Увидимся в Аду

      Они подъехали к дому ближе к полуночи. Переодевшись в привычный для себя костюм, Фред вновь превратился в безвкусно одетого недоростка. — Какие пожелания передать твоему горячолюбимому коллеге? — с ухмылкой поинтересовался Вокс, наслаждаясь хмурой физиономией парня. — Не строй такую мину. Ну, хочешь, я замолвлю за тебя словечко перед Карлой? Ни хером, ни грудью ты похвастаться не можешь, так что остается расписать, какой у тебя богатый внутренний мир. — Ха, забавно, что совсем недавно Аластор в похожем ключе замолвил словечко за тебя, — в дерзкой манере оповестил Фред, и в его глазах вспыхнуло коварное удовлетворение от чужого негодования. — Замолвил? Где? Стоп, когда? Зачем? — вопросы сыпались наобум, и от былого нахальства не осталось ни следа. Вокс воззрился на Фреда во все глаза, требуя незамедлительного ответа. Тот откинул назад челку и самодовольно усмехнулся. — «Это самый бестактный, проблемный и эгоцентричный человек, которого я когда-либо встречал», — Фред понизил голос, добавляя в него знакомые задорные, высокие нотки. — «Но, поверь мне, Людвиг, таких феноменальных ораторских способностей я не встречал уже многие годы! Его выступление создало бы фурор, клянусь тебе. У этого джентльмена шикарный голос». Пф-ф, не удивлюсь, если ты так вступаешься за этого улыбчивого bâtard только чтобы попасть на радио. Но и судить не спешу, так что, возможно, еще увидимся в студии.       Вокс угукнул и бездумно выбрался из машины. Фред кивнул и, заведя Форд, скрылся на темных улицах Нового Орлеана. Мужчина еще какое-то время бесцельно смотрел на пустые дороги и голые тропинки, но постепенно осознание начало к нему возвращаться.       Шикарный голос…       Он пошевелил пальцами и осторожно, словно боясь, дотронулся до собственной шеи, нащупав мягкую кожу и твердые кости.       Аластор думает, что у него шикарный голос…       Он ничего не мог поделать: улыбка неконтролируемо расползлась на его лице, и сил сдерживать ликование не было. — Да, блять! — он на радостях подпрыгнул и ударил ногой по земле, кулаки были крепко сжаты. Обернувшись в сторону дома, Вокс поспешил поскорее внутрь. В гостиной горел свет, а это означало, что хозяин уже вернулся и, вероятно, ждет его.       Пригладив волосы и поправив пиджак, Вокс поднялся по ступенькам и постучался. Однако ответа не было. Он снова постучался, но уже громче, и все равно никто не открывал. Нахмурившись, он стал стучаться интенсивнее, и вскоре странный спазм от паники его накрыл.       «Может, что-то произошло? — испугался он и отошел на несколько шагов назад. — Тогда выбью!»       Выставив плечо не подстреленной руки, он двинулся вперед в тот же момент, когда дверь, наконец, распахнулась. Инерцию отменить было невозможно, поэтому второе, что услышал Вокс, был глухой стук, первое — тихое «что?»       Если бы его рука была здорова, он, возможно, сумел бы смягчить падение. Но в его ситуации вся масса тела налегла на возникшего в дверях мужчину. Оставалось лишь молиться, что к травме головы не прибавятся сломанные кости. — Проклятье! Ты в порядке? — Вокс мгновенно слез с Аластора, бегло осматривая его и помогая подняться. Тот покорно принимал его помощь: протянутую руку, плечо, чтобы упереться, а когда, поднявшись и потеряв равновесие, он едва не свалился, то смиренно позволил другу себя поймать и удержать. — Ты… точно в порядке?       Вокс чувствовал, что чужое тело с трудом стояло на ногах.       «Неужели так сильно ударился?» — заволновался он, но эта мысль тут же растворилась, когда он учуял запах спиртного. — Ты пьян, что ли?       Он отодвинул от себя друга, внимательно разглядывая в свете коридорной лампы. Его лицо было обожжено от скул до шеи, волосы сильно растрепались, а губы тянулись в блаженной, расслабленной улыбке. Аластор стоял столь неустойчиво, точно мог бы упасть от порыва ветра, что уж говорить о рослом человеке. — Забавно слышать это от того, кто зашиб меня прямо на пороге, — сладко протянул мужчина голосом, полным алкоголя. — Забавно то, что даже в таком состоянии ты не упускаешь шанса поддеть меня, — заметил Вокс, закрыв дверь и осмотревшись. — Сколько ты выпил? — Врач прописал полстакана виски перед сном.       