Мальчик-спаситель

      Гул в ушах. Заляпанный чем-то красным кафель ванной. Всё такое знакомое и привычное, что становится даже скучно: теряется весь азарт.       Я поднимаю взгляд, и фигура крепкого парня вызывает непонятное тягостное чувство то ли в груди, то ли в душе. Он всегда появлялся резко и заходил без стука. Он будто получал сигналы S.O.S., даже если их никто не отправлял.       Что-то потянуло меня вниз. Я стала стекать по стене, как кровь по ладони. Я будто на миг разучилась стоять, а когда снова вспомнила как это, то было уже поздно. Я обессиленно упала на пол.

***

      Всё началось со школы. Тот парень когда-то был мальчиком. Мальчиком-спасителем.       Он был чересчур заинтересован во мне, чувствовал, когда что-то было не так, и старался это уладить. В народе таких называют эмпатами. У меня всё проще и понятнее: мальчик-спаситель.       Он учился со мной еще с самого первого класса, но общаться мы начали лишь в 14 лет-самый бурный период для подростков.       Его пересадили ко мне, и, сама не понимаю как, мы нашли общий язык. Кроме него, общаться мне было не с кем, так как единственная подруга-да и та сплетница-перевелась в другую школу.       Всё начиналось как обычная дружба: локальные шутки, совместные «враги», походы друг к другу в гости. С последнего наша дружба и встала под вопросом.       Тем майским днём мои родители уехали к друзьям на дачу до следующего утра и оставили меня с моим доверенным другом.       Он пришел лишь под вечер, когда на небе стали заметны первые звёздочки. Мы, как и всегда, вели непрерывные дискуссии о том, о сём.       В тот момент его профиль был таким красивым, каким я его, наверное, никогда больше не видела. Белые отросшие волосы, улыбка искренняя, а нос сморщенный из-за каких-то сказанных слов. Тогда он был со мной потому что действительно хотел дружить, а не потому, что не мог отпустить.       Сейчас точно не вспомню в каком контексте, но он обнял меня, прошептал что-то важное и чмокнул в щеку.       Неожиданное действие и довольно крепкие объятия заставили меня оцепенеть.       С того момента мы стали обниматься чуть ли не всегда, когда нас никто значительный не видел, а со временем это переросло в поцелуи. Сначала неловкие и мимолётные, а потом осознанные и что-то значущие.

***

      Сегодня утром, когда Экко ушёл на работу в кафе, я взяла знакомый арсенал: лезвие и банку таблеток. Если бы не Экко, я бы столько денег сэкономила на них…       Сначала я выпила какое-то неопределённое, но, знаю, опасное, количество антибиотиков, вызвав тошноту и боли в голове. Спустя нескольких часов болезненных ощущений я принялась за острый канцелярский нож.       Вывев несколько вполне красивых, если не учитывать их происхождение, узоров на руках, приятная боль накрыла меня. Я стала водить по ним пальцами, дабы получить бо́льшую эйфорию. В этот раз ноги я решила не расчерчивать, недавние раны не до конца зажили.       В голове всё мутнело, узоры расплывались. Последним, что я видела в тот момент, был Экко. Он стоял с потерянным взглядом и с растерянным лицом подошёл ко мне.       Очнулась я на двухместной кровати в окружении своих блокнотов и карандашей. На прикроватной тумбе лежал градусник, чай и открытый блистер таблеток.

«Может, хоть сейчас получится?»

