Мальчик из параллельного класса

      Несмотря на серьезный разговор, который состоялся у Глеба с родителями, выводы он никакие не сделал. Разве что гораздо осторожнее стал. Теперь, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание, он не брал машину и старался появляться дома до установленного в качестве наказания комендантского часа. Отец с матерью обещали не сводить с него глаз, а Глеб, в свою очередь, не давал им поводы подозревать его в чем-либо. По крайней мере ближайшее время, чтобы не провоцировать родителей, которые и так простили его с большой неохотой.       Параллельно с этим история с Сидориным продолжалась. Глеб тщательно избегал его. И если до этого ему казалось, что их временное общение может вылиться в настоящую дружбу, и что между ними пробежала какая-то необъяснимая еле уловимая искра, то сейчас он думал об обратном.       Отчасти ему было стыдно перед Серафимом. Беря отцовскую машину, он хотел показаться крутым, хотел хотя бы на пару часов приблизиться к тому уровню, на котором, как ему казалось, находился Сима. А на деле получилось все совсем наоборот. Конечно, никто из компании ребят его не осудил. Саша даже посмеялся над ситуацией и поблагодарил судьбу за то, что не он оказался на месте друга. Но Глеб не знал, как отреагирует Серафим. И не хотел узнавать.       Он боялся быть высмеянным. Наверное, он мог выслушать издевательства от кого угодно, ожесточив свое сердце и свою когда-то открытую всему миру душу за три месяца в новой школе. Но только не от Сидорина – человека, на которого он хотел ровняться, на которого он смотрел всегда снизу вверх, все еще не веря, что такой красивый, умный и популярный парень обратил на него внимание. Глеб не признавался в этом себе, но он им восхищался. И от части завидовал.       А Серафим все это время искал его. Об этом говорили одноклассники, прося поговорить с ним уже наконец, однако Глеб продолжал придерживаться своей тактики и увиливать от знакомого. Всячески избегал встречи с его классом, старался не задерживаться в коридоре и мгновенно растворяться в толпе, чтобы никто его не заметил. Даже сообщения писать себе в интернете запретил, немного покопавшись в настройках. И так продолжалось, пока однажды Серафим не нашел способ связи.       «Избегаешь?» – пришло сообщение на уроке. В один момент у Глеба вся жизнь пролетела перед глазами и его бросило в жар. Он был уверен в том, что продумал свой план до мелочей. Он знал, что у Серафима не было возможности поговорить с ним, но, кажется, кто-то не побрезговал нарушением чужой конфиденциальности и с радостью сообщил его номер телефона.       Мало того, что это была ненавистная химия, из-за которой Глеб чувствовал себя отвратительно. Так еще и Серафим усугубил положение. Он до этого целых тридцать пять минут не знал, куда себя деть , а сейчас и вовсе не смог сидеть на стуле ровно, чувствуя такое сердцебиение, которое у него было, когда он получил сообщение от мамы.       Из вежливости пришлось ответить: «Нет».       «А хули ты меня избегаешь?!»       Глеб закатил глаза и отложил телефон. В голове мелькали мысли заблокировать Серафима. И как бы сильно ему ни хотелось сделать это, он не решился. Подумал, что их знакомство еще может пригодиться ему в будущем.       Странные взаимодействия у них были. Словно что-то тянуло друг к другу и в то же время отталкивало. За две недели знакомства им так и не удалось нормально пообщаться. Каждый раз мешали какие-то обстоятельства или посторонние люди. Да и Глеб не был уверен в том, что хочет контактировать с Серафимом. Общение с ним было равно для него выходом из зоны комфорта - это категорически ему не нравилось. Его вполне устраивало то, что он всю осень общался с Сашей, его друзьями и парочкой одноклассников, как внезапно на горизонте появился совершенно новый персонаж.       Остаток урока прошел, как в тумане. Глеб чувствовал себя отвратительно. Ему было все равно на решение вариантов ОГЭ, потому что он не собирался сдавать этот экзамен и уж тем более не видел в будущем себя химиком. Он даже не смотрел на доску, возле которой уже минут десять мялась жертва нерешенной домашней работы. Он смотрел в окно на унылый пейзаж в виде дождя со снегом и анализировал не только ситуацию с машиной, но и свою жизнь в целом. И чем больше мыслей у него было, тем сильнее он себя ненавидел.       