Сдохни или умри

Хочешь расширитель в зубы?

Хочешь поцелую в губы?

Хочешь даже лягу рядом?

Только не болей!

              Я сижу на краю металлической решетки, которая служит полом в переходе между паровозом и первым вагоном, и провожу руками по лицу. С десяток пассажиров бродит вокруг состава, несколько сидят на шпалах подальше. Понемногу занимается рассвет, но это не мешает сверчкам стрекотать как в последний раз. Да и не только сверчкам.              — Я требую компенсировать стоимость билета!       А так можно? Я бы не отказалась пополнить запас дырявых монет.              — Правду говорили, проклят этот поезд!              Спрашивается зачем тогда садились. Вроде бы другой конец света, а проверять слухи на своей шкуре тоже любят.              — Мы чудом не пострадали!              Полностью согласна. Не поезд, а одни сплошные чудеса.              — Надо составить коллективный иск!              Когда звучат знакомые термины, я гляжу в сторону говорящего, рассчитывая увидеть Чжэня, но нет, этот азиат точно одет по-другому. Я рассказала, что паровоз вышел из строя и пришлось отцепить вагоны. Мои слова подкреплял вздымающийся на горизонте дым, в сторону которого не так давно убежал Зеницу. Интересно, как у них дела? Солнце вот-вот покажется над горизонтом, а для меня эта ночь никак не хочет заканчиваться. Никогда не забуду как Зеницу вылетел с вагона. Ничего ужаснее не переживала, даже когда сидела посреди внутренностей демона. Ох, лучше бы я проснулась в Махачкале, а до Саратова хоть на велосипеде…              Я очередной раз оглядываю присутствующих и задерживаю взгляд на столбе дыме вдали. А отсюда как на велосипеде? Разве что на водном. Дельфинами там, не знаю! Чтобы соскрести на теплоход до Сахалина мне пару лет надо в квартале Красных Фонарей отработать, причем желательно в городке побольше. А тут уже война наклевывается, так что дорога мне заказана, до 1918 года, если меня не подводит память. То-то проститутки мне обрадуются! Скажут, что европейцы даже здесь крадут у них работу! Стоп, я же англичанка, а не русская. Англия была в Антанте против нас, вместе с Японией, нет?              Озадачиваюсь пуще прежнего. Так это что выходит, мне надо возвращаться в Англию? В другой день я бы может и обрадовалась внеплановой экскурсии, но не сегодня. А если иначе, что, оставаться здесь? С разодетыми узкоглазыми мальчиками и пылающими силачами посреди демонов? Черт, почему я вообще должна выбирать какую-то сторону, а не закрыть глаза и оказаться дома?!              Неожиданно для себя я вижу гигантскую огненную вспышку, после на путях вдали показывается движение. На фоне восходящего солнца кажется, что бежит олень, но ни головы, ни тонких изящных ног не видать, да и движения какие-то рваные. Мельком оглядываю людей. Они его тоже заметили, это радует.              Внезапно издалека доносится рёв:              — Же-е-енщина-а-а!              Захрюк?! От осознания я глаза протираю. Нет, серьезно?! Его бег на четвереньках выглядит настолько сюрреалистично, что я привстаю с места. Несется не хуже поезда и чем ближе становится, тем яснее поблескивают стеклянные глаза. Точно он. Пассажиры начинают разбегаться, и я тоже пячусь назад. Не может этого быть. Кабан грубый, но вменяемый. Что ему в голову взбрело? Может в него вселился демон?!              Я слишком поздно соображаю, что пора бы дать дёру, как тот на четвереньках приземляется рядом, хватает меня под пояс и несется обратно. Я успеваю лишь взвизгнуть, а чтобы прикрыться от поднятой пыли приходится упереться руками о его покрытую потом и копотью спину. Те предательски соскальзывают и я шлепаюсь обратно.              — Не дергайся! — рявкает он на меня, затем издаёт боевой клич и мы… зависаем в воздухе? Буквально на пару мгновений, прежде чем влететь в лесопосадку. Я прикрываю лицо руками и мирюсь со всеми невзгодами ровно до того момента, пока ветки перестают хлестать по ногам.              — Я нашел!!! — орёт он кому-то. Только сейчас слышу его сбившееся дыхание. Кабан рывком ставит меня на ноги, но я не удерживаюсь и падаю на спину, растягиваясь на земле как звездочка. О как меня закружил, а рассветное небо какое…              — Госпожа Рара, быстрее! — подлетевший Зеницу выглядит хуже себя прежнего и явно волочит ногу, но так резво меня поторапливает, что я сама подлетаю. — Туда!              