Больше, чем просто напарница

— Эй, Джуд, уши не трут? — Ты только что лишил моего отца его коронной фразы, Уайлд. Не стыдно? Стыдно, Морковка, очень стыдно. Когда крольчиха впивается в лиса таким гневливым взглядом, он как обычно предпочитает уставиться в кипу хаотично разбросанных бумаг на рабочем столе, нежели рискнуть сыграть в гляделки с напарницей. Чертовка умела прожигать дырку во лбу одними глазами. Глазами цвета сочной лаванды и апрельских фиалок с забавными переливами радужки на солнечном свете. И да, они темнеют, когда их обладательница не в духе. Николас приметил это ещё с того момента, как неохотно переступил порог их полицейской конторы в две минуты девятого. Едва уловимый запах пота и застоявшегося горячего воздуха, раздражающе защекотав ноздри лиса, подтолкнул того к окну, чтобы в этих четырех стенах возможно было нормально вздохнуть. Ник оборачивается к напарнице и подходит к ней со спины, боясь спугнуть её вдохновение, пока та что-то яростно строчит в ноутбуке. — Ладно, офицер Хоппс, не злитесь. Я ж любя. Уайлд был бы на седьмом небе от счастья, если бы его напарница восприняла последнее предложение настолько буквально, насколько это можно было оттуда выжать. Но по старой дурацкой привычке он лишь чуть крепче сжимает в лапах её хрупкие плечики и чуть выпускает когти от распирающей в сетке ребер злости. На вопрос «к ней или к самому?» Ник пока сам не мог дать однозначный ответ. Но одно он знал точно — фотография в вычурной рамке на ее рабочем столе стоит только лишь для того, чтобы испытать нервы неудачника-напарника. Все бы ничего, если бы это не было изображение Хоппс с её новоиспеченном женихом. Кроликом. Кроликом… Да, черт побери, в этом мире каждой твари найдется по паре, но никак не ему одному. Межвидовые парочки? Что за бред, Уайлд. Выбрось из головы, закопай эту мысль в землю на два метра вниз, не дай ей давать корни и расцвести. Пульсирующее напряжение от досады скопилось в груди огненным шаром и отчаянно лезло наружу. Ника скоро не хватит. С этим нужно что-то делать. — Да, я сегодня сама не своя. Буйволсон скоро разорвет это дело на моей голове, если я не напишу отчет по пройденной работе. Как насчет размяться в буфете? Николас с превеликим усилием отнимает тяжелый взгляд от гнетущей фотокарточки и перетаскивает его на глазки напарницы. Бог ты мой, спала ли ты вообще последние три дня, Морковка?.. — О-о-о да, — полу-зевая, полу-потягиваясь, лепечет лис, — за такие предложения я начинаю любить тебя ещё больше, Джу. — Твой сарказм бесценен, Ник. Мне порой так не хватает слышать этого от Трэвиса… — печально произносит крольчиха, заставляя её ушки складываться параллельно спинке. Пока Джуди в стопятидесятый раз за смену озабоченно поправляет рамку и поглаживает мордочку женишка, Ник старается не пытаться испепелить взглядом ее обручальное кольцо и готовится к тому, чтобы заглатывать горькие слова не менее горьким эспрессо. *** Будничные дни легавого пролетают настолько быстро, что Николас не успевает от них офигевать. Это обычно происходит в таком порядке: бессмысленная борьба с наркотой — неимоверно серьезная кража голубики в гастрономе за углом — чертов ложный вызов — мнимое убийство по неосторожности — ура, пятница. Расправившись с рутиной офисного клерка в двенадцатом часу ночи, Уайлд приполз домой без сил, успев собрать по дороге все бары и даже один притон. С последним прошло неудачно — налакавшись виски в три горла, того внезапно начала душить совесть, и поэтому он сказал обаятельной лисичке оставить в покое ширинку штанов его униформы. Ник не привык проводить время в такой компании, зато привык к навязчивым идеям уединиться с кем-нибудь не своего вида. Это настолько заводило лиса, что тот невольно начинал копаться в этом глубже, и больная фантазия начинала порождать ворох ещё более извращенных мыслей по мере того, насколько часто его губы соприкасались с горлышком бутылки чего-то крепкого и алкогольненького. — Ты вообще собираешься когда-нибудь собирать себя по кусочкам, Уайлд? — всплыл со дна забвения язвительный тон Джуди. — Как малое дитя, ей богу… В нормальной жизни Ник — аккуратист, но только не по пятничным вечерам, когда он в кои то веки позволял апатии отпереть клетку. Так, ввалившись однажды полгода назад в его холостяцкое логово, Джуд теперь частенько навещала напарника, что, несомненно, лису было по сердцу. Всего пятнадцать минут, и униформа была аккуратно убрана в шкаф, кровать по-армейски заправлена и расстелена, а маленькие лапки отчаянно боролись за бутылку в руках хозяина. Николас легко поддавался, ибо даже в пьяном состоянии он без труда мог справится с напором крольчихи. Но давать властвовать над собою тому, кого безоговорочно любишь и о ком мечтаешь семь дней в неделю — было так, черт возьми, естественно… Наставив напарника на путь истинный, Джу уходила. Да, её беспокоил бьющий в ноздри запах коньяка, раздробленности и едкого ощущения одиночества, стальными когтями впивающегося в плоть. Но сделать большего крольчиха не может. Ей хватает и того, что под окнами многоэтажки сигналит её бойфренд, которого она едва смогла уговорить на эту сомнительную махинацию. Не в силах перестать дергать носиком, Хоппс трепетно кладет свою лапку на мордочку Ника и успокаивающе гладит щеку по шерсти. Уайлд же, до сумасбродства ценя такие редкие моменты, вновь старается врезать в закрома памяти это гнетуще-теплое ощущение близости напарницы и мягко убирает лапу Джуди. Скольких усилий тому стоит натянуть слабую улыбку на щеки и наклониться на один уровень к крольчихе, чтобы не послать к черту весь мир и хоть раз преступить границу дозволенного расстояния. — Давай, невеста, шуруй. Он волнуется. Слабый кивок в сторону парковки за окном окончательно вразумляет крольчиху, и та уже менее нервозно теребит свою футболку. Хоппс спиной продвигается к двери, через изумрудные глаза напарника заглядывает ему в душу и умоляет всех существующих и нет богов, чтобы те сохранили его в целости хотя бы до понедельника. А дальше она сама разберется. Николас почесывает ухо в раздумьях, слушая медленные повороты дверного замка по часовой стрелке. Затем так же медленно сползает спиной по двери и запрокидывает свинцовую голову. Они оба не могли позволить себе большего, чем есть на самом деле. И ранит это ощущение по самое не могу. Вновь оставшись в гордом одиночестве, Ник принялся искать себя на дне зеленого пахучего стеклышка и проклинать свою нерешительность. Только в этом он был не один. Он не знал, что по ту сторону ограды задыхалась от подступающих к горлу громких всхлипов его Морковка, которая так устала винить со всем себя и боялась лишиться парня и друга, так и не решив, кто кем для неё является.