Хороший эльф — мертвый эльф

      Бринна, промокнув до нитки, поежилась. Она еще раз прошлась глазами по окрестностям — ну и ливень зарядил! Наверное, за все ее пребывание в Вергене не случалось такого сильного дождя. Он с таким грохотом бил по земле, что заглушал почти все остальные звуки. Небо затянуло густыми черными тучами, которые день (а точнее, наступающий вечер) превратили в ночь. Иногда раздавался оглушительный гром, и Бринна вздрагивала всем телом при каждом его ударе.        Девушка тяжело вздохнула, резонируя с надвигающейся бурей. Выходя с утра на улицу, когда грело солнышко, и на небе не было ни тучки, Бринна и не представляла, что за какую-то пару часов может случиться столько... всего. И сейчас, беззащитно стоя под ливнем, водопадом падающим на землю, ей казалось, что порази ее молния, это было бы вполне себе логичным завершением дня.        А на душе все равно что кошки нагадили. Настроение, мягко говоря, было ни к черту. И от того сильнее хотелось поскорее поставить точки над "i", а после... а после будет, что будет. Главное — она, наконец, завершит начатое, а не трусливо сбежит, поджав хвост.        Она снова тяжело и протяжно вздохнула, смотря на ненавистную дверь перед собой, за которой водилась злая остроухая бабайка по имени Иорвет.       Наверное это было самое неадекватное решение, которое она когда-либо принимала. Но в душе казалось, что это было правильно. Возможно, самое правильное решение за всю ее жизнь.        — Эй, ты! — вдруг окликнул скоя’таэль. Бринна обернулась, чувствуя себя так, будто была поймана с поличным. — Чего ты там забыла?        — А ты что, личный стражник Иорвета?        — Да не в этом дело, — раздраженно протянул эльф, после чего цокнул. — Иорвет не хочет сейчас никого видеть, тем более тебя.        Бринна бросила в скоя'таэля недовольный взгляд. Она и без этих комментариев прекрасно знала, что последнее, чего сейчас хотел Иорвет, — это видеть ее! Но стояла бы она здесь и мучила себя, не будь у нее для этого хорошего повода?       — Вот пусть Иорвет мне это сам скажет! — огрызнулась рыжая, не желая больше ничего слышать.        — Ну как знаешь. Только потом не беги от Иорвета в слезах, а то еще всех пребудешь.        Бросив слова, эльф тут же скрылся туда, откуда и вылез, оставив ее в гордом одиночестве. Бринна еще раз тяжело вздохнула, очень сомневаясь в том, что делала. Может, ей и правда стоило послушаться и убраться восвояси? Ведь ей по хорошему сказали сидеть на жопе ровно и не отсвечивать, а она вместо это… В общем, она опять что-то вытворяла. 

***

5 часами ранее

             Зализав раны, Бринна решила наконец выбраться на свежий воздух, чтобы немного прогуляться и подышать. Все-таки было нелегко так долго проваляться на одном месте, поэтому, только окрепнув, она тут же вскочила и куда-то засобиралась.        Иан пытался ее остановить, приведя такой довод, что стоит ей только выйти наружу, как тут же притянет новые неприятности, но девушка только фыркнула на это. Она всего-то собиралась немного погулять, а не искать себе новые проблемы. Заверив брата, что, как только разомнет ноги, вернется обратно, после чего они сразу уедут из Вергена, Бринна наконец вырвалась наружу, точно птица из заточения в тесной клетке.               Выбежав из душной таверны, рыжая тут же вздохнула полной грудью сладкий воздух. Теплый ветерок трепал ее длинные волосы, солнце приятно грело кожу. Она прикрыла глаза, наслаждаясь моментом…        И тем, что до сих пор была жива.        Она решила сильно не забивать себе голову размышлениями на счет того, почему Иорвет не убил ее. Возможно, в тот день он был явно не в себе. Или же Иан, ворвавшись, сбил с толку, и Иорвет решил не устраивать громких разборок при чужих людях. Но Бринна была уверена в одном — если случай сведет ее с Иорветом еще раз, эльф наглядно продемонстрирует свои навыки владения саблей.        Рыжая встряхнула головой. Она не хотела об этом думать — все равно ничего умного не надумает. А потому тут же пошла, куда глаза глядят. Точнее, куда вели ее ноги, а они направляли ее прямиком к главной площади, наверное, самому оживленному месту в городе. Ей казалось, что это была ее любимая часть Вергена — там только кого не встретишь: суетливых торгашей, деловых краснолюдов и эльфов всякой разной масти. Жизнь на главной площади всегда бурлила, и Бринне нравилось находиться в центре событий. Она уже успела перезнакомиться чуть ли не со всеми торговцами: пусть некоторые ее сторонились, но иногда ей удавалось завести ту еще беседу.        