Увидимся в Аду

— Я дико извиняюсь, но Вы не могли бы не о’гать на мою машину? — прозвучал сзади картавый голос. Вокс оторвал взгляд от места, где секунду назад стоял Радио Демон, и в удивлении обернулся.       Фред Гайяр наблюдал за ним со скрещенными на груди руками. Его серо-голубые глаза вперились в Вокса неприятным осуждением. — Если Вам нужно кому-то выговориться, здесь неподалеку есть церковь. У моей машины, к сожалению, нет соответствующего сана, — Фред, язвительно поострив и обойдя Вокса, прошел к своему Форду.       Мужчина едва удержался от того, чтобы не фыркнуть. Не очень ему хотелось быть замеченным за спором с собственной галлюцинацией. Но, видимо, это представление было расценено как проявление душевных терзаний. И какая же отвратная идея — советовать при этом поход в церковь.       «Я скорее вернусь в ту могилу для электротехники»       Он оглянулся на здание радиостудии, и по телу пробежали мурашки. Хотя, наверное, не так сильно он презирал дом для молитв, как презирал дом для радиооборудования.       Не долго думая, Вокс поправил пиджак и без малейшего намека на сомнение сел в салон чужого автомобиля. Ему понадобилось усилие над собой, чтобы сохранить равнодушие и подавить улыбку при виде вылезших из орбит глаз. — Прошу прощения… — хотел было возмутиться молодой человек. — Прощаю, — спокойно сказал Вокс, откидываясь на сиденье. — Черт знает, когда Аластор закончит лобызаться с микрофоном, а я ни секунды более не желаю находиться в этой чертовой студии. Так что, будь добр, подвези до дома.       По выражению лица Гайяра можно было прочесть нужду в снятии словарных ограничений. Однако все, что он сумел сделать, будучи в полнейшем шоке — это вторить то, что недавно хрипел Аластору: — Что Вы себе позволяете? Я Вам, что, похож на шофера? Выметайтесь! — Подвезешь, — сказал он негромко, включая режим торгаша. — Можешь спрашивать про Аластора все, что захочешь.       Фред ощетинился, и лицо его напряглось от негодования. Но минутой позже он, обдумав предложение, молча и коротко кивнул.       Поездка явно не соответствовала пяти звездам: в салоне пахло пряностью, а перед глазами маячил и раздражал висящий спереди перевернутый крест. Фред время от времени испепелял его взглядом, скрипел зубами так, что собственных мыслей не услышишь, и, пользуясь случаем, забрасывал его неприятными, личными вопросами.       Вокс же отвечал ему импровизированной ложью: — Почему Аластор никого до этого не звал на радио? — Потому что все понимают, что радио — прошлый век, и им легче выстрелить себе в голову, чем идти туда добровольно. — Чем он заболел, что так долго отсутствовал? — Думал, что подхватил оленье бешенство, но все обошлось. — Почему он не освещал столько лет очевидную се’гию убийств?       «Потому что только в этом случае его покидает самолюбие и желание говорить о собственных заслугах» — Потому что он не может высказывать недостоверные сведения и сеять панику в городе. — То есть, по-Вашему, именно этим я занимаюсь? Сею панику? — резко уточнил Гайяр, крепко сжав руль. — Мать моей знакомой потащила свою тушу вслед за ней, жутко испугавшись новостей. Девчонка твоего возраста, а вынуждена вместо гулянок и свиданий быть под родительским присмотром.       Он кривил душой, так как не помнил, чтобы мисс Дельгадо как-то жаловалась. Но подкреплять ложь лучше всего эмоционально красочными деталями.       Фред промолчал, и, к счастью, это молчание затянулось. Вокс, наконец, мог подумать о произошедшем. В голове ворочались тяжкие думы — в основном, из-за слов Аластора.       Твое время ограничено: не сегодня-завтра он умрет.       Из-за этой фразы подавленность его росла, и вот уже он не был таким уверенным, каким казался на парковке. Да, он дал отпор демону, но врать себе не мог: тот был абсолютно прав. Аластор умрет, и помешать этому нельзя. Но Вокс не может его убить, вот в чем основная проблема.       Влюбленность. Ты начинаешь влюбляться, старина.       