Как очистить историю перерождений

      Вэй Сяолинь не могла унять дрожь. Отчаянно пряча руки в рукавах, она изо всех сил старалась не выдать волнения.       Этой ночью она как обычно сбежала из дома, чтобы насладиться выступлением барышни Е Инь, но все обернулось сущим кошмаром! В публичный дом, перепугав гостей, ворвались офицеры из Палаты по уголовным делам во главе с ее отцом. Прямо у всех на глазах они обвинили барышню Е в государственной измене и собрались ее арестовать. Ей стоило отдать должное — она спокойно извинилась перед гостями, сказав, что все это какое-то недоразумение. Поклонники сразу же начали заступаться за нее, но Вэй Цзюньвэй пригрозил, что все заступники будут обвинены в пособничестве мятежникам. Желающих рисковать положением резко поубавилось, но Вэй Сяолинь не могла этого вынести. В сердцах она разбила винный кувшин об голову одного из офицеров и прокричала:       — Бегите! Я их задержу!!!       Она и в самом деле готова была пожертвовать собой ради барышни Е Инь, открыться и броситься в ноги к отцу, если потребуется. Но та, все взвесив и придя к выводу, что раз уж арестовывать ее явился сам министр, ей уже так просто не выкрутиться, решила воспользоваться суматохой, подхватила цитру и с размаху огрела ей сначала одного, а затем и другого офицера, стоявшего к ней ближе всего.       Что после этого началось! Полетели осколки кувшинов, затрещали шелковые рукава. Барышня Е Инь, демонстрируя чудеса ловкости и незаурядные боевые умения раскидывала офицеров, словно беспомощных котят. Используя в бою все, что ни попадалось под руку, она была на высоте, но с Вэй Цзюньвэем все же не совладала. В воцарившемся переполохе Вэй Сяолинь разбила еще парочку кувшинов о головы офицеров, но вскоре и сама схлопотала удар по голове. Потеряв сознание, она весьма удачно завалилась за ширму, где ее никто не обнаружил, а когда пришла в себя, все было уже кончено.       Она сама не помнила, как добралась до дома, и теперь пребывала на грани самой настоящей истерики.       Барышню Е арестовали. Прекрасную барышню Е, чья музыка дарила ей покой, бросили в сырую темницу и собираются судить за государственную измену. Может быть, даже казнят!       — Юная госпожа, почему ваши волосы такие спутанные? — без умолку донимала Вэй Сяолинь новая служанка, причесывая ее. — Что это? Откуда у вас на голове такая большая шишка?!       — Упала, — безразлично буркнула та.       — Бедняжечка! Какой кошмар! Сильно болит?       — Не сильно.       — Все равно, нужно что-нибудь приложить!       Вэй Сяолинь ничего не ответила, а служанка, отправив свою помощницу к лекарю за каким-нибудь средством, сменила тему:       — Юная госпожа такая красавица! А ведь вы уже невеста! Я слышала, к вам хочет посвататься один очень красивый и талантливый господин. Он, правда, не высокого происхождения, но говорят у него большие перспективы. И вашему батюшке он очень нравится.       — О ком ты говоришь? — похолодев, спросила Вэй Сяолинь.       — О том чиновнике из Палаты по уголовным делам, что приходил к нам расследовать убийство, — охотно ответила служанка. — Кажется, его зовут Ли Юнь.       «Ли Юнь?.. — Вэй Сяолинь побледнела. — Это же младший брат Ли Фэна?».       — Вы будете очень красивой парой! — не унималась служанка.       «Нет-нет-нет».       — Я слышала, как господин сам предложил ему посвататься к вам. Думаю, все уже решено! Какая же вы счастливая!       «Этого не может быть! Почему он?! И когда это было решено?!».       — Ва-ше-ве-ли… — вдруг послышался сиплый голос, едва пробившийся через болтовню служанки.       