Глеб еле досидел до конца химии, и лучше ему не стало. Он планировал сходить в столовую и купить воду, потому что в один момент почувствовал себя так, будто на него напал сушняк на утро после пьяной ночи. Но, выйдя из кабинета его ждало потрясение. Он обнаружил подозрительно знакомый силуэт в конце коридора, который никак не ожидал встретить.       Серафим все-таки подкараулил его.       Глеб попытался сделать вид, что не заметил бордовую кофту, которая, кажется, преследовал его. Он решил скрыться в толпе своих одноклассников и пройти мимо, игнорируя Серафима. Но это оказалось безуспешно. В итоге он все равно уперся прямо в широкую грудь, от которой деться было просто некуда.       - Надо было сразу посмотреть твое расписание, - Серафим смотрел на Глеба, как на трофей, взглядом победителя. - Прежде чем раздобыть твой номер.       - А ты в маньяки заделался? - возмутился Глеб. - Зачем преследуешь?!       - Не преследую. Просто ты четыре дня избегал меня. Пойдем покурим.       Глеб нехотя согласился. Это явно противоречило его плану разорвать их наклевывающийся контакт, однако проветриться хотелось очень сильно.       Эта вылазка была довольно рискованной: получив на руки куртки, сдать обратно их было уже нельзя. И делалось это лишь с той целью, чтобы оградить учеников от частых походов на улицу. Учителя прекрасно понимали, что многие ребята курят, но повлиять на них никак не могли. Лишь просили иногда включать совесть и выходить за пределы ворот, чтобы не портить репутацию администрации.       Так и сделали. Под ворчание гардеробщицы, забрали верхнюю одежду, оделись и покинули территорию, совершенно наплевав, что перемена была всего лишь пятнадцать минут. Зашли за ограду, Глеб похлопал себя по карманам и вспомнил, что его сигареты кончились. С того самого рокового дня с угоном машины он так и не зашел в ларек возле дома. Уже хотел идти на следующий урок, как Серафим схватил его за руку, останавливая.       - Бери, - он достал из кармана своей объемной серой куртки вейп, включил его, сделал затяжку и протянул устройство. – Угощайся.       Глеб с недоверием посмотрел на девайс. Он не привык брать чужие вещи, особенно, от малознакомых людей. Но с самого утра его настроение оставляло желать лучшего, поэтому несколько затяжек пришлись очень кстати, принеся моментальное облегчение.       - Что тебе сказали? – задал вопрос Серафим, а Глеб сразу все понял. Ясно же было, что не о погоде разговаривать они сюда пришли. Хотя она действительно оставляла желать лучшего: мальчики накинули капюшоны, но это не сильно помогало им спасаться от неприятный мокрых осадков и ветра.       - Ничего.       - Реально? Ты спиздил папкину тачку, тебя спалили и ничего не сказали?!       - Да. Для меня родители не авторитет. Я сам хозяин своей жизни, - протараторил Глеб. Говорил уверенно, хотя сам не верил в сказанные слова. И он ожидал, что прочитает в лице Сидорина недоверие и мгновенное распознание лжи с ноткой легкой сарказма. Но, тот поразился.       - Это охуенно, - произнес Серафим и взял вейп. Теперь была его очередь парить. – Мне бы так. А то в последнее время предки совсем озверели.       - Ты ради этого меня позвал? – ядовито усмехнулся Глеб. Только зашла неприятная для него тема, как он решил обороняться. А лучшая защита – это нападение. – Чтобы я стал твоим психологом?       - Бля, за кого ты меня воспринимаешь? – Серафим сделал недовольное лицо. Еще одна затяжка, и вейп снова был передан в руки Дамба-Хуурака. – Позвать тебя хотел кое-куда.       - Куда? - в глазах Глеба блеснул интерес.       - Мы с моими друзьями решили выбраться в красивое место. Посидеть, попить пиво. Но ты избегаешь меня. Так что… Я передумал.       Лицо Глеба вытянулось от такой неожиданной наглости. Даже слова не смог подобрать, а Серафим в это время громко рассмеялся, заметив, как его шутка мгновенно вывела товарища из себя. Глеб ничего не ответил. Он решил, что с его гордостью он будет выше этого, и просто развернулся на каблуках, собираясь уходить, как послышалось:       - Встречаемся в шесть вечера. Адрес я тебе скину. Пиво купишь сам.

