Переродившись вновь, вспомню тебя

      На востоке, за горбатыми силуэтами гор, распускался золотисто-охровый рассвет, пробиваясь сквозь кроны деревьев и пронизывая сумерки отступающей ночи теплыми росчерками солнечного света, в котором лениво танцевали мириады мерцающих частичек. Ванцзи нес заснувшего Вэй Ина на руках, спрятав его лицо от ярких лучей в изгибе своей шеи. Шел медленно, чтобы не нарушать хрупкий чужой покой, обходил мшистые валуны и осторожно переступал через корявые ветки. Он никуда не спешил, а в душе впервые за несколько десятков лет разливалось абсолютное умиротворение, не разбавленное затаившейся в тени тревогой.       Лес наполнялся переливами птичьих трелей, словно природа только сейчас по-настоящему оживала после долгой зимы, и в воздухе больше не чувствовался еле уловимый смрад гнили, что отравлял все вокруг до минувшей ночи. Лань Чжань с наслаждением вобрал в легкие побольше кислорода — пахло влажной землей, хвоей и сладковато-цветочным ароматом мэйхуа.       Лишь впереди замаячили загнутые крыши деревни, до слуха Ванцзи донеслось эхо встревоженных голосов. Люди, на чьих лицах поселилось беспокойство, очевидно, не спали всю ночь, узнав о пропаже детей семьи Лун и заклинателя, кинувшегося ни их поиски. Они встречали его облегченными взглядами и вздохами, а когда понимали, что вернувшихся всего двое, никли головами да перешептывались, прикрывая рты ладонями.       — Господин Лань!       Лун Цзэтао выбежал навстречу через распахнутые ворота сыхэюаня, как только завидел знакомый белый силуэт. Во дворе толпились и другие члены семьи, которые не находили себе места, но за ним они последовать все же не решились.       — Что случилось? — мужчина потянулся к Вэй Ину трясущейся рукой, не зная что и думать. — А-Мин…       — С ним все в порядке. Без сознания, — успокоил Ванцзи.       Рука старейшины так и застыла в воздухе, а глаза его забегали по сторонам, стремительно наполняясь паникой.       — Где Чжу-эр? — голос господина Луна разом упал, стоило ему понять, что внучки поблизости нет. — Где моя девочка?!       Сердце Ванцзи так исстрадалось, что уже попросту не могло больше болеть, и оттого он ощутил лишь неприятную тяжесть в груди да сглотнул сухую горечь, прежде чем смог вымолвить, виновато опустив голову:       — Тварь забрала ее… раньше.       В повлажневшем взгляде Лун Цзэтао отразилась мука. Для человека, только-только познавшего утрату, любые слова не имели смысла — Лань Чжань знал это не понаслышке, потому перехватил Вэй Ина поудобнее и зашагал во двор поместья, оставляя застывшего старейшину наедине со своим горем.       Гань Бию, встретившая его у ворот, догадалась обо всем без объяснений, лишь взглянув на напряженную спину мужа, а затем — в золотые глаза заклинателя, и утопила лицо в ладонях, чтобы скрыть свои слезы. Чуть поодаль Ванцзи заметил Лун Вэньи, удерживающего под локоть госпожу Сянь, чье мертвецки бледное лицо не выражало ни единой эмоции, словно это было не лицо вовсе, а искусная фарфоровая маска. Перехватив чужой взор, юноша передал руку матери своему отцу, такому же побледневшему и отрешенному, а сам поспешил к Лань Чжаню.       — Он ранен? — как бы Лун Вэньи ни пытался храбриться, дрожащий голос выдавал его душевное смятение с головой.       — Ничего серьезного, — заверил Ванцзи, направляясь к дому.       — А моя сестрица..? — не до конца озвученный вопрос приговором повис в воздухе, подразумевая один единственный ответ, но в глубине этих слов, в самом последнем их звучании еще можно было расслышать теплящуюся робким угольком надежду.       Остановившись у порога, Лань Чжань обернулся и посмотрел на молодого человека с нескрываемой печалью. Ответил честно:       — Я не смог ее спасти.       Никто бы уже не смог.       Лун Вэньи отвел взгляд в сторону, закусил губы изнутри. Мышцы на его лице чуть заметно задергались, пока он боролся со своими эмоциями. Наконец он глубоко вздохнул и громко выдохнул сквозь сжатые зубы, вернув себе если на все, то хотя бы часть самообладания.       — Отнесите его наверх. Я позову лекаря, — сухо бросил Вэньи, заметив глубокие царапины, оставленные хуапигуй.       Спустя четверть часа старик Фань, ворчливо причитая в своей неизменной манере, обработал и перевязал их раны, напоил Вэй Ина каким-то душистым отваром, когда тот ненадолго пришел в себя, и, пообещав передать просьбу Ванцзи, чтобы никто не нарушал его покой в ближайшие несколько часов, удалился, с распахнувшейся на несколько секунд дверью впустив в комнату горький плач госпожи Сянь, что доносился с первого этажа. Лань Чжань, державшийся поодаль в присутствии целителя, тотчас присел на край кровати, аккуратно взял Вэй Ина за запястье. Еще с несколько минут он прослушивал пульс и течение ци в его каналах, дабы удостовериться, что угроза окончательно миновала, а затем, не желая откладывать последнее дело на потом, заботливо укрыл спящего одеялом и выскользнул из комнаты.       