Вэй Сяолинь вздрогнула и медленно перевела взгляд со своего отражения в зеркале на отражение темной мрачной фигуры, появившейся у нее за спиной. Сердце ее пропустило удар, а затем бешено застучало.       «Опять?!».       Служанка, ничего не замечая, продолжала трещать над ухом о женитьбе. Мрачный преследователь навязчиво что-то шептал. Вэй Сяолинь, не спуская взгляда с его отражения, принялась тихо напевать себе под нос одну из любимых мелодий, исполняемых барышней Е. Но тревожные мысли о том, что она может больше никогда не услышать эту прекрасную музыку, не давали сосредоточиться.       В голове Вэй Сяолинь яркими вспышками начали возникать спутанные воспоминания. Вот матушка — бьется об пол и кричит, что больше не может так жить. Вот отец — кричит и называет ее сумасшедшей.       — Линь-эр, подойди, — говорит матушка. Она уже выплакала все глаза. — Ты видишь тут кого-нибудь кроме своей мамы?       Линь-эр никого не видит, но все равно кивает, потому что ей очень сильно жалко матушку. Она не всегда такая. Она бывает спокойной и доброй. Наряжает Линь-эр в платья, украшает ее волосы цветами, играет с ней, а иногда наряжает ее мальчиком, переодевается сама, и они вместе идут гулять, но это большой секрет… Иногда она позволяет Линь-эр ночевать в своем павильоне.       Однажды матушка зажгла особые свечи и начертила круг.       — Мы поиграем в игру, — ласково улыбнувшись, сказала она. — Тебе нужно лечь в круг и закрыть глазки. И не открывай, что бы ты ни услышала.       Линь-эр была послушной девочкой. Она сделала все, как велела матушка. Закрыла глаза, и та начала петь для нее. А потом послышался голос отца. Он был очень зол. Линь-эр не помнила, о чем они говорили, снова кричали друг на друга, обзывались, а она продолжала напевать мелодию, которую для нее пела мама. Она так и не открыла глаза, даже когда мамины крики резко оборвались, и что-то горячее брызнуло ей на лицо, а потом папа поднял ее на руки, крепко-крепко обнял и тоже сказал:       — Не открывай глазки, доченька.       Той ночью матушка покончила с собой, а после ее смерти Линь-эр начала видеть того, кого не видела прежде. Страшного человека с мертвенно-бледным лицом, впалыми щеками, темными кругами вокруг глаз и тонкими слипшимися волосами. Линь-эр сразу же поняла, что это о нем говорила матушка. Но уж она-то хорошо уяснила, что отцу об этом говорить ни в коем случае нельзя. Иначе он будет кричать на нее, назовет ее сумасшедшей и запрет в Павильоне Безмолвия… Никто не должен был узнать.       Одинокая маленькая девочка научилась жить с этим. С чудовищем, днями и ночами, преследующим ее и во сне и наяву. Уже и не сосчитать, сколько раз она тихо рыдала в своей комнате, думая о смерти. Она никогда не спрашивала у отца, почему матушка решила уйти из жизни. Она и сама все понимала и не осуждала ее.       Однажды она заметила, что некоторые вещи способны отвлечь ее и тогда чудовище пропадает. Одной из таких вещей оказалась музыка барышни Е Инь, которую ей посчастливилось услышать во время прогулки по Восточному рынку, в одной из респектабельных чайных. Исполнял мелодию местный музыкант, а завсегдатаи шептались, что оригинальное исполнение несравнимо лучше, но услышать его можно только ночью в одном из увеселительных заведений квартала Синьчанли.       Так Вэй Сяолинь и у знала о барышне Е Инь, которая стала для ее души путеводным бумажным фонариком в непроглядной тьме.       