***

      Хоть Глеб и пытался обмануть сам себя, что для него все это не имеет никакого значения, но в его душе пели птички. Разговор с Серафимом позволил ему сбросить булыжник, взвалившийся на его плечи, состоящий из переживаний и недосказанности. Он радовался, что его пригласили на очередную вписку, совершенно не думая о том, что скажут родители. Он наплел им, что в школе будет подготовка к Новому году и придет он поздно.       Ему снова поверили.       Серафим прислал очень странный адрес. Этот дом находился на другом конце города в районе, до которого Глеб добирался с двумя пересадками. Но его это почти не смутило. Часто в несовершеннолетнем возрасте удавалось снять квартиру без паспорта только в самых отдаленных местах. Морально он был настроен на алкоголь и на музыку. После грустного дня рождения Саши ему хотелось повеселиться. Но его представления о вечере немного не совпали с реальностью.       Оказавшись среди девятиэтажных серых домов в не очень благополучном месте, Глеб подумал, что над ним пошутили. В моменте он успел накрутить себя до такой степени, что обиделся на Сидорина за неудачный розыгрыш с подставным адресом и уже думал, как ему уезжать обратно домой. Он ходил один рядом с нужным подъездом, постоянно смотря на часы. И только когда время подошло к шести часам, на горизонте появились силуэты.       Было несколько незнакомых парней такого же возраста с пакетами, в которых даже издалека виднелись бутылки с пивом. Стоять с ними рядом было очень неловко. Глеб плохо относился к новым людям в своей жизни и точно никогда не мог похвастаться способностью первым начинать разговоры. Но потом к ним подошел Серафим. А когда к компании присоединился Ясюкевич, которого тоже не оставили без внимания, у Глеба и вовсе от сердца отлегло. Даже присутствующий Саша хлопал глазами и чувствовал себя некомфортно, будто не в своей тарелке, хоть никак не пытался показывать это.       - Ну, что пацаны? Погнали проверять, открыто ли, - прозвучало предложение, а Глеб насторожился. Если это была съемная квартира, то она изначально должна находиться в доступе. Сказанное ему не понравилось. Он заподозрил неладное, однако азарт уговорил его остаться и посмотреть, что же будет дальше.       Компания из семи мальчиков поднялись на последний, девятый, этаж. Глеб периодически посматривал на Серафима, ожидая его реакцию, что сейчас кто-то из присутствующих достанет ключи и начнет открывать дверь. Но Сима, как и его друзья, умело проигнорировали четыре квартиры на лестничной площадке.       - Нам сюда, - Серафим кивнул на еще одну лестницу, которая вела на еще один пролет выше. А дальше уже прятался выход на крышу. И осознав задумку, Саша заулыбался до ушей, а Глеб, наоборот, насторожился. Он понял, к чему все клонили. Странно, что он не раскусил парней раньше, еще возле подъезда.       Одного из парней отправили проверять, не закрыт ли проход. Он, топая, поднялся по лестнице, завернул за угол и скрылся из виду, после чего радостно объявил.       - Йоу, пацаны! Крыша открыта! - и все тут же пошли за ним.       - Нихуя она не открыта, - возмутился Саша. Глеб выглянул из-за спины друга и увидел напоминающее клетку металлическое ограждение, которое отделяло ребят и еще пару ступенек, за которыми находилась деревянная дверь, а за ней крыша. Для убедительности Ясюкевич подергал металлическую дверцу и всплеснул руками.       - Мы тут уже были. И у нас есть свой секрет, - Серафим расплылся в хитрой улыбке. Стоило посмотреть на клетку на спереди, а сбоку, как мальчикам открылся шикарный вид на дыру размером с человеческое тело. То ли от старости прутья сгнили, то ли вандалы постарались.       