Увидимся в Аду

      «Так вот что Аластор имел в виду, когда говорил про город не утром», — осознал Вокс, осматривая живость и яркость, окружившие его сбоку, сзади, сверху и снизу.       Город, где старинные здания и улицы оживали под светом лунных лучей и мерцанием газовых фонарей, переливался звуками джаза, доносившимися из темных закоулков французских кварталов.       Кованые балконы, обвитые плющом, нависали над узкими улочками, по которым текли людские реки и мерцающие лакированные автомобили. Через стены баров и ресторанов можно было услышать шумный смех, звон бокалов и беседы на смешанных языках.       Туман медленно стелился по набережной реки, словно скрывая в своих объятиях тайны темной стороны этого яркого города, и сквозь него доходили лишь громкие сирены пароходов и звон церковных колоколов. Аромат креольской кухни смешивался с запахом влажного воздуха и французских духов.       Вдыхая его, Вокс с трудом понимал, за что зацепить взгляд: за грубые разговоры мужчин, толпившихся под окнами позабывших сон жильцов, или за любовную картину зажимавшихся по углам матросов с их простодушными компаньонками. Но, когда в центр дороги выехала внушительная повозка, запряженная гнедыми меринами, он понял, куда смотреть — в принципе как и большая часть людей. Повозка была забита местным уличным оркестром, состоявшим преимущественно из темнокожих музыкантов в коричневых костюмах и белых шляпах. Стоило им пустить по площади заводную, напоминавшую ирландский мотив, мелодию, как водоворот жизни заполнил все пространство. И из него Вокс сумел выбраться благодаря Аластору, который уверенными движениями отвел его подальше от улицы, заводя внутрь клуба со внушительной вывеской.       Картина сменилась так резко, что у Вокса немного заболели глаза. Если за стенами здания он чувствовал вихрь цыганского празднества в перемешку с дымом пьянящих сигар, то сейчас перед ним предстала полная противоположность, словно другая реальность.       Вместо заводной музыки и громкого развязного смеха он слышал эхо, шепотом передававшее чопорные разговоры о заключенных сделках и планах на будущее.       При входе в клуб их встретил величественный холл, оформленный в стиле ар-деко, с высокими потолками, украшенными изящной лепниной, и массивными люстрами в виде перевернутых елей. Свет мягко рассеивался по комнатам, создавая атмосферу изысканности и исключительности. Полы были выстланы коврами с замысловатыми узорами, подчеркивающими роскошь интерьера.       Деревянные панели на стенах, инкрустированные резьбой, мягкие кожаные кресла и диваны, расставленные по просторным залам — все это было создано для неторопливых бесед и высокопарных изречений. А тяжелые шторы из бархата на высоких окнах защищали беседовавших от чувства причастности к миру за стенами.       Аластор повел его вперед, принципиально ускоряя шаг рядом с массивными дубовыми дверьми, которые пропускали густой аромат дорогих сигар, и, наконец, они оказались в общем зале. Место было столь роскошно, величественно и изысканно, что Вокс на секунду вновь почувствовал себя оверлордом. Правда, не хватало стриптизеров, спиртного и нескольких заколотых шпажками официантов. Они прошли дальше мимо акварельных картин и горшков с маленькими розами. И вскоре их прибытие заметили. — Аластор! Я тебя обыскался!       К ним двигалась немолодая супружеская пара. Аластор в ту же секунду крепко пожал мужчине с орлиным носом руку, а руку, обтянутую в белую перчатку, его жены галантно поцеловал, немного наклоняясь. Реакция была молниеносной — женщина восприняла данный жест с блаженной улыбкой. — Людвиг, Розали, мое почтение, — он снова поклонился и легким жестом указал на Вокса. — Позвольте представить моего друга — Винсент Волкер. А это один из моих руководителей — Людвиг Дагенхарт и его прелестная супруга — Розали Дагенхарт.       