Больше, чем просто напарница

«Если действительно любишь, то нужно желать своей половинке счастья, а не мук? Ведь так?..» — Эй, бро! Возьми и признайся ей, черт возьми, вместо того чтобы сопли на кулак наматывать. Николас чуть ли не подпрыгивает на месте от неожиданности. Его собеседник так не вовремя выловил того со дна размышлений, что лис чувствует, как напряжение внутри растет в геометрической прогрессии и тысячами иголочек пронзает внутренние органы. Едкое чувство озлобленности разбивается о берега сознания, когда Уайлд заглатывает привычный негатив двойным виски со льдом. — Опоздал я, Финник. Опоздал. Слова вяло сливаются в короткие предложения, флегматично срывающиеся с уст полупьяного Ника. Он прочищает от хрипоты горло и запускает правую лапу за ухо, бегло скользнув к шее, и будто бы от досады едва царапнув её область коготками. К его локтям по гладкой столешнице подъезжает идентичный бокал виски, и Николас встречается взглядом с барменшей-лисицей, так озабоченно протирающей стакан из под глинтвейна. — Не грусти, друг. За счет заведения. Лис натягивает жалкое подобие благодарной улыбки на морду и вновь устремляет взгляд вниз. Прокручивая когтем стакан по часовой стрелке, он наблюдает за тем, как неспешно полурастявший лед повторяет ту же траекторию и издает забавный брякающий звук, соприкасаясь со стенками сосуда. — Можно задать тебе вопрос, Финн? Финник в один заход приканчивает бокал и привлекающим жестом просит повторить. — Валяй. — Ты когда-нибудь влюблялся безответно? И если да, то как выходил из состояния... живого трупа? Друг смеряет Уайлда насмешливо-вразумляющим взглядом так, что Ник даже слегка поеживается, что задал такой глупый вопрос. — Из состояния «живого трупа?.. Ты спятил, Никки. Начнем с того, что я никогда на этом особо не зацикливался. И уже тем более, я ни разу не увлекался другими видами. Так что у тебя с психикой не лады. Говорил, не суйся в ментовку, так нет же. Там же она-а! Фенек размашисто разводит лапы в стороны и с таинственным придыханием протягивает последнее слово. Говоришь, с психикой не лады? Челюсти лиса самопроизвольно сжимаются до хрустящего скрежета эмали, и разжимаются лишь тогда, когда зубная боль достигает апогея. В последнее время Ник все чаще ловит себя на мысли, что полюбил делать себе больно, но попытки бороться с этим лишь приумножают эффект. Сегодня челюсти, а завтра и «розочка» так невзначай окажется в лапах?.. — Ты не представляешь, как мне хреново. Я ем, только когда напомнят, жажду запиваю коньяком, а сплю дай бог только под транквилизаторами. Ты думаешь, с этим ещё можно мириться? Это болезнь, Финник, а не последствия безответной симпатии! — хрипло произнес Уайлд. Спектр эмоций: отрешенность, гнев, обида заиграли в его монологе новыми красками. Красками беспомощности, белого флага, из последних сил занесенного над поверженной головой. — Я смотрю в её глаза, и не понимаю, что она испытывает. Услужливо терпит навязчивость или искренне хочет помочь? Я разучился читать её и видеть насквозь, как только она связалась с этим хирургом… Трэвисом. Последнее слово Ник выплевывает, будто съел ложку дерьма и им же подавился. Трэвис. Ещё и имя такое, как у какой-нибудь «чеэсвэшной» поп-звезды, по которой сохнут все девчонки мира и с диким восторгом довольствуются тем, что дышат с ним одним воздухом и находятся под одним небом. Когда Джуди прострелили колено на спецзадании, она попала под опытные лапы этого кролика, и буквально за пару дней она встала с больничной койки, пусть и с костылями. Уайлд не мог найти себе места от прилившего счастья и переживания одновременно и три дня жил по дверьми её палаты. День её выписки он не забудет никогда. — Морковка! — вскрикивает Ник и в два счета оказывается рядом. Глаза обеспокоено исследуют израненное тело напарницы и бегают от колена до перевязанной макушки. Крольчиха легко касается лисьего носа и резким движением чуть вздергивает его вверх. — Выше нос, гардемарины! Я в порядке, Ник, правда, спасибо, — с плохо скрытой усталостью в голосе произносит Хоппс. Внезапно она замирает на месте и переводит на Николаса полный недоумения взгляд. — Стоп, ты все эти дни ночевал здесь? Рядом с палатой?.. Черт, похоже, Уайлд прокололся с беспокойством. Спрячемся под маской легкого безразличия. — Ночевать все равно было негде. Соседи сверху затопили всю квартиру, так что вместо того, чтобы мокнуть, решил провести время с пользой. Ник подмигивает и легко подхватывает крольчиху за талию, увлекая ее за собой по полупустым холодно-освещенным коридорам стационара. Джуд