Из-за маленького пространства и узкого прохода, было решено лезть по одному. Идея казалась очень сомнительной, но делать нечего. Слишком много денег потратили на пиво, достав его незаконным способом. Парни скинули с себя куртки, выбросили по ту сторону, а потом один за другим полезли через дыру в металлический решетке.       Поскольку в компании все были невысокими и довольно худыми, перелезть не составило им никакого труда. Со стороны это было похоже на шпионское задание, во время которого нельзя было касаться убийственных лазеров. Парни один за другом пропихивали себя, стараясь не зацепиться, не порвать одежду и не напороться жизненно важными органами на острые края. Они передавали друг друг пакеты с алкоголем, вещи. И как только все собрались по ту сторону решетки, еще пара ступенек, скрип старинной двери, и они наконец-то оказались там, куда шли.       Крыша многоэтажки - о таком и мечтать не могли, потому что в последнее время то выходы закрывали на замки. Здесь тоже попытались оградить здание от постоянных посещений подростков, но у них не получилось. Все равно нашли лазейку. Все равно настояли на своем.       Парни открыли свои бутылки, с шумом празднуя свою победу: они смогли пробраться и остаться незамеченными. Пена лилась на холодный серый бетон, на который они постелили несколько предусмотрительно взятых из дома пледов. Несмотря на один оставшийся до декабря день и суровый сибирский климат, вечером им повезло с погодой больше, чем днем: ни снега, ни ветра. Еще и закат красивый порадовал.       - Включите музыку, - предложил Серафим, когда каждый нашел себе место. Он осушил одну бутылку пива из своего пакета и потянулся за другой. – А то скучно.       - А тебе что нужны цирковые клоуны? – подколол его Глеб, который сидел с ним на пледе. За свою шутку он получил порцию осуждающего взгляда.       - Один уже сидит рядом со мной, - отбил подкол Серафим. Парни загалдели, переглядываясь, настолько это было неожиданно и очень дерзко. А Глебу обидно стало. Но виду он не подал.       - Сидорин, жжешь, - похвалил его Саша, пожав руку. Глеб презрительно посмотрел на него. Вроде, лучшими друзьями были. Только почему-то он об этом забыл и встал на сторону Серафима.       - Эй, кто там?! – внезапно раздался громкий голос за деревянной дверью, из которой они пришли. Кажется, незванный гость не смог преодолеть преграду в виде металлического ограждения. Все, что он смог сделать - докричаться до нарушителей общественного порядка. – Если не спуститесь, я вызову ментов!       Парни перепугались, не веря своим ушам. Полчаса прошло, как у них уже появились проблемы. Полиции они боялись до ужаса: получить запись в личное дело не хотел никто. Они решили спрятаться, но сделать это на открытой крыше оказалось невозможно. Ребята были как на ладони, скрываясь за различными выступами и хозяйственными установками. Но они все равно понадеялись переждать бурю, притаились. Сидели так тихо, насколько это было возможно, лишь бы охранник поверил в то, что это были слуховые галлюцинации и ушел.       И через несколько минут все действительно стихло. Шаги и металлический лязг исчезли: мужик ушел. А парни повылезали из своих укрытий.       - Сука, кто нас сдал? - посыпались возмущения. Одни стали собирать вещи, предлагая бежать, пока не поздно. Другие никуда не собирались. Серафим причислял себя ко вторым, считая, что охранник проверил все да ушел. А вот Глеб метался, не зная, как ему реагировать на внезапное появление чужого человека.       - Пацаны… - вдруг произнес Саша. Он подошел к краю крыши и пальцем показал вниз. – Мне кажется, или это менты?       Все разом ломанулись смотреть, на что показывает Ясюкевич. К их многоэтажке подъезжал наряд полиции, а к подъезду шли люди в форме.       - Валим! – скомандовал кто-то из ребят. – Сука, валим!       К тому моменту, как Глеб опомнился, все помчались вниз. Даже вещи забирать не стали, им было важнее удрать самим, чем спасти свои пледы, куртки и оставшееся пиво. А он стоял, словно вкопанный, пораженный такой резкой сменой хода событий. И только когда все ушли, оставшийся, чтобы проконтролировать ситуацию, Сидорин схватил его за руку.       - Быстрее, - поторапливал он. Они остались совершенно одни. Это мог бы быть отличный романтический момент, если бы не сложившиеся ужасные обстоятельства. И Серафим силой потащил Глеба к лестнице. Осталось только пролезть сквозь дыру в ограждении и спрятаться на любом другом этаже.       Если у Серафима получилось филигранно и легко перелезть через прорезь металлических прутьев, то на Глебе вся удача закончилась. Он зацепился за нижний штырь своими штанами и застрял. В прямом смысле этого слова.       Он попытался пошевелиться, не понимая, что могло так затормозить его, повернул голову и увидел, что один из оттопыренных прутов нанизал его, словно рыболовный крючок добычу. Ногами Глеб стоял на полу, а его зад оставался приподнятым. В таком положении он чувствовал себя ужасно глупо, но при этом к горлу подступал страх от осознания того, что еще чуть-чуть и сюда нагрянет полиция. А он повис у хода на крышу: преступник поймал себя сам.       - Ну, ты где, блять?! – послышалось шипение Серафима, который уже успел спуститься на пролет ниже, как ему пришлось вернуться за тормозившим весь процесс Глебом.       - Я застрял! – жалобно проскулил мальчик. Изо всех сил попытался сбросить себя с «крючка», но вместо этого услышал, как затрещали по швам его спортивки - это оказалась безвыходная ситуация.       - Где там можно было застрять? – Серафим был вынужден отменить план побега. И когда он увидел картину «повешания», удивился еще больше. – Ты ненормальный?       - Это ты ненормальный! – верещал Глеб. – Помоги мне лучше, а не нотации читай! Не видишь, что штанами зацепился?       Серафим попытался снять Глеба, но у него не получилось. Места было слишком мало, подлезть к парню оказалась невозможно. Нужно было, чтобы он сам снял себя.       На весь подъезд раздался гудящий звук поднимающегося лифта. А это означал одно: полицейские уже поднимались на последний этаж, чтобы найти хулиганов. Еще немного и они грозились встретиться нос к носу.       Серафим занервничал. Он пытался за руку стащить до смерти испуганного Глеба, но у него не получилось. Штаны намертво приросли к штырю. Был только один вариант: рвать их. Но Глеб наотрез отказался. Он не представлял, как вернется домой с порванными спортивками, после чего огребет от родителей.       Штаны дорогие: адидас фирменный. Такой стоил прилично, а Глебу достался со скидкой в дисконтном магазине. Любил он их очень. Но Серафим настаивал.       - Глебыч, дурак, не сопротивляйся, - шипел Сима, за руки таща его на себя. Тот упирался. Чувствовал, что еще чуть-чуть и на его попе образуется дырка, поэтому препятствовал этому всеми силами.       - Нет.       - Нас сейчас поймают.       - Тогда оставь меня! – драматично заявил Глеб. – Уходи.       - Да куда я…       Серафим не договорил. Один рывок, и Глеб повалился животом на грязный пол, распластавшись на нем. Все-таки качество штанов проиграло суровым металлическим железкам. И теперь из дырки приличных размеров на Серафима смотрел человек-паук, отлично существующий на сине-красных трусах Глеба.       Сима подавил смешок. Вроде, и засмеяться хотелось в голос, но, вроде, не уместно как-то было. Они были на волоске от того, чтобы их повязали. Поэтому пришлось отставить подколы до лучших времен.       Но сбежать не получилось.

