The Cadence of Part-time Poets

Magically bored, On a quiet street corner; Free frustration, In our minds and our toes; Quiet storm water, M-m-my generation; Uppers and downers, Either way blood flows; Inside outside, leave me alone, Inside outside, nowhere is home; Inside outside, where have I been? Out of my brain on the five fifteen! — «5.15» The Who, 1973

Понедельник, 1 сентября 1975

В квартире было две спальни. Жильцов было больше двух, но Римус все равно почему-то проснулся в одиночестве. Конечно, это была не его комната, но чувствовал он себя здесь как дома. Ни одно другое место в последнее время не давало ему такого ощущения. Как и в другие летние ночи, проведенные в квартире, он вспотел во сне. Его футболка прилипла к спине, очерчивая худощавую фигуру, отражавшуюся в прислоненном к шкафу зеркале. В какой-то момент в углу этого зеркала появилась трещина. Никто ничего не сказал по этому поводу: это не имело значения. Даже если бы треснувшее зеркало наложило проклятие на одного из них, это ничего бы не изменило. Мальчишки делили бы неудачи, пока от них не остались бы дождливые дни. А в Лондоне такие случались часто. Римус сощурился от яркого солнечного света, пробивавшегося сквозь сломанные жалюзи. Вчера он уснул в одном ботинке и теперь, подбирая с пола ремень и носок, пришел к выводу, что второй потерялся где-то в квартире. И квартира, и кровать, в которой он проснулся, принадлежали Томни. Римус бы забеспокоился, но на самом деле это значило лишь то, что сам хозяин куда-то отправился — за сном или по другому делу. Дело, вероятно звали Шерил или Донна. То, что Томни постоянно приглашал к себе людей, еще не означало, что они могли постоянно тут ошиваться. В обшарпанной гостиной он нашел свой второй ботинок. Досс спал, сунув его себе под голову. Для мальчишек лондонского Ист-Энда время было ранним, но у Римуса были и другие проблемы помимо поздних подъемов и тошнотворного ощущения в животе. Лайелл прикончит его, если только Джайлз не успеет сделать это раньше. Единственным жаворонком, кроме Римуса, оказался Глазок, названный так в честь того, что был слеп на один глаз. Благодаря этому, он не замечал Римуса, пока тот не шагнул на кухню, оказавшись прямо перед ним. — Утречка, — сказал Глазок, потягивая свой кофе с виски. — Утречка, — пробормотал Римус, почти жалея о том, что сам не успеет найти время на кружечку. Они с Глазком никогда не были особо близки, но то и дело одалживали друг другу пару фунтов или косяк, когда это было кстати, — Томни здесь? Глазок помотал головой. — Чё-то надо было порешать с утра. Но сказал, что скоро вернётся, чтоб тебя проводить. Римус провел языком по зубам. Его рот был на вкус как помойка. — Не надо. Он проводил меня вчера. — Уже сваливаешь? — Да, надо кой-где быть. Должен был быть там еще вчера вообще-то. — Ну, — сказал Глазок, поднимая кружку, — Давай, удачки. — Бывай, — отозвался Римус, после чего засунул руки в карманы брюк и вышел из крошечной квартиры на улицу. Он не жалел, что ни с кем как следует не попрощался — они и так, обкуренные бог знает чем, прощались накануне. В основном это было обычное дурачество - они подбивали друг друга на всякие глупости. Например, повисеть на балконе третьего этажа, держась за перила только большим пальцем. Или сыграть в игру, где один клал себе на голову яблоко, а другой пытался попасть в него дротиком. Благодаря Томни, Римус почти всегда выходил сухим из воды, но даже так он не был застрахован от стрельбы по пивным банкам или стаскивания штанов. Иногда было неплохо быть пятнадцатилетним. Ближайшая от квартиры Томни телефонная будка находилась через три улицы, и чаще всего в ней посапывал бомж. Не удосужившись завязать шнурки, Римус отправился к ней. Этим утром ему повезло — никаких бомжей. Он пропихнул монетку в приемник и постарался не скривиться, когда звук телефонных гудков заставил его и без того ноющую голову запульсировать еще сильнее. Римус всегда таскал с собой достаточно мелочи, чтобы хватило на несколько звонков. За эту пару фунтов его не раз