Аластор тихо рассмеялся и неуверенной походкой двинулся в зал. Вокс быстро следовал за ним и обнаружил на столе полупустую бутылку виски, нарезанные фрукты и распакованные пластинки. Видимо, сегодня был вечер джаза и бухла. А может, и без джаза. — С каких пор полстакана измеряется в полбутылки? — саркастично уточнил Вокс, глядя, как его друг остановился и замер. — Нет, серьезно. Что за повод? — Повод? А зачем мне нужен повод? — он говорил весело, легко, но дыхание у Вокса вдруг стеснилось от непонятного волнения. — У меня ведь все так замечательно: рядом со мной прекрасные соседи, которые любят меня… обманывать. Что вне дома, что внутри!       Сердце заколотилось, и кровь громко застучала в барабанные перепонки. Вокс торопливо вспоминал, где и что он натворил, но на ум ничего не приходило.       «Может, он узнал, что я втайне встречался с Гайяром?», — было первым, о чем он подумал, но решил оттянуть момент признания. — Пастор Уайт сказал тебе что-то неприятное? — спросил мужчина самым невинным голосом, на который мог расчитывать. Глаза Аластора сузились, он смотрел пылающим взглядом, но от него воздух вокруг, наоборот, заледенел. — Ты сказал, что, если я не убью тебя, — с улыбкой начал тот, нетвердой походкой разгуливая по гостиной. — То ты убьешь меня? — Я не говорил «убью», я сказал… — Я помню, что ты мне сказал, — в голосе на секунду прозвенела сталь. — А еще я помню, какой ты человек — готовый на все ради своей цели. Ты поставил мне ультиматум: либо я принимаю твои чувства, либо я тебя убиваю. Это выбор без выбора — я не смог бы тебя убить, даже если бы очень захотел. Я был ранен, внизу спали двое свидетелей, и я бы просто не мог позволить тебе, выкинув такое, спокойно умереть во сне в моей же постели. Ты все это знал и просто заставил меня играть по своим правилам.       Язык у него заплетался, но улыбка не сходила с лица. Вокс мог смотреть на него с широко раскрытым ртом, если бы обстоятельства не вынуждали его говорить. — Я даже не думал об этом, — удивительно, но он говорил искренне. — Мне просто хотелось выразить свои чувства и обезопасить тебя. — Ах, да! Совсем забыл: ты же еще и искусный лжец, — Аластор постучал по своей голове кулаком, якобы ругая за невнимательность. — Только я достаточно наблюдателен, чтобы понять, что все твои слова были ложью. Во-первых, — он загнул большой палец, — ты бы не стал желать мне смерти. Во-вторых, — он загнул указательный палец, — не такой уж ты и собственник. В-третьих, — с ухмылкой он двинул средний палец, — ты не любишь меня.       Вокс почувствовал, будто его громом ударило. Он предполагал, что мог где-то преувеличить: нельзя было быть до конца уверенным, что ему так уж захотелось убить Аластора после отказа. Да и про собственника придумал для убедительности, ведь сколько он себя помнил, он всегда уступал. Но последний пункт был высказан несправедливо, и от этого кровь закипала в венах. — Как ты можешь такое говорить?! — выпалил Вокс, кривясь от злости. — Как ты смеешь утверждать, что я тебя не люблю? Особенно после всего, что я для тебя сделал! — И что же ты сделал? — спокойно, но с вызовом во взгляде поинтересовался Аластор. — Я… — мужчина осекся, и отвага быстро покинула его.       А что он скажет?       «Я угрожал твоему коллеге, чтобы защитить твою тайну»?       «Я спас тебя, хотя должен был убить»?       Или «Я послал нахуй самого короля Ада, рискнув своим могуществом, домом, друзьями и вообще существованием, чтобы стоять здесь и выслушивать твои пьяные нападки»?       Ничего из вышеперечисленного Вокс, разумеется, произнести не мог. А Аластор терпеливо ждал, скрестив руки за спиной и выпрямившись, подобно тетиве. — Ну? Что ты сделал для меня, чтобы доказать свою… ты понял, — у него дернулись уголки губ. Разговор явно был пренеприятный. Тогда Вокс, не имея иных шансов, пошел ва-банк: он пересек расстояние между ними и, схватив Аластора за руку, крепко прижал его ладонь к своей груди. — Чувствуешь? Оно бьется только из-за тебя, чертов ублюдок! Каждый, блять, день я засыпаю и просыпаюсь под этот надоедливый стук ради тебя, — он прижал руку плотнее и не позволил ее вырвать. — Посмей еще раз сказать, что я лгу!       