Мальчик из параллельного класса

      С тех пор мальчики не пересекались в школе. То ли потому что судьба решила, что им не стоит общаться и специально разводила их по разным углам. То ли потому что Глеб постоянно сидел в кабинете, боясь лишний раз выползти в коридор и показаться людям. Не хотел встречаться с Сидориным. Теперь они, вроде как, были знакомыми: не поздороваться нельзя и в то же время поговорить не о чем. Ему было проще избегать парня, чтобы лишний раз не вгонять себя в краску. А вскоре Глеб и вовсе забыл про существование Серафима.       Но ровно до того момента, как настала среда.       Глеб просрочил сдачу дополнительных заданий по русскому языку и литературе. И не потому что у него не было времени сесть за уроки и сделать их. Ему просто не хотелось писать сочинение и изложение. Он плевался каждый раз, как открывал тетрадку, после чего закрывал ее и откладывал в «дальний ящик». Именно поэтому к Ирине Михайловне он шел спустя неделю после их договора.       Глеб не думал, что учительница убьет его. Он знал, что она примет домашнюю работу в любом случае. Тем более был уверен, что сочинение на тему «Отцы и дети» заставит ее сердце растрогаться. Там он описал все свои мысли про конфликт поколений, надеясь получить высший балл, чтобы в конце четверти получить свою заслуженную пятерку. Но когда он подошел к Ирине Михайловне на первой перемене, она захлопнула дверь в кабинет, попросила зайти к ней после уроков и убежала по своим делам.       Настроение, которого и так не было, испортилось еще больше. Пришлось, скрипя зубами, притвориться прилежным учеником и отсидеть все расписание. Для Глеба это было слишком много. Обычно ему и двух уроков хватало понять, что он ненавидит школу и хочет поскорее поступить в любое другое учебное заведение, лишь бы не сидеть на неудобном жестком стуле за облупленной партой в попытке не заснуть и не упасть замертво прямо во время объяснения новой темы.       Только остатки совести не позволяли ему уйти домой до обеда. Он не хотел портить настроение Ирине Михайловне своим поведением, считая, что и так нарушил свое обещание тем, что принес домашние задания позже назначенного. С горем пополам Глеб дожил до конца первой смены и, когда прозвенел долгожданный звонок, тут же побежал на последний этаж.       Маленькие дети мельтешили под ногами. Казалось бы, пятиклассники перешли из начальной школы в старшее звено, но у них до сих отчетливо прослеживались детские манеры. Они бегали, визжали, дубасили друг друга сменками. А вслед за ними во вторую смену пришли шестиклассники, которые были ничем не лучше. И Глеб поднимался по лестнице и молился, чтобы его случайно не прибили малыши с цветными рюкзаками в два раза больше их самих. Он хотел поскорее сдать свои долги по русскому и литературе и покинуть школу, от которой уже тошнило.       Но, к удивлению Глеба, Ирина Михайловна не освободилась. У нее был еще один урок. И вместо того, чтобы по-быстрому отпустить своего ученика на перерыве, она попросила его присесть на свободное место и подождать. Снова.       - Сейчас я дам задание ребятам и посмотрю твою домашнюю работу, - Ирина Михайловна улыбнулась и принялась писать что-то мелом на доске. А Глеб встал скромно в уголочке, не зная, куда ему садиться. Ребята из другого класса только возвращались с перемены, заполняя кабинет. Он не знал, какие стулья пустовали, поэтому садиться не спешил. Не хотел, чтобы потом его выгнали с позором с чужого места.       