зажимали у стены. Впрочем, это изменилось после того, как остальные заметили, что он отирается рядом с Томни. Тусоваться в такой компании означало не беспокоиться о том, что кто-то на улице посмотрит на него как на лакомый кусочек. Впрочем, и это скоро изменится — репутация жителей Ист-Энда поддерживалась только в том случае, если ты был на виду. К июню следующего года, когда Римус вернется обратно, он снова будет на дне. Даже ниже, если Томни не примет его обратно. Впрочем, Римусу мало верилось в подобный расклад. Джайлз всегда брал трубку на третьем гудке, но на этот раз телефон щелкнул и повисла тишина. Римус решил бы, что связь оборвалась, но по другую сторону провода слышалось поверхностное дыхание. — Итак, где ты? — И тебе доброго утра, Джил, — пробормотал Римус, все еще стряхивая с себя остатки сна.— Заберешь меня? — На этот раз ты действительно натворил дел, парень. — В который раз? — Просто скажи где ты, маленький засранец. — Встреть меня на прежнем месте. Римус положил трубку и с негромким стоном потер лицо. В будке было жарко, его все еще мутило после прошедшей ночи. Быстрая проверка карманов показала, что по крайней мере у него все еще остались сигареты. Он как раз прикуривал одну из них от последней спички, когда дверь будки позади резко захлопнулась. Чуть не выронив сигарету, он обернулся, готовый отчитать какого-то нарывающегося на драку мудака. Но осознав, чья уродливая рожа пялится на него в ответ, расслабил плечи. — Все путем, Лу? — спросил Томни, глядя на него сквозь мутное стекло. Римус махнул ему рукой и толкнул дверь, выходя на улицу. — Ты придурок. Томни ухмыльнулся ему, щуря глаза на утреннее солнце. Потянулся вперед, выхватил из губ Римуса сигарету и глубоко затянулся, хотя за ухом у него была припрятана своя собственная. — Куда эт ты намылился? — спросил Томни, выпуская клуб дыма. Прикусив нижнюю губу, Римус посмотрел вниз и выудил еще одну сигарету. Прежде, чем он успел потянуться за спичечным коробком, Томни достал свою металлическую зажигалку, зажег огонек и протянул ему. Римус затянулся и выдохнул между ними дым, прежде чем заговорить. — Сам знаешь куда. Мне надо домой. Уже давно должен был вернуться. Томни, ничуть не удивленный, кивнул. — Но не вернулся. — Только потому что послушался тебя. — Все лучшие истории начинаются так, — сказал Томни, ухмыляясь. — Но это не значит, что ты можешь взять и свалить, даже не попрощавшись. Римус с укором поднял брови. — Когда я проснулся, тебя не было в квартире. К тому же, мы попрощались вчера. — Брехня. Кому звонил? — Никому. Домой. Как всегда. Томни зыркнул на него. — Хм. Римус зыркнул в ответ. — Хм. Этим он заслужил еще одну улыбку. Выдохнув немного дыма через нос, Томни отвернулся и пересек тротуар, направляясь к невысокой стене. Повернувшись, он уселся на самый ее край, после недолгих переглядываний, Римус присоединился к нему. — Жуткое пекло сегодня, да? — сказал Томни, глядя на августовское (теперь уже сентябрьское, осознал Римус) небо. Несколько русых прядей упали ему на глаза, когда он поднял голову, и он смахнул их в сторону прежде, чем почесать нос. — Хватит меня жалеть, — сказал Римус. Томни повернул к нему голову и оскалился. — Ты к чему это? — Ты всегда заводишь разговор о погоде, когда зацикливаешься, тупая башка. Томни ухмыльнулся, в уголках его глаз собралась сеточка морщинок. — Стал совсем предсказуемым, а? — Не, — отмахнулся Римус, — Это все я. — Вот именно, — сказал Томни, тыча в него сигаретой, — От тебя ничего не утаишь. Ты ж все видишь, Римус Люпин. Людей видишь. Может из-за роста. Клянусь, ты за месяц еще полфута прибавил. Неспособный с этим спорить, Римус просто еще раз затянулся. Знакомый вкус дешевого табака обжег горло. Он улыбнулся сам себе. Римус ничего не мог поделать с тем, что был высоким и тощим. Видеть людей было проще, чем узнавать их, но с Томни Армстронгом все было иначе. Урожденный «Тонас Даниэль Армстронг» после того, как его укуренная наркотой мать ошиблась в написании слова «Томас», Томни жил так, словно каждый новый день