***

      Если когда-то и обещали конец света, то Глеб надеялся, что он наступит как можно скорее, потому что то место, куда их привезли с Серафимом, шокировало его.       Он никогда не оказывался в полицейском участке. Сколько угроз слышал, однако ни разу не подставлял самого себя настолько, чтобы к его проказам были привлечены стражи порядка.       И вот сейчас они с Серафимом сидели в крохотном, но уютном, кабинете на мягком диване. Можно было подумать, что они находится в гостях, но решетки на окнах и закрытая на ключ дверь говорили об обратном: видеть здесь их не очень хотели. Но раз притащили – решили оставить.       Все ребята успели убежать, поймали только их. И, чтобы не терять времени на разборки, привезли в участок, в отдел по работе с несовершеннолетними. Обещали завести дело и позвонить в учебное учреждение, сообщить об учениках - попавшихся злостных нарушителях. Но для начала следовало дождаться родителей, чтобы составить протокол и обговорить поведение двух мелких хулиганов. Мало того, что по крыше лазили, так еще и алкогольные напитки распивали - попахивало исключением из школы.       Глеб и Серафим были бы ради держаться друг от друга подальше, но из-за небольшого пространства их бедра соприкасались. Единственное, что помогало им хоть как-то уединиться и остаться наедине со своими мыслями - это повернутые в разные стороны головы.       Глеб не мог смотреть на Серафима, ему было до жути стыдно. Прошел час, но он до сих пор никак не мог справиться с ужасным чувством жара, который окутывал его с головы до пяток. Сидорин увидел его любимые трусы. Если бы он знал, что придется лезть куда-то, ни за что бы не надел их. А сейчас опозорился перед таким важным человеком, и, вероятно, перед всей школой.       - Я никому не расскажу, - словно прочитав мысли, заверил его Серафим. Глеб сделал вид, что не понял, о чем речь, но внутри у него все жалось. Давно он не испытывал настолько яркое и отчетливое чувство стыда. И не только перед знакомым, но и перед родителями. Просили же вести себя прилично. Просили не попадать ни в какие беды, потому что история с угоном машины была еще слишком свежая.       Обдумав слова, Глеб разозлился. Уже собрался послать Симу куда подальше, но сдержался. Не хотел портить отношения. Теперь они были не на том уровне, когда можно было просто поругаться и разорвать их связь без слов.       Курить хотелось страшно, но в то же время и порванными штанами светить было очень неловко. Однако в итоге зависимость победила стыд. Глеб встал с дивана, открыл окно и достал из кармана купленную после школы упаковку сигарет. Как чувствовал, что произойдет что-то плохое – подготовился. Он повернулся спиной к окну и закурил.       Холодный ветерок через тонкую ткань трусов щекотал его зад, на котором по-прежнему красовалась дырка. Хоть Глеб и старался тщательно скрывать порванные спортивки, ему понадобилось стряхнуть пепел, а для этого пришлось развернуться и наклониться вперед, облокачиваясь на подоконник. И из-под лоскута черной ткани на Сидорина вновь взглянул человек-паук.       Серафим с трудом удержался от того, чтобы расхохотался, но мысленно дал себе пощечину. Он понимал, что иначе не объяснит товарищу, что смеется не из-за него, а из-за ситуации в целом. Комично это все выглядело. Даже в ситкомах такое не показывали. Не хватало только закадрового смеха для пущего антуража.       - Родители меня убьют, - тихо признался Глеб. Телефоны у них забрали, поэтому даже позвонить возможности не было. Оставалось только ждать, сгорая в томительном мучительном ожидании предстоящей трепки и догадываться, сколько сейчас времени. Судя по кромешной тьме за окном – ближе к девяти. – Тебе-то хорошо. Тебя по головке погладят и простят. А вот меня…       Внезапно раздался всхлип. И хоть Глеб попытался прикрыть его кашлем, сделав вид, что он просто поперхнулся слюной, спутать его было невозможно ни с чем.       - Брат, ты чего? – удивился Серафим, но его наградили молчанием. – Эй? Дамба-Хуурак, а ну не молчи. А то че как дебил.       - Серафим, иди на хуй, - пробормотал Глеб и из вежливости решил добавить: - Пожалуйста. Мне и так пиздец тошно.       Сима не смог усидеть на месте. Он подошел к Глебу, положил руку на его плечо, пытаясь подбодрить, но тот резко дернулся, не давая прикасаться к себе. И только сейчас на более близком расстоянии стали заметны дорожки слез на его щеках.       Глеб плакал. Впервые за несколько недель. Мало когда он мог показать свою слабую сторону, которую старательно прятал от всех людей. Но сейчас слезы сами лились из его глаз. И больше всего его страшил неизбежный конец всей его жизни сразу после того, как родители узнают о случившемся.       - Меня убьют, - всхлипнул он.       - Не убьют. У тебя понимающие родители.       - Да нихера! Нихера они не понимающие! – в сердцах вскрикнул Глеб. Ему было все равно на то, что они находятся в серьезном месте, что он шумит и нарушает общественный порядок. Его одолело желание пнуть что-нибудь, но он понимал, что вокруг все вещи чужие. Не хотелось портить имущество. – Отец, сука, бухает. А мать тиранша. Ей вечно все не нравится, а я уже устал из кожи вон лесть. В ебучей школе меня не принимают. Дома тоже не принимают. Кем я должен быть, чтобы меня полюбили?       Глеб трясущийся рукой поднес сигарету ко рту и сделал затяжку. Терять ему было нечего. Все равно ему грозило дело и даже, вероятно, отчисление из школы, позор до конца его дней. Он вытирал с лица слезы и ненавидел себя за свой жалкий вид и то, что он рыдал при Серафиме – человеке, который мог при желании пойти и растрепать всему миру, о том, что Глеб Дамба-Хуурак из «Б» классе стоит с порванными штанами на заднице и ноет, как девчонка.       Жалко, что это первый этаж. Жалко, что на окнах решетки. Глеба ничего не держало. Он был готов камнем сигануть вниз прямо сейчас, лишь бы прекратить издевательства над собой и своей душой. Кто он? Правда ли школьный хулиган или же примерный сын, о котором так мечтала его мать?       Серафим сочувствовал. Возможно, не показывал этого, но действительно сопереживал. Он смотрел на Глеба и не знал, как поступить: дать выплакаться или, наоборот, поддержать, чтобы горькие слезы не переросли в истерику.       - Чем тебе помочь? – спросил он.       - Пожалуйста, отъебись, - взмолился Глеб. Выбросил докуренную сигарету и достал другую. Только полная пачка радовала его в этот момент. – Иди всей школе расскажи про мои трусы. И посмеяться не забудь.       - Мне похуй на твои трусы, - ответил Серафим и сдержал смешок. – Ну, да. Смешные. Ну, человек-паук. Носи что хочешь. Мне похуй, правда.       Глеб закурил снова. Ему было все равно на откровенный запах дыма в кабинете и то, что его одежда сейчас пропитывается им, что его родители скоро приедут и точно почувствуют неладное. Он хотел очистить разум и свое сердце от той боли, которая его преследовала на протяжении нескольких месяцев. Чужой среди своих – так он мог описать себя в любом коллективе.       - У меня тоже родители хуевые. И они тоже меня отпиздят, - признался Серафим. Внезапно его голос дрогнул. Глеб замер с сигаретой во рту. Ему показалось, что Сима расплакался вместе с ним, но парень умело сдержался. Только носом шмыгнул, но ни одна слезинка не упала с его глаз. – Но я привык. Мой отец своеобразный. Он пиздит меня за любую провинность. Он запрещает мне гулять допоздна и делать все, что делают мои друзья.       Внезапно голос Серафима стал сердитым.       - Поэтому будь добр, собери свои нюни и соберись сам. Ты здесь не один такой. И нам нужно принять нашу участь с достоинством.       