Быстрым действием я достала руку из-под одеяла и протянула её к блистеру. Новая рана ныла. Сейчас это уже не вызывало наслаждения, которого я добивалась.       Помешал мне он. В сотый раз за неделю я устала от него. Он слишком заботливый и опекающий, не даёт и вздохнуть одной. Хотя, его, наверное, можно понять. Как не стать таким же параноиком, когда твоя девушка (с которой вы и не оглашали свои отношения) отдаляется от тебя и устраивает кровавое мессиво на руке и кафеле в ванной?       Я знаю, что он, скорее, погубит себя, чем вернёт мне жажду жить, и он, наверняка, тоже это знает, но из-за своего синдрома мальчика-спасителя не бросит меня на произвол судьбы. К сожалению, это должна сделать я.       Но я не могу просто взять и прямо сказать:"Мы зашли в тупик. Думаю, нам стоит разойтись на какое-то время и поразмышлять». Более удобным для меня вариантом становится избегание или крики посреди ночи о том, чтобы он убирался с глаз моих. Не понимаю, как он еще умудряется любить меня…       Я прекрасно понимаю, что такими темпами останусь совсем одна. Но ничего не могу поделать. Даже «тот» свет меня не хочет принимать. Наверняка, это связано с моим именем. Меня зовут Джинкс. Проклятье и порча.       Он отбил мою ладонь, тянущуюся к антибиотикам, и сам забрал её. Интересно, сколько таких незакончившихся блистеров у него спрятаны? Может он их собирает, чтобы в один момент самому выпить? Нет, звучит как бред. Он не такой.       И вообще, какого чёрта он позволяет себе бить меня? В ответ на его удар я слабо ударила его по животу.       –Чего ты добиваешься?–прервал тишину Экко,–Тебе не надоело, что я снова спасаю тебя?       –Так не спасай меня. Тебя никто не заставляет,–ядовито, будто змея, но без особого энтузиазма произнесла я.       –Ты же знаешь, что заставляешь именно ты,–пауза,–Если бы ты не жаждала спасения, то не пошла бы глотаться таблетками в самом очевидном месте.       Повисла тишина. Робкая, но способная возрасти и съесть всех нас. Экко сдался первый и ушёл к выходу из квартиры со словами, сказанными уже более мягко,:"Ужин на плите, поешь, пожалуйста»       «Почему этот мальчишка не может принять, что мне не нужна его помощь?"-вырвалось из моего рта, когда я услышала звук закрывающейся на ключ двери.

«Может потому, что я хочу этой помощи? Хочу спасения?»

      После таких случаев он, обычно, уходит на несколько часов, но не так, что ночью не возвращается, поэтому я особо не волновалась.       Я уже привыкла к тому, что просыпаюсь рядом с ним. Обыденность, без которой я не представляю как жить.       Интересно, как бы я года 4 назад отреагировала на заявление, что буду намеренно уходить из общей спальни в другую комнату просто потому что? Может быть это для того, чтобы он подумал и решил, что я в нём не нуждаюсь? Чтобы он окончательно бросил меня и забыл поскорее, как страшный сон, из которого он не в силах выбраться?       Уже не сосчитать сколько раз я его разочаровала за год совместной жизни. Но почему же он всё терпит, как я ни стараюсь оттолкнуть его? Я же Джинкс. Проклятье и порча. Почему я это понимаю, а он нет?       Однажды я задала ему этот же вопрос.

«Потому что я верю, что ты в праве самой выбирать кем быть: проклятьем или же чем-то хорошим. Не верю, что кто-то сознательно выберет быть первым вариантом. Я вижу, что ты прекрасный человек, и смерть сестры-не твоя вина»

      От этого воспоминания пошло еще одно. Более мутное и неприятное.

***

      -Доча, Вай покинула нас.       Эти слова отразились гулом у меня в голове, в горле резко пересохло, а рука с телефоном у уха задрожала.       -Как только проснёшься утром, приходи домой. Хорошо?       Я согласилась с мамой и после того, как она сбросила трубку, стояла с ней еще неизвестное количество времени.       Вай была моей сестрой. Строгой и занудствующей, но той, кому я могла доверять. Она старалась быть для меня хорошей старшей сестрой, но у нее это получалось плохо.       Днём того же дня у меня произошла паническая атака. Вай, как обычно, постаралась помочь мне, утешить, но, не знаю почему, я просто начала истерить и кричать на неё. Наговорила всякой обидной дряни и сбежала домой к Экко. Не жалеть об этом трудно. Трудно также было и поверить в случившееся.       В ту же секунду, как Экко начал махать перед моим лицом рукой, я упала на пол и стала плакать, пряча лицо в колени.       Оставшийся вечер и утро помнится мне трудно. Сейчас у меня в голове воспроизводится только записка, лежащая на табуретке, над которой весела разрезанная петля. Думаю, картина того, что произошло вчера, вырисовывается отчётливо.

«Джинкс, не кори себя за это, ты ни в чём не виновата. Паничка здесь ни при чём. Это вынужденное обстоятельство. Не давай родителям прочитать эту записку и скажи, что я их очень люблю.»

***

      Почему в той записке она упомянула меня первой? И с чего это она взяла, что я буду винить себя? Скорее всего, с ней происходило что-то вне дома, о чём семья была не в курсе, но обида на меня стала моментом, добившим её окончательно. Единственным, что я считаю причиной её недоговорённости о собственных чувствах, является обида на меня. Если бы это были какие-то междоусобицы на работе или в личной жизни, то она бы мне рассказала. А говорить о том, что её бесит во мне, она не могла. Мелкая же. Родителям расскажет, а они накажут.       Я создала для неё ту точку невозврата.