был его лучшим другом. Почти подросток, с ужасной любовью к дури — даже это его не останавливало — он сделал Ист-Энд своим дворцом, а всех здешних бездельников — своими подданными. Он создавал проблемы когда это было ему выгодно, когда нет — решал их, и всегда заботился о своих. — Парни были рады тому, что ты зашел вчера, — сказал Томни, поднимая воротник куртки, чтобы солнце не жгло ему шею. — Да? — спросил Римус, глядя себе под ноги и перекатываясь с носков на пятки потертых кроссовок, пока задник не стукнулся о цемент стены, — Полагаю, тебя это взбесило. — Мой хитрюга Лу, — язвительно ответил Томни, — Конечно я был счастлив. Пришлось бежать от Баррина, чтобы успеть тебя проводить, засранец. Повезло, что поймал, когда ты пытался втихаря свалить. Баррин был покровителем — боссом, которому Томни был ближе родного брата. Многие годы Томни мотался по Ист-Энду по его поручениям, еще даже до того, как его узнали остальные парни. Именно Баррин купил ту самую квартиру, хотя уже много лет она была записана на имя Томни. — Я не сваливал втихаря, — заметил Римус, — Из-за вас я опоздал на поезд. Когда вернусь домой, меня на лоскутки порвут. — Может, это сделает из тебя нормального человека. Хотя, это больше задача задрото-школы. Знаю, ты рад, — он игриво задергал бровями. — Не рад! — рявкнул Римус, — И я еду туда потому, что хочу. Папа сам все замутил. Либо так, либо он меня раскатает. После последнего случая с копами, я думал, что он точно выставит меня на мороз. Лайелл, возможно, так бы и поступил, если бы мысль о заголовках «Сын министра за решеткой» или «Люпин на службе ее Величества» в Daily не звучала бы так непривлекательно. — Я без наезда, Лу, — сказал Томни. В его речи проскользнул шотландский акцент, с которым он говорил в юности, когда его мать перевезла его из Дануна в Лондон. Он иногда переключался между ним и говором Ист-Энда, чтобы лучше цеплять девчонок. — Не у всех есть возможность отсюда смотаться, понимаешь? — продолжил он, — Я понимаю. Хотя, признаюсь, клево думать о том, что один из моих парней отправляется в такое пафосное место, — Томни хлопнул Римуса по спине, отчего тот чуть не уронил сигарету на колени, — Как ты там сказал оно называется? Желудок Римуса сжался. — Я не говорил. Просто выпенджерный пансион для богачей. — Уверен, тебе там понравится. Сомневаюсь. — У меня нет с ними ничего общего. — Ты говоришь как они. — Не говорю! — Говоришь! — Томни заржал. — Когда ты устал, пьян или накурен, ты всегда говоришь как белый воротничок. Можешь обманывать остальных, но не меня, старина Джон! У тебя отличное произношение, мамочка бы тобой гордилась. — Я никогда не должен был рассказывать тебе о своем втором имени, — проворчал Римус, — Ты просто смешон. Глаза Томни сверкнули. — Вчера вечером ты назвал Досса «душенька». — Не назвал! — Назвал! Обстебал его при этом, но тем не менее. А потом поцеловал Шерил ручку. Римус застонал и в смущении уткнулся лицом в ладони. В этом и была проблема уличного пойла, того самого копеечного алкоголя. В одну секунду ты совершенно трезв, полностью контролируешь свои действия, а в следующую уже пьян и распластан лицом на чьих-то коленях. — Это и правда было очаровательно, — сказал Томни, расталкивая Римуса плечом, пока тот не опустил руки, — Шер захотела тебя поцеловать, но ты уже блевал в мусорку. Римус скорчил гримасу ужаса. — И правда. Очаровательно. Томни отвернул свое улыбающееся лицо к стоящей на другой стороне улицы телефонной будке. Стена, на которой они расселись, была обращена на запад, так что их спины пригревало солнце. Люди шли мимо, с опущенными головами и поднятыми воротниками, погруженные в свои проблемы. Смотреть в глаза незнакомцам на таких улицах — себе дороже. Но Римусу не нужно было сильно переживать. Ведь он был с Томни. Пока они были вместе, Римус мог позволить себе отвлекаться на то, как летнее солнце освещает русые волосы Томни, придавая им золотистый оттенок. Волосы самого Римуса так не искрились — они были невзрачного каштанового цвета. Он бездумно пялился на то, как