Увидимся в Аду

      Наверное, Вокс побил бы все рекорды и заполучил бы все награды в конкурсе на «Самую бездарную фальшивую улыбку». Но именно ее пришлось пускать в ход и сопроводить дружеской, почти безмятежной интонацией: — Конечно, никаких проблем! Ты ступай, а я подойду через пять минут.       Он держал лицо недолго — ровно столько, сколько было нужно, пока шаги Аластора не стихли. Не медля ни секунды, Вокс ринулся к спящему Фреду и начал тормошить его за плечо. — Вставай! Давай, кретин, поднимайся скорее! — тихо приказывал он, пока Фред не разлепил сонные глаза. — Quoi? В чем дело?       Его зрачки бегали, не в состоянии ухватиться за одну точку, взгляд был расфокусированным, губы едва открывались. — Просыпайся и иди спать в другую комнату, где спит Карла! — Вокс дернул его за волосы, когда он снова чуть не отрубился. — Ни за что. Я не могу спать с женщиной, я же мужчина… — пробормотал Фред, чья голова повисла в чужой хватке. Вокс стиснул от досады зубы и неохотно предложил альтернативу: — Тогда иди наверх и ложись с Аластором.       Спать в кресле было действительно неудобно в его положении, но, если соединить их, то вполне могло бы сойти за кровать. Вот только мелкий ублюдок никак не шел на здравый контакт. — Нет. Я не могу спать с мужчиной, я же женщина.       После этих слов Фред вновь провалился в дрему, а Вокс с трудом сдержал себя, чтобы не выкинуть его в окно. Мимзи была права в одном: этот коротышка абсолютно бесполезен. Но сейчас не его эффективность являлась основной проблемой.       И идиоту было понятно, что происходит. Аластор устроил очередную проверку. Теперь ему хочется посмотреть, как Вокс будет изнывать, мучаться и реагировать на него в чертовски интимной обстановке. А любое событие, как например, если Вокс разбудит Карлу, прося ее уйти, и та об этом расскажет, будет рассматриваться как провал проверки. Выбора не оставалось, иначе он мог снова все испортить.       Но для чего все это? Неужели он недостаточно сделал, чтобы заслужить доверие? Неужели его жертвенность в те моменты, когда он отдергивал себя, проявлял тактичность и уважение, была напрасной?       Наверное, для Аластора это ничего не значило: тому нужны были прямые доказательства и, желательно, доказательства, выстроенные на мучениях и страданиях.       «Ну что же, — судорожно вздохнул Вокс, впадая в глухое отчаяние. — Тебе чертовски повезло, что я в тебя влюблен, улыбчивый ублюдок»       Он умылся холодной водой, переоделся и поднялся на второй этаж, при этом каждая новая ступень лестницы напоминала ему сцену поднятия на эшафот.       В комнате горел слабый свет, пахло бинтами и лекарствами. Аластор застегнул последнюю пуговицу на своей песочного цвета рубашке, и его занудный в ней вид немного отрезвлял. Простой однотонный хлопок помогал избалованному шелковыми кружевами Валентино разуму Вокса собраться.       Он прошел внутрь, чувствуя жгучий прилив неловкости. Так странно: он был в этой комнате не раз, но сейчас ощущал себя абсолютно лишним. Он вспомнил, как чувствовал себя в тот момент, когда впервые попал в этот дом. Да, словно попавшая в ловушку хищника добыча. Вот только сейчас-то ему было нечего бояться, и он прекрасно знал, кто перед ним. И все же тревога никак не планировала его отпускать.       Он начал бродить по комнате. Как и ожидалось, Аластор внимательно следил, хотя по его виду ничего нельзя было понять: то ли интерес, то ли насмешка. Вокс обошел кровать, бросил на нее короткий взгляд и заявил: — Не поместимся. У меня больная рука, а ты явно привык спать один, поэтому мы вряд ли сможем… — Разве температура в спальне настолько низкая? — вдруг каким-то ровным, но при этом ласковым голосом поинтересовался Аластор. Вокс опешил от его слов. — Нормальная. При чем тут температура?       Он нахмурился, так как посчитал, что его даже не соизволили услышать. Аластор сверлил, нет, точнее, прожигал его взглядом, и казалось, что этот огонь становился все ярче и опаснее. Быть может, в комнате было немного жарковато… — Тогда в чем дело? Почему ты так дрожишь? — он тянул слова медленно, театрально, с упоением, и каждое слово сопровождал ровным шагом, пока ноги не привели его вплотную к Воксу.       Тот замер, не решаясь пошевелиться. Он чувствовал негодование от слов и смущение от действий: Аластор был близко, слишком близко, чтобы вдоволь прочувствовать нагретый между ними воздух, а вот от стены позади веял холод, так и манящий к себе. — Что за бред? Где это я дрожу? — спросил он с вызовом, но при этом старался держать свой темперамент в руках. Он напоминал себе, что Аластор под впечатлением произошедшего, а сейчас, скорее всего, просто играет с ним. Эта мысль помогала ему терпеть его взгляд, его улыбку, но, когда теплая рука коснулась груди, сердце едва не выскочило через глотку, словно в испуге и желании спастись.       