Отыскать место, где хуапигуй сбросила с себя кожу Юйчжу, не составило особого труда. Четыре человека, которые отправились с Ванцзи в лес, подобно прошлому разу уложили останки на носилки, прикрыв их несколькими слоями плотной ткани. Лань Чжань же еще раз проверил окрестности — просто на всякий случай, ведь он и сам не знал, что хотел или боялся там найти, — после чего отдал людям распоряжение возвращаться обратно в деревню.       Тело, истощенное после битвы и ритуала, наливалось чудовищной усталостью, в глазах то и дело становилось мутно. Успев снять с себя лишь верхние одеяния, перепачканные грязью и кровью, Ванцзи завалился на кровать и не покидал покоев двое суток — укутав Вэй Ина в свои объятия, он восстанавливал силы и щедро делился ими, вливал в его даньтяни свою ци и принимал ци Вэй Ина в ответ, пока энергия Ян циркулировала между их телами, словно они были единым организмом, и все никак не мог надышаться родным запахом, уткнувшись носом в лохматую макушку. На третий день, почувствовав себя достаточно отдохнувшим, он все же разорвал связь, что сплелась вокруг них тонким коконом, привел себя в порядок и потом помог искупаться Вэй Ину, который до сих пор пребывал в разбитом состоянии после пережитого искажения ци.       Царапины от когтей хуапигуй на щеке и плече исчезли практически без следа, даже более глубокая рана на руке Усяня с поразительной скоростью затянулась нежной розовой кожицей, выглядя так, будто с ее получения прошло уже не меньше недели. Прежде Ванцзи требовалось куда больше времени, чтобы залечивать повреждения тела, даже самые незначительные, но парная медитация, как оказалось, ускоряла этот процесс чуть ли не втрое.       Высушив и расчесав волосы Вэй Ина, Лань Чжань уложил его обратно в постель, а сам, убедившись, что тот уснул, направился к старейшине, чтобы поведать обо всем произошедшем в лесу.       И даже больше.       Скрывать от господина Луна и его супруги правду о вернувшихся к их внуку воспоминаниях прошлой жизни было чем-то сродни неуважению. Ровно как и то, кем они с Вэй Ином приходились друг другу тогда и какого рода отношения между ними установились теперь. Госпожа Гань, впрочем, почти не удивилась ни одной из этих новостей, в то время как Лун Цзэато, поглаживая седую бороду, надолго погрузился в думы, переваривая все услышанное.       Конечно, тяжелее всего им обоим далась правда об истинной сущности хуапигуй — шок и смятение отразились на лицах супружеской пары от осознания того, что их единственная дочь, которую они похоронили много лет назад, после своей смерти обратилась злобным демоном, терроризировавшим местных жителей. Когда Ванцзи закончил, в помещении повисло гнетущее молчание, что давило на него хуже, чем любые слова — плохие или хорошие. Гань Бию тихо плакала, а господин Лун продолжал задумчиво безмолвствовать. Вскоре он все же поднял глаза на заклинателя, и Лань Чжань увидел в них глубоко засевшую скорбь: если боль от смерти Лун Сюли они с женой уже и успели пережить, то потеря Юйчжу отзывалась в их сердцах свежими кровоточащими ранами, которые заживут еще очень нескоро.       — Благодарим за то, что успокоили ее душу, господин Лань, — поднявшись на ноги, мужчина низко поклонился, а после помог встать супруге. — И А-Мин… без Вас мы потеряли бы и его. Если он захочет уйти с Вами, разыскать старых друзей или семью, мы… мы все поймем, — хоть старейшина и старался оставаться невозмутимым, последние слова он вымолвил через силу, о чем свидетельствовали тревожная морщинка, залегшая меж бровей, и напряженный, чуть подрагивающий голос.       Ванцзи горько усмехнулся про себя, зная наперед, что Вэй Ин скорее сделается затворником, чем захочет еще хоть раз увидеть лица людей из своего прошлого. Разве что он был бы рад свидеться с Сычжуем… в следующее мгновение Лань Ванцзи как громом поразило: за всеми развернувшимися событиями он ведь даже не успел сказать Вэй Ину о том, что А-Юань жив!       Навязчивая мысль нависла над ним точно грозовая туча, не позволяя теперь думать ни о чем, кроме этой важнейшей новости, которой он, словно непоседливый ребенок, желал поделиться так сильно, будто от этого всерьез зависела чья-то жизнь. Почтительно поблагодарив старейшину и его жену в ответ, Ванцзи откланялся и поспешил вернуться к возлюбленному.       Для Вэй Усяня А-Юань был особенным ребенком, таким он стал и для Лань Чжаня. Но смог бы теперь Вэй Ин узнать в высоком, прекрасном молодом мужчине, каким вырос Сычжуй, того пухлощекого малыша, что беззастенчиво повисал на ноге у тех, кто ему нравился, тащил в рот любую попавшуюся в руки вещицу и пускал слюни на одежду, когда засыпал у кого-то на руках?       Лань Чжань позволил легкой улыбке завладеть губами, признаваясь самому себе, что с удовольствием поглядел бы на эту встречу.