Он указывает мне за спину. В рассветных лучах у лесной чащи стоит знакомый «пылающий» плащ без единого следа крови. Я бы не заподозрила ничего плохого, если бы он заметно не заваливался на Танджиро. Ноги сами несут туда и уже на подходе парень меня окликает.              — Госпожа Рара! — едва не плачет он.              Расстояние не настолько большое, чтобы я хрипела как Кабан, но голос явно громче обычного:              — Да!               Ренгоку поворачивается голову на мой голос и я торопею в нескольких шагах. На окровавленном лице живого места нет! Это что тут такое было?!              — Как так?! — Я перехватываю его с ближайшей стороны, пока темноволосый становится по другую. — Усадить надо!              Мы с трудом опускаем учителя наземь и опираем о ствол дерева.              — Аптечка, вода! — судорожно продолжаю я. — Неси всё что есть!              Танджиро, не продохнув, убегает, а я торопливо осматриваю конечности «учителя» на целостность. В голове ни единой цензурной мысли, ни единого постороннего вопроса! Чёрная форма настолько пропитана кровью, что нельзя оставлять его сидя! Ещё и улыбается, гляньте! После такого люди обычно орут и хорошо если матом!              — Со мной всё нормально, — хрипит Ренгоку.              Чего?! Решил на тот свет отправиться?! Думает, тут все жопу рвали, чтоб он помер?! Я бросаю на него мимолетный взгляд и с трудом сдерживаю свои эмоции:              — Помолчи!              Тот лишь со смешком вздыхает и опускает взгляд уцелевшего глаза. На ощупь ледяной, в липком поту вперемешку с грязью и кровью, никак не может отдышаться и рассказывает, что с ним всё хорошо?! Мне уже нехорошо, а я только посмотрела на него!              Легкими движениями прохожусь от шеи вниз, расстегивая вначале пуговицы куртки, а затем и приобретшую бордовый цвет рубашку. Спереди и сбоку на груди ничего, белый плащ на спине не пропитан кровью. Что до живота, несмотря на резаную рану с ней всё ещё можно выжить. Отдельно удивляет отсутствие кровотечения при такой-то глубине. Будем считать это хорошим знаком.              Напоследок беру в ладони его лицо. Настораживает не столько превращенная в синяк левая глазница, сколько то как она просела. Веки повреждены и зажмурены, а оттого лучше заметна их неестественная сглаженность. Со лба через веки блестит резаная рана, а большая часть крови натекает сверху. К счастью, просто порез, а из-за малого количества мышц в скальпе кровотечения хоть и вялое, но не быстро не остановится. Прикасаюсь к запястью. С его весом сердце колотится как у воробушка.              — Я здесь! — запыханный Танджиро падает рядом и расчехляет аптечку. Мельком замечаю как Кабан на фоне пытается отдышаться. — Это для очистки раны! — торопливо поясняет он, вытаскивая стеклянные баночки. — Для заживления!..              Я только успеваю за его движениями. Это всё, конечно, здорово, но интуитивно я понимаю, что японская аптечка образца 1914 года это считай Пироговские времена, зато вижу моток пластыря и ампулу с темным содержимым. Перехватываю её с рук парня. Хотя бы йод! Из всего перечисленного и намека на противошоковые препараты, ни шприцов, ни стерильных растворов, из знакомых названий — йод и опиум, а подымает последний давление или роняет в ноль я понятия не имею! Пока Ренгоку не вопит от боли лучше его отложить.              Значит начнем с проверенных дедовских методов. Я вскакиваю с места и скидываю с себя удлиненный жакет:              — Укладываем на одежду!              Вся трава в росе, а нам катастрофически важно сохранить тепло. Танджиро тут же повторяет за мной стягивая клетчатую накидку. Запоздало подключается Зеницу.              — А-а-а! — ревёт Кабан рядом. — Почему я ношу только шкуру?!              — Самое оно! — падаю на колени я, подхватываю жесткий серый мех и укладываю его по правую сторону от пострадавшего. Все руки измазала в крови. Надеюсь, меня здесь не поджидает ещё какая инфекция, кроме чахотки Кохаку! Возвращаясь обратно проверяю: — Эй-эй, Ренгоку! Потом поспишь!              Он подымает взгляд не на меня, а в мою сторону; скорее реагирует на звук. Перед ним словно пелена, держать веко поднятым заметно труднее и только улыбка никуда не девается, точно её кто-то выбил на его лице. Ещё чего, успеет с праотцами наговориться!              К этому моменту Танджиро застилает траву желтой накидкой по другую сторону. Повезло мне, что они быстро соображают. Взмахиваю руками, призывая их собраться:              — Давайте, по обе стороны! Головой на мех!              