послушно хромает рядом, но их быстро настигает третий лишний. Доктор-хирург в забавных очках, съехавших на кончик носа, и нелепо застегнутом халате. Приятная полуулыбка Николаса в один щелчок сползает с мордочки, когда он наблюдает за тем, с какой трепетной осторожностью он за запястье разворачивает пациентку к себе. Лапы сжимаются в кулаки, а дышать становится в разы тяжелее. Этот ублюдок посягнул на святое. — Мисс Хоппс, вот мой телефон. Если понадобится моя консультация, я всегда на связи. Его карие глаза изучающе задерживаются на фиалковых, пока он нехотя отпускает лапку Джуд. Какая к черту консультация после выписки?! Выглядит этот дешевый спектакль очень недвусмысленно. И да, Морковка, если ты не занята, это не значит, что ты свободна. — Нам нужно идти. Спасибо Вам, доктор! — со всей идеально наигранной нежностью в голосе проворковал Ник, прикладывая лапу к груди. Лисьи актерские навыки дорогого стоят. Тогда лишь зародились семена будущих древ тревожности, обиды и злобы, которые охотно прорастают корнями все глубже и глубже, отравляя разум. Возвращаясь в реальность, Ник медленно поднимает голову, игнорируя ноющую боль в шее, и лишь крепче сдавливает в лапе стакан алкоголя. Когда-то же он должен перестать мучаться? — Давай выпьем за дружное «скажем нет отношений с кроликами». А то так и изведешь себя, чувак. Я, кстати, недавно продавал «лапочку» одной недурной лисичке, взял её номер, подумал, может ты.. Ворох левых мыслей, до этого непринужденно гулявших фоном в сознании, теперь вышли на передний план. В пучине мрачных размышлений в конце концов утонул и басовитый голос Финника, и счастливых зверей-алкашей за спиной, и даже свой собственный. Осталась только гнетущая тишина, звук пульсирующей в ушах крови и голос совести. Цепкий, едкий, навязывающийся. Неотделимый. «Дурак ты, Ник Уайлд. Надо было сжать яйца в кулак, глубоко вдохнуть, притянуть ее за талию к себе и сказать…» Адская боль в один момент пронзает голову Николаса, и тот сжимает её в тиски, постукивая пальцами по затылку, будто бы это могло как-то облегчить страдания. Не первый приступ за два недели. Но с каждый разом все хуже. В такие моменты он просто мечтал быть казненным через обезглавливание. — Чувак, все нормально? Ты сам не свой. Так что, мое предложение в силе? Уайлд уже набирает в грудь побольше воздуха, машинально продумывая правдивую отмазку, но он быстро забывает даже то, где находится, когда видит входящий от контакта «Морковка» на дисплее телефона. Сердце пропустило удар, вспотевшие пальцы едва могут удержать мобильник в лапе. — Морковка?.. — Ни-и-и-к, как хорошо, что ты взял трубку! — визжит в ответ крольчиха, да так, что лис дергает головой в противоположном направлении от источника звука. — Это свершилось! — Ну колись, — с деланным изумлением произносит Николас. Низ живота затягивается в тугой узел, а глаза подергиваются пеленой, когда он слышит следующую фразу. — Трэвис договорился насчет свадьбы! Я выхожу замуж, Ник! Ты рад за меня?! «Договорился насчет свадьбы…»… «Выхожу замуж…»… «Рад за меня…»… — Да-а-а, Морковка, рад конечно. Поздравляю. — Боже, как я сейчас хочу тебя обнять! Ты самый лучший друг, Ник, правда! И ты приглашен как свидетель! — Буду обязательно. Извини, работаю, перезвоню. Палец машинально тянется к кнопке сброса вызова как к противоядию. Последняя надежда, как капля в море, сгорает в объятьях пустоты. Теперь дальше не будет ничего. Ничего, помноженное на «ещё хуже». *** И вот опять Ник умирает. На одном из резных стульев из дорого черного дерева, заполняющих актовый зал, сидел не бойкий и изворотливый лис с некогда лукавой искоркой в глазах, а почти бездыханное тело. Живой труп. Шелуха. Изредка поглядывая по сторонам, Уайлд будто бы делал слабые попытки доказать всем присутствующим, что с ним все в порядке, и на скорой он отсюда не уедет. Этим же присутствующим, в свою очередь, было далеко не до одиноко сидящего лиса, и они всё сновали туда-сюда, решая свои проблемы, так, что внезапно сплелись в единую серую однородную массу. Такую скучную и неживую. «Прям как моя жизнь», — саркастично улыбнулся про себя Николас, когда не смог отказаться от этой простой истины. В последнее время Ник много кажется. Всё ещё умело натягивает легкую ухмылку на щеки, придает глазам живой и заинтересованный блеск, неизменно здоровается с коллегами и подшучивает над шефом за его могучей спиной, но только он один знает о том, что всё давным-давно стало фальшью. Никто не задал ему вопрос, как он себя чувствует, что испытывает, чем живет, чем дышит. Потому