Но теперь… Вэй Сяолинь вдруг поймала себя на мысли, что уже не может понять — ту ли мелодию она напевает. Она неожиданно забыла все мелодии, которые исполняла барышня Е Инь. В голове крутилась только одна — та, которую когда-то напевала ей матушка, но это совсем не помогало. Даже наоборот — приводило в еще больший ужас. Как будто матушка звала ее с того света. Это походило на насмешку. Злые духи словно шептали ей на ухо:       «Хотела убежать?».       В голове Вэй Сяолинь вспыхнула отчаянная мысль:       «Это никогда не кончится».       Сердце бешено колотилось. Руки дрожали все сильней. Дрожь перешла на плечи. Бесконечная болтовня служанки стала напоминать кряканье утки. Она тоже как будто насмехалась над ней. Голос призрака становился все громче и навязчивее, его фигура в зеркале начала приближаться.       — Я не хочу… — прошептала Вэй Сяолинь.       — Что? — не расслышав ее, переспросила служанка.       — Я не хочу! — прокричала юная госпожа, ударив руками по столу.       Украшения посыпались на пол.       — Чего не хотите?.. — перепугалась служанка.       Вэй Сяолинь схватилась за голову и заорала во все горло:       — Я не хочу! Не хочу! Не хочу!!! Уходи-уходи-уходи!!! Убирайся!       Она схватила первое, что попалось под руку и, развернувшись, зашвырнула этот предмет в пустоту.       — Простите! Простите, юная госпожа! — испуганно залепетала служанка, не понимая, чем она навлекла на себя ее гнев.       — Да замолчи ты!!! — срываясь на хрип, кричала Вэй Сяолинь. — Убирайся!!! Оставь меня!!!       Она упала на пол и, трясясь от ужаса и гнева, горько разрыдалась. Вскоре о том, что у барышни Вэй случился истерический припадок, знали все слуги в поместье. Немедля послали за лекарем, а одна старая служанка велела позвать заклинателя.       Чжуан Шэнкай поспел раньше лекаря и велел его отослать. Довольно быстро ему удалось утихомирить Вэй Сяолинь и погрузить ее в безмятежный сон. Осмотрев бедняжку, он сразу же определил — она действительно одержима проклятьем, захватившим разум своей жертвы через глаза. Это означало, что ее и в самом деле мучали видения. Однако это проклятье не наделяло ее духовными силами.       «Почему же Сюань Юнь решил, что это Ядовитое семя? — подумал Чжуан Шэнкай. — Он почувствовал что-то, чего не чувствую я? Только взглянув на нее он понял, что за дух за этим стоит?».       Избавиться от проклятья оказалось довольно просто, но, чтобы не допустить повторения этой ситуации, необходимо было выяснить — где Вэй Сяолинь могла его подцепить, и уничтожить источник. Опросив слуг, заклинатель выяснил лишь, что барышня Вэй никогда не жаловалась на видения и не билась в истериках. Бывало — грустила, уходила в себя, но не более того. Все считали ее милой и беззаботной. Удивительно спокойной по сравнению со своей матерью. Вот уж кто без конца жаловался и не находил себе места. Госпожа Сун Яо и кричала, и бросалась вещами, и билась в истериках, заявляя, что ее преследуют призраки. Стоило отметить, что многие слуги проникались ее словами и обвешивались амулетами, но Вэй Цзюньвэй считал это все чушью, полагая, что жена попросту изводит его.       — Как все запутано, — бормотал себе под нос Чжуан Шэнкай, сидя у постели барышни Вэй. — Получается, изначально проклятье где-то подцепила госпожа Сун. Оно и было причиной ее дурного нрава, но никто ей не верил. Вероятно, это и толкнуло ее на темный путь. Могло ли проклятье передаться барышне Вэй от матери? Боюсь, источник нам уже не найти…       Он напряженно думал, пытаясь состыковать между собой все, что ему было известно. Помимо прочего уже какое-то время он раздумывал — не проникнуть ли в сны барышни Вэй? Ведь не исключено, что в ее воспоминаниях он найдет недостающие кусочки этой запутанной мозаики.       