В пучине отчаяния

      Она надела бежевую блузку и чёрную юбку-карандаш, использовала немного туши для ресниц и внимательно осмотрела себя в зеркале. Строгость директрисы в данном случае казалась невзрачностью серой мыши, неуместной и не привлекательной.       Несколько минут созерцания себя в отражении ничего не поменяли. Волосы из аккуратного короткого хвоста на затылке упали на плечи, напоминая о прошлом. Когда-то относительно давно они были тёмными и длинными, постоянно собранными в строгий тугой пучок. Потом случился брак и… она решила обрезать волосы и перекрасить их в блонд, потому что чувствовала, что нуждалась в переменах. Сейчас она постриглась ещё короче, и волосы с трудом собирались в хвост, но зато с ними стало меньше возни и они укладывались сами после мытья. Как и сейчас — они распались приятным каскадом, не требуя никаких дополнительных действий.       Тиссая сосредоточилась на образе. Он был приемлем для работы, но не для свидания и точно не для отдыха. А ещё она была узнаваема и именно этот нюанс побудил её к действию.       Она стянула блузку и выпуталась из юбки, чтобы быстро натянуть единственные джинсы в гардеробе — чёрные джоггеры с большими карманами — и закинуть туда телефон, ключи и карт-холдер. А наверх — однотонную белую футболку, которая раньше предназначалась исключительно для сна, и чёрную толстовку с капюшоном. Это была вещь Риты, которую та отдала ей и отказалась забирать. Толстовке было пару лет, и когда Тиссая мёрзла, она всегда забиралась в неё, потому что её размер вмещал коленки, и так можно было быстро согреться. На толстовке находился небольшой белый принт — пацифик, который немного потрескался от времени, но не стёрся.       Теперь она выглядела… не похожей на себя. Но ей было тепло и комфортно, а ещё, даже узнай кто-то её лицо, они бы не поверили. Никто никогда не видел директрису вот такой.       Тёмные очки дополнили образ. Она надела кроссовки для бега вместо привычных каблуков, пожертвовав ростом. В конце концов, это была не та ситуация, где она собиралась строить из себя чёрт пойми кого.       От прошлого образа осталась только тушь, но она немного выделила глаза, так что стирать её не пришлось.       С мрачными мыслями о бессмысленности происходящего Тиссая вышла из дома. У неё имелась машина, но сейчас ей хотелось немного прогуляться, чтобы настроиться на… на что бы то ни было. Она натянула капюшон и стала теперь, должно быть, совсем не узнаваема, но это только на руку.       Двадцати минут на восстановление душевного равновесия не хватило и, остановившись на углу здания, где находилась чайная, Тиссая потянулась к карману джинсов, только сейчас понимая, что не переложила туда сигареты. Возможность успокоиться при помощи никотина ускользнула и оставалось только действовать.       Тревога перед встречей была настолько сильной, что её практически тошнило и мысли о побеге роились в голове.       Конечно она им не поддалась.       Вместо этого она вошла в чайную, оглядываясь, чтобы увидеть всех посетителей и заметить Йен, если она уже была на месте.       Двое парней у окна тихо болтали, бабушка кормила внучку мороженым с фруктами. Несколько пустых круглых столов расположились посередине и за единственным на другой стороне кафе сидела девушка с низко опущенной головой уткнувшись в телефон.       Тиссая подошла ближе, чтобы удостовериться, что это нужный человек, и именно в этот момент девушка подняла голову, чтобы уставиться на неё фиалковыми глазами, пронзительными и глубокими. Тиссая замерла, как олень в свете фар, и задышала поверхностно, испуганно.       Йеннифэр в жизни оказалась ещё прекраснее, чем на фото. Черты немного мягче, и она выглядела моложе своего возраста. На ней красовался растянутый светло-голубой свитер, приоткрывающий с одной стороны кожу над ключицей. Она выглядела волшебно, и потому Тиссая не могла прийти в себя достаточно долго, по крайней мере, пока Йен не начала говорить.       — Эм, Скай? — спросила она взволнованно. Голос тоже оказался приятнее, нежели по телефону, но узнаваемый, как и интонации.       — Привет, Йен, — кивнула Тиссая, отмирая и застенчиво улыбаясь. Она уже сто лет не ощущала себя настолько неловко.       Йеннифэр засмеялась, но не над ней. Она выглядела довольной.       — Кажется, я понимаю, почему ты не поставила в профиль свои фото с лицом, — сказала Йен, продолжая улыбаться. — Просто не хотела иметь дело с огромным количеством мужчин, пускающих на тебя слюни, да? Ты очень красивая, — мягко закончила она.       — Кажется, тебя это не остановило, — возвратила Тиссая комплимент в своей манере.       — Ой, ну, это потому, что мне могут написать только женщины, — фыркнула Йен.       — Ой…       Йен снова захихикала.       Так вовремя подошедшая официантка дала Тиссае минуту, чтобы передохнуть и собрать себя в кучу. Кажется, без прямого зрительного контакта было проще говорить о разном, но это ведь она сама позвала Йен встретиться. Всё шло хорошо хотя бы потому, что Йен была в точности как на фото, говорила так же и нисколько не оказалась разочарованной тем, как выглядела Тиссая. Наоборот.       — Тебе может быть неловко. Это нормально, — мягко сказала Йен, становясь немного серьёзнее. — Мы едва знаем друг друга и, на самом деле, ты могла отчасти ожидать, что что-то пойдёт не так. Так что давай просто выпьем чаю, ты покажешь мне своих котов, и если мы не найдём, за что зацепиться, то нам совершенно не обязательно видеться снова. И это, ну, это тоже нормально.       