Влюбленность (как бы Вокс не пытался противиться этому слову) не могла стать причиной его неспособности убивать. Влечение к Аластору началось позже его попытки утопления. Заглядывая в прошлое, Вокс подозревал, что нравиться Аластор ему начал в момент ритуала Вуду, когда тот впервые открылся. А чувство чуть сильнее стало проявляться после осознания, что Аластор и Аластор из Ада — это не одна и та же личность.       «Прекрасно. Теперь к неспособности убивать прибавилась привязанность», — с саркастичным прискорбием сказал он себе. И, обращаясь к своим ощущениям, он задавался вопросом: а что будет, если он не предпримет никаких шагов?       Галлюцинация говорила правду. Воксу нравилась жизнь с Аластором. Это была та жизнь, о которой он мечтал, когда повстречал Радио Демона:       Аластор стал ему другом. Он делился с ним своими тайнами, увлечениями, даже позвал (его первого) посмотреть на себя за работой. Местами он, конечно, был заносчив, жесток и язвителен, но при этом тоже тянулся к нему.       Он делал то, что никогда не делал Радио Демон. И в сердце грелась надежда о том, сколько еще Аластор мог бы сделать для него.       Ему было стыдно признавать, но в мыслях проскальзывали моменты будущего. Их совместного будущего. Время бы шло, прогресс бы шел, и они шли бы вместе в одном направлении рука об руку. Он видел начало рассвета телевидения, и как он и Аластор сидели бы в телестудии, весело шутя и готовясь к предстоящему эфиру. Каждый раз их популярность бы росла, рейтинги бы взлетали до небес, и они бы вдвоем, как он всегда хотел, правили всем медиа-пространством, нагибая любого, кто встал бы у них на пути.       А потом настигло понимание реальности. И в этой реальности Аластор не доживал до начала масштабного телевещания. — Скажи, — потухшим голосом обратился он к Гайяру. — А какой сейчас год?       Тот был явно озадачен вопросом и неуверенно ответил, что на дворе мирно протекал 1933 год.       1933 год.       Забавно, что, являясь в какой-то мере одержимым Радио Демоном, Вокс перерыл все справки о нем, какие были только доступны, но, единственное, что он сумел узнать об его прошлом — это то, что он умер, как последний лузер, до открытия Макдональдса.       А Макдональдс появился в 1955 году.       Получается, ему оставалось двадцать два года. А из этих двадцати двух, возможно, лишь лет десять, если через декаду Аластора растопчет какой-нибудь олень, или пять, если в какой-то момент он налетит на рога на стене у своей глухой соседки, а может, он уже валялся в своей чертовой студии без дыхания.       У Вокса было двадцать два года постоянных страхов и тревог за жизнь Аластора и свою собственную. Он знал себя прекрасно, чтобы понимать, что в подобном ожидании можно запросто сойти с ума.       Как мать, бегущая за дочерью из-за страха за ее безопасность, как пастор, готовый пойти на грех ради защиты своей жены, люди совершают странные поступки из-за страха.       «Но даже если я отпущу ситуацию и буду просто наслаждаться этими мгновениями с ним, смиренно дожидаясь часа смерти… что я буду делать после?»       Аластор умрет и будет существовать дальше. А что Вокс? В этом мире наравне с его душой грешника есть душа живого, и они существуют вместе в одно и то же время. Но сможет ли мир мертвых вынести две идентичные грешные души? Что с ним будет, если нет?       Ты готов потерять свою душу, свое будущее и все, что ты так долго строил, ради каких-то лишних недель, месяцев или лет, скорее всего, безответного влечения?       Он дорожил Валентино и Вельвет, он любил свою силу и власть. И, возможно, он был готов проститься со всем ради Аластора. Но ради Аластора, которого знал сейчас, а не Аластора, которого грозился забрать Радио Демон.       Уберечь Аластора от смерти он не мог. Но уберечь его от становления Радио Демоном — вполне. И, может, тогда Люцифер, который желал избавиться от конкурента, будет доволен таким способом совершения сделки?       