***

      Выпустив в открытое окно сотканную из тончайших нитей магии золотистую бабочку, которой предстояло преодолеть расстояние в несколько тысяч ли до Облачных Глубин, Ванцзи задержал взгляд на полной луне, что была особенно ярка в эту тихую безоблачную ночь, а затем прикрыл ставни, оставляя небольшую щель, чтобы в комнату мог проникать свежий воздух, насыщенный запахами буйствующей весны. Его терзала дилемма: с одной стороны, невыносимо хотелось рассказать о Сычжуе незамедлительно, облегчив душу, и сполна насладиться реакцией Вэй Ина, не мучаясь в ожидании до тех пор, пока в деревню прибудут гости; с другой же — подмывало устроить сюрприз, который определенно стал бы для Усяня настоящим потрясением, но который потеряет эффект неожиданности, признайся он во всем сейчас.       Лань Чжань недовольно одернул себя. С каких вообще пор он размышлял о том, как бы посильнее впечатлить Вэй Ина, да вдобавок таким недобросовестным способом? Он посмотрел на спящего юношу — физически все еще юношу, хоть душа его, что отражалась в глазах тяжестью воспоминаний о пережитых испытаниях, была куда старше — и тихо вздохнул, приняв для себя окончательное решение. Вэй Ин до сих пор не восстановился после искажения ци и ритуала, а заставлять его лишний раз тревожиться и изводиться от ожидания скорой встречи в таком хрупком душевном состоянии было слишком эгоистично и, более того, в некотором роде опасно.       В эти дни он много спал, впитывая в себя живительное тепло и цепляясь за Лань Чжаня во сне так крепко, словно боялся, что тот исчезнет, а Ванцзи не смел оставить его одного, даже если самому ему приходилось лежать часами в неудобной позе с затекшими конечностями и таращиться в потолок. Когда Вэй Ин пробуждался, чтобы утолить свои естественные потребности, он вел себя заторможенно и обессиленно, чего ужасно смущался, виновато улыбаясь каждый раз, когда Лань Чжань подхватывал его под локоть и помогал подняться или спуститься по лестнице.       Ванцзи находил это невероятно трогательным.       — Кажется, мы поменялись местами, хм? — однажды хихикнул Вэй Ин, пока они медленно шли по коридору до спальни после ужина, и воспоминания о том, как Лань Чжань, совсем слабый из-за ран от когтей и зубов хули-цзин, сам еле переставлял ноги с чужой помощью, почудились ему столь далекими, точно с тех пор минула не одна зима.       Но дни пролетали друг за другом с бешеной скоростью, а Вэй Ин набирался сил так же быстро, как отцветали лепестки дикой вишни в горах. Теперь он уже не засыпал, стоило его голове коснуться подушки, и вечером перед сном Лань Чжань осыпал мягкими поцелуями его лицо, шею, ключицы; долго целовал в губы, нависнув сверху, в каждый из этих поцелуев — неторопливых, тягучих, чувственных — вкладывая всю свою трепетную нежность, которую было невозможно выразить простыми словами. Целовал, пока Вэй Ин не начинал задыхаться и хныкать от невозможности получить большее.       — Как мне следует тебя называть? — все же осмелился спросить Ванцзи в один из таких вечеров, когда они лежали в постели, уже по обыкновению прижимаясь друг к другу в бесконечных ласках, и в приглушенном свете единственной свечи, чье пламя танцевало в потоках теплого воздуха с улицы, пытался разглядеть на дне любимых глаз бесхитростный отклик на озвученный вопрос.       С тех пор как к Вэй Ину вернулись воспоминания, этот вопрос непрерывно грыз его, совсем не давая покоя.       Однако Усянь лишь плутовато улыбнулся, то ли пряча настоящие эмоции за маской беспечности, как он делал всегда, если что-то задевало его за живое, то ли действительно забавляясь над серьезным лицом Ванцзи, с каким тот терпеливо ожидал ответа, — отныне практически полностью восстановившееся зрение позволяло ему неплохо видеть даже в темноте.       — Теперь у меня два имени. И оба мои в одинаковой мере. Какое тебе больше по вкусу, м, гэгэ? — Вэй Ин дразняще обвел пальцем яркий контур чужих губ и облизался. В темно-серых, словно грозовые тучи, глазах плясало искреннее озорство.       Имя, данное ему при рождении в этой жизни, звучало ладно и его было приятно перекатывать на языке, но в сердце Лань Чжаня находилось место лишь для одного — самого любимого, самого родного и желанного, от звучания которого душа всякий раз трепетала подобно крыльям бабочки, а в груди прекрасным цветком распускалось волнующее тепло.       — Вэй Ин. Только Вэй Ин, — без колебаний отозвался Ванцзи, после чего накрыл его рот требовательным поцелуем, собирая с губ довольную улыбку.

