Цепочка

      "19 декабря 1993 года.       Опять приснился Поттер. Какой-то жирный дядька обозвал его волшебство уродством, наорал на него и запер в комнате, а потом поставил чугунную решётку на окно. Старая мымра в бигудях просовывала ему еду через кошачью дверцу. Мерзкое хрючево, а Поттер пожирал его, будто сто лет не ел”.       Драко закончил писать и задумчиво пощекотал подбородок кончиком орлиного пера, глядя на крупные снежные хлопья, вьющиеся за решетчатым окном. Странные сны, подробные и реалистичные, часто посещали его после стычек с Поттером — и он подозревал, что это как-то связано со вспышками злости. Вот и вчера Драко задирал его, пугая дементорами, а Шрамоголовый запустил в него проклятием ватных ног. Пришлось тащиться до самого больничного крыла, еле волоча онемевшие конечности.       Вот бы этот сон был правдой. Золотой мальчик — та ещё заноза в заднице, хоть кто-то должен воздать ему по заслугам. Может, Драко приснились его родственники-магглы… как бы узнать?       Драко сунул дневник в сумку, спрыгнул с подоконника и подозвал Крэбба с Гойлом, чтобы направиться в их сопровождении на урок Защиты от темных искусств. Профессор Люпин опять втирал какую-то дичь про силу смеха и преодоление своих страхов, а потом скомандовал построиться в линию и подходить по очереди к ветхому сундуку.       Малфой со смехом наблюдал, как Уизли стонет от ужаса, пытаясь одолеть боггарта в виде гигантского паука. Потом Парвати Патил с её глупой змеёй. Да у этих придурков ни одного оригинального страха, все скучные, как и они сами. Но когда очередь дошла до него, Драко резко стало не смешно… Потому что боггарт завертелся в воздухе серо-чёрным вихрем и превратился в его отца.       Люциус Малфой стоял перед ним, как живой, в своём идеальном костюме и длинном плаще, с ледяной маской омерзения на лице. Драко оцепенел от ужаса… но тут отцовское лицо исказилось другой гримасой — чистого, бешеного гнева — и Люциус хорошенько размахнулся, чтобы ударить его своей ненастоящей тростью.       Он и сам не помнил, как выбежал из класса с остекленевшими глазами и понёсся не разбирая дороги. Мерлин, только бы никто не последовал за ним!.. Очнулся Малфой только в каком-то чулане для мётел, забившись туда, как раненое животное. От унижения и злости по щекам хлынули безудержные слёзы. Его как будто тошнило рыданиями; он задыхался. Распадался на части.       Покончив с истерикой, Драко почистил запылившуюся одежду и как ни в чём ни бывало отправился на следующий урок. Крэбб и Гойл никак не прокомментировали его срыв — вряд ли из чувства врождённого такта, скорее из страха. Вот как ему теперь сохранять лидерство среди слизеринцев?.. И Драко отчаянно надеялся, что они поскорее забудут о произошедшем на ЗоТИ, как и все остальные однокурсники.       Но Гарри Поттер, конечно, не забыл.       — Ну что, Малфой? Есть вещи пострашнее дементоров? — поинтересовался он в тот же день, поравнявшись с Драко в коридоре. Грейнджер и рыжий оболтус, как обычно, сопровождали его и были просто в восторге от этой глупой шутки.       — Посмотрим, кому будет страшно, когда я превращу твою голову в помойное ведро. Хотя она и так похожа.       — Твой папочка в классе тоже был очень похож — на самого себя, — усмехнулся Поттер. — Злобный тролль, прямо как в жизни!       На секунду слизеринцу захотелось отбросить все представления о правильном поведении и самым неприличным для волшебника образом ударить его в нос, разбив эти дурацкие очки. Но тут у него возникла идея получше.       — Знаешь, Поттер, — начал он вместо рукоприкладства. — Я слышал, твои родственники тебя тоже не жалуют. Считают тебя уродом из-за того, что ты волшебник, а? Может, даже запирают в комнате и морят тебя голодом?       — Как ты… что ты несёшь! — завопил побагровевший Поттер, а одновременно с ним что-то заорал Уизли. Грязнокровка тоже изменилась в лице и стала отчитывать их, чтобы заставить замолчать — а Малфой был очень доволен реакцией всех троих.       Вот оно. Прямое доказательство, что сон был непростым, прямо сейчас орёт и брызгает ему на мантию слюной, пока Уизли оттаскивает его. Драко ослепительно улыбнулся и направился прочь, не совсем понимая, что произошло, но всё же переполняясь искрящимся чувством триумфа. Какая разница, почему ему снится всякая чушь про Поттера, когда можно использовать её для новых беспроигрышных издевательств.       “Я слышал, подружка тебя бросила, Поттер. Думаю, ты не выдержал конкуренции с её мёртвым бывшим!”       “Мне тут птичка напела, что ты целовался с каким-то когтевранцем. Решил поэкспериментировать?”       “Чего такой бледный? Уизли опять храпел, как боров, и не дал выспаться? Или нашего героя замучили кошмары?”       Каждый раз эти меткие комментарии срабатывали безотказно — пока Малфою ещё было интересно доставать гриффиндорца. В конце концов, он сам виноват. Нечего было отказываться, когда ему любезно предлагали дружбу.