На Вокса нахлынуло чувство облегчения: он очень боялся, что ему предстояло называть свое имя самостоятельно. Благо, Аластор проявил тактичность и познакомил его как полагается. — Можете звать меня Ви, — он улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок и пожал руку мужчине. — Приятно познакомиться, мистер Дагенхарт. И с Вами, миссис, а, позвольте.       Ловким движением руки он осторожно коснулся высокой прически из соломенных волос и провел пальцами за чужим ухом, после чего с виртуозностью фокусника продемонстрировал даме маленькую розу, которую сорвал по пути. Эффектность произвела должное впечатление, и женщина застыла очарованная и восхищенная. — Что же, нам тоже очень приятно, — с улыбкой проговорил мистер Дагенхарт и обратился к Аластору. — Мне нужно переговорить с Фредом касательно дел, но я бы хотел продолжить вскоре беседу. Вы надолго здесь останетесь? — Если ты попросишь меня остаться, дорогой друг, я буду только рад.       Удовлетворенные ответом Дагенхарты неспешно удалились. Вокс, смотря им вслед, не сумел подавить триумфальной усмешки, особенно, когда заметил недобрый блеск в глазах Аластора. — И к чему это представление? — спросил он, стараясь подавить недовольство. — А сам-то? — усмехнулся Вокс, шуточно обыгрывая момент с поцелуем. — Еще бы ботинки ей почистил. Да и не забывай: наше соревнование уже началось. И что-то мне подсказывает, что я обгоняю тебя по очкам.       Взгляд Аластора, как и его улыбка, стал острее. — Не зазнавайся: мало кто еще клюнет на подобный дешевый трюк, — ядовито-ласково предупредил мужчина. Тогда Вокс, нахмурившись, а после, разгоревшись идеей, резко подошел к нему и наградил той же улыбкой, которой сверкал перед Дагенхартами.       Положив одну руку на его загривок, он осторожно скользнул кистью за ухом. Под пальцами почувствовалась дрожь, и Аластор рефлекторно попытался прижать ухо к плечу. Реакция у него на это быстрое движение была ожидаемой, но уж очень чувственной и резкой. Вокс почему-то вспомнил, как когда-то оленьи уши забавно прижимались к макушке в неприятных для Радио Демона ситуациях, но вскоре он безжалостно рассеял это воспоминание как нечто абсолютно неуместное. И вскоре, мягко проведя подушечками по раковине, преподнес взору друга вторую розу. Тот вскинул брови, но, дабы добавить своим действиям больше пафоса, Вокс не стал дожидаться комментариев. Вместо этого он осторожно вплел цветок в копну причесанных каштановых волос и, подмигнув, двинулся в глубь зала. Что-то ему подсказывало, что он заработал еще один балл.

***

      Аластор всегда был бесспорно хорош собой, а в нужной одежде и в своей излюбленной манерности от него глаза было сложно отвести. Он цеплял утонченностью, но отнюдь не женственностью: его образ подходил под описание «галантно-мужественный». Также его джентльменские повадки и стиль не оставляли впечатления снобизма и чопорности, скорее они хорошо гармонировали с озорными и смелыми красками креольского празднества и романтичными нотками французского пижонства.       Аластор постарался на славу, вылепив из себя объект для восхищения, лебезания и подражания. С таким конкурировать будет непросто.       Вокс решил сыграть своими лучшими картами. Если Аластор был воплощением деликатности и вежливости, то Вокс предпочитал демонстрировать свою резкую и доминантную сторону. Если Аластор завлекал людей своим бархатным голосом, то Вокс добавлял к этому жесты, как и подобает настоящему телеведущему. И если Аластор был улыбчив и приветлив со всеми без разбора, то Вокс одаривал каждого и каждую индивидуальной богатой мимикой.       Именно так он располагал к себе людей, заставлял их смеяться, желать узнавать больше и не скупиться на комплименты. Вокс видел за этими покрытыми лаком головами, что Аластор также был в центре внимания, соорудив вокруг себя крепость из старых и новых поклонников. Они тоже смеялись, охали и смотрели так, словно были готовы всей толпой наброситься на него и отсосать прямо на фуршетном столе. — А как давно Вы знакомы с Аластором? — спросила миссис Дагенхарт, поправляя на голове серую повязку. — Они очень близкие друзья! — вмешался безмерно довольный своим присутствием хозяин стоянки порта, которого Аластор лично пригласил. — Этот jeune homme спас ему жизнь! Представляете? Он вытащил его из воды, когда тот тонул!       