Мы действуем осторожно и достаточно слажено, укладывая их учителя под деревом: Танджиро у головы, Кабан хватает под грудь, Зеницу за голени, я же поддерживаю поясницу и таз параллельно закладывая под них часть Кабаньей шкуры.              — И-и-и, — командую я, — кладём!              Когда вес тела переходит на руки, я понимаю, что Ренгоку выглядит легче, чем есть на самом деле. Конечно! Это его руки перерубили сцепку! Он должен быть силён как бык! Бросаю прощальный взгляд на свой зеленый, порядком окровавленный жакет, который отныне гордо лежит под его ногами. Что ни говори, а у Лары Крофт был вкус.              — Подложить под ноги что-то!              Оглядываю территорию. Нельзя, чтобы кровь застаивалась в ногах. Если нет возможности восполнить потерянный объем, так хоть её остатки пускай бегают по внутренним органам, а не конечностям.              — Вон! — указываю я в сторону находки. Кабан, как заколдованный, тут же подрывается и на лету дослушивает: — Ветка!              — Бревно-о-о! — ревёт он и не просто волочит найденное рядом по земле, а берет на грудь столь непринужденно, что позавидовала бы вся наша тренажерка. Обожаю его!              — Кутайте ноги, руки! Живот открытым!              Казалось, что взять больше нечего, но парни синхронно стягивают с себя целые, кое-где пропитанные кровью куртки; такие же как у самого Ренгоку. На спине каждой повторяется иероглиф — «истребитель».              — Танджиро...              Я запинаюсь, а названный на ходу цепенеет, когда замечает какими глазами я таращусь на их учителя: тот бледнеет пуще прежнего, на фоне ярких волос даже отдаёт синевой, а вместо прерывистого дыхания повисает мёртвая тишина.              — Ренгоку? Ренгоку!              Я хлопаю по здоровой половине лица. Никакой реакции. Он что, совсем охренел?! Одним махом скидываю уложенную на грудь куртку, распахиваю рубашку и прикладываю ухо к груди, а левую руку на скользкую от пота шею, где должна пульсировать сонная артерия. Секунда, пять, десять. Остановка?!              Решение только одно. Я резко подымаюсь, прохожусь рукавом блузки по его груди, переплетая пальцы складываю кисти друг над другом и устанавливаю основание ладони над его грудиной. Выпрямляю руки. Я одна, значит тридцать к двум.              — Прижмите чем-то рану на животе!              Я не ожидаю выполнения команды и сразу начинаю качать. Не знаю что у парней в головах, но препятствий мне никто не чинит. Лишь до Танджиро немного погодя доходит что я имела ввиду. Что конкретно он делает я вижу только краем глаза, но искренне надеюсь, что мой посыл был понят верно. Увы, обычно на третьей минуте реанимации её качество начинает страдать, а помощник мне бы ой как пригодился. Только доверить это без подготовки некому.              Когда идёт второй десяток компрессий, возникает вопрос о вентиляции легких. У него пол лица в крови, сомнительное удовольствие. Я бы не отказалась от мешка АМБУ или типа того. С другой стороны, я всю дорогу обнималась с, вероятно, открытой формой туберкулеза. По-хорошему, это Ренгоку стоит меня опасаться. Да и кто я тоже вопрос. Стоит ли мне вообще особо переживать за свою безопасность? В данных обстоятельствах — однозначно нет.              Как только тридцать компрессий завершены, я запрокидываю голову мечника, второй рукой прохожусь рукавом блузки по кровоподтекам и открываю его рот. Если оставить влагу не получится создать герметичность для нормального вдоха.              — Что вы…              Слышу севший голос Танджиро слева, закрываю Ренгоку нос и накрываю своими губами его. Зеницу позади пищит. Нет, не заставляй меня думать что я делаю! Тут каждое мгновение на счету!              Грудная клетка подымается — значит всё идет как надо. Один вдох — и его пассивный выдох. Второй — и я сразу возвращаюсь к непрямому массажу сердца. Некогда думать о том, как это выглядит со стороны, что теперь обо мне подумают ребята и вообще, может в японской культуре это считается за домогательство. Он умирает!              Проходит второй цикл, третий, после четвертого я сбиваюсь со счета и чувствую, как натруживаются руки и меняю их между собой. Теперь часть со вдохом кажется моментом небольшого отдыха, в котором нельзя задерживаться.              