Зная, что больше никогда не увидит Верген воочию, ей хотелось прогуляться и таким образом... попрощаться, что ли. Все-таки, что только с ней здесь не происходило. Предаваясь воспоминаниям о прошлом, она еле улыбнулась — кажется, что она все же будет скучать по краснолюдскому поселению. Да, ей пришлось нелегко, но почему-то о времени, проведенном в Вергене, остались не самые дурные воспоминания: как она тогда напилась с Бальдивном на спор, а после пьяной распевала песни, как спокойно гуляла по живописным улицам теплыми летними ночами, как встретила здесь новых друзей, как Эльдаин вечерами напролет играл на лютне, и как... Как один зловредный эльф нагло украл ее поцелуй.        Бринна почувствовала, как покраснели щеки. Она тут же схватилась за лицо и замотала головой, прогоняя ненужные мысли, и тут же ускорила шаг.        Занятая мыслями (а точнее, стараниями ни о чем не думать), Бринна не сразу заметила, что что-то было... не так. Как будто кое-чего не хватало — если обычно были слышны зазывания торговцев, смех веселящихся детей и иногда даже песни или звуки лютни, сейчас же ничего подобного слышно не было, лишь гул перешептываний и мрачное завывание ветра.        Успев перетревожиться, Бринна ускорила шаг. Мысленно она надеялась, что ничего страшного не произошло, а иначе оказалось бы, что Иан был как никогда прав — с ее способностью притягивать неприятности ей было противопоказано совать нос наружу.        И правда, первое, что она заметила, как только прибежала на площадь, была огромная толпа. Не успев задуматься, а чего они все тут собрались, Бринна уже нашла ответ — посреди площади возвышался помост, точно для казни. Неужели собрались казнить графа Феларта? Она конечно думала, что того ждало наказание, но почему-то не предполагала, что дело реально могло дойти до казни. Ведь речь шла не просто о каком-то убийце с улицы, а о влиятельном дворянине. Да и к тому же, ну по сути, а что он такого сделал? Ну, подумаешь, убил пару тройку Белок (еще и не своими руками), и теперь за это сразу казнить? Хах, ну если следовать такой логике, то ее тоже можно было смело отправлять на плаху — она, наверное, даже побольше Феларта поубивала Белок (и, для справки, разыскивали ее вовсе не за убийства, так что...).       И как-то... было у нее ощущение, все это мероприятие тухло попахивало. Бринна чуть ли не кожей чувствовала подвох, и от этого становилось немного не по себе.        Снедаемая любопытством, девушка тут же юркнула в толпу, желая пробраться в первые ряды. Там ее ловко остановила чья-та железная хватка. Это было настолько неожиданно, что Бринна искренне испугалась. Перед глазами тут же проявилась картина, как Иорвет вытаскивает ее из толпы и безжалостно тянет на помост, медленно растягивая свое: "Я ведь предупреждал".        — Бальдвин? — удивленно (и с облегчением) воскликнула девушка, никак не ожидавшая подобной встречи. Ну хоть какие-то приятные лица были среди этого сборища! Она уже хотела обрадоваться и потрепать краснолюда по макушке, как вдруг увидела его безрадостное лицо.        — Давненько не виделись.       Она ожидала, что краснолюд по привычке ей улыбнется или как-нибудь отшутится, но вместо этого он лишь сдержанно кивнул. И вид у него был до того траурный, что Бринна была совершенно сбита с толку. Таким убитым она видела его лишь однажды, после смерти его брата, Эдвара. Что могло случится, что так сильно расстроило, казалось бы, никогда не унывающего Бальвина? Разве ему, наоброт, не стоило ликовать и радоваться смерти того, кто так долго их изводил?        Дав себе мгновение на подумать, девушка еще раз оценила обстановку. Люди вокруг о чем-то перешептывались, но судя по их разговорам казалось, будто и они не уразумели, какое мероприятие намечалось на площади. Всем было ясно только одно — кого-то собирались казнить, а кого именно, никто не знал. И как думалось Бринне, если бы и правда собирались казнить графа, об этом явно ходили бы разговоры — ну не могла казнь такого важного человека в городе обойтись без суда, всяких слухов и всего прочего. Все это, вместе с невеселым настроением Бальдвина, наводило на мысль, что звездой сегодняшней казни был явно не Феларт.        