В самом деле, разве поздно менять чью-то судьбу? А, зная это, двигаясь по этому пути, Вокс бы больше не переживал о наступлении их смерти.       К тому же, если он почувствует, что не справляется, то убьет Аластора. Как-нибудь убьет. Но пока с этим можно было и повременить, ведь…       «Когда оттягивание времени приносило кому-то вред?»       Машина резко затормозила, и Вокса откинуло вперед. Руками он предотвратил удар и едва не вслух проклял тех, кто еще не придумал ремни безопасности в нынешних видах транспорта. Потерев друг о друга ушибленные ладони, он с изумлением осмотрелся: они остановились на совершенно другой улице. — Мне нужно купить костюм для ужина, — заявил Гайяр, заглушая мотор. Вокс хотел было отметить, что этим можно было заняться и после его остановки, но вдруг вспомнил важную вещь: ключей-то у него при себе не было. А, значит, до конца дня ему было не суждено попасть внутрь. — Проклятье… то есть, а что за ужин? Ты вроде говорил про него в студии. — Т’гадиционный вечер в клубе Trésor, — презрительно хмыкнул Фред. — Ежемесячное мероприятие с танцами, беседами и музыкой. Неужели Аластор Вам… тебе ничего не говорил?       Вокс вспомнил, что по пути на работу Аластор упоминал какой-то ужин. И это название, Trésor… кажется, так именовался клуб, куда был приглашен хозяин стоянки в порту, где Вокс пытался совершить убийство. — Говорил, даже приглашал, — с дерзостью ответил мужчина и открыл дверь. — Думаю, для такого случая мне тоже стоит подобрать что-нибудь пристойное.       Фред ничего не ответил на самовольное приглашение составить ему компанию. Но Вокс вскоре сам пожалел об этом. Этот парень оказался еще более брезгливым недотрогой, чем Аластор. Он не разрешал снимать с себя мерки, презирал общественные туалеты и начинал надменно выламываться, если ему предлагали неподходящий наряд. — Простите, но для мужчины Вашей… конституции не так много выбора, — виновато оправдывался продавец.       Вокс тем временем отошел к стойке с ремнями. С его телосложением проблем не было, как и с характером, который не отличался подобным вздорным нравом, поэтому купил он себе костюм и дополнительные вещи достаточно быстро. Теперь же подбирал обещанный для Аластора ремень. — Вам помочь? — поинтересовалась продавщица с огненно-рыжими волосами и конопатым лицом. — Выбираете аксессуар к костюму? — Нет, это для… — Вокс на секунду запнулся. — Наверное, это для друга. — Наверное? — девушка наклонила голову и широко улыбнулась. — Если наверное, тогда что-нибудь не очень дорогое?       На мгновение мужчина заколебался. Однако, обдумав вопрос тщательнее, ответил с неожиданной для себя решимостью: — Нет. Тогда что-нибудь очень дорогое.

***

      Когда Вокс выезжал с Аластором из дома, наступал рассвет, но, когда он возвращался обратно, близился закат. — Слушай, приятель, могу поинтересоваться, — разговор начинать не хотелось, но еще больше не хотелось заходить в дом, не удостоверившись в своих чувствах. — Что для тебя значит любовь? — Не самый приемлемый вопрос для того, кого знаешь всего день, — отозвался Фред. И Вокс был с ним полностью солидарен, однако сейчас этот взбалмошный паренек был единственным человеком в пределах досягаемости, который мог ему помочь прояснить значение этого слова. — В противовес твоему десятку вопросов имею право на один. И скажи спасибо, что его задают тебе здесь, а не в постели с сигаретой в зубах.       Как-то старик Легба показал Воксу его истинную суть. Та ночь до сих пор не изгладилась из памяти. И хотелось убедиться в том, стали ли его чувства отличаться от истинно-человеческих и насколько в рамках мира живых они были нормальны.       