Томни постукивает задниками кроссовок по цементу стены и начинает насвистывать мелодию. Римус сразу узнал ее. «Hello, Goodbye» группы The Beatles. Он мог бы ему за это врезать. Они сидели долго, просто рядом. Томни насвистывал, Римус хмурился, каждый в своем мире. Джайлз все равно еще долго не появится на условленном месте — как типичный таксист, он отказывался ехать в большинство мест Ист-Энда, опасаясь, что какой-нибудь урод неправильно подышит на его Роллс-Ройс. Пока они сидели, Томни все свистел и свистел, довольный тем, как мирно они проводят время, а на фоне шумят трущобы города. Это было его хорошей чертой — Томни никогда не спешил. И, что немаловажно, не торопил других. Томни был из тех, кто «остановится, чтобы насладиться ароматом каждой встречной розы», а если поблизости не находилось роз, он принюхивался к мусору на углу и говорил, что пахнет солнцем и чертовой радугой. Если бы год назад кто-то сказал Римусу, что он все еще будет тусоваться с этим ходячим противоречием, он бы впечатал этому кому-то сигарету помеж глаз за попытку над ним посмеяться. Тогда Римус думал, что чтобы быть крутым, надо быть плохим парнем на районе: самым большим и самым злым. Этим кем-то был не Томни. Добрый и беспощадный, нежный и жестокий одновременно, Томни выставлял свое сердце напоказ как боевое знамя. Если у него и были недостатки, так это наркотики и то, как легко он срывался - с ними и без них. Но Римус не мог его за это винить. Родившийся почти на улице, с матерью, которая почти не бывала в ясном сознании, для таких мальчишек, как Томни, не существовало ничего, кроме улиц. Он бросил школу в 10 и провел детство, бегая по поручениям других парней с района, пока не накопил достаточно должников, чтобы занять свое крошечное место на вершине. И он никогда не становился жадным. Томни выменивал кусочки своего прошлого, как угощения: один секрет тебе, одна слезливая история тебе, но если ты посмеешь меня пожалеть, я тебе врежу. Если бы Римус сам мог выбрать секрет, который ему поведает про себя Томни, он бы спросил про его шрам на верхней губе. Тот самый, который в тусклом свете делал Томни похожим на злодея из Бондианы. В драке, наверное, фантазировал Римус, но с кем? Была ли это просто плохо зажившая ссадина или что-то серьезное? Каково это — проводить пальцами по маленькому рубцу? Целовать им девушку? Почувствует ли она шрам? Найдет ли она его загадочным и интригующим, будет ли думать о нем так же, как… — Че, увидел что-то у меня на лице, Люпин? Римус резко выпрямился, отвел взгляд и потянулся к сигарете, но, пока он мечтал, она уже успела истлеть. — Пиздец, — пробурчал он, откинув бычок в сторону и потянувшись за пачкой. Томни протянул руку, и Римус без раздумий сунул новую сигарету ему между пальцев, а другую сжал в зубах. — Давай сюда. Томни потянулся вперед со своей зажигалкой и обхватил пальцами сигарету Римуса. Его собственная уже горела, из уголков его рта сочился дым, пока он сосредоточил внимание на том, чтобы запалить сигарету Римуса. Они оказались достаточно близко, чтобы Римус уловил кисловатый запах алкоголя, не успевший выветриться с его одежды. Под правым ухом Томни, у края линии роста волос, виднелась родинка. — Не тупи, Люпин. Затягивайся! — Извини! — пискнул Римус, тут же глубоко затягиваясь. Для удобства он зажал ее между пальцами, а Томни отодвинулся подальше. Его зажигалка закрылась с довольным щелчком. — Ты какой-то напряженный, Лу, — заметил Томни. Римус выдохнул и повел плечами, стараясь расслабиться. Его взгляд остановился на каком-то мужике на противоположной стороне улицы. Тот шел в костюме, состоящем не столько из ткани, сколько из заплаток. — Прост думаю, что скоро придется уехать. — Не зацикливайся на этом слишком сильно. Че уж там, быстро привыкнешь быть далеко от нас. — Не хочу привыкать к этому, — буркнул Римус. Он почувствовал, как Томни ткнул его в локоть и повернулся, встречая его ехидный взгляд. — Все будет путем. — Не в этом дело. Томни пожал плечами, вытянул ноги вперед и снова лягнул пяткой стену. — Ну, если