***

      Всё перевернулось с ног на голову на шестом курсе, когда Тёмный Лорд облюбовал Мэнор под свою резиденцию — и неудивительно, эта каменная громада такая же мрачная, тёмная и уродливая, как и сам Волан-де-Морт. Драко открыл для себя увлекательный мир допросов и угроз, увечий и пыток, не раз испытанных на собственной шкуре.       Первое время всё, что он ел, вылетало обратно со страшной скоростью, стоило ему увидеть Долохова, Макнейра или собственную тётю. Отец, слава Салазару, был в основном занят разговорами по душам с бутылкой огневиски в своём кабинете. Ночью Малфоя посещали омерзительные видения, связанные со всеми, кто учил его применять Круциатус, ненавидеть полукровок, а при виде чьей-то бесславной кончины не жмуриться и не отводить взгляд.       Теперь Драко казалось, что все эти сверхреалистичные сны о чужом прошлом, возникающие при сильной эмоциональной реакции — не преимущество, а проклятие, отравляющее его мозг бесконечно прокручивающимися колдографиями со сценками насилия. Заказав себе огромный запас мощного зелья для сна без сновидений, он почувствовал себя намного лучше. Он теперь мог выспаться, хоть эта фиолетовая дрянь и вызывала зависимость. Отвыкать от снотворного пришлось целый месяц после окончания войны.       Самый необычный сон, связанный с Поттером, Драко увидел в июле 1998 года, через несколько недель после своего слушания. Тот день изменил всё.       Он встретил национального героя случайно, когда посещал больницу Святого Мунго для переговоров о поставках зелий. Блейз Забини, выбранный им в качестве финансиста, суетился с бумагами, расписывая главврачу в красках и цифрах возможную прибыль, маржинальность и окупаемость. И тут Поттер вышел из коридора с целой делегацией: пожилой целитель с раздвоенной бородкой, гриффиндорская заучка, рыжее недоразумение и ещё одно такого же цвета, но женского пола. Увидев Драко издалека, Избранный немного помедлил и вежливо кивнул:       — Малфой.       — Поттер, — ответил он в том же духе. — Можно тебя на пару слов?       Немного удивлённый, Гарри попросил друзей подождать его в кафетерии и подошёл для разговора тет-а-тет, расслабленно прислонившись к стене.       — Навещаешь кого-то? — спокойно спросил Драко, пробуя новый тон в их общении.       — Да, здесь родители Гермионы. Она стёрла им память, а целитель Роузвуд пытается восстановить воспоминания. А ты?       — Бизнес.       Поттер сдержанно кивнул, тоже пытаясь приспособиться к другому способу общаться, без вражды и подколок. Всё те же небрежно растрёпанные волосы, очки в тонкой серебристой оправе и бордовый свитер. И только в выражении зелёных глаз затаилось что-то тяжёлое и холодное, как промороженные насквозь сосновые иглы.       — Ясно. Ты хотел о чём-то поговорить? — поинтересовался он.       — Да. Хотел спросить, почему ты защищал меня на суде? Разве ты не хочешь, чтобы я получил Поцелуй дементора, как отец?       Поттер снова нахмурился и не особенно дружелюбно наклонил голову.       — Странно, и почему я ожидал, что вместо этих вопросов ты просто поблагодаришь меня?       — Может, и поблагодарю, — Драко улыбнулся одним уголком губ. — Но только после того, как узнаю, зачем ты это сделал.       — Уж точно не из симпатии к тебе, можешь не волноваться так, — огрызнулся Поттер, теперь уже с явной враждебностью складывая руки на груди. — Я поступил так, потому что это справедливо и правильно. Я должен был сказать всю правду о том, что сделал ты и твоя мать.       — Получается, мне не за что тебя благодарить. Ну, если подумать. Всё это не ради спасения моей жизни, а для очистки твоей совести?       