Под крылом у Ворона

      Костры… Кажется, что они повсюду. Город обволочен густым дымом. Горели дома, улицы. Очередной взрыв, очередной вой серен. Где-то пробка. На мосту стоят десятки машин. Все перекрыто. Время потекло быстрее.       Мия ждала такси больше двух часов, но в итоге плюнула и решила добраться своим ходом. Она тоже кое-что понимает в этих улицах, возможно чуть меньше, чем Эрик, но безопасную дорогу найти в состоянии.       Детройт тревожно дышал, испуская запах гари. Небо закрывали тяжелые свинцовые тучи, а под ними клубился серый густой дым, и было невозможно отличить, где кончался он и начинались грозовые облака. О приближении грозы возвещали лишь яркие вспышки молний, пущенные световыми стрелами в помощь тусклым фонарным столбам с замыкающим от дождя электричеством. Когда небеса наконец разразились раскатом грома и земля под ногами содрогнулась, опять посыпал мелкий дождь.       Мия ускорила шаг и накинула капюшон черной ветровки на голову. Продолжая исследовать жуткие, заброшенные дворы, она тихо, себе под нос, напевала Fire in the Rain, и шаг от этого словно становился только легче. Безлюдные места нельзя считать опасными, ведь гораздо страшнее встретить тут кого-нибудь. К счастью, такое случается редко: местные бомжи почти не контактируют с прохожими, живут себе своей жизнью, они вполне безобидны, если сыты и пьяны. Другое дело наткнуться на банду каких-нибудь отморозков, тогда пиши пропало. Если не удерешь вовремя, можно получить по шее. И это, пожалуй, самое мягкое наказание за неосторожность. Полиция вряд ли отыщет твоих обидчиков, а вот тебя может найти по частям.       Детройт молча возвышался над одним из своих жителей и обступал со всех сторон. Но здесь, в плену этих тесных переулков, он не казался таким огромным. Изнутри он выглядел отвратительно, будто израненный и больной, всюду покрытый язвами, зараженный, токсичный и совершенно не предназначенный для той жизни, о которой так мечтают Эрик и Шелли. Их тихое, уютное гнездышко, что вот-вот должно стать семейным, находилось на шестом этаже одной из серых и неприметных высоток. Их квартира под самым чердаком. Эрик находит это романтичным. Шелли тоже в восторге. Удивительно, но их вкусы во многом схожи. А ведь это сродни чуду. Мия, например, в чудеса никогда не верила, и в любовь до недавнего времени тоже не верила, пока эти двое не переубедили её. Оказывается, такое бывает – созданы кем-то свыше, предназначены друг другу навек, союз, скрепленный ещё на Небесах, до их рождения.       Но достоин ли мир таких, как они? Он представляется громадной ямой, черной бездной, в которой нет надежды. И лишь редкие звезды пылают в вечной ночи, ютясь в своем маленьком уголке, борясь за сохранность тепла.       Мия сочиняла эти строчки прямо сейчас, она и не думала, что этой сумасшедшей прозой слегка напоминает Эрика. Быть может, однажды он возьмет её в качестве соавтора какой-нибудь песни. Мечты, мечты… Пока что они настолько далеки и недосягаемы, что глядя на такое расстояние, невольно хочется повернуть обратно и все бросить. Лишь бы он простил её, лишь бы дал договорить до конца.       Дождь равнодушно играет свою мелодию. Нашелся музыкант… Он не тушит пожары в Детройте, хотя мог бы и помочь, раз уж торчит в своей туче над городом целыми днями. Неужели ему сверху не видно, что люди не справляются? Да что там пожар, когда он даже оставленный кем-то костер в бочке потушить не способен. Он пылает, и от него исходит душный жар. И он тут единственный. Неприличные слова и рисунки на обшарпанных стенах зданий уже давно не интересовали Мию, так как не несли в себе никаких новых познаний. А вот талантливое граффити вполне могло привлечь её внимание. Все здесь она знает наизусть, удивляться не приходится, однако корявый скелет, наброшенный белой краской, и надпись Hangman’s Joke непременно порадовали и нисколько не удивили. Эрик становится все популярнее, как и его группа. Стало быть, некоторые из их фанатов ошиваются тут, чтобы каждая дворовая кошка знала, кто здесь настоящая звезда. Да, уж кто-кто, а кошки были главными поклонниками Эрика. Впрочем, у него с ними всегда была взаимная любовь.       Дурные мысли улетучивались сами собой. Мия ловко скакала по лужам, стараясь не запачкать свои черные сапоги. Мия торопилась, случайным образом поскальзываясь на чем-то, что в итоге громко треснуло под каблуком, прежде чем уронить её.       – Ай! – падение было несерьезным, обошлось без травм, хотя мягким местом она приложилась достаточно сильно, ещё и замарала джинсы. Рядом с ней валялся шприц с оголенной иглой. Мерзость, от которой кровь стынет в жилах. Отпихнув его ногой в залежи мусора, где в свою очередь разбежались притихшие крысы, Мия Дрейвен поднялась с земли и отряхнула руки. Сейчас Шелли заставит все это отстирывать.       Вой сирен становился все громче с каждым новым шагом. Он давил на уши. Отражаясь, в окнах и на потрепанных стенах близстоящих домов плясали сине-красные блики полицейских мигалок. Кажется, где-то неподалеку их там целая толпа. Не любила Мия копов. Их скопление всегда тревожило, и не только потому, что их присутствие означало какую-то трагедию. В такие моменты она всякий раз вспоминала, как впервые угодила в полицейский участок и как Эрику пришлось вытаскивать её оттуда. Тогда её чуть не отдали в приемник. Он бушевал, как ураган. Он уже был готов сдать её в приемник сам, но, конечно же, передумал. А может, Шелли отговорила. В любом случае, он, бедняга, понял простую истину: родственников не выбирают… Будь он не таким благородным и ответственным, не люби он её так сильно, вероятно нашел бы способ, как избавиться от трудного подростка. На тот момент ей было четырнадцать. Сегодня уже семнадцать.       И сейчас Мия бежала, чтобы припомнить ему все эти вещи и ещё многое другое, перечислить, но лишь для того, чтобы попросить прощения, торжественно объявить, что больше она никогда в жизни не доставит никаких хлопот и станет той сестрой, которую он по-настоящему заслуживает.       Но снова сирены, прерывающие её мысли. Снова сине-красные вспышки. Они уже совсем рядом. Разгоняя ночь по углам, распугивая безбашенных ублюдков, берущих в осаду город, стражи порядка спокойно делали свою работу – подчищали улицы.       Мия увидела, что толкотня образовалась возле шестиэтажного дома, в котором живут Эрик и Шелли. Скорая помощь, несколько патрульных машин, с десяток гражданских, которых полицейские пытались оттолкнуть за ограждение в виде желтой растянутой ленты. У Мии в груди загрохотало сердце, после чего испустило такой мощный импульс, что взрывная волна словно ударила в голову, и девушка едва устояла на ногах. Они продолжали нести её прямиком к толпе людей. Среди них она, кажется, узнавала кого-то из соседей. Да, например мистер Харрис, одинокий старик с третьего этажа, а вон и семейство Лоуренсов, прикрывающих глаза своим малолетним детям. Больше Мия здесь никого не узнавала, да и не было надобности.       Она просачивалась, расталкивая людей плечами, она слепо двигалась вперед, заостряя свое внимание на чужих лицах, которые прискорбно, как ей показалось, поворачивались к ней и тут же прятались под зонтами. Дождь усилился. Наконец в её ладони оказалась желтая лента. Она схватилась за неё, вдруг почувствовав, как трудно ей стало дышать. Эксперты и полиция топтались вокруг накрытого белой простыней тела, под которым растеклась ярко-алая лужа вязкой крови. Внезапный порыв ветра сдул с её головы капюшон, а потом ринулся к трупу, зловещий, как будто специально, играючи, отдернул край простыни и унесся прочь, в облака, ловя на ходу пронзительное воронье карканье.       Мия не помнила себя, когда порвала желтую ленту, запрещающую ей двигаться вперед. Она не помнила себя, когда, оббежав полицейского, намеревающегося её схватить и вернуть за ограждение, упала возле обездвиженного тела.       – Эрик!       Беспомощный возглас, казалось, способен был заглушить эти неумолкающие сирены. Душераздирающий стон рвался из груди, а дрожащие руки ощупывали грудь. Что-то теплое и скользкое обволакивало кожу ладоней, а вместо грудной клетки, она чувствовала лишь углубленные дыры. Кровь текла по её пальцам.       – Эрик… – шепот слетел с её губ, и, кажется, она только сейчас обратила внимание на лицо.       Он не отзывался. Не шевелился. Стеклянные, широко распахнутые глаза застыли и равнодушно глядели в пучину серо-черных небес. Капли холодного дождя оседали на его лице и соскальзывали вниз, вторя ровным кровавым полосам, идущим от уголков его губ. Над левым глазом цветком раскрывалась свежая ссадина.       – Эрик… – она тихо звала в надежде, но та угасала с каждой секундой. Она вцепилась в его куртку, как только ощутила, как чьи-то руки намереваются оттащить её прочь.       – Да уведите же её отсюда! Немедленно, лейтенант! Уберите её!       