Наказав Ма Цинсюю встать у двери и никого не впускать в комнату Вэй Сяолинь, Чжуан Шэнкай разжег благовония и погрузился в медитацию.       Вэй Цзюньвэй, узнав об истерике дочери, отправился вслед за слугой, но так и не добрался до дома. Как ни старался, он не смог выбросить из головы слова чиновника Вана и по пути решил заглянуть в Министерство учета населения. Цепь из неожиданных открытий затянула его с головой и он, потеряв счет времени, совсем позабыл о возникшей дома проблеме.       Бросив в темницу Ли Фэна и приказав разыскать Ли Юня, он вернулся в свой кабинет и погрузился в тяжелые раздумья.       Сама мысль о том, что он оказался одурачен мятежниками, вскружила ему голову, но немного успокоившись, он понял, что поспешил. С этим следовало разобраться тихо, не привлекая внимания, а теперь уж будет сложно сохранить лицо.       Вэй Цзюньвэй постарел. Он всегда славился своим горячим нравом, но прежде, не допустил бы такую оплошность. Устроил бы все так, будто давно знал о шпионах и держал их под боком, чтобы в решающий момент уничтожить всю их организацию.       «А может, еще и не поздно? — подумал он. — Главное ведь результат и грамотно составленный отчет. Еще и эта история с Ли Цином. Правда? Или же это просто уловка? Неужто этот балбес императорского роду? Ну не сказка ли? — Вэй Цзюньвэй усмехнулся про себя. — А может, не такая уж и дурная идея — усадить его на трон, сделать Линь-эр императрицей, а самому стать при нем первым министром?».       Вэй Цзюньвэй некоторое время обдумывал эту дерзкую затею, но скоро отбросил ее.       «Вздор. Нет никаких доказательств. И думать нечего. Но чего же теперь добиваются эти мятежники? Неужели… они знают?..».       Посидев немного в полной тишине, Вэй Цзюньвэй достал из-за пазухи парчовый мешочек с вышитыми на нем цветами персика. Повертев мешочек в руках, он все же решился развязать его и вынул перевязанный красной нитью клочок рыжей шерсти. Когда-то их было у него девять, теперь же осталось всего три.       Вэй Цзюньвэй потянулся к пламени свечи, поднеся к нему клочок шерсти. Его рука дрогнула и застыла. Осталось ведь всего три… Если использует один сейчас, то останется два. Два — это еще один и последний. Что будет, когда он сожжет последний? Она ведь не простит его и не останется с ним? Неужели он больше Ее не увидит? Какая нелепость…       Когда-то в странствиях он повстречал волшебную лисицу о девяти хвостах. Повстречал и полюбил всем сердцем. Три года он добивался ее ответной любви, а когда она согласилась выйти за него, сразу же предупредила, что не будет делить его с другими женщинами и не позволит ему взять вторую жену. Если же он нарушит это условие — она уйдет, и он нигде не сможет ее найти.       Вэй Цзюньвэй и не думал о других женщинах, ведь Она была с ним. Прекраснейшая, мудрейшая — волшебница из сказки. Заботливая и нежная, ласковая и покорная, но знающая себе цену. Она подарила ему двух талантливых сыновей, настоящих героев. О чем еще можно было мечтать?       Но однажды Вэй Цзюньвэй оступился. Он увидел Сун Яо и не смог отвести взгляда. В нем взыграло упрямство и самолюбие, и он, позабыв о данном обещании, принялся добиваться ее. Он еще помнил слова своей лисицы, но перестал воспринимать их всерьез. Он совершенно не сомневался в искренности ее любви к нему, и даже представить себе не мог, что она возьмет и сбежит от него из-за какой-то ерунды. Пообижается немного, да успокоится. В конце концов, у многих мужчин его возраста и положения не одна и не две жены. В доме не помешает еще одна хозяйка, да и разве ей самой не будет веселее?       