Пришлось сесть за первую парту возле стены. На его памяти почти никто никогда не садился туда, и Глеб решил, что так он точно никому не помешает. Он плюхнулся на стул и стал со скучающим видом смотреть на слова, которые вырисовывались на доске. Сегодня каким-то ребятам не повезло: проверочная работа. Нужно было вставить пропущенные буквы. И чем больше слов появлялось, тем больше Глеб узнавал в этом задании упражнение из сборника по ОГЭ.       И только сейчас в классе появились знакомые лица, от чего Глеба бросило в холодный пот. Только спустя время до него дошло, что он оказался в девятом «А». Осталось только молиться, чтобы Серафим сегодня не пришел в школу или не заметил его. Глеб дал себе слово вести себя холодно и отстраненно в любом случае, сам не понимая, откуда у него взялся мандраж от одной только мысли о Сидорине. Но когда Серафим вошел в класс, ему стало совсем не по себе.       То ли воля случая, то ли злая шутка, но Серафим сел рядом с Глебом, который покраснел так, будто его закрыли в бане, раскаленной до ста градусов. Сима протянул ему руку, чтобы поздороваться. Тот пожал ее и отвернулся к стене.       - Вообще я здесь сижу, - усмехнулся Серафим, кивая на место возле себя. – Но если тебе там удобнее…       - Я не знал, что здесь занято.       - Да мне все равно. Ты к нам перевелся?       - Нет. Я пришел показать задания.       - А-а-а, - протянул Серафим, догадываясь. – Это еще с того раза, как мы с тобой пересеклись в коридоре?       - Да, - Глеб чувствовал, как ему не хватает воздуха. Тревога застала его врасплох.       Прозвенел звонок, все ученики расселись и приготовились к занятию. Ирина Михайловна озвучила план урока, а сама взяла у Глеба его тетради и села проверять, делая пометки красной ручкой. И вместо того, чтобы писать проверочную, Серафим вытягивал шею, с большим интересом пытаясь заглянуть, что же учительница ставит Дамба-Хуураку и как он вообще учится.       Глеб не верил в такое стечение обстоятельств. Он пытался абстрагироваться, скоротая время телефоном, как вдруг Серафим наклонился близко к его уху и спросил:       - Ты идешь к Сане на день рождения?       - Да, иду.       - Круто, - Серафим улыбнулся. – Тогда увидимся в субботу. Ну, если ты еще не захочешь придти к нам на уроки.       - Сидорин? А, Сидорин? – Ирина Михайловна вопросительно посмотрела на Серафима. – Ну что ты разболтался? Сиди делай задания. Тебе же двойка не нужна.       - Не нужна, - согласился Сима и отвернулся от Глеба, уткнувшись в свою тетрадь. Моментально помрачнел. От одного только упоминания плохой оценки стал более сосредоточенным.       А Глеб удивился такой реакции. Он мог догадаться, что у такого идеального парня идеальны абсолютно все сферы жизни. Но почему-то он и предположить не мог, что Серафим тоже корпит над учебниками и старается ради хороших отметок в журнале. Ему стало интересно узнать причину. Неужели у него в жизни было не все так гладко, как казалось на первый взгляд, от чего он хотел набрать хорошие баллы за экзамены, получить аттестат и уехать из дома. Внезапно Глебу захотелось поболтать с ним по душам, но сделать на уроке это было нереально. Он почувствовал, что их связывает нечто большее, чем просто одно учебное заведение.       Учительница вернула ему тетради. За что-то он получил пятерки и четверки, за что-то тройки. Вот и настал тот долгожданный момент, когда Глеб мог наконец-то покинуть школу, но сейчас ему как никогда захотелось остаться.       Появилась мысль подкараулить Серафима, чтобы пойти домой вместе, но он быстро отогнал ее. Это было бы очень странно: караулить малознакомого человека, чтобы потом допытывать его. Какое-то время Глеб простоял в коридоре возле открытой двери, всматриваясь в сосредоточенное лицо Серафима, а потом ушел.

