Мальчик-спаситель

      Так шли дни. Рисование, бои подушками, недолгие прогулки на улице. Иногда приезжал Экко, в последние дни мы приезжали к нему. Я опять перебралась в его квартиру. Всё шло достаточно хорошо, будто Иша стёрла все мои страхи.       Вместе с этим ребёнком мы сбили режим сна и окрасили волосы, изрисовали весь альбом и перекрасили все ногти раз 10.       Но всё хорошее когда-то должно закончиться. И одним утром я проснулась не с Ишей. Ещё вчера её забрали родители.       Я проснулась в пустой кровати. Экко сидел за столом и рисовал на холсте.       Несмотря на потерю Иши, мне не хотелось вгонять себя в депрессию. По видимости, душа тоже не горела этим.       Я распласталась по всей кровати, чувствуя лёгкость. Хотелось остаться в этом моменте, пока негативные мысли не настигли меня. Раствориться в воздухе вместе с запахом горького кофе и шоколада. Вечно меня шныряет из крайности в крайность.       Я наконец поднялась и, уже в сидячем положении, начала наблюдать за Экко. Он был слишком тихим и спокойным, даже не напевал себе под нос какую-либо мелодию. Его руки так грациозно и так легко вычерчивали линии на холсте, что я задумалась, а рисует ли он вообще? Или просто водит рукой по воздуху?       Весь такой из себя мистер-загадка, то моментами улыбался одними уголками губ, то изгибал бровь, не понимая то, что сам рисовал.       –Чем ты там занимаешься с утра пораньше?       Экко даже не дёрнулся, будто ещё давно заметил, как я наблюдаю за ним.       –Рисую.       Что это за объяснение? По вашему мнению, Экко, мне нужно самой вытягивать из вас ответы?       Я подошла ближе, чтобы заглянуть ему через плечо и узреть шедевр воочию. Парень стремительно заслонил холст рукой.       –Эй, покажи. Что ты там скрываешь?–смеясь, я попыталась убрать его руку, что было тщетно.       –Терпение, Джинкс, тер-пе-ни-е,–повторил он по слогам, будто я с первого раза не поняла,–я ещё не закончил,–он столкнул меня на кровать, и я мельком успела взглянуть на картину. Безмятежные облака.       –Точно? Тебе не нужен мой трезвый взгляд? Может, ты рисуешь какую-нибудь... нелепицу? Например, пейзаж, где не солнце, а круглый блин.       –Ты права только в одном. Это нелепица,–он усмехнулся и продолжил рисовать.       Я покорно уселась на кровать, надув губы. Вот кто так делает? Начинает что-то, а потом и намёка не даёт.       После этого надутая я ушла умываться и завтракать.       Через полчаса я зашла в комнату, где Экко до сих пор отчаянно выводил что-то на холсте. Что-то чересчур он спокойный и усидчивый-бесит аж!       –Ты же не мог спокойно сидеть на месте и пяти минус,–вырвалось из моего рта,–где сейчас приобрёл такой навык?       –Для тебя стараюсь,–он улыбнулся и вновь вернулся к работе.       Очень значимая подсказка. Он вновь рисует меня?       Но чем я так удостоилась, чтобы величайший художник изображал на своих картинах хабалку Джинкс? Даже в последние дни моё внешний вид оставлял желать лучшего, поэтому ни за что не поверю, что Экко рисовал меня.       Через какое-то время Экко взял холст, повёрнутой лицевой стороной к себе, позвал меня и показал результат своего труда.       Всё-таки он рисовал меня-да, растрёпу, но в нарисованной Джинкс было что-то отличающее её от живой Джинкс. Первая улыбалась красивой широкой улыбкой, распахнутыми игривыми глазами, с огоньком внутри.       –Я пойду есть. Ты пока подбирай слова, чтобы похвалить меня,–язвительно выдал Экко и ушёл.       Да, по-моему, слов нет таких чтобы описать моё удивление и благодарность. Экко видит меня такой, как на картине? Или это то, как ему бы хотелось меня видеть?       Зная его романтичную натуру, первый вариант звучал правдоподобнее.       Но за что я получаю к себе такое отношение? За эмоциональные качели?       Мне хотелось сказать Экко столько слов. Приятных. Он единственный, кто старается донести до меня то, насколько я ценна для него и заслуживаю бо́льшего. При этом он почти не злится, даже если дико устаёт от моих скачков настроения. То, что можно по ошибке принять за его злость, на самом деле является просто более строгой степенью заботы. Он никогда без причины не повышал на меня голос. Я сама давала поводы, а он лишь пытался заглушить мой внутренний крик своим. Громким и иногда бесячим, но родным и заботливым. Он знал как можно достучаться до меня.       Я вышла на кухню поблагодарить его и обнять, но он сидел на стуле, что-то вычерчивая в блокноте. Неужели сегодня такой огромный приток вдохновения?       –Экко,–он поднял голову,–иди сюда.       Наверное, он знал что я хочу сделать, поэтому без лишних вопросов подошёл.       Я крепко обняла его, объяла лопатки своими ладонями. Так я не обнималась ни с кем и никогда. Моя голова комфортно устроилась у него на плече. Хотелось застыть в этом моменте. Всё подозрительно хорошо идёт, пусть так и продолжается. Не знаю какой нож в спину может вставить судьба, но пока Экко здесь, я готова жить. Как минимум, сейчас.       Раскрыв глаза, я подняла голову и поцеловала его. Уже успелось забыться ощущение бабочек в животе, которые оголяют моё сердце, снимая с него обёртку, и облепляют его. Уже забылось каково это, когда щёки заливаются краской не от стыда.       Экко пах кофе, что я всегда ненавидела, но пила, когда чувствовала пустоту без парня. Именно этот постоянный аромат воссоздавал мне образ Экко. Такого сильного и постоянного, в отличие от других.       В поцелуе не было ни намёка на пошлость, но я воспринимала себя у нём так, будто бы была маленькой девочкой. Я будто бы была не в силах выдержать это чувство.       Момент тянулся бесконечно. Мне казалось, что он не имеет конца. Однако Экко разрушил это убеждение, хоть и оставшись возле моего лица.       –Что такое?–рассеянно спросила я.       –Мне звонят.       Телефон был в зале. Я не понимаю, как Экко расслышал доносящийся оттуда звонок, при том, что я не слышала вообще ничего. У меня были приглушены все звуки, мне было хорошо. Надеюсь, Экко тоже.       Он ушёл за телефоном, а я села на стул, на котором до этого сидел парень. Блокнот с наброском валялся на столе. Я взяла и покрутила его в руке.       Он снова рисовал меня. В платье, в котором я ходила на школьные дискотеки. Однако на рисунке я сидела без привычной кожаной куртки и не в школьном спортзале, а в траве.       Я заметила деталь, которую никогда раньше не замечала, хоть и понимала, что художник что-то во мне видоизменял. Он добавлял мне рисунок нежно-голубых облаков на плече. Возможная татуировка уходила вниз под одежду и простиралась неизвестно до куда.