***

      Погребальная церемония Лун Юйчжу состоялась после весеннего равноденствия, на третий день цинмин. Погода стояла теплая и ясная, легкий ветерок, спустившийся с гор, ласково перебирал сочную листву на деревьях, и только траурная процессия, вереницей растянувшаяся от деревни до кладбища, омрачала это тихое утро.       Ритуал ничем не отличался от погребения Чан Шимина, только людей было больше — на этот раз духи позволили присутствовать всем, — а потому обряд прощания с усопшей ощутимо затянулся. Лань Чжань украдкой взглянул на поникшего Вэй Ина и справедливо рассудил, что количество похорон за столь короткий отрезок времени определенно превысило допустимый предел.       Думать о том, сколько близких людей они оба похоронили за всю жизнь, категорически не хотелось.       Погребение завершилось ближе к полудню, и церемония плавно переместилась в Храм, где старейшина вместе с супругой и родителями Юйчжу воздали молитву предкам. Поминальную табличку покойной установили в свободной нише рядом с табличкой Лун Сюли. Воскурив благовония, Вэй Ин по очереди поклонился матери и сестре, Ванцзи выразил свое почтение следом, а затем они покинули уже на половину опустевший Храм и зашагали вниз по дорожке. Однако вместо того чтобы продолжить путь в деревню, Усянь обогнул отцветшие персиковые деревья, лепестки которых сплошным ковром устилали землю, и направился в соседнюю рощу. Лань Чжаню не оставалось ничего другого, кроме как двинуться за ним.       Лес сомкнулся вокруг них густыми кронами деревьев, что не пропускали прямые лучи солнца, и разнообразными звуками окружающей природы — больше ничто не напоминало о том, что меньше одной луны назад эту землю отравляла незримая энергия смерти. Некоторое время они шли в полном молчании, которое Ванцзи нарушить не смел, пока впереди не показалось открытое пространство, залитое ярким солнечным светом. Преодолев кромку леса, поросшую высоким бурьяном, они вышли на широкую поляну, и взору Лань Чжаня открылось прекрасное зрелище из множества кустов дикой азалии с крупными ярко-лиловыми цветками.       — Знаешь, что хуже смерти, Лань Чжань? — тихо произнес Вэй Усянь, продолжая стоять к заклинателю спиной. — Хуже, чем желать умереть, а в последнее мгновение со страхом осознать, что отдал бы едва ли не все, лишь бы встретить еще хоть один рассвет? — Ванцзи молчал, застигнутый врасплох столь неожиданным вопросом, и тогда Вэй Ин наконец обернулся, придавив его тяжелой, безутешной печалью, плескающейся во взгляде серых глаз, словно бездонный океан. — Хуже этого — продолжать жить дальше, когда твои самые родные люди умирают. И ты ничего, совсем ничего не можешь с этим поделать, как бы ни старался.       Лань Чжань судорожно выдохнул, сбрасывая с себя оковы оцепенения, и медленно шагнул вперед — это чувство было слишком хорошо ему знакомо.       — А-Чжу приводила меня сюда, когда распускались азалии, чтобы я мог увидеть цвета, — с грустью улыбнулся Вэй Ин. — Это было одно из тех немногих мест, где я не чувствовал себя неполноценным. А когда не стало матушки, кусты перестали цвести. Сейчас-то я понимаю, почему. Но тогда мне казалось, что с ее смертью из моей жизни исчезли все краски.       Приблизившись вплотную, Ванцзи поймал руки Вэй Ина в свои. Мягко сжал, желая этим простым жестом выразить свою поддержку.       — Я никогда не надеялся, что увижу их снова. По-настоящему увижу, — Усянь переплел их пальцы. — Но мне страшно. За каждое счастливое мгновение судьба заставляла меня расплачиваться, и цена была слишком высокой.       — Вэй Ин…       — Сперва выслушай, — он приложил указательный палец к губам Ванцзи, не позволяя себя прервать. — Когда-то я думал, что могу справиться со всеми трудностями в одиночку. Думал, что моя жизнь зависит только от меня, от моих решений. Потом появился ты: весь такой праведный и до скрежета в зубах безупречный, хотел помочь, забрать меня в Гусу… только я был слишком горд, чтобы принимать чью-то помощь. Но знаешь, чего мне хотелось больше всего на свете, когда я стоял там, на Луаньцзан, перед разъяренной толпой заклинателей во главе с моим братом, и понимал, что это конец? — Вэй Ин со смесью нечитаемых эмоций заглянул в его лицо. — Мне хотелось, чтобы ты стоял рядом. Хотелось ощутить твое плечо, и тогда было бы совсем неважно, что весь мир ополчился против меня. А теперь ты здесь, и я боюсь — нет, я в ужасе! — потому что в конце концов вокруг меня остается сплошное пепелище, устланное мертвецами, и, видят Небеса, я больше этого не вынесу! Я так устал терять любимых… — он сделал малюсенький шаг, который разделял их друг от друга, перевел дыхание, — поэтому, Лань Чжань, пообещай… пообещай, что никогда не покинешь меня. Дай слово, что всегда будешь рядом! Я не хочу снова оставаться один...       