***

      - Нахуя, Сидорина позвал на день рождения? – спросил Глеб, выпуская в темное небо едкий дым. Ему ужасно не нравился вкус этих сигарет, но купить они с Сашей смогли только такие. Лучше было терпеть горечь, чем лишиться их любимых вечерних прогулок, на которых они курили. А потом возвращались домой и ложились спать, как ни в чем не бывало.       - А что? Ревнуешь? - подколол Саша, а Глеб закатил глаза. И снова эти странные шутки, которые порядком надоели.       - Пошел на хуй. Просто ты никогда его никуда не звал. С чего вдруг?       - Да бля, коттедж стоит очень дорого. Я не потяну один. Больше гостей придет – больше скинутся.       - А кто снимать будет?       - Батя. Мы обо всем договорились: с него паспорт, с меня деньги. Осталось наскрести финансы.       Саша пальцем постучал по сигарете, стряхивая пепел. Они с Глебом сидели на детской площадке в чужом квартале, подальше от их двора, чтобы точно не встретить никого из своих знакомых или, еще хуже, родителей. Для них двоих это был особенный ритуал. Дома курить не могли, поэтому каждый день перед сном выходили на улицу, разговаривая по душам.              Глеб хотел в очередной раз завести разговор про Серафима, но удержался. Подумал, что это будет выглядеть слишком подозрительно, как будто у него есть какие-то планы на на мальчика из параллельного класса. Не хватало еще, чтобы Саша пустил слух, будто бы Глеб влюбился в Сидорина, после чего можно было бы смело переводиться в новую школу. Оставалось только терпеливо дожидаться субботы, чтобы посмотреть на Симу в непринужденной обстановке и по возможности пообщаться с ним.       Но, к сожалению, планы мальчиков не сбылись. К субботе стало известно, что отец не смог договориться насчет коттеджа, и Саше пришлось перенести праздник к себе домой: в трехкомнатную квартиру в доме неподалеку от того, в котором жил Глеб.       И в добавок не все из приглашенных гостей смогли пойти. Кого-то родители не отпустили или вообще увезли на дачу. А Саша плевался, возмущаясь, какая дача может быть в конце ноября, когда уже вся земля промерзла. Но никого насильно за шкирку к себе он затащить не мог, поэтому собрались они втроем: он, Глеб, Серафим и еще два парня с секции плавания, куда он ходил.       Глеб был на дне рождения Саши впервые и не мог сравнить этот с предыдущими разами, но Саша неоднократно говорил ему, что раньше было лучше и веселее. Раньше они устраивали вечеринки до самого утра в загородном доме, напивались, шли прыгать в ледяную реку на спор, а потом валялись с ангиной неделю. И услышав это, Глеб подумал, что, может, это и не плохо, что не получилось поехать в коттедж. В квартире было спокойнее, безопаснее и всегда можно было уйти в случае чего.       Родители Саши работали в больнице. И ему очень повезло, что их ночные дежурства выпали именно на этот день, потому что дом был полностью в его распоряжении до самого утра. Один из его друзей принес кальян, а другой ящик пива. Серафиму вообще удалось раздобыть водку, за что он получил почет и всеобщее уважение еще в самом начале праздника.       А вот Глеб подарил деньги. И когда он увидел три бутылки водки на столе от Сидорина, искренне удивился. Серафим не производил впечатление алкоголика и дебошира. Он казался таким добрым, порядочным, прилежным мальчиком из хорошей семьи. И Глебу оставалось догадываться, откуда он раздобыл то, что в их возрасте достать было всегда проблематично. Тем более сразу три бутылки.       - Ну что ж, Саня… - начал один из его друзей – Тимофей. Высокий, накаченный, лысый. Выглядел он как типичный громила из нулевых. Именно он и принес кальян, который путешествовал с ним абсолютно по всем праздникам. – Желаю, чтобы хуй стоял и бабки были.       - «Бабки» - это те, которые у подъезда на лавочке сидят? – решил уточнить второй друг – Игорь, почти ничем не отличающийся от Тимофея. Два друга больше походили на телохранителей, чем на учащихся первого курса строительного техникума. Один Глеб был похож на маленького гномика, сидя с интеллигентным видом на диване в темно-синей рубашке: он подготовился, думал, что мероприятие официальное. А оказалась очередная вписка под красивым названием «день рождения».       