После таких слов, даже если Глеб и хотел плакать, то передумал. Он с удивлением смотрел на Серафима, не веря своим ушам. Он чувствовал себя так, будто узнал что-то совсем личное, о чем знать ему было не обязательно.       - Они тебя пиздят?..       - Да. Поэтому я стараюсь хорошо учиться и в целом не бесить их. Религиозная семья, хули. Одни я «не такой». Не повезло им с сыном. И что мне теперь не жить что ли?       У Глеба было слишком много вопросов в голове. Это было похоже на обнажении души. Только он открыл рот, чтобы попросить Серафима рассказать ему подробнее о родственниках, как в замочной скважине хрустнул ключ. Ума хватило лишь выбросить сигарету в окно и закрыть его, однако от сигаретного дыма за пару секунд избавиться было невозможно. И вот в комнате, полной легкой завесы смога, показалась темноволосая женщина в классической юбке-карандаше и голубой блузке – инспектор по делам несовершеннолетних. И как только она зашла, тут же сурово нахмурилась.       - Курили?       - Нет, - хором ответили мальчики.       - А врете зачем? – на вид ей было чуть больше тридцати. Глеб до последнего надеялся, что она проявит сочувствие и не сделает этого, однако инспектор за несколько шагов оказалась возле него и проверила карманы. Пачка сигарет оказалась у нее в руках. – Очень плохо. Легким испугом точно не отделаетесь.       Глеб с позором возвратился на свое место на диване. В горле стоял ком, но при этом его разрывало от желания поговорить с Серафимом по душам. У него и раньше возникало это чувство, но сейчас оно достигло своего апогея. Трудности в семье и такое несладкое приключение точно сблизили их, даже если они пока еще не почувствовали этого сами.       Не прошло и получаса, как в участок пожаловали взрослые. Как на зло первыми оказались родители Глеба, и, увидев разъяренную маму, мальчик разрыдался вновь. Стыдно было. В один момент весь наказ Серафима забылся. Он предчувствовал разбор полетов дома, который пугал его до смерти. А мама одним только сердитым взглядом дала понять, что можно заранее собирать вещи и готовиться к переезду в детский дом.       Ему было все равно, что подумает о нем Серафим. Ему было очень жалко себя и он ничего не мог с этим сделать. Он тихо всхлипывал, пока инспектор составляла протокол, а мать умоляла не сообщать о случившемся и в школу, и на ее работу. Ей рассказали про сигареты, а потом она узнала про все подробности случившегося и порванные штаны. И, возможно, она бы убила сына прямо в участке, если в этот момент не пожаловал отец Серафима.       Глеб впервые увидел этого человека из рассказов: невысокий, тощий, похожий на карикатурного старика из русских мультиков. Даже седая борода соответствовала образу. И, как только он увидел побледневшего от ужаса Симу, вместо слов приветствия влепил ему подзатыльник.       У Глеба сердце сжалось от этого вида. Увидев, как обижают знакомого, что-то ёкнуло в нем. Захотелось взять весь удар на себя, лишь бы Серафима не трогали, лишь бы ему не делали больно.       Слезы мгновенно высохли. Он смотрел на то, как с виду хлипкий старичок рывком поднимает сына с кресла в кабинете, а потом наклоняет к себе, чтобы сказать что-то на ухо. Серафиму осталось смиренно кивнуть. А внутри Глеба все бушевало. Он был готов рвать и метать, лишь бы Симу не трогали. Внезапно он показался ему кем-то большим, чем просто парнем из параллельного класса.       Все-таки он ему помог, снял со штыря. Не бросил в беде, когда все, даже Саша, убежали. В сердце появилось давно забытое чувство теплоты.       Глеб посмотрел на Серафима под другим углом. Парень с непростой судьбой, со сложными родителями. Они были похожи. И встретились они точно не просто так.       К сожалению, в то время как стали разбираться с Сидориными, мать уже забрала Глеба, вытащим его из кабинета за руку, причитая о том, какой это позор и какое клеймо оставил он на всю свою жизнь.