Потрясенный до глубины души, Ванцзи обхватил Вэй Усяня за затылок и привлек к себе, прислоняясь своим лбом к его лбу.       — Клянусь, — он смотрел в любимые глаза не отрываясь, чтобы навсегда запечатлеть в них свой обет. Вторая рука легла на тонкую спину, нежно оглаживая между лопатками, успокаивая. — Клянусь, что никогда не оставлю Вэй Ина. Что бы ни случилось. С этой секунды и до конца моих дней.       — Наших дней, — с укором поправил Вэй Ин. — «Твоих» дней означает прямо противоположное тому, в чем ты сейчас мне клянешься, — и ласково рассмеялся, когда Ванцзи в непонимании нахмурил свои изящные брови. — Лань Чжань, мой милый Лань Чжань, ты ведь очень умный. Самый умный человек, которого я знаю. Так скажи, почему же ты бываешь таким глупеньким порой?       Ванцзи не мог припомнить, чтобы его называли глупым, а даже если и называли, то никто и никогда не осмелился бы сказать ему об этом в лицо. Однако из уст Вэй Ина это звучало с такой нежностью, что он был готов слушать милое обзывательство хоть всю жизнь напролет.       — Твое присутствие мешает мне думать, — выпалил он первое, что пришло в голову, отчего Усянь сначала потерял дар речи, а затем вновь прыснул от смеха и уткнулся ему в плечо.       — Кто бы мог подумать, что бесстрастный Ханьгуан-цзюнь умеет шутить, — смеющийся голос отдался в теле приятной вибрацией. — Лань Чжань, — спустя несколько секунд Вэй Ин довольно вздохнул, повернув голову так, чтобы видеть лицо Ванцзи, и тихо сказал: — Давай вернемся домой.

***

      Сила Вэй Ина крепла с каждым днем. Ванцзи чувствовал, как его Золотое Ядро ярко пульсирует, когда они погружались в парную медитацию или музицировали дуэтом, а тело — наполняется энергией в пылу тренировочной схватки. Деревянный цзянь значительно ограничивал его возможности, ведь только духовное оружие могло в полной мере раскрыть потенциал совершенствующегося, но об этом Лань Чжань более не беспокоился.       Прошлым вечером он получил весточку: брат и Сычжуй в пути и прибудут в деревню Мэйсин в течение половины лунного цикла, к новолунию. На пути им встретилось селение, жители которого страдали из-за оживших трупов с соседнего могильника, так что им пришлось ненадолго задержаться, чтобы упокоить буйных мертвецов.       «Мне удалось вернуть то, что некогда принадлежало Вэй Усяню. Не сомневаюсь, верный меч непременно порадует его и поможет быстрее вернуть былую форму», — говорилось в коротком письме, и Ванцзи знал, что таким образом Сичэнь деликатно спрашивал у него разрешения, предоставляя право одобрить эту идею или же отказаться от нее в любой момент.       Но духовное оружие было именно тем, что так требовалось Вэй Усяню теперь, когда духовная энергия бурлила у него под кожей и отчаянно нуждалась в проводнике.       Они упражнялись в горах, вставая ни свет ни заря — Вэй Ин все так же недовольно хныкал, отбивался от настойчивых рук и выпрашивал жалкие крупицы сна, а потом еще долго пытался продрать глаза под собственные мучительные зевки, разминаясь, пока очередной поединок, наконец, не распалял в нем настоящий азарт. Иногда после тренировки они посещали полюбившийся горячий источник, избавляя мышцы от усталости, а иногда Ванцзи, как строгий и непреклонный наставник, заталкивал брыкающегося Усяня в холодную горную речку, на что тот дулся до самого вечера, сменяя гнев на милость лишь тогда, когда Лань Чжань заботливо подготавливал для него бочку с горячей водой, после чего, распаренного и разморенного, укутывал в пушистое полотенце и относил в постель.       Заходить дальше поцелуев и простых, почти невинных ласк оба не решались с тех самых пор, как к Вэй Ину вернулась память. Ванцзи не давил — с трепетом принимал все, что ему могли дать, и отдавал в ответ ровно столько же — ни больше, ни меньше. Однако желание стремительно нарастало, скапливалось внутри тягучей патокой, и сдерживаться от него с каждым разом становилось не в пример тяжелее. Именно поэтому однажды, по обычаю собираясь оставить Вэй Ина купаться в одиночестве, Лань Чжань больше не смог сделать ни шага, когда за его рукав уцепились чужие пальцы.       — Присоединишься ко мне? — дымные глаза глядели томно, слишком внимательно, с затаившейся надеждой на нечто большее.       И Ванцзи не раздумывая принял предложение, утянутый в идеальной температуры воду, едва успев скинуть с себя нижнюю одежду. Вэй Ин с готовностью оседлал его бедра, тут же прижался всем телом, распластавшись как на подушке, и издал довольный грудной звук.       — Хорошо… — промямлил он на выдохе, потираясь горячей щекой о плечо Ванцзи, словно большой сытый кот.       Вода, разведенная с эфирными маслами, приятно расслабляла мышцы, а теплый древесный аромат хвои и ветивера наполнял нос и успокаивал разум. Какое-то время они сидели совершенно недвижимо в полной тишине, нарушаемой тихими журчанием воды, пока Вэй Ин снова не вздохнул и не заерзал, приподнимаясь, чтобы посмотреть на Лань Чжаня.       — Гэгэ, — прикоснувшись к его лбу, он невесомо прочертил кончиками пальцев прямую линию от правого виска к левому. — Так непривычно видеть тебя без твоей лобной ленты. Без нее ты выглядишь... обнаженным? — Ванцзи насмешливо выгнул бровь, совершенно точно уверенный в том, что под водой он и так абсолютно гол. Вэй Ин на мгновение смешался и тут же пылко затараторил: — Не в том смысле! То есть… ты, конечно, голый, ведь на тебе нет одежды — разумеется, кто бы мог подумать! — из его горла вырвался ироничный смешок, — но-о-о... я лишь хочу сказать, что отсутствие ленты… ощущается совсем иначе. Как будто всю мою прошлую жизнь ты носил эту броню, не позволяя увидеть себя настоящего, потому что потеря ленты была чем-то вроде обесчещивания, и вот ее больше нет, а я никак не могу привыкнуть к тому, что теперь бессовестно смотрю на тебя, такого открытого, обнаженного, и не получаю за это даже выговор или, на худой конец, гневный взгляд! Где такое видано?       — Без Вэй Ина лента больше ничего не значила, — признался Лань Чжань. — Я отдал ее тебе слишком поздно.       — Мне! Ленту Гусу Лань! Я все еще не могу в это поверить! — с восторгом воскликнул Усянь, благоразумно пропуская мимо ушей истинный смысл озвученных слов. — Но, сказать по правде, без нее ты нравишься мне намного, намного больше...       Он мягко улыбнулся и нежно поцеловал Ванцзи в центр лба, медленно ведя раскрытыми ладонями по его бокам вверх, после чего с хитрой улыбкой наклонился прямо к шее. Влажной кожи коснулось горячее дыхание, пославшее по спине табун мурашек. Лань Чжань заключил Вэй Ина в объятия, и тот, одобрительно хмыкнув, наконец прильнул губами к его горлу под самой челюстью, принимаясь неспешно выцеловывать каждый фэнь желанной кожи. Дорожкой поцелуев он медленно спустился ниже, к ключицам, длинно мазнул кончиком языка яремную впадину, откровенно дразнясь, отчего Ванцзи непроизвольно сжал его талию в ответ.       — Полегче, — хохотнул Вэй Ин, укладывая руки на чужие предплечья, чтобы ослабить крепкую хватку. — А то я ведь тоже могу грубо, — низким голосом, от которого у Лань Чжаня сладко потянуло внизу живота, предупредил он и в подтверждение своих слов, быстро наклонившись, неожиданно прикусил заклинателя за шею.       Ванцзи зашипел, ощущая странный отклик на смесь ласки и боли, — до возвращения памяти Вэй Ин, Лун Мин, не был столь дерзким, но эта новая черта определенно будоражила. Усянь звонко рассмеялся, провел правой рукой по предплечью наверх, чуть царапнул кожу на плече короткими ногтями и сместил ладонь к груди, натыкаясь на шрам от тавра. Смех тут же оборвался.       — Лань Чжань… — уголки его губ моментально опустились, а во взгляде тяжелым грузом залегла вина, прогоняя прочь всю игривость, что лишь мгновение назад плясала в серых глазах. Вэй Ин обвел линии круглого шрама в форме солнца, как уже делал в самый первый раз на источниках, однако сейчас он мог не только почувствовать, но и рассмотреть ненавистный сердцу узор во всех деталях. — Лань Чжань, — пальцы поползли выше, туда, где начинались тонкие длинные следы от кнута, — все эти шрамы… я не стоил ни одного из них.       Не позволив трогать дальше, Ванцзи перехватил запястье Вэй Ина одной рукой, а другой приподнял за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза.       — Стоил, — в голосе его одновременно звучали нежность и сталь. — Боль от этих шрамов — ничто по сравнению с болью, которую я испытал, когда потерял тебя. И даже если бы это тело покрыли тысячью ударов, мое сердце никогда не сделало бы иной выбор.       