На столе ничего, кроме алкоголя, не было. Саша вообще не рассчитывал, что кто-то захочет есть. Он планировал, что все напьются до беспамятства и лягут спать. Именно поэтому ни еды, ни даже сока не было. Все пили пиво. А кто-то даже умудрялся мешать ее с водкой.       И этот кто-то – Серафим. Чем дольше Глеб сидел с ним на одном диване, тем сильнее поражался тому, какая это темная лошадка. За миловидным личиком скрывалось нечто большее. И что удивительно для молодого и довольно худого тела, Сима нисколько не пьянел от своего ёрша. Он сидел, улыбался и внимательно слушал истории ребят, смеясь с некоторых, самых абсурдных.       А Глеб смотрел на него пристально. Сам себе поражался, но давно он не испытывал такого чувства: хотелось узнать кого-то поближе. Ему было интересно наблюдать за человеком и в то же время совершенно не понятно, что у него в голове. Если ему всегда казалось, что он мог читать людей, как открытую книгу, то сейчас он начал в этом сомневаться.       - Жаль ты без ночевой, - с сожалением произнес Саша, глядя на Сидорина. Он курил прямо в зале, стряхивая пепел в пепельницу. Это была его личная. Когда родители приходили с работы, то он ее прятал у себя под кроватью. А когда уходили – пользовался ей вдоволь.       Услышав о том, что Серафима ждут дома к десяти, все недовольно загалдели, умоляя Симу остаться, но тот мотнул головой. Правила есть правила. И в его семье их придерживались особенно строго.       У Глеба появилось еще больше вопросов.       Бутылка за бутылкой, и мальчики напились. Сначала стали горланить песни, затем разыгрывать девочек по телефону, представляя мошенниками. А потом, когда у Серафима оставались последние полчаса, чтобы насладиться компанией ребят, Саша принес для него гитару, и тот заиграл.       В зубах он держал сигарету, а руками зажимал аккорды и перебирал струны. Даже несмотря на занятый рот, умудрялся что-то напевать себе под нос. И, не удержавшись, Глеб чиркнул зажигалку и поднес ее к сигарете, прикуривая ее. Серафим благодарственно кивнул ему, сделал затяжку и запел во весь голос, пока сигарета тлела у него в пальцах левой руки.       А голос оказался даже красивее, чем имя или внешность. Глеб сам обладал музыкальным слухом и любил играть на гитаре, хоть никогда никому об этом не рассказывал. И он сразу почувствовал то, что в Серафиме скрывается большой талант. Его пение смогло прекратить парней галдеть о своем, замолчать и послушать его. Но счастье продлилось не долго: как только сигарета закончилась, Сима прекратил играть, отложил гитару и пошел одеваться.       - Мамка не спалит тебя? – хихикнул пьяненький розовощекий Ясюкевич, прислоняясь плечом к стене, пока его друг обувался. – Ты ж бухой. И обкуренный.       - Пока дойду до дома – все выветрится, - Серафим расплылся в улыбке. Похлопал по плечу Саню, пожал руки Тимофею и Игорю, а потом посмотрел на Глеба, который так и остался сидеть на диване в зале. Он заулыбался еще шире, помахал Глебу рукой, а потом скрылся.       - Отец Симы заебал, - сказал Саша, возвращаясь за общий стол. Открутив бутылку, он налил себе еще водки и залпом осушил стопку. – Весь кайф нам обламывает.       - А что с ним? – спросил Глеб. Сердце бешено забилось. Наконец-то сейчас должна была немного приоткрыться завеса тайны, связанной с жизнью Сидорина из «А» класса.       - Да он священник. У них семья религиозная. Вот его и дрючат по поводу и без.       Это были последние слова, сказанные про Симу. Больше про него речь не заходила.

***

      После дня рождения Саши Глеб уже не был настроен настолько скептично к Серафиму. Напротив, он предложил позвать его на следующую тусовку, как будет возможность. И, конечно, такая возможность появилась. Собираться вместе они любили. Только на этот раз повод был немного другой.       Глеб предложил покататься на машине его отца. Водил он хорошо, папа часто садил его за руль, когда они выезжали в поле, чтобы развивать навыки сына с самого детства. Но, наверное, взрослый и представить не мог, во что это выльется: родной сын будет брать его машину в тайне от него. А это был далеко не первый случай.       Да, Глеб делал это не часто, но когда проворачивал свою аферу, то об этом сразу узнавали все друзья. Он катал одноклассников по двору, иногда выезжая за его пределы, чтобы добавить немного остроты ощущениям. Осталось только раздобыть ключи.       