Неожиданно раздаётся протяжный хрип и тело мечника начинает содрогаться от кашля. Он едва не сбивает меня с ног, заваливаясь на здоровый бок, и я чиню ему препятствие, уперевшись стопами в землю. На лету же накрываю руки Танджиро сверху своей ладонью, чтобы рана на животе осталась максимально неподвижной. Зараза, рука дрожит как осиновый лист! Он бы ещё скрутился!              Факелоголовый пытается отдышаться. Неплохая реакция для человека, который был одной ногой на том свете. В помрачении он бы и меня зашиб, не будь парней рядом.              — Подложите! — только сейчас замечаю, что моё дыхание тоже сбилось. Я бы и рада прилечь, да только моей жизни по-прежнему ничего не угрожает, в отличии от его.              — Поправь… — небрежно указываю на куски меха, которые ранее подкладывала под его спину. На просьбу отзывается Зеницу и, когда я киваю вперёд, все трое соображают к чему это.              — Пе-ре-вернём!              Очнувшийся со стоном возвращается на спину и на мгновенье приоткрывает глаз. В сознание не приходит, оно и не мудрено. Я утираю пот со своего лба, проверяя его пульс. Завёлся, как миленький. Только по сосудам ему особо нечего гонять. Дерьмо, какое же всё это дерьмо!              — Повязки.              Парни все в крови и грязи с головы до ног: рубашка Танджиро в кровавых пятнах — чьих теперь непонятно, - полуголый Кабан состоит из ссадин, Зеницу бережет хромую ногу. Все чудовищно устали, однако слёту понимают что я хочу сказать. Даже местный аналог Маугли, чего я совсем не ожидала.              Возвращаюсь на позицию и прижимаю окровавленные руки к животу очнувшегося. Я не подумала, когда командовала, но благо парни додумались использовать повязку из аптечки, а не голые руки.              — Я поддержу, — адресую Танджиро.              — Но… — хочет он мне что-то возразить, но я отрицательно мотаю головой. Он осторожно ослабевает хватку и освобождается.              — Мойте с Зеницу руки. Кабан, помоги им. — Последний подхватывает одну из фляг с водой, пока парни закатывают рукава. Подмечаю: — Хорошо натирайте ногти и между пальцами. Чистыми ничего не трогать. Воду не вытирать.              Пока они заняты, моё дыхание выравнивается. Не сказать, что кровь Ренгоку хлыстала во все стороны, пока я давила ему на грудь, но остановке кровотечения это явно не способствовало. Что до лица, кровь на лбу и у рта теперь размазана, благо на состоянии других ран это никак не сказывается. Интересно, что тогда творится на моём лице? Наклоняю голову вправо, вытирая о плечо уголок рта. Если и запачкалась, то где-то здесь…              — Готово! — отчитывается темноволосый.              — Бери чем промывать и садись рядом, — киваю я по правую руку. Тот усаживается. — Смотрим…              Я без усилия медленно отделяю окровавленную тряпку от живота и отмечаю, что руки всё ещё дрожат. Я запомнила его лучше чем оно оказалось на самом деле. Снаружи кровотечения нет, несмотря на общий неприглядный вид резаной раны, значит повязку можно переделать. С опаской смотрю на Танджиро, который бледнеет на глазах. Нет-нет, не хватало ещё ассистента потерять!              — Это выглядит хуже, — поясняю я севшим голосом,осторожно толкая его плечом. Тот с трудом отрывает взгляд от представшего зрелища. — Чем есть на самом деле! Сможешь обработать?              — Д-да! — берёт он себя в руки. — Положитесь на меня!              — Точно? — всматриваюсь я в его несколько ошалелые глаза. Он уверено кивает. — Хорошо.              Я на коленях делаю шаг в сторону, подхватываю край куртки и накрываю оголенную грудь мечника, после чего устраиваюсь рядом с его головой и осматриваю её: медленно и уверенно кровоточит, пока лицо начинает подсыхать. Если выживет, восстановительный период его ждёт неприятный. Дыхание беспокойное, но не сравнится с тем, что было раньше. Смотрю на Кабана и призывающе киваю на своё место.              — Да! — решительно восклицает он.              — Зеницу, — подзываю второго, — к изголовью. Прижми лоб и промой лицо. Кабан, моемся.              Теперь наша очередь привести руки в порядок. По аптечке всё плюс-минус понятно. С таким оснащением мы в жопе, конечно. Куда не плюнь, а только на состояние глаза я могу стабильно положится. Если его вид меня не обманывает, в перспективе нас ждёт сражение с воспалительным процессом в его остатках, но это дело завтрашнего дня, до которого нужно как-то дожить.              Хах, завтрашний день. А ведь завтра это уже сегодня.