Тогда кто же это мог быть?        Первой на постамент взошла сама Саския. Бринна давно ее не видела — считай, с самой победы над Каэдвеном. И Дева немного изменилась за это время: некогда сияющая кожа будто потеряла весь блеск, а под глазами залегли темные круги. Впрочем, если не обращать внимания на эти мелочи, то она все еще была и оставалась прекрасной женщиной, и никакая усталость не могли испортить ее цветущую внешность.               Аккурат за ней хвостиком шел Иорвет. Ну и рожа у него была — наверное, он мог вызвать несварение только одним своим угрюмым видом. И все же... его взгляд, едва касаясь Саскии, как будто немного смягчился, становясь чуть более сочувствующим(?). Может, Бринне все это казалось, но наблюдать за этим было не очень приятно. И все же Бринна старалась не придавать этому большого значения: его дела с Саскией ее явно не касались. А вот что правда было для нее важно, так это то, чтобы эльф ее сегодня ни в коем случае не признал. А поэтому тут же натянула капюшон чуть ли не до самого носа — как говорится, береженного бог бережет, и ей не хотелось, чтобы ее тоже пригласили поучаствовать в казни (под вопросом).        Когда на постамент вышел скованный в цепях эльф, один из ганзы Иорвета, Бринна непонимающе нахмурилась. Хоть они ни разу толком не разговаривали, максимум — обменивались сухими приветствиями, Бринна знала его — Райо. Он всегда казался довольно спокойным и сдержанным малым, который, если и подавал голос, то только в своей маленькой группе. В отличие от многих других Белок, он ни разу не отпускал в сторону Бринны странных комментариев, да и вообще, казалось, ему не было до нее никакого дела. И не только до нее…        Всю процессию завершала пара стражей-краснолюдов, которые следили за эльфом, а появления графа Феларта, к сожалению, так и не наблюдалось. Что за чертовщина тут происходила? Что могло случится, что вместо интригана и изменника Государства решили казнить несчастного и безобидного эльфенка? Что же он мог такого сделать, что его решила казнить аж сама Саския?        Бринна с вопросом во взгляде уставилась на краснолюда. Бальдвин тяжело вздохнул.        — Я не понимаю. А-... а где же Феларт? Иорвет мне говорил, что его схватили и собираются судить? — затараторила девушка, все меньше понимая, что сегодня происходило.        — Видишь ли… — угрюмо начал краснолюд. — Все верно, его правда схватили и собирались судить, но не настал даже день суда, как успели спохватиться дворяне. И по слухам все вело к тому, что граф отделался бы простым штрафом. Если Иорвет и мог такое стерпеть — все-таки его дело — поймать гада, а уже Саскии решать, что с ним делать. Вот только не все скоя’таэли были согласны с таким положением дел. Группа молодежи решила взять все в свои руки и наказать Феларта, пока была такая возможность. Они проникли в замок, где держали графа, и убили его. Почти все сбежали, вот только Райо схватили местные краснолюды, сторожившие графа. Райо взял на себя одного всю ответственность, видимо, чтобы другие были в безопасности. Или еще по каким причинам, кто этих эльфов поймет! Иорвет же рвал и метал. Он так всех отчихвостил, ты бы только слышала — не удивлюсь, если его ор услышали всадники бурь. Это ж, считай, они пошли против прямого приказа командира.        Бринна уставилась на краснолюда с недоумевающим выражением на лице. Слушая все это, она правда задумалась, не разучилась ли понимать общий язык. Потому как все, что сказал Бальдвин, казалось ей полным и абсолютным бредом. Эльфы ослушались приказа Иорвета? Серьезно? Такое вообще было возможно? Местные краснолюды-шахтеры смогли схватить скоя'таэля, натасканного прыгать да бегать как заправская антилопа? И Саския правда решила казнить эльфа за убийство... кого? Преступника? Тут все с ума посходили, или она правда что-то не так расслышала?        — Многим из наших казалось, что Иорвет отговорит Саскию, но как видишь... — Бальдвин неутешительно развел руками в стороны. — Саския посчитала это справедливым наказанием. Якобы она не собирается закрывать глаза на преступления и прочее-прочее. Все-таки человек всегда будет на стороне человека...        — Какой-то бред. Да не может быть, чтобы Иорвет был согласен. Это же Иорвет, — буркнула Бринна под нос, скорее для самой себя, чем для кого-либо еще, но краснолюд ее прекрасно услышал.               — Как знать, — безрадостно подытожил Бальдвин, и Бринна совсем сгрустнула. — Иорвет всегда мыслил необычно.        Бринне больше не хотелось оставаться на этом мероприятии, и все же ей пришлось заставить себя задержаться на некоторое время. А вдруг она привлечет лишнее внимание своим уходом, и эльф сможет ее вычислить?        Саския наконец вышла вперед, и шепот толпы резко стих. Некоторое время все молча смотрели на прекрасную Саскию, а она в свою очередь медленно оглядела публику, как будто пыталась заглянуть в глаза каждому. Не сказать, что взгляд у нее был довольный, скорее разочарованный и полный боли. Может, все это было показное, но выглядела так, будто Дева была сильно огорчена, и вовсе не проступком эльфа.        — Не так давно назад на этой земле было совсем другое государство, — уверенно начала она звонким голосом, — в котором царила власть имущих и несправедливость. Благодаря усилиям всех нам удалось освободить не только эту землю, но и нас самих от гнета подлых правителей. Результатом чего было образование Свободного Государства, где все жители равны, где эльф может спокойно зайти в людскую таверну, где краснолюд может спокойно торговать, а человеку не нужно больше бояться представителей старших рас. Мы все здесь равны: богат ты или беден, человек или эльф, дворянин или простолюдин.        Дева сделала небольшую паузу. Она проскользила строгим взглядом по собравшимся зевакам.        — И я хочу всем еще раз напомнить, — продолжила она, — если бы скоя’таэли не приняли решения помочь, нам бы ни за что не удалось достичь этого. Для нас они перестали быть террористами и разбойниками. Скоя’таэли стали хранителями Свободного Государства и верно несли свою службу. Прежде чем стать жителями Свободного Государства, они дали присягу быть верными подданными Государства, а так же обещали, что более не навредят ни одному человеку в пределах этих земель. И так все и было до одного дня. Как все вы помните, вскоре начали совершаться нападения на скоя’таэлей — просто невозмутимая вещь! И сейчас я обращаюсь ко всем, кто посмел ополчиться на наших спасителей и отказаться их принимать. Как вам не стыдно?! Они отдали так много, а вы...! Хочу, чтобы все знали, что я очень разочарована.        — Чтобы предотвратить дальнейшие потери, мне пришлось временно отстранить эльфов и краснолюдов Иорвета от обязанностей. И к счастью, нам удалось найти того, кто стоял за подстрекательствами. Мы — жители Свободного Государства, где все равны. В том числе перед законом. Тот преступник должен был предстать перед судом и быть справедливо наказан за свои действия. И все было бы так, если бы этот эльф не убил его. Он не только совершил преступление, отняв жизнь у того, у кого не имел права ее отнимать, но и нарушил клятву, данную мне.        Саския, наконец, перестала вещать. Она некоторое время молчала, мрачно уставившись куда-то вдаль. Дева из Аэдирна выглядела явно уставшей, и, казалось, происходящее лишь добавляло лишних тягот. Она сохраняла молчание довольно долго, как будто пытаясь оттянуть момент и не отдавать приказ. И все же... вздохнув, она развернулась к захваченному эльфу и на этот раз обратилась прямо к нему. Голос ее звучал удивительно ровно и уверенно.        — Райо, признаешься ли ты в убийстве? Признаешься в том, что ослушался приказа и действовал только на свое усмотрение?        — Да, — спокойно ответил эльф. На его юном лице не было и тени страха и сомнения, как будто это не его собирались убить. Глядя на Райо, рыжая на мгновение задумалась, был ли он таким бесстрашным по натуре, или все это были результаты хваленой скоя’таэльской закалки?        — Тогда, Райо, я вынуждена приговорить тебя к смерти.        — Как будет угодно, Ваша Милость, — протянул эльф мягким и спокойным голосом, как будто его приглашали на чашку чая. Глядя на него, у Бринны против воли создавалось ложное представление: он выглядел таким добрым и юным, что было сложно представить, как эльф с такой мягкой внешностью мог вообще кого-либо убить. Казалось, он и мухи не обидит. Его светлые волосы и ланьи глаза делали его похожего на светлого лесного духа, но никак не жестокого убийцу, кем он на самом деле являлся, как и любой другой скоя'таэль.        — У тебя есть последнее слово?        Казалось, что на время он правда задумался, было ли ему что сказать. Но, лишь взглянув на толпу зевак, тех самых людей, которые сплотились против скоя'таэлей, эльф тут же отвел от них полный отвращения взгляд, — для них ему точно было нечего сказать.        — Нет, Ваша Милость.        Иорвет, все это время стоявший позади, точно мрачная статуя, вдруг ожил. Он медленно подошел к Райо, после чего беззвучно обнажил саблю, которая предназначалась для людей, но никак не для эльфов. И все же по Иорвету нельзя было сказать, что он колебался и не был способен исполнить приказ — как раз наоборот. И эта суровая решимость чуть не до коликов напугала Бринну. Она задумалась, что же он может сотворить с ней, если правда захочет убить?        — Мне жаль, — вдруг произнес Райо, прежде чем Иорвет занес саблю над его шеей. — Но я не мог поступить по-другому.       Иорвет что-то произнес в ответ, но эти слова явно не предназначались для чужих ушей. Секундой позже, одним резким и точным движением, командир обезглавил своего подчиненного.        Все звуки тут же стихли. На некогда оживленную и шумную площадь опустилась абсолютная тишина. Казалось, даже птицы перестали чирикать. Все с ужасом уставились на упавшее тело, из раны которого так и хлестала бурная молодая кровь. Отсеченная голова, лежащая на помосте, казалось, смотрела ровно на Иорвета, и эльф, лицо которого было испачкано свежими капельками крови, не отводил от нее напряженного взгляда.        Так прошла секунда, две, три... минута, и Бринна, как зачарованная, не могла не наблюдать за Иорветом. Эльф все это время смотрел в уже мертвые глаза Райо, затем ненадолго смежил веко, как будто пытаясь собраться, а после... с тяжелым вздохом поднял взгляд, хирургически точно утыкаясь им в Бринну. Она тут же вздрогнула всем телом, понимая, что была так легко поймана, и от ужаса застыла. А эльф не сводил с нее тяжелого взгляда и, судя по тому, как туго напряглись желваки на его лице, был очень и очень зол. Бринна понимала, если он выловит ее из толпы, то отыграется на ней по самое "мама не горюй", и уже собиралась резво уносить ноги, как рысак...        Вот только Иорвет просто отвел от нее взгяд и больше даже не смотрел в ее сторону.        Когда все наконец закончилась, и толпа начала расходиться, Бринна нашла себя в полном смятении. Она ни черта не понимала. Ни того, что только что произошло, ни почему Иорвет, гроза всего человечества, ее так легко отпустил.        В любом случае... ей стоило уезжать. Чем раньше, тем лучше. Поэтому Бринна решила, что было бы хорошо поскорее завершить пару оставшихся дел, и выезжать со спокойным сердцем. А потому она тут же обратилась к Бальдвину, пока этот юркий краснолюд не успел где-нибудь скрыться:        — Слушай, я тут надумала уехать, — аккуратно начала она, в опаской глядя на Бальдвина. А тот лишь как-то спокойно кивнул и промычал. — Так вот, мне бы хотелось попрощаться с парой ребят из отряда.        — Ага, хорошее дело, — заключил он так, будто совсем не был удивлен тому, что она куда-то собралась уезжать. Может, Бринна и ошибалась на его счет, и краснолюду и правда не было дело до ее планов. — Ярлисса как раз о тебе спрашивала, так что сходи навести ее, пока не поздно. Ведь она остается.        — Остается? — не поняла рыжая. — А вы все...?        — Тебе никто не сказал что ли? — удивился краснолюд, после чего громко фыркнул. — А я думал, ты в курсе. Ну в общем, завтра на рассвете отбываем. Ты же с нами?        Бринна не знала, что на это ответить. Она просто глупо хлопала глазами, глядя на краснолюда.        Заметив на лице Бринны искреннее замешательство, краснолюд решил пояснить:        — Завтра на рассвете скоя’таэли уходят из Вергена. Пока возвращаемся на Север, в леса, а дальше будем думать, что делать. Если вдруг надумаешь поехать с нами, то не проспи. И… — он вдруг сделал паузу, — лучше правда попрощайся с теми, кто не сможет пойти. 