За одну секунду Аластор замер: дерзость и злую язвительность сменили настороженность и напряженность. Лицо в выражении полнейшей брезгливости помрачнело, а губы слегка поджались, едва удерживая кривую улыбку. Он молчал и позволял вливать в себя весь поток некогда запрятанных слов.       Продлилось это недолго, и вскоре быстро и легко Аластор перехватил инициативу и, вместо того, чтобы вырвать свою руку, надавил ею сильнее на чужую грудь. От неожиданности Вокс попятился назад, пока его спина не встретилась со стеной. Он вжался в нее в надежде раствориться, но ледяной взгляд заставлял конечности примерзнуть.       В нетрезвом состоянии Аластор не представлял для него большой угрозы, но его холодная ярость была страшнее лезвия ножа. — А теперь… — нагая сталь мелькнула пугающим серебром и лизнула кожу на шее. Ладно, с мнением о лезвии он поспешил. — Может, ты мне уже расскажешь, чего ты добиваешься? — Тебя, — после минутной паузы Вокс попытался в обаятельную улыбку, но тут же сдался и протараторил, когда лезвие надавило на артерии. — Ладно-ладно! Аластор, клянусь, насчет своих чувств я тебе не врал. Ты мне очень нравишься. Я знаю, что мои чувства невзаимны, поэтому и придумал весь тот спектакль… мне просто было мерзко и страшно переживать отказ. Извини за это, но, даже если ты меня отвергнешь, это ничего не изменит! Я невъебически люблю тебя!       В крови гудел адреналин, сердце колотилось у самого горла. Он замолк и молча ожидал час своего суда, глядя прямо в манящие карие глаза. Хотелось бы узнать, что скрывалось за этим презрением, какие мысли прятались за темным кофейным оттенком. Может, какой-то отголосок, какое-то мимолетное воспоминание смогло бы обуздать чужой гнев и спасти ему жизнь? — Я тебе не верю.       Он замер на полувздохе. Эти слова, источаемые с сухой надменностью, прозвучали, как смертный приговор. Мужчина практически чувствовал их яд на своем языке, который с трудом выдавливал внятные фразы: — Я не… постой, погоди! — Почему? — оскалившись, прошептал Аластор, горячий шепот опалил его губы. — Ты ведь сам дал мне выбор.       Вокс почувствовал, как кровь отхлынула от лица, и крошечные нити надежды сменились жутким ощущение обреченности. Он не знал, что именно его убивало: страх смерти или понимание, что Аластор все-таки отвернулся от него?       В голове промелькнуло все то недолгое время, что он провел в этом мире, словно оживший мертвец. Он чувствовал как дождевые капли окропляли его лицо, как плотная тень укрыла его от них, и как его парализовала чужая, широкая, так схожая с нынешней, улыбка.       В первый раз он умер быстро, поэтому подумал, что это то самое мгновение, когда вся жизнь пролетает перед глазами. Но это была слишком короткая жизнь! Он еще столько всего не успел: не пригласил Аластора на танец, не показал все великолепие телевидения, не отвел попробовать фаст-фуд и ни разу не получил ответный поцелуй. — Аластор, пожалуйста, — молвил он в отчаянии, пока мозг лихорадочно работал. — Я не лгал тебе, говорю же! Прошу, доверься мне!       Он повторял эту фразу в качестве корпоративного слогана так часто, что перестал воспринимать ее истинное значение, но сейчас вложил в нее столько надежды, сколько мог.       Однако все, что получилось приобрести в ответ — улыбка, просто, блять, улыбка.       «Я воскрес, глядя на эту ебучую улыбку, и умру, глядя на эту ебучую улыбку», — сетовал он, стараясь игнорировать дрожь, охватившую его нервы, хотя тревога нарастала почти до невыносимого предела.       От безысходности и страха Вокс перестал соображать и первое, что пришло к нему на ум, когда он почувствовал вновь прикосновение стали, пришлось отчаянно выкрикнуть: — Я знаю, что ты убийца! Я знал это почти с самого начала, но все равно оставался рядом с тобой и защищал твой секрет. Если тебе и этого мало, придурок, то давай, блять, руби!       Ему показалось, что он видел покадровую съемку:       В первом кадре Аластор смотрел на него с пронзительностью.       Во втором в его широко раскрытых глазах сверкнули растерянность и испуг.       А в третьем кадре на его лице вдруг отразилась легкость, а в глубине глаз блеснул пугающий багрянец.       Вокс почувствовал холод, резанувший по горлу. Ноги выбили отчаянную дробь, дрожь в них утихла, и более они не держали его.