Схема была проверенная: когда к папе приходил друг и они вместе пили самогон, Глеб воровал у него брелок от машины, а потом возвращал вечером, когда отец уже шел спать. Обычно в это время мама была на работе. Поэтому план срабатывал на «ура».       И сегодняшний день ничем не отличался от тех, когда Глеб промышлял маленькими кражами. Отец с другом сидели на кухне, пили и разговаривали о жизни, а он пришел со школы, поел, посидел с ними за одним столом, слушая нравоучения, а потом предупредил взрослых, что сегодня у них в школе дискотека и он будет поздно.       - Мой сын – мечта всех девчонок, - похвалил его отец, поднимая стопку и чокаясь с товарищем. Глеб скривил лицо. Попытался изобразить улыбку, но получилось, скорее отвращение.       Под пьяный смех он ушел с кухни и отправился в коридор. Он лазил по карманам курток в поисках ключей и нашел их только в последней, висящей в шкафу. Раньше отец водил очень часто. Сейчас тоже иногда бывало, но у него были трудности с тем, чтобы спуститься с последнего этажа на первый по лестнице, поскольку в их доме не построили лифт. И больные ноги, и проблемы с сердцем сказывались на здоровье, поэтому чаще всего машина стояла под окнами, то припорошенная снегом зимой, то нагретая ярким солнцем летом. И каждый раз, беря ее, Глеб старался возвращать ее на то же самое место, откуда взял, чтобы у мамы, идущей с работы не возникли вопросы. Не всегда получалось, но пока что его никто не раскусил.       Ключи были в руках. Глеб сфотографировал брелок и отправил Саше, оповещая его о том, что все готово к сегодняшней встрече. А потом поразмыслил, и спросил: будет ил Серафим.       Ему хотелось похвастаться перед Симой тем, какой он молодец. Хотя, можно ли было хвалить его, когда он воровал у собственного отца? Отголоски совести заговорили в голове, умоляя его разум и адекватность проснуться и не делать этого в очередной раз. Но потом до слуха донесся громкий пьяный смех, и тогда Глеб все решил.       Для него это был знак протеста, возможность «отомстить» за то, что происходит дома. Ближе к шести часам, он переоделся в уличную одежду и ушел, пряча брелок в кулаке. На улице уже стемнело, а значит никто не заметил подростка в черной куртке, который сел в машину, завел ее и совершенно профессионально выехал с парковки.       Обычно все передвижения происходили только по двору. Глеб не хотел, чтобы у него были реальные проблемы, поэтому опасался ездить по дорогам города. Не известно было, чем бы обернулась его поимка без прав и совершеннолетнего возраста для него и для родителей.       Припарковался неподалеку от школы, во дворе Саши. Поставил машину на ручник и закурил, открыв окно. Глеб уже чувствовал себя полноправным хозяином машины и с нетерпением ждал восемнадцати лет, чтобы получить права и кататься на ней без зазрения совести. Он все настраивал под себя: зеркала, сиденье, руль. Он включал свою музыку, курил и наслаждался редкой возможностью уединиться от всех и просто побыть один на один со своими мыслями.       Но не долго длилось его счастье. Через несколько минут машину окружили друзья. Они уже знали, что нужно сразу садиться, чтобы не светить своими лицами. И желательно на заднее сиденье, чтобы если что остаться незамеченными. Осталось дождаться последнего человека: Серафим подошел к машине тогда, когда Глеб докурил сигарету и выкинул ее в открытое окно.       Серафиму досталось последнее свободное место - рядом с водителем. Он сел на переднее сиденье и пристегнулся, от чего все парни разразились диким хохотом.       - Брат, у нас не принято так, - сказал Саша и похлопал его по плечу. Он сидел прямо за ним, ютясь еще с тремя парнями сзади. И несмотря на их широкие плечи, помещались они отлично.       - А если ДТП? – поинтересовался Серафим с ехидной ухмылкой. Но послушался. Он отстегнул ремень и убрал его.       - С такой скоростью, с какой мы ездим, никакие ДТП не страшны, - заверил его Ясюкевич, а Сима хмыкнул. Кажется, он стал догадываться что к чему. И внезапно с серьезным видом посмотрел на Глеба.       - Не боишься, что предки узнают?       - Я ничего не боюсь, - с уверенностью ответил Глеб. Только Серафим ему не поверил. Странный у него взгляд был, тяжелый. Словно он видел Дамба-Хуурака насквозь.       Проигнорировав недоверие в свою сторону, Глеб снял машину с ручника и тронулся.       - Куда держим курс, капитан? – спросили у него ребята, а он пожал плечами.       - Можем, покататься вокруг школы. А, можем, доехать до соседнего двора. Если не поймают.       Глеб включил музыку на полную громкость и расплылся в довольной улыбке. Чувствовал он себя очень уверенно. Иногда даже умудрялся одной рукой держать руль, а другой курить. Но никому из парней он не позволял повторять за ним. Он не хотел видеть в машине ни сигареты, ни алкоголь, потому что все-таки это была не его собственность.       А все и без этого были счастливы. Мальчики чувствовали себя очень крутыми, занимаясь теми вещами, которые обычно были присущи взрослым. Тот факт, что их друг угнал у отца машину, уже очень вдохновлял их.       Они ехали и орали песни. Оставалось только догадываться, какой же шум стоял на улице и как реагировали люди на проезжающую мимо них тачку, из которой нещадно долбили басы.       Но что-то пошло не так. Сначала Глеб сердцем чувствовал, что обязательно произойдет что-то плохое, из-за чего следил за дорогой в два раза усерднее. А потом случилось то, о чем бы он никогда не подумал.       «Глеб, немедленно домой. Тебя ждет серьезный разговор», - пришло сообщение от мамы. И все. Больше никаких объяснений.       У Глеба душа ушла в пятки. Кажется, это был конец.       Сначала он пытался делать вид, что ничего не произошло. Он припарковал машину в чужом дворе, они с парнями какое-то время постояли на месте, разговаривая о том, какое пиво кому нравится. Но потом Глеба накрыла с головой тревожность, и ему пришлось завершить их встречу досрочно. И никто не стал возражать, напротив, все посочувствовали ему. Вряд ли кто-то хотел бы оказаться в такой ситуации, в какую попал он.       Глеб успокаивал себя, как мог. Он твердил сам себе, что не факт, что серьезный разговор будет из-за машины. Могло случиться все, что угодно. И, думая, он накрутил себя еще сильнее. У него появилась мысль, что с кем-то что-то случилось и что дома его ждут печальные известия. А вдруг отцу стало плохо? Вдруг его организм не справился с алкоголем, и настали страшные последствия? От собственных догадок ему стало совсем плохо. Слезы на глаза навернулись, поэтому Глеб спешно высадил ребят, а сам отогнал машину обратно и оставил ее там же, где она всегда стояла.       На трясущихся ногах мальчик поплелся домой, надеясь, что разговор будет о чем угодно, но только не о машине. Хотя сложно было сказать, чего он боялся больше: того, что родители узнают правду; или того, что с кем-то из его близких людей приключилась беда. Он не хотел ни то, ни то. Он вообще не хотел приходить домой на этот серьезный разговор. Однако выбора у него не было.       В квартире стояла по-настоящему похоронная атмосфера. В легком полумраке звенящая тишина пронзала все комнаты, а в коридоре сына уже ждали оба родителя, стоя с серьезными лицами. От их вида у Глеба подкосились ноги, но он не упал, потому что тут же был схвачен отцом за шкирку. Даже рот открыть не успел, чтобы спросить, что случилось. Вопрос прилетел прямо в лоб.       - Где ключи от машины? – строго спросил отец, глядя сыну в глаза. А тот старательно отводил взгляд. Несмотря на исходившую от папы злость, голос он не повысил.       - Там же, где ты их оставил, - попытался соврать Глеб. Но ему не поверили. Мама стала шарить руками по его карманам в поисках пропажи. И, конечно, нашла. Повезло только в том, что сегодня Глеб докурил последние сигареты и выбросил пачку. Мама не учуяла запах, или просто не заострила на этом внимание, решив, что сейчас есть проблемы похуже.       - Мой сын – вор, - сделала заключение она и схватилась за сердце. В истерично-драматичной манере она, причитая, скрылась в комнате, оставив Глеба один на один с отцом.       Наконец-то появилось время разуться. Глеба трясло от страха. Он трясущимися руками снимал ботинки под пристальным взглядом отца, который смотрел на него и пытался найти многочисленные ответы на свои вопросы. Не получалось. То ли их упущение в воспитании, то ли Глеб стал настолько взрослым, что все вложенные родителями усилия растворились под действием юношеского максимализма и духа бунтарства.       