Маленький Форд завернул за угол, и Гайяр с тяжелым вздохом проговорил: — Несмотря на то, что я intelligentе, intéressantе и belle, я никогда не был в отношениях. Но мой старик, — он указал кивком на висящий перевернутый крест. — Был святошей, и, как религиозник, талдычил мне о том, что любовь — это всегда жертвы и страдания. — И что это должно значить? — не понял мужчина. — Что-то вроде: если ты любишь по-настоящему, то пожертвуешь всем и сделаешь все для этого человека независимо ни от кого и ни от чего, — Фред замолчал на секунду, и его глаза, устремленные на дорогу, налились свинцом. — От себя же добавлю, что неважно будет ли благодарен тебе этот человек или нет, ты сделаешь все ради него. Даже если это бесполезно, даже если это рискованно и даже если он этого не хотел бы.       Глазам стало больно от разгорающегося заката, и Вокс поспешно их прикрыл. Сколько ненужного, но при этом доходчивого пафоса ему пришлось услышать.       Наконец, они остановились возле знакомого дуплекса. Поблагодарив Фреда за услуги такси, Вокс захлопнул дверцу машины. Поднявшись по ступенькам, он в напряжении замер на лестничной площадке. Ему понадобилось время, чтобы решиться на стук, и еще немного для второй попытки.       Щелкнул замок, и сердце пропустило удар. По ту сторону, внутри квартиры, маленький щенок вертелся в чужих руках. Вокс предпочитал смотреть на руки и не поднимать глаз. — Тебе уже лучше? — прозвучал непроницаемый голос, и мужчина неспешно вошел. — Мне сказали, тебе стало дурно.       Аластор зашагал в гостиную, пытаясь удержать в руках непоседливого звереныша. Вокс на миг задержался в коридоре, будто боясь заговорить или боясь пойти следом. — Да, сильно закружилась голова, но потом стало легче. Твой друг с натянутым ухом мне помог, повез в город. На свежем воздухе полегчало.       Разумеется, он не стал вдаваться в детали, а потому приходилось гадать, какое выражение было у Аластора: недовольное и улыбчивое, разочарованное и улыбчивое или злобное и улыбчивое. Набравшись храбрости, он заглянул в гостиную, где его сосед, сидя на диване, пытался напоить одного из щенков молоком. — Он что-нибудь тебе говорил? — безучастно поинтересовался тот, не поднимая головы. — Говорил, что намечается какой-то ужин в клубе, — Вокс выбрал самую нейтральную тему недавней беседы. — Ты пойдешь? — Да, — кивнул Аластор, цокая, когда случайно позволил нескольким каплям затеряться в густом ворсе ковра. — Завтра в семь. — Могу пойти с тобой?       Вокс сложил руки на груди и приложился плечом к дверному косяку. Аластор поднял голову: какое-то мгновение он как будто не понимал его речи, но после моргнул. — А ты хочешь туда пойти? — спросил он немного удивленно. Вокс не запоздал с небрежным ответом: — Нет, — он распрямился и вошел в комнату. — Я хочу пойти с тобой.       Аластор поглядел на него с тем же самым выражением смущенного недоумения, с каким смотрел на него Фред из-за вопроса про год. Вокс присел рядом и застыл в ожидании, после услышал легкий сдавленный смешок. — Хорошо, я не против. У тебя появится шанс извиниться перед моими коллегами за свое неучтивое поведение.       В другой момент Вокс бы огрызнулся, но сейчас он был погружен в странные раздумья. Он глядел на невероятно привлекательное, безмятежное лицо, гибкое тело, столь упругое и теплое…       Что-то знакомое шевельнулось внутри, и тело спутало все привычные функции: ладони взмокли, а во рту наоборот пересохло. — Аластор, я… я хочу тебе кое в чем признаться.       Вокс попытался говорить уверенно, однако губы не слушались. Кое-как пригладив волосы, он судорожно вздохнул и выдерживал секунды томления. Аластор не скрыл своего недоумения, но после, словно уловив какую-то мысль, кивнул. — Понимаешь, дело в том, что я… — в горле будто застряла наждачная бумага. Не очень легко было открывать правду, когда понимаешь, как сильно она может повлиять на и без того шаткие отношения. Однако это было необходимо для их будущего. — На самом деле, я…       Неожиданно теплая ладонь коснулась его плеча, и Вокс с изумлением увидел перед собой ободряющую, слегка насмешливую улыбку. — Я слушаю, — вымолвил Аластор, пристально смотря прямо в глаза. И тогда, глубоко вздохнув и накрыв чужую кисть своей, он, наконец, снял груз обмана со своих плеч: — Аластор, хочу, чтобы ты знал… я терпеть не могу радио.