никто даже ничего не заметил. Распознать лисье враньё невозможно в принципе, а поскольку в их конторе из всех лисов насчитывался лишь один, он, то и удивляться было нечему. Его перемкнуло в тот момент, когда он осознал, что все это время отчаянно копал себе могилу. Этакий изощренный селфхарм. Так что, Уайлд, заткнись и улыбайся!.. Сквозь слезы. Секунды, будто бы нога об ногу, не спеша складывались в минуты, а затем и в часы. Ник пытался вникнуть в то, какие события кипели вокруг него, правда пытался, вот только гнетущая пучина черных мыслей, ставших такими родными и привычными в последнее время, словно по щелчку перехватывали внимание и воронкой засасывали на дно. Там было и не теплее, и не холоднее, но в одно Николас верил точно: время, там, внизу, явно течет иначе. — Готовы ли вы, Трэвис Джонас Баннингтон, взять в жены Джуди? — Непременно, — ворковал слащавый голос Трэвиса. — Готовы ли вы, Джуди Лаверна Хоппс, взять в мужья Трэ… — Да, боже, да!.. Невеста почти яростно обхватывает мордочку своего возлюбленного и со всем кроличьим энтузиазмом начинает расцеловывать губы спутника. Быстро опомнившись, он отвечает на поцелуй, и зал взрывается громкими аплодисментами и такими ожидаемыми криками «Горько!». Горько здесь только одному гостю. А им сладко. Дальше все происходит будто бы в тумане. Полурастаявшие силуэты фигур в вялотекущем режиме перемещаются по паркету, они хохочут и раскрывают в изумлении рты, импозантно взмывают лапы в воздух, перешептываются, бросая двоякие взгляды на виновников торжества. И Ник не был исключением. Как объяснить это дурманящее голову чувство, когда ты одновременно желаешь большого счастья и крепких уз семейных отношений молодоженам, но одновременно хочешь испепелить, обезглавить, отравить одного из? И Уайлд придумал этому только одно объяснение: сумасбродство. Подвыпившие гости теперь смеялись чуть более нахально, чем полчаса назад, и передвигались чуть менее уверенно, чем в начале торжества. Когда Нику окончательно надоело наблюдать вокруг себя сплошное веселье, он решился выйти подышать. Выцепив лисьим зрением одинокий неохраняемый выход из здания, лис не спеша двинулся к двери, засунув лапы глубоко в карманы. Почти навалившись изнуренным телом на дверь, его останавливает едва ощутимое касание лапки. — Ник, что-то случилось? Ты уже уходишь? Фиалковые глаза бывшей напарницы отчаянно изучают изумрудные лисьи, будто бы в попытке считать причину плохого настроения. Но тщетно. Уайлду удалось закрыть дверцу в свои сердце и сознание от этой несносной крольчихи. Меньше свидетелей — меньше суматохи. — Будь счастлива, Морковка. Это самое, блин, главное в жизни. И старайся хранить свой здравый рассудок. Джуд опустила ушки и ожидающе изогнула бровь в недоумении. — Зачем? — Скажем так: пара «хирург плюс коп» изначально не вписывается в рамки спокойного совместного быта. Иди к гостям, я скоро буду. Оставляя позади себя растерянную невесту в пышном молочном платье, лис подмигивает наспоследок и удаляется на веранду загородного дома. Едва заметно трясущимися лапами достает «Camel» из заднего кармана брюк, подносит зажигалку ко рту и вскоре делает первый вдох. Тремор уходит по мере того, как должная доза никотина разливается по венам и успокаивает не хуже колыбельной на ночь. Оперевшись на мраморную перегородку, Уайлд делал длительные затяжки, тупо уставившись на приунылый сад у дома и отражение свинцовых туч в прудике, обложенном гранитом. Если пойдет дождь, кровь смоется быстро. Не долго думая, Николас вскочил на перегородку и вдохнул запах свободы полной грудью до ноющей боли в легких. Более отчаянных и в то же время более решительных поступков Ник никогда ранее не совершал. Потому что более решительного поступка, чем суицид в природе просто не бывает. Он рассчитал все заранее. Будучи стреляным воробьем в области криминалистики, Николас сумел найти место без камер, чужих глаз и приемлемое по высоте, что его особенно устраивало. Докурив сигарету до фильтра, лис сбросил тлеющий окурок с балкона, приземлившийся аккурат в искусственный водоем. О да, упав с такого расстояния, вода точно покажется бетоном. А теперь важно раскрыть лапы ветру, выкинуть ненужные идеи из головы и довериться интуиции. Ведь в этом промысле эти три вещи важны, как глоток воздуха. Легко разделавшись со всем левым и ненужным, Ник закрыл отяжелевшие веки и сконцентрировался на одной-единственной мысли. Он по-настоящему поверил в неё лишь тогда, когда не смог от неё откреститься. «Отныне она будет счастлива. Позднее всех. Но теперь уже точно».