Губы Усяня мелко задрожали, а потому Лань Чжань немедленно притянул его в поцелуй и двинул бедрами, не желая больше возвращаться к этой теме. Говорить о страданиях, которые ему пришлось преодолевать, раздирая душу в клочья, было по-прежнему тяжело. Да и стоило ли? Все это осталось в прошлом, а сейчас — сейчас они держали друг друга в объятиях, дышали друг другом, были двумя неделимыми половинками одного целого. Вэй Ин ответил с охотой, с не сдерживаемым более желанием: приоткрыл губы, позволяя чужому языку вторгнуться в рот, толкнулся навстречу и потерся пахом о живот Ванцзи, приглушенно застонав.       Вода практически остыла, пока они целовались и беспомощно притирались друг к другу под неудобным углом в попытках облегчить обоюдное напряжение, но внутренний пожар только сильнее разгорался с каждым новым прикосновением и настойчиво требовал более решительных действий. Лань Чжань потянул Вэй Ина вниз, положив руки ему на талию, а когда тот поддался, прогнувшись в спине и устроившись так, чтобы они были на одном уровне, огладил поясницу и мягко сжал чуть разведенные ягодицы.       — Вэй Ин, — разорвав поцелуй, позвал он, одним взглядом спрашивая разрешения.       — Пожалуйста… — Вэй Ин тяжело дышал ему в губы и смотрел пьяно, словно выпил целый кувшин вина, — не останавливайся, Лань Чжань.       Осмелев, Ванцзи еще раз смял упругие ягодицы, потянул их в стороны, беззастенчиво пробрался пальцами одной руки к ложбинке и с нажимом провел по ней снизу вверх, извлекая из груди Вэй Ина очередной глухой стон. Мышцы под рукой напряглись — Лань Чжань плавно обвел кончиком пальца сжавшееся колечко, а затем аккуратно протолкнулся внутрь на одну фалангу, преодолевая легкое сопротивление. Усянь заскулил и уткнулся лицом ему в плечо, заерзал, пытаясь потереться изнывающим от нехватки внимания членом, но вместо этого лишь сильнее насадился на палец да так и замер, покорно выжидая, пока Ванцзи разминал вход. Вскоре стало понятно, что в воде большего на добиться, поэтому Лань Чжань крепко подхватил Вэй Ина под ягодицы и переместил их на кровать, по пути забрав со столика маленькую бутылочку с массажным маслом.       Простыня под ними моментально вымокла, впитав в себя всю влагу с тел, но никого из них это не смутило. Лишь звук откупорившейся пробки на мгновение отрезвил Ванцзи — он посмотрел на Вэй Ина, раскинувшегося перед ним на постели, такого бесстыдного сейчас, до безумия прекрасного, с призывно разведенными в стороны бедрами, и не мог до конца поверить в реальность происходящего. Неужели все это было взаправду?       — Гэгэ? — Вэй Ин лукаво улыбнулся, заметив растерянность на чужом лице, и призывно двинул тазом, отчего его член покачнулся. — Не заставляй меня изнывать от желания. Иди сюда.       И Ванцзи вновь послушался, ведомый этим хриплым соблазнительным голосом, навис сверху, заглядывая в искрящиеся светлые глаза. От нетерпеливого движения масло щедро выплеснулось на ладонь и закапало на постель, в воздухе разлился тонкий аромат абрикоса. Лань Чжань отставил бутылочку в сторону и медленно повел рукой вниз, касаясь кожи, оставляя блестящие дорожки вдоль живота Вэй Ина. Достигнув цели, он размазал масло по его члену и промежности, а затем, получив почти беззвучное «давай» в ответ на свой вопросительный взгляд, плавно ввел один палец до самого конца.       Вэй Ин выгнулся на длинном выдохе, закусил нижнюю губу и все же несдержанно застонал, когда Ванцзи огладил изнутри горячие бархатистые стенки. Трогать его так, касаться там было сродни чему-то невозможному, невероятному, совершенно потрясающему, поэтому, больше не в силах сдерживаться от нахлынувших чувств, Лань Чжань наклонился, продолжая осторожно двигать пальцами, и запечатал приоткрытый рот Вэй Ина глубоким поцелуем. Он растягивал его долго, добавляя по одному пальцу за раз, давил на определенную точку, о которой однажды совершенно случайно вычитал в учебнике по мужской анатомии, и от каждого такого прикосновения Вэй Ин стонал и вздрагивал как от разряда током, пытаясь не то продлить невыносимую ласку, не то соскочить с пальцев.       — Если… если продолжишь в таком же духе, я кончу раньше, чем ты окажешься во мне, — предупредил он спустя некоторое время после третьего пальца, откровенно подмахивая бедрами на каждое поступательное движение руки. Член истекал предэякулятом, оставляя на напрягшемся, идеально очерченном мышцами пресса животе прозрачные вязкие лужицы.       