Понеслись перешептывания и восклицания. Вокс понимал, что сейчас он точно заслужил еще больше любви и восхищения, однако не мог быть на сто процентов благодарным за раскрытие этой информации: не хотелось, чтобы Аластор подумал, что он тут бахвалится историей о том, как спас того, кого хотел убить. — Это правда? Вы спасли Аластора из воды? — голос Розали неестественно раскатился изумлением. Вокс улыбнулся и кивнул. — Да Вы настоящий герой! Vraiment mon cher?       Мистер Дагенхарт неловко пожал плечами. Он выглядел как человек, далекий от романтизации спасения утопающих, находя, скорее в этом ужасное понимание, что мог лишиться своего лучшего ведущего. — Да, наверное, — сказал он, слишком близко восприняв данное известие. — Как вообще такое могло произойти?       Вокс без подробностей рассказал о случившемся, за что ему щедро вручили сигару и дали прикурить. — Я себе места не находил после произошедшего, — с якобы упавшим сердцем проговорил он и затянулся. — Все время думал, а что если бы он погиб? Эта мысль не давала мне покоя. — Понимаю, и вправду ужасно, — кивнул Людвиг и положил руку на плечо мужчины. — Благо, я был поблизости, — самодовольно напомнил о себе хозяин стоянки, чьи глаза торжественно улавливали каждый обращенный взгляд. — Несколько минут в воде, наглотавшись и окоченев. Боюсь вообразить, что могло произойти, если бы меня не было на месте! Вы можете себе такое представить? — Честно говоря, с трудом, — признался Людвиг с вынужденной меланхолической усмешкой. — Мне всегда казалось, что Аластор хороший… — Сэр, прошу прощения, — из ниоткуда выплыли юноши-официанты с подносами, наполненными разноцветными бутылками. — Нам сказали доставить это господину со шрамом на глазу.       «Отлично, — отметил про себя Вокс и указал на фуршетный стол позади себя. — Хотя у меня и без этого все идет неплохо».       Пытливые глаза следили за происходящим: как бутыли и стаканы были расставлены рядом с закусками из грибов и мясного ассорти. — Мне захотелось отблагодарить жителей столь чудного города за радушный прием, — пояснил Вокс, обойдя стол. — И я решил, что лучшим способом будет решить проблему с напитками.       Да, он не был кулинаром подобно Аластору, но намешивать коктейли у него получалось с не меньшей профессиональностью. Коктейль — лучшее, что могло бы быть придумано в эпоху запрета алкоголя. Это не спиртное в чистом виде, распознать его крепкость при соблюдении необходимых пропорций не так легко.       Гости следили, как один бокал наполнялся кровью, другой посыпался сахарным дождем по краям, а третий был наполовину набит экзотическими фруктами. — Это… сок? — неуверенно спросила одна из малоизвестных актрис и, сделав глоток, ахнула от удивления. — Да это же… — На вкус как сок, но чувствуется… да, но разве так можно? Оно ведь похоже… — Ни капли не похоже! Это просто сок! Никто ничего не сделает из-за сладкого напитка. Il est clair? — Да-да, уважаемые. Ничего общего… можно мне еще!       Минуты споров и сомнений прошли, и вскоре жажда дала о себе знать. Каждый вливал в себя коктейль без раздумий, блаженно причмокивая и погружаясь в спасительное облегчение. У одной дамы, стремившейся поскорее наполнить свой бокал еще одним напитком, свалилось с головы белоснежное перо. А толстяк с огромными усами даже не заметил, как кровавая Мэри заляпала ему весь фрак.       На глазах Вокса горделивая, аристократическая часть местного общества превращалась в диких ненасытных зверей. И смотрели они на него почти как на ангела, даровавшего им пищу и воду. Самое забавное, что пока они все оставались в трезвом уме, убеждаясь, что этот мизер алкоголя абсолютно безвреден. Но суть коктейлей была в том, что тебе хочется пить больше и ты попросту не замечаешь алкоголя, который выстрелит в голову абсолютно неожиданно. И вот тогда Вокс, определено, одержит победу.       