Стиснутые пальцы едва удалось разжать. Мия почти не сопротивлялась. Она смотрела на брата до тех пор, пока её не унесли, пока взор снова не закрыла собою толпа, сомкнувшая ряды. Она не слышала чужих голосов. Только свой собственный. И он произносил лишь его имя. Она звала его, все так же тихо звала, как если бы поздней ночью осторожно пыталась разбудить, чтобы рассказать о кошмаре, который ей приснился.       Офицер Альбрехт бывал свидетелем подобных сцен не единожды за время своей службы, и чаще всего он оставался в стороне, но в этот раз не смог. Он буквально перехватил у лейтенанта повисшую на руках Мию.       – Что здесь творится?       Она упрямо не желала стоять на ногах. Она валилась на землю, и в конце концов Альбрехту пришлось увести её к машине скорой помощи.       – А ну-ка, держись, держись, девочка… Срочно, док. Она не в себе. Помогите.       – Эрик… Эрик…       Она смотрела перед собой, когда одна из медсестер ввела ей дозу успокоительного. За последние минуты она не произнесла больше ничего. У неё не было даже слез на глазах. Она сидела без единого движения и все повторяла его имя. Сержант Альбрехт подошел к ней и осторожно вложил в свои ладони её холодные руки.       – Ну что же ты, девочка, приди в себя. Посмотри на меня. Ну посмотри.       Ему пришлось слегка ударить её по щеке, чтобы она вернулась в реальность, от которой на время спряталась за тяжелой дверью первого болезненного шока. Её глаза забегали, и она с трудом заставила себя сосредоточиться на добродушном лице Альбрехта.       – Соберись, так уж случилось, – прошептал он, и тогда Мия разразилась рыданиями. Хватая ртом воздух, она готова была взвыть от ужаса. Все рвалась, чтобы вернуться назад, чтобы убедиться, что там, под белой простыней, с простреленной грудью, с колотыми ранами, лежит кто-то другой, кто угодно, но не её старший брат.       Все, что происходило дальше, её едва касалось.       – Торрес здесь.       – Я не понял, в чем дело? Кто велел увозить потерпевшую без моего ведома?       – Её зовут Шелли Уэбстер.       – Мне плевать, как её зовут. Я здесь ещё пока все решаю, и я никого не отпускал!       – Мы не можем больше ждать, вы что, не понимаете?       – Мисс, прошу вас…       Мия взглянула на доктора, а после за его спиной увидела больничную каталку, где лежала до боли знакомая девушка.       – Где… Эрик?.. – она едва могла говорить, с трудом переводила дыхание. Морщась от боли, девушка вновь и вновь пыталась повторить родное имя. Создавалось впечатление, будто это единственное из слов, которое она знает.       – Не думай о нем сейчас, думай о себе, – посоветовал офицер полиции, беря её за руку. Её миниатюрная ладонь тоже была окровавленной и ослабшей. Врачи в ту же секунду надели на Шелли кислородную маску. Мия на ватных ногах приблизилась к каталке, случайно потеснив сержанта Альбрехта.       – Шелли, милая…       Девушка узнала её и даже попыталась улыбнуться. Врачи, стоявшие над ней, были вынуждены убрать маску, дав ей возможность что-то снова сказать. Её лицо было изуродовано, из ран и ссадин сочилась кровь. Шелли едва шевелила губами, и каждое их движение, казалось, отзывается адской болью.       – Мия, скажи… скажи Эрику, чтобы он… Передай ему…       Слезы застилали глаза. Врачи больше не желали медлить ни секунды. В тот же миг они загрузили каталку в машину.       – Я еду с вами! – внезапный прилив сил буквально поднял Мию со дна. Она все ещё дрожала и боялась проронить хоть слово об Эрике. Но Шелли… Она жива. Она нуждается в ней, ведь больше никого не осталось. Мия запрыгнула в машину невзирая на вопросительные взгляды врачей.       – Чего вы пялитесь? Она моя сестра! Езжайте скорее! Я с тобой, Шелли, я с тобой.       Альбрехт захлопнул дверь скорой, и та с сиренами начала медленно покидать улицу. Расступающаяся толпа с сочувствием смотрела им вслед. Все молчали. Теперь никто и ничто не заставит их раскрыть рты. Все они вот-вот вернуться в свои дома и квартиры и попытаются забыть о случившемся навсегда. А на шестом этаже, в уютном и тихом гнездышке, которое должно было стать семейным, все ещё снимают отпечатки пальцев, берут образцы крови, фотографируют фрагменты битого обихода и порой, случайно задевая пристальным взглядом свадебное платье невесты, тоже молча качают головой.       Кому может прийти в голову жениться на Хэллоуин?       Теперь уже никому…