Так он рассуждал, но сразу же после сватовства, как только была назначена свадьба, его лисица исчезла, оставив на своей постели лишь девять клочков рыжей шерсти, перевязанных красной нитью, и записку.       В записке говорилось, что все эти годы она оберегала его от его судьбы и всевозможных напастей, попросив лишь об одном — любить ее и не предавать. Но куда ей тягаться с судьбой? Коли этого не избежать, пусть получит сполна то, что ему причитается. Теперь, даже если он отменит свадьбу, она не вернется, потому что это уже не имеет значения. Но если он попадет в беду, с которой не сможет совладать, ему нужно будет лишь сжечь один из клочков ее шерсти над свечой и тогда она явится, чтобы помочь ему. Но он должен распоряжаться ими с умом. Если сожжет просто так, чтобы попытаться вернуть ее — она узнает и не придет.       Эта лисица хорошо знала своего мужа. Впав в ярость, он сжег один за другим сразу пять клочков, но видя, что это не работает, едва не бросил в огонь все разом, однако что-то его все-таки остановило.       Вэй Цзюньвэй всегда был гордецом. Он решил: раз так — скатертью дорога!       Он инсценировал смерть своей супруги в пожаре, подбросив на ее место умершую недавно нищенку, и устроил демонстративные похороны, а по истечении траура взял в жены Сун Яо.       Стоит ли говорить, что после этого все полетело под откос?       Молодая жена не была ни заботливой, ни нежной, ни ласковой, ни покорной. С самого знакомства она была холодной и отстраненной, но это лишь раззадорило Вэй Цзюньвэя. Он воспринял это как вызов. Ему нравились женщины, которых нужно было покорять. Вот только Сун Яо он так и не покорил. Она вышла за него по принуждению и в постели больше напоминала жертву. Был ли он с ней нежен, задаривал ли ее подарками, она не выходила из образа мученицы. А чем дольше они жили вместе, тем сквернее становился ее характер. Вечно недовольная, капризная, истеричная, падкая на всякую колдовскую чушь, но совсем не волшебница из сказки. Просто больная на всю голову дура.       Вот только Вэй Цзюньвэй не мог признать поражения. Не мог признать, что допустил самую большую ошибку в своей жизни. Он упорно лгал всем вокруг и самому себе, пытаясь наладить отношения с молодой супругой. А потом на свет появилась Вэй Сяолинь. Нежный цветочек, проросший из ядовитого семени. Но даже это — единственное хорошее, что Сун Яо сумела породить, она попыталась уничтожить…       Клочок шерсти сгорел дотла и огонь обжег пальцы.       — Здравствуй, — в то же мгновение раздался голос из-за спины.       Такой родной и любимый, и в то же время, окунающий в пучину бесконечных сожалений.       — Хань Линь, — прошептал Вэй Цзюньвэй.       Впервые, после своего упрямого бойкота он решился призвать ее в ночь, когда умерла Сун Яо. Его руки были в крови, он не знал, что ему делать. В бессильном отчаянии он прижимался к коленям своей лисицы и молил ее о прощении. Он рассказал ей обо всем. О том, что после ее ухода он не знал ничего, кроме горя. О том, как сильно он ошибся насчет Сун Яо. О том, что она спуталась с сектантами и изменила ему. О том, что она хотела убить их дочь. Эта женщина принесла ему лишь унижение и позор. Если он должен был поплатиться за нарушенное обещание, то он усвоил урок сполна.       — Эта расплата не за нарушенное обещание, — отвечала тогда Хань Линь. — Эта расплата за прегрешения в прошлых жизнях. Нам не побороть волю небес. Такова твоя судьба. Возможно, все шло именно к этому моменту, — задумчиво произнесла она, и пояснила: — Я знаю колдуна, с которым Сун Яо вступила в порочную связь. Более того — однажды он причинил горе и мне, навредив ребенку, которого я любила как родного сына. Я давно желала найти на него управу, но убить его мне не под силу. Зато я знаю способ его заточить.       Она изложила Вэй Цзюньвэю суть заклятья. Он внимательно выслушал ее и, несмотря на то, что от такого предложения волосы вставали дыбом, согласился.       — Сун Яо спуталась с этим ублюдком. Они оба получат то, что заслужили.       Хань Линь добавила:       — Нужен сосуд.       — Чэнь Чжэн сейчас в Палате по уголовным делам, — подумав немного, ответил на это Вэй Цзюньвэй.       — Приговоренный к казни? — уточнила Хань Линь. — Подойдет.       — Сделаем это в подземной тюрьме.       — Ни о чем не переживай, я обо всем позабочусь.       И она действительно позаботилась. Все устроилось словно по волшебству. Фальшивое тело Сун Яо служанка нашла в петле, в Павильоне Безмолвия не было ни следов крови, ни ужасающих магических атрибутов, Линь-эр наутро даже не вспомнила о ночном происшествии, а в подземной тюрьме Палаты по уголовным делам появился узник, о котором никто и никогда не должен был узнать.       — Хань Линь… — медленно обернувшись, произнес Вэй Цзюньвэй, когда она снова явилась на его зов. — Они пришли за ним. Этому нужно положить конец.       Чжуан Шэнкай вышел из медитации.       — Вэй Цзюньвэй убил Сун Яо, — проговорил он.       Воспоминания барышни Вэй были очень смутными, но из них все же можно было уловить суть произошедшего. Госпожа Сун и в самом деле собиралась принести дочь в жертву, но Вэй Цзюньвэй поймал ее с поличным, произошла перепалка, и он убил супругу. Вэй Сяолинь не открывала глаза и заклинатель, соответственно, не мог видеть, что там произошло, однако по звукам и последующим событиям все было более чем очевидно. Вэй Цзюньвэй, без всяких сомнений, убил Сун Яо. Именно поэтому она не принесла открывающую жертву, но что же произошло дальше?       Пока Сюань Юнь, Ли Фэн и Чэнь Иньинь прорывались в подземную тюрьму, а Вэй Цзюньвэй плакался своей бывшей супруге — Чжуан Шэнкай вместе со своим учеником покинул поместье Вэй.       — Если госпожа Сун все же мертва, — рассуждал он. — Тогда кто же такой Призрак? И что стало с ее телом?       — По официальной версии она повесилась, — задумчиво произнес Ма Цинсюй. — Но вы сказали, что Вэй Цзюньвэй зарезал ее. Получается, что это он инсценировал ее смерть. Точнее… обставил все как самоубийство.       — А соломенное чучело в гробу? — спросил Чжуан Шэнкай. — Вряд ли он сам способен на подобные заклятья. Ему явно кто-то помогал. Неизвестная женщина, с которой он говорил о Чэнь Чжэне?       — Допустим… Но зачем вообще им понадобилось чучело? Если его таинственная сообщница настолько сильна в иллюзии, не проще ли было замаскировать раны? Зачем подменять тело?       Чжуан Шэнкай погрузился в раздумья.       — Чэнь Чжэн в Палате по уголовным делам… — бормотал он себе под нос. — Сун Яо влюблена в старейшину Гуанминя… Ее тело… А он исчез…       Заклинатель застыл на месте и вдруг воскликнул:       — Костяная тюрьма!       — Ч-что? — растеряно переспросил Ма Цинсюй.       — Ну конечно! Все так очевидно! Тело Сун Яо! Старейшина пропал! Чэнь Чжэн в Палате по уголовным делам!       — Ч-что?..       Ма Цинсюй совершенно ничего не понимал. Но не успел он получить разъяснений, как вдруг со всех сторон послышались удивленные возгласы. Люди начали задирать головы и тыкать пальцами в небо. Юный заклинатель посмотрел наверх.       — Это еще что такое?.. — ошеломленно пробормотал он.