Под веселость и живость южноитальянских певцов танцпол начинал наполняться людьми: девушки, хихикая толпились у стен, подобно робким желтофиолям; пожилые мужчины с видом небрежной уверенности в себе выписывали неуклюжие петли; в центре кружились самодовольные пары — множество тел, склонных к франтовству, сплетались и изгибались в танце. Но истинное веселье разгорелось, когда тот самый уличный оркестр поднялся на сцену, и музыканты, словно по волшебству, заставляли оживать свои инструменты и высвобождать бодрую джазовую мелодию. — Аластор! — вдруг донеслось так громко, что даже музыка не помогла. — Окажи нам честь!       На сцене стоял мужчина и протягивал микрофон. Гости заликовали и ободряюще зааплодировали: лучший голос штата под джаз и алкоголь — что может быть лучше? Однако Вокс не разделил их радости: его друг явно бы вышел вперед, используя свое главное оружие.       Эта мысль вмиг сгинула, когда Аластор под увещевания все же поднялся на сцену. То, что Вокс видел, видели и остальные, но, казалось, что зрелище это было создано не для людских глаз: слишком демонически привлекательным был объект всеобщего внимания. Высокий, статный, непрерывно улыбавшийся — чертовский обаятельный. А когда он начал петь: глубоко, страстно, дразняще воображение, гости не сразу поняли, что нужно танцевать. Изумленный, опьяненный, очарованный — Вокс не смог к ним присоединиться (хотя его настойчиво звали), не смея подавить в себе желание глядеть и слушать.       «Проклятье, — у него прервалось дыхание, и он мигом опустошил свой бокал. — Так я сам предпочту отдать ему победу»       Не думая, не соображая он подошел почти вплотную к сцене и встал рядом с застывшими от восхищения девицами. Вдруг резкий взгляд карих глаз впился в него с насмешкой, и обтянутая в перчатку рука была протянута в приглашающем жесте. — Ты серьезно? — губами произнес Вокс, слегка наклоняя голову. В ответ он получил утвердительный кивок и, не имея воли противиться, присоединился к музыкантам. Он не знал этой песни, но спокойно мог импровизировать, и Аластор это помнил, протягивая ему другой микрофон.       Песня была о мужчине, который прогуливался по залитой солнечным светом улице. И Вокс, к своему удивлению, не был против ее дополнить. — Жизнь может быть такой сладкой На освещенной солнцем стороне, — мягко пропевал Аластор, вальяжно покачиваясь в такт ритму. — Особенно, когда идешь с загадкой, Что встретится тебе на ее конце, — подхватывал Вокс, вызывая у слушателей своей импровизацией недоумение, веселье и изумление разом. — А ведь раньше я в тени гулял, С этим блюзом на площади парада…       Внезапно Аластор повернулся к нему, и Вокс сжал свой микрофон, точно ища опору от падения. Создание, представшее перед ним, в окружении музыки, теплого света и десятки восторженных глаз, было так невообразимо притягательно, что ноги сами вели к нему. — Но свет меня безжалостно влюблял, — пел он почти бездумно, смотря в эти насмешливые, гипнотические глаза. — И подарил надежду избежать пучины Ада.       Ноги оледенели, голова пылала. И, прежде чем, захваченный необъяснимым, внезапным желанием, он наклонился вперед, чтобы поглотить остатки этой песни, сорвать их с чужих уст, вдруг раздался грохот, вынудив оторопевшего Аластора отпрянуть, а опомнившегося Вокса обернуться.       Дым заполнил часть сцены, и вскоре под овации его рассеяла маленькая пухлая фигурка в болезненно ярком оперении. Эта фигура подлетела к середине сцены, вставая между ошеломленными вокалистами, и торжественно раскрыла руки. — Но я больше не боюсь, детка! — ее мелодичный, немного скрипучий голос рассеял туман наваждения, возвращая в реальность. — Ведь мой вездеход перевернулся!       Энергия била ключом, и, казалось, что Вокс, что Аластор, что сами музыканты стали вдруг блеклыми и абсолютно безликими на фоне певицы. — В кармане не нашлась бы и монетка, Но к богачам бы все равно приткнулся! — Эй, — шепнул ему в ухо Аластор, уводя со сцены. Его голос был наполнен смешинками. — Пошли скорее. Мимзи нас убьет, если посмеем забрать хотя бы секунду ее славы.