Еще больше у Глеба затрусили коленки, когда его мать вернулась из гостиной с ремнем. Мгновенно в голове промелькнула тысяча словосочетаний: я больше не буду, я слишком взрослый, я уйду из дома. Он, не снимая куртку, стал пятиться назад, пытаясь избежать кары, однако быстро уперся в дверь.       Ремень был торжественно передан отцу вместе с Глебом, которого схватили за шиворот, как котенка и увели в его комнату. Удивительным было, как отец мигом позабыл про все свои болезни и про то, что выпил сегодня достаточно, чтобы пойти лечь спать и забыть про недоразумение с машиной, как про страшный сон. Вместо этого он, полный сил, бросил Глеба на кровать, а сам закрыл за собой дверь.       Он, кряхтя, присел на табуретку возле и достал сигареты из домашних растянутых штанов. Одну сунул в рот, но потом вернул обратно в пачку – забыл зажигалку. А Глеб был готов на что угодно: бегать за спичками, вымаливать прощение, обещать исправиться – все, лишь бы его не трогали.       Нижняя губа задрожала. Глеб забыл про то, что он сидит в куртке и в уличной одежде на чистом постельном белье. Забыл про то, что был очень голоден, что не сделал уроки на завтра и что они так чудесно провели время с друзьями сегодня. Он смотрел в глаза отцу и сгорал со стыда. По факту виноват был очень сильно, и справедливо бы понес свое наказание. Но получать все равно не хотелось.       Отец задумчиво держал в руках ремень, крутил его, рассматривал, будто видит впервые. Хороший, кожаный, подаренный его далеким другом на какой-то праздник – забыл на какой. Наверное, ни он, ни Глеб не думали, что данный аксессуар когда-нибудь понадобится в другом контексте. Может, догадывались, но оба не были уверены.       - Как давно ты воруешь ключи и катаешься на машине? - спросил мужчина. Он не просто смотрел в глаза сыну, он заглядывал прямо ему в душу.       - Я… - Глеб запнулся. Он не мог подумать, что будет так стыдливо заикаться. Но врать было бесполезно. – Три месяца. С начала учебного года.       Отец не удержался и все-таки сходил за зажигалкой и пепельницей. Из-за того, что он медленно и плохо передвигался, его отсутствие показалось Глебу настоящей пыткой. Он сидел в полном неведении, сколько сейчас времени, выложив свой телефон в коридоре. Он трясся, смотря на ремень на табуретке, не представляя, как больно получать им по мягкому месту. И в то же время он не понимал, где так просчитался. Где его отработанный месяцами план дал сбой и почему не сработал.       Вернувшись, отец занял свое почетное место и закурил. Вот в кого у Глеба пошла привычка курить, да еще и так медленно, томно, превращая этот процесс в удовольствие, а не просто в возможность получить быструю порцию никотина и пойти по своим делам дальше. Он молчал, долго молчал и думал. А Глеб в это время все больше и больше сгорал от стыда.       - Ну, и зачем ты это делал? - вопрос оказался болезненнее любого удара по телу. Глаза намокли. Отец спрашивал это с такой досадой и разочарованием в голове. Какого было осознавать, что твой сын все три месяца водил тебя вокруг носа?       - Я хотел стать крутым в глазах других ребят… - в носу зачесалось. Глеб почувствовал, как подступают слезы, но умело сдержал их. Решил, что достойно выслушает все, что скажет ему отец и примет наказание. Все-таки заслужил. – Со мной начали общаться только из-за этого. А я хотел, чтобы со мной дружили… Мы катались на тачке по двору, а потом я отгонял ее на место.       - А сегодня мама шла с работы и заметила, что машины нет на месте, - сказал отец, продолжая неспешно делать затяжку за затяжкой. В обычной жизни он много курил, поэтому совершенно не боялся, что детская будет пропитана сигаретным дымом. Кажется, этот запах уже въелся во все: вещи, мебель, даже стены.       - Мне жаль. Я просто хотел найти друзей.       - Это мне жаль. Моя вина, что ты таким вырос.       Отец докурил сигарету, потушил ее об пепельницу и отложил ремень в сторону. Глеб с недоверием смотрел на это, не понимая, то ли ему снимать штаны, то ли выдыхать с облегчением.       - Упустили мы тебя, Глебушка. Не такое будущее тебе желали. На сегодня прощаю. Но еще одна такая выходка – говорить будем по-другому.       Мужчина с усилием поднялся со своего места и подошел к двери, явно разочарованный той правдой, которую он узнал сегодня.       - Мой сын - позорище.       Дверь с грохотом закрылась. У Глеба сердце разбилось на части после брошенных отцом слов.