будет прям тяжко, найди себе девчонку. Будет кому жаловаться на несправедливость. Римус фыркнул. — Долбоеб. Томни склонился совсем близко, и Римус почувствовал, как что-то екнуло у него в горле. — Слышал, девчонки из частных школ на самом деле те еще штучки. — И от кого ты это слышал? — У меня свои источники. — Хм. — Я о том, что должны быть и хорошие моменты. Как там белые воротнички говорят? Луч... — Луч надежды. — Ха! Воротничок. — Отъебись, придурок. Томни захихикал, затряс головой, и, перекинув ногу через стену, зажал холодный цемент между бедрами. Откинулся назад и уставился в голубое небо. — Луч надежды, — наконец сказал он задумчиво, — Звучит как что-то хорошее, правда? Римус тоже уставился на небо. — Наверное да. — Сделай мне одолжение, Лу. Не забывай об этом. Взгляд Римуса тут же вернулся к Томни, но тот все еще смотрел наверх. — Об этом месте, — продолжил он мягко, — о грязи и слизи, бомжах и отбросах. Дыме и парнях, и поворотах, и трещинах. О траве и пыли, и грязи, и… Томни замолчал так, словно ему не хватило слов, но Римус понял. — Не забуду, Том. Мягкое выражение лица Томни растянулось в довольную улыбку, затем в усмешку. Наконец, он посмотрел на Римуса. — Ты хороший мальчик, Люпин. — Дебил. — Да, это я. Томни Дебил! А ты — Лу, со своими костлявыми коленками, длинными конечностями и всеми этими пафосными словечками. Ты будешь помнить, ты… — ЛУ! ТОМ! Одновременно повернув головы, они заметили небольшую группу парней, которые махали им, идя по улице. Лицо Томни снова расплылось в легкой улыбке, когда он приложил ладонь козырьком ко лбу, чтобы получше разглядеть уже дневное солнце. — А вот и остальные дебилы, — сказал он прежде, чем крикнуть им в ответ, — Все путем, парни? — Все путем, Том! — хором донеслось в ответ. — Флэки с вами? — Конечно! — крикнул Флэки, размахивая своими короткими руками, пока он и остальные приближались. Досс в своих армейских ботинках вышагивал рядом с ним, Ли замыкал группу, держа руки в карманах. — Я думал, твоя мамка наказала тебя за то, что ты что-то свистнул из магазина Бейли, — сказал Томни с довольной улыбкой. Флэки ухмыльнулся, обнажая дырку на месте одного из передних зубов. Ему было всего 13, он был младше Римуса, но времени провел с Томни не меньше. — Она просто оттаскала меня за уши, — сказал он, — А я сбежал через окно. — Хорош. — Че вы тут так рано шляетесь? — спросил Римус, кивая в сторону Досса, — Ты ж на моем ботинке в обмороке валялся утром. Думал, ты совсем откинулся. — Глазок нас разбудил, — сказал Досс, — И я не сдох, придурок. Томни соскользнул со стены и хлопнул в ладоши. — Вы как раз вовремя, друзья мои, — сказал он с наглым видом, — Мы прощаемся с нашим маленьким Джоном. Но прочь слезы! Плакать будем не мы. Рука взмыла в воздух. Томни крутанулся на месте и указал прямо на Римуса. Глаза у него искрились весельем, а выражение лица стало озорным. — Парни, надо его напоследок отпиздить. Умыляясь как чертята, Ли и Досс рванули вперед и, прежде чем Римус успел хоть как-то повернуться к телефонной будке, они подхватили его за руки, сдернули со стены и зажали между собой. — Отвалите, придурки! — заорал Римус сквозь смех. Ему было весело, небольшое прощальное шоу от Томни. — Наш мальчик Люпин покидает нас! — воскликнул Томни, — Он отправляется далеко-далеко от наших добрых земель. Да, его ждут зеленые пастбища, злобные стукачи и — я уверен — несколько отличных высокомерных краль! — Бууу! — заорал Флэки. — Он оставит нас ради них! Ради самовлюбленных, модных, чопорных… — Осторожно Том, а то все прилагательные исчерпаешь, — сказал Римус с вызовом, все еще зажатый между своими друзьями. — Он оставит нас ради тех, кто знает, что такое прилагательное! — воскликнул Томни, едва сдерживая смех. Римус вывернул руку, которую держал Ли, и с размахом вышвырнул свою сигарету. — Это не мой выбор! Ты же знаешь моего отца… — Отговорки, — перебил его Томни, — Почти ересь! — Измена! — заорал Досс ему прямо в ухо. — Революция! — добавил Ли, что удивило Римуса. Он предполагал, что мальчик понятия