Тиссая сделала глубокий вдох и медленный выдох, прежде чем вымученно улыбнуться Йен.       — Обычно я не такая, — тихо призналась она. — Я привыкла всегда управлять ситуацией, раздавать указания. Но сейчас сил на это уже нет и… ты знаешь. Я говорила об этом ночью.       Йен покачала головой.       — Ты не должна объяснять. Это нормально. Просто хочу, чтобы ты чувствовала себя комфортно.       И это снова смутило Тиссаю. Когда кто-либо заботился о её комфорте? Вильгефорца волновало только собственное самочувствие. На работе комфорт вообще не уместен: в кресле директора никому не могло быть комфортно из-за напряжения и чудовищных переработок. Даже с Ритой в последнее время было не очень. Вокруг бегали её дети, муж, и они всё никак не могли остаться наедине, чтобы откровенно поговорить. Чтобы Тиссая могла объяснить, что с ней происходит.       Она уже не помнила, когда мама заботилась о том, чтобы ей было комфортно в чьём-то обществе.       Она пожала плечами, почти дернулась ими и почувствовала тепло. Ладонью Йен накрыла её руку на столе, согревая, но не сжимая.       — Это ничего? — спросила она. — Если ты против прикосновений…       — Нет, — поспешно ответила Тиссая, — нет, это нормально. Спасибо. Твои слова очень заботливы. Я благодарна.       Йеннифэр снова улыбнулась, и Тиссая улыбнулась в ответ.       Когда чай и пирожные принесли, они уже довольно мило болтали. Обо всём и ни о чём, задевая тяжёлые темы или обсуждая что-то незначительное, как, например, недавно построенный мост между Аретузой и Горс Веленом. Железные балки, обмотанные фонариками, к наступлению темноты создавали чудесный вид, не только освещая мост для видимости, но и привлекая туристов для красивых фото.       Тиссая осознала себя, когда они с Йен приближались к мосту, чтобы посмотреть вниз на воду и, может, сделать пару снимков на память. Она опять не заметила, как прошло много часов разговора, настолько была увлечена и беззаботна. Настолько ей было спокойно.       Они сделали несколько фото, и Йен попросила сфотографировать её. Тиссая сделала это без вопросов. Но, совершенно не подумав, на свой телефон.       — Я скину тебе вечером, — пробормотала она, рассматривая снимки.       Йен была бесподобна сама по себе, но в полутьме заката, в свете маленьких синих огоньков от нее невозможно было отвести взгляд.       Йеннифэр подошла к ней, тоже смотря на фото через её плечо, и довольно хмыкнула.       — Сделаем селфи? — звонко спросила она, держа свой телефон и поднимая его на вытянутой руке.       — Ой… — только и успела сказать Тиссая, когда фото уже были сделаны.       Йен тоже пообещала ими поделиться.       — Я думала, если у тебя выходной, то ты проведёшь его с дочерью, — мягко сказала Тиссая, прощупывая почву.       Они осторожно ходили около темы семьи Йен, поэтому она старалась не давить.       — Так и было бы, но сейчас у Геральта отпуск и он повёз Цири на Скеллиге. Они там рыбачат, строят домик в лесу, плавают в холодном озере и познают прочие прелести кемпинга. Я на такое не подпишусь ни за какие коврижки, — засмеялась она. — Они присылают мне фотки. Какую большую рыбу поймали, каких видели кроликов, всякие лесные пейзажи, водопады. Им весело. — Она счастливо выдохнула, сияя.       — Неужели не получилось согласовать совместный отпуск?       — У меня плохо с отпуском. Сейчас я больше времени провожу в Аретузе, но меня могут выдернуть в Горс Велен, в Ринду, Анхорн, Оксенфурт. Я работаю по всей территории Тимерии и Редании. — Она пожала плечами, — А ты постоянно здесь?       Тиссая осторожно кивнула.       — Разговариваю с неприятными людьми и перебираю неприятные бумажки, — описала она свою работу максимально точно, не давая при этом никакой информации.       — Ты явно не хочешь об этом говорить, — хихикнула Йен. — Понимаю. Иногда меня всё так достаёт, что хочется послать и сбежать, не оглядываясь. А потом… ну, знаешь, обязательства.       Они дошли до дома Тиссаи и остановились неподалёку. Прощаться было физически тяжело, они будто не могли оторваться, снова и снова перебрасываясь какими-то шутками или фразами, цепляясь за них как за спасательную соломинку, желая отдалить неизбежное.       — Можно тебя обнять? — наконец, спросила Йеннифэр, и Тиссая врезалась ей в грудь лбом.       Она была ниже ростом, так что Йен обняла её за плечи и погладила по спине. Она держала крепко и тепло, что чувство защищенности охватило Тиссаю, заставляя глаза слезиться.       — Эй, ты чего? — прошептала Йен, заметив.       — Я рада, что встретила тебя, — так же прошептала Тиссая, улыбаясь сквозь слёзы. Не плач или рыдания, просто минута слабости. Она, не обращая внимания на влагу на щеках, кивнула: — И я бы хотела увидеть тебя ещё раз. Если ты захочешь.       Йен снова её обняла и тихо ответила, что да, конечно, она бы хотела.       Больше ничего не произошло.       Несколько объятий, которые согревали и успокаивали, и много часов общения, когда ей не нужно было делать вид, что она кто-то другой. Когда она могла сказать, что ей не нравится чёртов сельдерей, мерзкая спаржа и вообще она не фанатка овощей. Когда она рассказывала о своих котах и её слушали с интересом, когда каждая фотография любимца сопровождалась комментарием и улыбкой.       И ей не нужно было казаться сильной, не нужно было ничего решать, организовывать, исправлять. В компании Йен она по-настоящему отдохнула, и это являлось откровением.       Она не могла себе представить такое ещё неделю назад.