Малфой наблюдал, как святой Поттер обижается, как девчонка, и стремительно теряет терпение. В его опустошённой душе шевельнулось что-то живое, азартное, влекущее за собой…       — Твою мать… что ты опять ко мне привязался, Малфой? — выдохнул Поттер, устало потирая переносицу пальцем. — Что ты пытаешься мне доказать? Лучше сказал бы спасибо, извинился передо мной, и мы бы…       — Я не стану извиняться, потому что я всего лишь делал всё необходимое, чтобы выжить, — перебил Драко. — Или ты о моих невинных шалостях в школе? Так ты и твои дружки жутко бесили. Вы издевались над слизеринцами ничуть не меньше, нарушали правила, а учителя спускали вам всё с рук. Неудивительно, что я хотел подразнить вас.       — У меня и моих “дружков” была совершенно иная мотивация, чем у тебя, Малфой! — разозлился Гарри, как бы он ни пытался сохранить маску вежливой добродетели. — Искреннее желание поступить правильно — вот что важно, а не какие-то… отдельные моменты!       Прошёл войну, пережил смерть стольких друзей и сторонников, а всё рассуждает о правильном. Какая наивность… знал бы Поттер, как всё ощущалось с проигравшей стороны.       — Тебе легко рассуждать. Будь ты на моём месте, кто знает, какие выборы ты бы сделал, — Малфой горько усмехнулся, но пламенная гриффиндорская речь уже была на подходе. Отповедь Поттера было не остановить.       — Хорошо, что я не на твоём месте. У меня есть совесть! И что бы ни случилось, она останется при мне. Я бы скорее умер, чем принял Метку! А ты был и навсегда останешься скользким гадом и приспособленцем. Так что избавь меня от своей демагогии и не морочь мне голову!       — Какой же ты лицемер, Поттер, — поморщился Драко, не особенно впечатлившись. — Ты такого на суде наговорил про мои высокие моральные качества! А сейчас опять обозвал меня первым, но гад, по-твоему, я.       Поттер открыл рот и тут же закрыл, переваривая услышанное. Драко чуть не рассмеялся. Забавно наблюдать, как в этой лохматой голове в кои-то веки происходит мыслительный процесс.       — Ты поступил правильно пару раз, и это тебя спасло, — наконец разродился Гарри. — Но я прекрасно осознаю, кто воспитал тебя и что творится в твоей голове. Вся эта чистокровная ересь бесследно не выветривается.       Малфой улыбнулся. Теперь он вспомнил, почему так любил доставать именно этого вспыльчивого засранца в школе. Поттер легко взрывался и пару минут полыхал, как Адское пламя, но быстро остывал. Его эмоции были настоящими, искренними до мозга костей — неважно, выражал он желание обнять человека или дать ему в морду.       Приятное разнообразие по сравнению с миром интриг, сокрытия своих чувств и лжи, в котором жил Драко. Где всё похоже на колеблющийся мираж. Всё не то, чем кажется.       — Вообще-то мои убеждения довольно гибки, Поттер, если того требует ситуация, — Малфой наконец перешёл к сути, но собеседник всё не мог въехать, к чему он ведёт. — Твоё выступление в Визенгамоте было впечатляющим. Я вынужден признать, что из тебя вышел бы отличный адвокат, например.       Гарри удивлённо приподнял брови, точно не веря, что впервые за столько лет заклятый враг сделал ему комплимент.       — К чему эта лесть? Тебе что-то ещё нужно от меня?       — Ты обвинил меня в том, что я такой же чистокровный сноб, как отец. Но ты не прав… и я тебе докажу. Тебе, наверное, известно, что после его смерти все активы перейдут мне, как наследнику?       — Как ты можешь хладнокровно рассуждать о таком, когда твой родной отец приговорён к казни?! — опять взорвался Гарри, и Малфой закатил глаза. Это уже начинало раздражать.       — Хватит, Поттер. Война окончена! — напомнил он, пытаясь вернуть парня в реальность, где глупые детские склоки уже давно не нужны. — Мы могли бы продолжить взаимодействие позже, в другом ключе. Это стало бы… взаимовыгодным сотрудничеством.       — Нет, — тут же отозвался Гарри.       Отвратительное чувство дежавю. Протянутая ладонь. Предложение дружбы… А Поттер смотрит на его руку, как взрывопотам на новые ворота, и что-то мямлит про то, что он сам разберётся, с кем лучше дружить.       — Может, подумаешь об этом?       — Не испытывай иллюзий на мой счёт, Малфой, этого никогда не будет! Я тебе не доверяю.       Давненько он не чувствовал себя таким ничтожным. Отверженным. Этот ёбаный тупой соплохвост Поттер пожалеет…       — Как ты смеешь так унижать меня своим отказом! — Малфой побелел, теряя последние остатки выдержки, и выплюнул остаток своей убийственной речи прямо ему в лицо. — Ты же… ты просто посредственность. Кто ты без своих подвигов?! Просто удачливый козёл, которому повезло оказаться на правильной стороне и стать пешкой в руках Дамблдора!       Гарри вдруг злорадно улыбнулся, блестя холодными изумрудами глаз. Довольный, точно только что доказал сложную теорию по нумерологии. Кажется, ему чертовски понравилось снова втаптывать достоинство Драко в грязь.       — Так что ты там говорил про свою гибкость? Я что-то не вижу, чтобы ты сильно изменился.       — Ты… ты… — и голос, и мозг предали Драко; он несколько раз ткнул в направлении Поттера указательным пальцем, как помешанный, но так и не смог выдавить из себя ничего осмысленного.       Гарри всё с той же торжествующей улыбкой отклеился от стены и направился прочь, тихо посмеиваясь. Обернувшись, он добавил напоследок:       — Знаешь… я и правда не хотел твоей смерти. Так же, как ты не хотел смерти Дамблдора, или моей. И это ещё одна причина, по которой я защищал тебя в суде. Но знаешь что? Может быть, это я зря?!       — Поттер… — Малфой непроизвольно сжал кулаки и завопил ему вслед, пугая Блейза и персонал больницы. — Поттер, блять! Стой!       Этот разговор был не окончен. Но он ушёл и больше не обернулся. Гарри шагал навстречу новому миру, который создал сам — а Малфой был вынужден всего лишь в него вписаться. Подстроиться под новые правила, сделав выводы из чужих ошибок, и больше не лезть на скользкую дорожку политики, как сделал Люциус.       Вместо этого он должен был составить опись всего имущества и счетов и попробовать начать своё дело. Заниматься благотворительностью, выгодно жениться, потихоньку восстанавливать репутацию семьи. Утешать мать, на которой лица не было от слёз. Каким бы отвратительным ни был характер Люциуса, но она по какой-то неведомой причине всё же любила его.

***

      На следующее утро после той беседы Малфой проснулся, резко сел в кровати, и первым, что он сказал, было:       — Что за херня?!       Как был, голышом и взъерошенный после сна, он бросился к письменному столу, сорвал с шеи зачарованный ключ на цепочке и трясущимися руками отпер верхний ящик, где хранился дневник сновидений. Вне себя от ужаса, Малфой начал записывать первый сон о событиях, которых точно никогда не было в реальности:       “28 июля 1998 года.       Вчера посрался с Поттером в больнице. Ночью видел комнату в зелёных тонах, там был стол с хрустальным шаром и заколдованный потолок с глициниями. Поттер сидел в кресле, а я стоял на коленях на ковре, между его ног (?) и наклонился к его лицу очень близко (???) Над нашими головами распускалась омела”.