я не особенно следила за тем, что пью и сколько, и в этом есть моя ответственность. — Она прикрыла глаза, замолкая на секунду и сжимая зубы от бессильной ярости, но сквозь неё продолжила: — Собиралась ли я спать со своим мужем на чужой свадьбе в гостевом доме? Очевидно, нет. Как и не собиралась пить до того состояния, чтобы не быть способной отказать ему, даже несмотря на отсутствие контрацепции. Понятия не имею, знал ли он, что у меня овуляция, или это была просто случайность, но я забеременела.       Йен застыла, не зная как реагировать. Правильно ли она поняла, что этот сукин сын практически изнасиловал свою пьяную жену с целью зачать ребёнка, которого она не хотела? Уровень омерзительности такого поступка граничил с невозможным.       Нет, конечно, она знала о репродуктивном насилии и о том, какое давление оказывается на женщин, по какой-либо причине не желающих рожать детей. Но эта ситуация по-настоящему ужасала. И более того, это был поступок мужа. Того, кому Тиссая доверяла, кого любила. Должно быть, осознание произошедшего повергло её в пучину отчаяния. И Йен не была уверена, выбралась ли она оттуда.       — Мне потребовалось всего пару недель, чтобы понять, что со мной что-то происходит. Я знала, что если скажу Вильгефорцу об этом, то… — её голос осип настолько, что стал почти не слышен, — он… он… не позволил бы мне остановить всё. — Она выдыхала сквозь слёзы, но больше не пыталась остановить их, не сдерживала себя в каких-то безумных антиэмоциональных рамках. Йен сжимала её ладони, лежавшие на стойке, и нежно гладила кончиками пальцев тонкую кожу запястья, каждым жестом показывая, что она здесь, она держит Тиссаю. — Срок был крошечный, нужно было всего пару таблеток для прерывания беременности и сутки наблюдения. Это было облегчение. Я знаю, что это звучит ужасно. Я знаю, что не должна так говорить, потому что…       Йен злобно фыркнула и перебила её, не сдержавшись:       — Ничего ты никому не должна! Если твоему бывшему мудиле так нужен ребёнок — пусть сам его и рожает!       Удивительно, но этот всплеск Тиссаю не разозлил, а немного позабавил. Короткая ухмылка мелькнула на её губах.       — Каким-то образом он всё равно узнал. И, конечно, обвинил меня. Сначала это было нытьё и вопросы, за что я так с ним, потом агрессия. Но в качестве финального штриха он решил причинить мне боль и насладиться этим моментом, а потому он просто притащил какую-то женщину в наш дом, чтобы… дальше ты знаешь. Мы смотрели друг на друга тогда, и он упивался моей болью, а я просто пыталась понять, когда моя жизнь превратилась в это бесконечное дерьмо.       Она фыркнула и растянула губы в сардонической улыбке. Слёз больше не было, её глаза были яркими и чистыми.       — Мне жаль, что это произошло с тобой, милая, — прошептала Йен, глядя Тиссае в глаза.       Она кивнула:       — Да. Да, мне тоже. Зарылась в работу, устроила тиранию в своём институте. Решила сдохнуть в гордом одиночестве и шла к этой цели, пока не напилась одним вечером и не послушала Риту, которая так настаивала на том, что мне что-то нужно. Приложение было безопасным вариантом. Там не нужно было писать настоящее имя, а фото можно было взять максимально неузнаваемые. Итак, ты была первая и единственная, с кем я там переписывалась. А потом ты позвонила и… дальше ты знаешь.       Йен хотела обнять её немедленно. Она снова поднялась и обошла стойку.       — Иди ко мне, — предложила она так мягко, как только умела. Тиссая обняла её в ответ. Она больше не плакала и не тряслась, но затравленный и истощённый взгляд был тем, что у Йен никогда не получалось игнорировать. — Ты когда-нибудь рассказывала кому-то историю целиком? — спросила она, укачивая Тиссаю в объятиях.       — Нет. Кажется, будто я даже себе боялась признать отдельные моменты.       Йеннифэр промычала в её волосы согласие с последней частью фразы.       — Спасибо, что рассказала, что доверилась мне. Пережить всё это непросто. И знаешь, ты очень сильная, Тиссая де Врие, Скайларк Леонгард или как бы ты себя ни назвала. Ты потрясающая сильная женщина. Умная, весёлая, очаровательная и нежная. И ты достойна самого лучшего.       Тиссая обняла её, ничего не отвечая на признание, но Йен была готова ей доказывать, что это правда. Сколько бы времени это не заняло.