Ладонь прижималась к одежде, и, понимая, что даже через нее можно было прослушать пульс, Вокс старался успокоиться. — Да вот же, — хитрое выражение лица мужчины несколько смягчалось вкрадчивым взглядом. — Сейчас все ребра проломит. Так что заставляет тебя так нервничать? Неужели я?       «Какой же он ублюдок!» — взревел про себя Вокс, ощущая жар на своих щеках. Он не понимал, как такие красивые губы, изогнутые в столь милую улыбку, могут быть источником всего этого подслащенного коварства. Все-таки выдержка оказалась не столь крепкой, как хотелось бы, и пришлось сделать позорный шаг назад. Он попытался что-то сказать, но Аластор его опередил: — Может, твое сердце чувствует, что рядом с тобой тот, кто сегодня убил пять человек? Настоящих, живых людей… — Аластор двинулся вперед, Вокс — назад, пока не уперся спиной в стену. Топленый голос обжигал его слух, мешая соображать. — И, возможно, оно боится, что рядом с таким человеком может случиться что-то, что ему не понравится? И тогда этот человек, разозлившись, вырвет и сожмет его, что кровь из него хлынет, как сок из раздавленного мандарина. Вот… так!       Душа была готова покинуть бренное тело, когда чужая ладонь с громким хлопком ударила стену. Вокс невольно зажмурился, а когда открыл глаза, то краем глаза заметил руку всего в нескольких сантиметрах от своей головы. После полноценно перевел взгляд на Аластора. Его глаза отливали темно-красной полированной медью, и Вокс с опаской заглянул в них, прежде чем расплыться в своей фирменной обезоруживающей улыбке и почти спокойным голосом проговорить: — Боюсь, это сработает только с теми, у кого есть сердце.       Аластор удивился — его брови приподнялись, а потом резво подавил прорывающийся смешок. Вся напряженность тут же растаяла — Аластор умел менять атмосферу, точно переключал эфиры на радио. — Что же, надеюсь, в твоем прошлом не фигурировала деятельность дровосека, — ответил он с легкой безмятежностью и, наконец, отстранился. — В любом случае, на этот раз времени проверять у меня нет. Уже поздно.       Вокс предполагал подобные последствия, когда дал Аластору вольную на убийства. Теперь того уже ничто не сдерживало и ранее замысловатые угрозы становились все отчетливее и отчетливее. Весь этот спектакль — проверка, и смысл его был прост: я хочу проверить, насколько ты мне послушен и верен своим словам. Так что не повторяй прошлых ошибок, будь хорошим и не досаждай мне, иначе…       Вокс тяжело вздохнул и поспешил отогнать угнетающие мысли: и без них давления было хоть отбавляй. — Я уже говорил: кровать слишком узкая для нас обоих, — они вернулись туда, откуда начали. — Давай просто отправим кого-то из тех двоих внизу домой? Серьезно, Аластор, спать здесь вдвоем — это как на пару отыметь девственницу. — Спасибо за изящные аналогии, но все в порядке, — с уверенностью заявил тот и резким движением толкнул друга на кровать. — Такие неудобства — не повод нарушать принципы гостеприимства.       Он залез следом, после чего плюхнулся на подушку и с блаженством выдохнул. Вокс тоже выдохнул, но вымученно и устало. Он лег и убедился в своих догадках: кровать оказалась впритык. Аластор касался его почти каждой конечностью, но не это было страшным.       «Мне надо успеть уснуть первым, чтобы не видеть его лица», — дал себе установку Вокс и потянулся к выключателю. — Оставь свет включенным, — попросил Аластор, сладко зевая. — Так лучше видно. — Видно «что»? — не понял Вокс, чья рука зависла в воздухе. — Сны, — прозвучал ответ сонным, с издевающимися нотками, голосом. — Красочные, будоражащие сны.       «Значит, ты мне никакой форы давать не собираешься?»       Он был слишком уставшим и сытым по горло нелепыми играми, что даже язвить не стал. Рука вернулась в прежнее положение, и ее обладатель демонстративно повернул все свое туловище так, чтобы лежать спиной к Аластору.       В жизни бы он не подумал, что сможет так беспечно открывать свою спину городскому психопату. Но смотреть на Аластора ему казалось гораздо опаснее. А сейчас пусть делает, что хочет: улыбается, не улыбается, кривит рожицы и так далее.       Лежать в такой позе было неудобно, жарко и рука жутко саднила, но все лучше, чем изнемогать перед утонченной красотой бледного лица. Свет неприятно раздражал глаза, слух улавливал тихое сопение, а капли пота щекотливо скатывались с шеи. Трудно было представить, как можно было в таких условиях заснуть.       