не имел о значении этого слова. — Это тяжкое преступление — покидать грязный, старый Лондон, чтобы превратиться в старого задрота! — Томни зажал сигарету в уголке своего рта и выдохнул дым через нос, становясь похожим на дракона. Римус опустил голову, сдерживая расползающуюся на губах улыбку. — Так что же, — простонал Римус, для большего драматизма выкручиваясь из рук Ли и Досса, — Чего ты хочешь от меня? Прощального поцелуя? Улыбка Томни расползлась еще шире. — Нет, ничего настолько сладкого. Мы здесь не для того, чтобы препятствовать твоему образованию! Мы просто дадим тебе парочку уроков, вот и все. Досс, всыпь-ка ему старого-доброго сахарку, а? — О бл...нет! — закричал Римус, но Досс, почти вывернув ему плечо, уже выкручивал его руку за спину. Через секунду Ли со смехом сделал то же со второй, жестко щипля нежную кожу. — Не переживай, Лу! Это лишь малая часть той боли, которую мы чувствуем зная, что вот-вот потеряем тебя навсегда, — крикнул Томни, наконец шагнув вперед. Он оттащил обоих мальчишек, освобождая Римуса от этих детских пыток. Римус едва удержался от того, чтобы сказать, что один год — это далеко не навсегда. К тому же, все закончится быстрее, если он, как и всегда, влипнет в неприятности. Вместо этого он просто оттолкнул друзей от себя и попытался пихнуть Томни. Тот с самодовольной ухмылкой схватил его за запястье и слегка сжал его. Схваченный, Римус улыбнулся ему, и Томни неожиданно притянул его в объятия, хлопнув по спине и сжав в своих руках так сильно, что Римуса чуть не оторвало от земли. Через плечо Томни он увидел лица других мальчишек, каждый из них был покрыт грязью, веснушками и маленькими шрамами. Но все они были счастливы. Мир без них будет похож на ад. Вне зависимости от того, куда он направится, он будет скучать по ним. Осознание того, что он стремится в будущее, которое не будет похожим на проведенное вместе лето, делало ситуацию еще хуже. — Ладно, — вздохнул Томни, отстраняясь, но все еще крепко обхватив Римуса за шею. Его пальцы были такими теплыми, и когда Римус встретился с ним взглядом, что-то в его животе перевернулось, — Ты справишься, — сказал он твердо, — Ты покажешь этим ботанам, на что способен грязный лондонский парень. — Ты умный, Лу! — крикнул Досс. — Да. А если они умнее, сожги их домашку, — услужливо добавил Ли. Томни засмеялся и легко сжал шею Римуса. — Неплохая идея, — он вытащил из своего кармана зажигалку, задержал ее между их лицами, — Чтобы помнить, — сказал он, прежде чем сунуть ее в карман футболки Римуса. Томни слегка похлопал его по карману, прямо над сердцем, прежде чем, наконец, опустить руки и отступить. Он вернулся к остальным мальчишкам на тротуаре, позволяя трещинам на цементе разделить их. — Я вернусь, — сказал Римус, чувствуя, как в горле встает ком, — Меня, наверное, выгонят к Хэллоуину. — Это был бы новый рекорд, — сказал Томни с таким выражением лица, словно он знал что-то, чего не знал Римус, — Но не торопись. Ли пожал плечами. — Или торопись. Досс пихнул его в бок. — Мы все равно будем здесь, — добавил Флэки и потянулся, чтобы вытащить сигарету из-за уха Томни. Томни позволил ему это и с любовью похлопал его по голове. Когда Томни наконец посмотрел на Римуса, он резко кивнул головой. Иди. И подмигнул. Даже если бы Римус опоздал на собственные похороны, он все равно потратил бы этот момент на то, чтобы вглядеться в своих друзей. Запечатлеть их горько-сладкие улыбки в своей памяти. Когда у него не осталось сил на собственную улыбку, Римус медленно кивнул и развернулся. Путь до следующего угла улицы казался невыносимо долгим, но он заставил себя не оборачиваться. Тихий внутренний голос подсказывал, что даже если он обернется, их там уже не будет. Он не мог вынести этой мысли, поэтому заставлял идти себя дальше и дальше, пока не свернул за угол. После проведенного на грязных улицах города лета, его кроссовки стали не большим, чем просто кусками резины и клеем, который из последних сил держал их вместе. Его ногам еще никогда в жизни не было так тяжело идти вперед.