***

      Добравшись до палаток с больными, Бринна тут пожалела о своем решении — ей не стоило приходить в это место, в котором густым туманом стояли лишь горе и отчаяние. Плачь и надрывистый кашель слышались отовсюду, заставляя содрогаться даже ее бесчувственное сердце.        Бринна не любила смерть. Так уж получалось, что куда бы она не шла, где бы не оказалась, смерть повсюду преследовала ее: то мертвая птица встретится по дороге, то измученный болезнью человек. Разумеется, к этому так или иначе привыкаешь, и ее давно перестало трясти от ужаса, но, каждый раз сталкиваясь с этим, на душе все равно оставался неприятный осадок.        И воспоминания о смерти Орлы, еще совсем маленькой эльфийки, неприятно резанули. Она думала, что после того случая больше никогда сюда не вернется, но вот она снова здесь, снова добровольно залезла в этот кишащий смертью гадюшник, и если она и без того чувствовала себя погано, так теперь стало еще хуже. Будто на ее шее повис огромный камень, и становилось тяжело дышать.               И все же поворачивать назад было слишком поздно.        Отыскать Ярлиссу было не такой уж простой задачей. Больных и полумертвых было... не много, но и не мало. Дело в том, что болезнь со временем делала всех больных похожих друг на друга: все выглядели бледно и немощно, они были таким иссохшими, словно растения, потерявшие всю влагу. Так что найти кого-то конкретно было не так уж легко. Бринне чуть не пришлось заглядывать к каждому в лицо, чтобы убедиться, что это была не Ярлисса. Она бы провозилась еще долго, если бы кто-то не спросил, кого она искала, а после не указали, куда идти. И когда рыжая все же ее нашла, то... не сразу поверила, что пришла куда надо. Потому как это существо, закутанное в тряпки, безвозвратно испачканные в старых и новых пятнах крови, и с коротко остриженными волосами, совсем как мальчишка-беспризорник, совсем не походило на ту эльфийку неземной красоты, с которой она была знакома. Ее лицо выглядело измученным болезнью, и кожа так плотно обтягивала кости, что делала ее похожей на скелет. А некогда сияющая кожа будто выцвела, и теперь не сказать, что у Ярлиссы было много отличий от мертвеца.        Смотря на нее, Бринна почувствовала, как камень, висящий на ее шее, стал значительно тяжелее. Как бы она не относилась к Белкам, ей все же было искренне жаль.        Рыжая почти бесшумно уселась рядом. Она не намеревалась тревожить эльфийку, если та сама не потревожится. Ей просто хотелось немного побыть рядом, тихо попрощаться, после чего так же незаметно скрыться. Бринна считала, что этого было вполне достаточно.        И все же, видимо, почувствовав чужое присутствие, эльфийка приоткрыла тяжелые веки, из-под которых показались два огромных синих глаза. Они выглядели настолько пугающе на контрасте с мертвецким внешним видом, что, казалось, видели ее душу насквозь.        — А, это ты, — на выдохе сказала она. — Я боялась, что так и не свидимся.        Легкая улыбка не сходила с потрескавшихся губ. Несмотря на вид, она выглядела такой умиротворенной, точно статуя в храме Мелитэле — что никак не укладывалось в голове. Смотря на нее, Бринне становилось не по себе. Казалось, что она говорила не с живым эльфом, а с существом, чудом поймавшим равновесие на тончайшей грани между жизнью и смертью, и достаточно было всего одного взмаха крыла бабочки, чтобы сбить его с ног.        — Возраст все-таки берет свое. Видимо, я слишком стара для такой холеры.       — И сколько тебе? — ради приличия поинтересовалась Бринна, стараясь звучать как можно обычно, как будто нисколько не была встревожена ее жутким внешним видом.        — Точно за 350. Давно перестала считать. Хорошо выгляжу для такой старушки, не так ли? — вдруг усмехнулась она, и на мгновение в ее глазах яркой искрой вспыхнул задорный блеск, который, точно падающая звезда, так же быстро угас.        — Я конечно не думала, что ты молодая эльфийка, но что настолько немолодая даже не догадывалась.        — А тебе сколько лет? — вдруг спросила Ярлисса. — Кажешься довольно молодой.        — Мне? А мне… — Бринна вздохнула, вдруг осознав, что по человеческим меркам считалась тоже довольно старенькой, — скоро стукнет третий десяток.        — Такая молодая! — хрипло воскликнула эльфийка. — Совсем дитя. И почему только молодежь так тянет в скоя’таэли?        Бринна бы поспорила с этим утверждением, все-таки это не она была молодой, просто Ярлисса была по-настоящему древней.        — Может, тебе все же стоит послушать Иорвета, и не бежать за скоя’таэлями, — снова подала тихий голос эльфийка после небольшой паузы.        — Только не говори, что это потому что я и в подметки не гожусь…        — Вовсе не по этому, — мягко возразила Ярлисса. — Возможно то, что я скажу, покажется странным, но я правда не желаю, чтобы молодые эльфы вступали в скоя’таэли и отдавали свои бесценные жизни в бессмысленной борьбе. На моей памяти еще ни один Aen Seidhe не заканчивал хорошо в скоя’таэлях, все так или иначе обречены на неприятную смерть и страдания. Ты кажешься светлым ребенком, — она вдруг протянула костлявую руку, дотрагиваясь до длинных локон Бринны. Спускаясь по ним ниже, точно по леснице, пальцы Ярлиссы наконец нашли чужую ладноь. Эльфийка попыталась взять ее за руку, и Бринна не сопротивлялась. Даже наоборот, в ответ еле сжала тонкую руку эльфийки, про себя отмечая, насколько холодной и обессилевшей та была.        — Весь этот мрак и грязь тебе совсем не подходят, — вдруг заключила эльфийка, продолжая впиваться в нее проницательным взглядом.       Бринна побоялась смотреть в ее глаза, страшась, что так Ярлисса рассмотрит в ее душе то, чего ей не стоило видеть. Ведь она не была такой хорошей, какой ее считала эльфийка, а мрак и грязь как раз были тем, что подходило ей больше всего. За столько лет они успели стать частью ее, и пути назад уже явно не было.        — Скажу по секрету, лишь тебе, — снова заговорила Ярлисса, но на этот раз так тихо, почти шепотом, что Бринне пришлось напрячь весь свой слух (и немного наклониться), чтобы расслышать ее. — Вся эта борьба скоя’таэлей мне совсем не по душе. Я не такая, как Иорвет или Киаран, мне нет дела до мести или славной смерти в бою. И к людям я не испытываю злости. Я лишь обычная, пусть и чистокровная Aen Seidhe, у которой никогда не было желания покидать родной дом. Я любила Шаэрраведд. До сих пор люблю и очень скучаю.        Она отвела постепенно пустеющий взгляд и на время уставилась в пустоту. А Бринна была застигнута врасплох подобным откровением. Рыжая задумалась... Она никогда не была в тех местах, о которых рассказывала Ярлисса, и, наверное, даже если бы ей представился шанс побывать там, постеснялась бы осквернять их своим присутствием.       — Столько лет прошло, а я… Знаешь, горе и чувство вины заставляют делать странные вещи. Из-за них я не могла так просто уйти, не могла, как мне казалось, бросить скоя’таэлей и их борьбу, ведь все это было так важно для Аэлирэнн. Еще до восстания мы были близки, а после... мне даже не довелось с ней встретиться. Я так винила себя все это время. И все, что я могла делать дальше, только притворяться, врать, обманывать саму себя, что мне важна эта борьба, как она была важна для нее. Мне было страшно признать, что… — ее и того хриплый голос вдруг дрогнул, и Ярлисса прикрыла глаза, — все, что я делала, все, чем я пожертвовала, было бессмысленным.       Бринна аккуратно сжала ее ладонь, желая хоть как-то поддержать, и все же прекрасно понимала, что никакие жалость и сочувствие тут уже не помогут.       — Знаешь, — продолжила эльфийка после того, как немного успокоилась, — в день битвы за Верген, когда ты сказала, что не хочешь ввязываться в чужие распри и сражаться за город, который тебе никуда не сдался… ха, в тот момент ты напомнила, что и мне тоже не было места ни в сражении за Верген, ни среди скоя’таэлей. Твои слова задели так больно, что я даже разозлилась. Мне было завидно, что ты могла так просто в этом признаться, тогда как я…       В ее влажных глазах собрались слезы, и вскоре по лицу пробежала пара одиноких слезинок.        — Но теперь, приблизившись к смерти, чувствую, что наконец могу избавиться от бремя. Все мои страдания и переживания, даже если они были напрасными… Я наконец могу все это отпустить и с чистым сердцем отправиться в Tír na nÓg.       — Буду благодарна, если передашь, что я всех очень люблю. И, Ринна, — на этот раз эльфийка настойчиво попыталась заглянуть Бринне в глаза, которые та все время пыталась отвести. — Знаешь, ты во многом походишь на Аэлирэнн. Как будто в тебе есть та же воля, которую невозможно сломить. А еще умение бросаться в омут с головой и склонность рисковать собсвенной жизнью. Аэлирэнн... — она тяжело вздохнула, как будто от воспоминаний ей становилось тяжело, — погубила себя сама. И я бы не хотела, чтобы с тобой случилось то же самое. Найти за что можно умереть легко, а вот найти то, ради чего стоит жить... настоящая редкость, которую стоит ценить.       Ярлисса улыбнулась сквозь слезы, стоявшие в глазах, точно маленькие синие озера. И Бринна не была уверена, были ли эти слезы горя или радости — а может всего понемножку.        — Приходит время рождаться и время умирать, — она еле улыбнулась, ее пусть даже хриплый и слабый голос звучал плавно, словно песня. — Нет ничего печального в увядшей траве или опавших листьях. Увянет один, а за ним зацветут новые, более красивые. Это чудесно, не так ли?       Бринна почувствовала, как эльфийка из последних остатков сил сжала ее ладонь. На ее высохшем лице отразилась такая искренняя улыбка, как будто она правда верила, что все будет хорошо. Как будто для нее это был еще далеко не конец, а новое начало, и... Бринна этого совсем не понимала. Для нее смерть всегда была чем-то темным и крайне неприятным от самого начала до конца. Она всегда была чем-то, чего Бринна подсознательно боялась. Но Ярлисса, казалось, видела в ней нечто иное... Что-то, чего человеческий мозг Бринны был не в состоянии постичь.        — Что за бред ты несешь, — запротестовала рыжая. Почувствовав, как ослабла хватка на руке, она с силой сжала мертвую ладонь и в отрицании замотала головой.        — Слышишь? — переспросила Бринна, вопреки тому, что прекрасно понимала, что Ярлисса больше никогда ей не ответит. — Ты не права. Смерть есть смерть, в ней нет ничего хорошего, ты понимаешь?        Рука Ярлиссы лежала в ее ладони неподвижным куском плоти и никак не реагировала, даже если Бринна сжимала ее со всей силы. Ее грудь больше не вздымалась, и даже слабого дыхания больше не было слышно.        — Поэтому, не умирай. Не надо умирать, — вдруг совсем жалобно протянула Бринна. Она не понимала, что именно слова Ярлиссы затронули в ее душе, но казалось это были те самые кое-как зажившие старые раны, которые Бринна ни за что на свете не хотела бередить. Как бы она не сопротивлялась и не пряталась, от сказанного Ярлиссой, точно как от меткой эльфийской стрелы, было не убежать.       И все же, глядя на умиротворенное лицо, даже в смерти оставшимся красивым, как мраморная статуя, Бринна была рада, что Ярлисса смогла найти мир и спокойствие.        Она сидела рядом с ней довольно долго и все время заставляла себя подняться и уйти. И все же она продолжала неподвижно сидеть, крепко сжимая мертвую руку. В какой-то момент Бринна поняла, что все лицо было залито слезами, и рыдала она так отчаянно, что было тяжело дышать. Растерявшись и не зная, как быть дальше, она спрятала зареванное лицо в коленях, продолжая тихо скулить. Сжавшись клубочком подле мертвой эльфийки, рыжая чувствовала себя покинутым и брошенным на произвол судьбы щенком.