Но это оказались цветочки, когда через некоторое время, стоило Воксу, наконец, сомкнуть глаза, он почувствовал что-то увесистое на своей ноге, а позже — на талии. В нос ударил запах крови и бинтов, который он старался до этого не замечать, а горячее дыхание обжигало его затылок подобно расплавленному воску.       Вокс чувствовал, как Аластор прижался к нему всем своим телом и так крепко, словно конечности сковали цепями. Его нога надавливала на бедро, рука стискивала ребра, а биение сердца, казалось, хлестало по спине. — Ты спишь?       Глупый вопрос. Если бы Аластор не спал, то явно бы не признался. А если спал, то, проснувшись, притворился бы спящим. Вокс сквозь боль попытался скинуть чужую руку, но замер и прикрыл глаза, когда почувствовал на запястье мягкий пульс. Черт возьми, как же это сводило с ума: кровь, поддерживающая жизнь Аластору, стучала размеренно, легко, в то время, как у Вокса она вскипала и носилась по венам.       Этот бешеный стук, эта близость, этот чужой волнующий запах — страстное желание охватило все тело. Он осторожно провел пальцами по запястью и кисти, оглаживая каждую косточку. В какой-то момент было плевать на ранение: хотелось подняться, перевернуться и вжать нахального манипулятора в постель и показать, что бывает за такие игры. Но он вовремя себя отдернул, вспоминая о прошлых последствиях. — Черт с тобой, ублюдок, — прошипел мужчина и с усилием встал с кровати. В глазах слегка плыло, от боли или возбуждения — уже было непонятно. Но в желании поскорее уйти он даже не заметил, как вытащил у Аластора из кармана пиджака ключи и как вновь вернулся на первый этаж. Оставаться на втором он не рисковал, спальня и зал были заняты, а у уборной было отвратительное свойство кому-нибудь понадобиться.       Поэтому Вокс засунул ключ в скважину от ритуальной комнаты и зашел туда, понимая, что хоть здесь сможет немного прийти в себя.       В ней ничего не изменилось: те же свечи, те же уродливые атрибуты и тот же странный порошок на полу в виде вычурных узоров. Когда он наконец выпустил воздух из груди, то устало сполз по стене, пока окончательно не сел.       Здоровая рука потянулась вниз, чтобы снять напряжение, накопленное за весь этот гребаный день. Он запрокинул голову и прикрыл глаза, выбирая наиболее подходящий эпизод для содействия.       Может, недавний момент, где Аластор прижал его к стене? Его угрожающий, но при этом елейный голос, тембр, и взгляд, суливший полный контроль над ситуацией. Как же ему чертовски шла доминантность. Становилось душно: от тепла и влаги одежда понемногу липла к телу.       Картина перед глазами сменилась. Теперь он видел юркий язык, плавно, почти с удовольствием проходивший по окровавленным пальцам. От этих воспоминаний свои начинали гореть и сильнее сжиматься, выбивая искры удовольствия. Какая у него тогда была улыбка: хищная, озорная и чувственная. А измазанные кровью губы так и манили вернуть себе хоть какие-то ее остатки.       Вокс облизнулся и прикусил нижнюю губу. Ему хотелось громко выругаться, но он подавил в себе это искушение. Сейчас было не время подавать голос… Голос…       Когда он вспомнил их дуэт в клубе, ощущения накрыли с новой силой. Он вновь услышал этот мелодичный голос, этот охваченный десятками пар глаз стан и мягкую, столь чарующую улыбку. Великолепный, любимый всеми, идеальный и в тот момент только его.       Голова прижалась груди, а потом резко запрокинулась. Мозг плавился, и разум терялся в едком, мучительном зное, который не сравнился бы даже с пламенем самого Ада. Он вспоминал все: и дружеские насмешки, и злобные упреки; невинные вопросы и высокопарные угрозы. Весь образ из хорошего и плохого собрался воедино и сформировался в чувство сладостного напряжения, которое, наконец, достигло состояния совершенной уверенности. Оно сменилось необыкновенно глубоким, долгожданным наслаждением, последовавшим за яростной, почти болезненной судорогой. Спина выгнулась, рука на несколько секунд перестала болеть, а с губ сорвался переполненный истомой стон.       Обессиленный, Вокс свалился на пол и пытался восстановить учащенное дыхание. Он старался лежать тихо, уйдя в свои мысли и ощущения. Через какое-то время его рассудок прояснился, пульс восстановился, а кожа более не пылала. Мужчина повернул голову и встретился с, как ему показалось, недовольным выражением лица статуи Легбы. Губы разъела издевательская, неприлично торжественная ухмылка: — А что? У нас за такое зрелище вообще принято брать плату.