Оторвавшись от доверчиво подставленной шеи, что уже успела расцвести яркими отметинами, Ванцзи осторожно вытащил пальцы под тихий стон и подтянулся наверх. Он устроился позади, за спиной у Вэй Ина, нащупал бутылочку с маслом, чтобы смазать себя, после чего просунул под него руку, обнимая поперек груди и вынуждая откинуться чуть назад. А затем вошел одним слитным толчком, почти не встретив сопротивления.       Общий поток ци устремился через их тела, вновь объединяя два Ядра в одно целое, сплавляя все меридианы и даньтяни между собой. Оба не сдержали стонов, застыв на несколько секунд от новых потрясающих ощущений. В голове образовалась кристальная пустота, а тело тем временем сгорало от всепоглощающего желания, и Лань Чжань привлек Вэй Ина ближе, зарылся носом в душистые волосы на затылке, не зная, как еще выразить свои эмоции, от которых почти до боли распирало грудину.       — Ну же, Лань Чжань, — взмолился Усянь, вильнув задом и отставив ногу назад, чтобы обрести точку опоры, которая позволила ему самостоятельно заскользить на члене.       Ванцзи тут же поймал заданный ритм и толкнулся вперед, когда Вэй Ин подался ему навстречу. Он двигался медленно, раскачивая их на волнах удовольствия, целовал плечо и изгиб шеи, перемежал поцелуи с легкими покусываниями, пока Усянь выстанывал его имя, переплетая пальцы их свободных рук.       — Вэй Ин, — хриплый голос, прозвучавший едва ли не на октаву выше, непривычно тронул слух. Вэй Ин обернулся, вытянув шею под неудобным углом. Лань Чжань бездумно приложил ладонь к его горлу и, продолжая совершать размеренные толчки, сбивчиво заговорил: — Вэй Ин, мой Вэй Ин… люблю тебя, слышишь? Люблю… — а потом, склонившись, поцеловал жадно, совершенно по-собственнически, чувствуя под рукой движение всех мышц сквозь нежную кожу.       Тяжелое напряжение внизу живота стремительно скручивалось в натянутую пружину, предвещающую скорую разрядку. Постепенно наращивая темп, Ванцзи подхватил Вэй Ина под бедро, притянул вплотную, почти укладывая на себя, и прикипел взглядом к чужой руке, которой тот, обернув ладонь вокруг собственного члена, принялся ласкать себя, догоняя оргазм.       Тугие мышцы сжались вокруг Лань Чжаня, прежде чем он сорвался за тонкую грань наслаждения. Перед глазами вспыхнули цветные пятна, в ушах набатом застучало сердце в одном на двоих ритме, и где-то под сердцем пульсировало второе Золотое Ядро, ощущение присутствия которого хотелось сохранить навсегда.       Едва отдышавшись, Вэй Ин освободился из хватки и ловко извернулся, оказываясь лицом к Лань Чжаню, чтобы крепко обнять, практически устраиваясь на нем сверху. Духовная связь постепенно ослабевала, оставляя под ребрами неприятную пустоту, но живой жар объятий, окутавший со всех сторон, скрасил эту потерю.       — Люблю, — пробубнил Вэй Ин ему в шею.       Ванцзи стиснул его бока и прижался губами к макушке, вдыхая родной запах полной грудью.

***

      Как и обещали, Сичэнь с Сычжуем прибыли ровно к новолунию. Лань Чжань находился в саду, любуясь зеркальной гладью небольшого озера, поверхность которого усыпали пожухлые лепестки раскидистой сливы, что уже полностью отцвела, когда с противоположной стороны поместья послышались голоса и возбужденный собачий лай. Он быстрым шагом пересек всю территорию сыхэюаня и, оказавшись в главном дворе, сразу же увидел в воротах две высокие фигуры, облаченные в безупречные белые одеяния — точно такие же, как у него.       Сердце преисполнилось звенящим восторгом, забилось сильно и быстро в предвкушении долгожданной встречи. Небеса, как же он скучал…       Гости почтительно поклонились хозяину поместья, его жене и другим членам семьи, что вышли поприветствовать новоприбывших, а затем теплые ореховые глаза Сичэня обратили свой взор на Лань Чжаня, и лицо мужчины осветила нежная улыбка.       — Ванцзи, — от голоса брата, который Лань Чжань не слышал почти два года, на душе стало совсем радостно. Сичэнь сделал несколько шагов, преодолевая расстояние, разделяющее их, и вместо формального поклона, как того требовали правила приличия, опустил ладони на его плечи, сердечно восклицая: — Я так рад тебя видеть!       — Сюнчжан, — Ванцзи вернул ему ответную улыбку, отчего Сичэнь не смог скрыть изумления, отразившегося на прекрасном лице. — Взаимно.       В легком смущении Лань Хуань рассматривал своего младшего брата, отмечая все изменения, что успели с ним произойти за время разлуки, но которые никогда не могли от него укрыться, а потом выпустил его плечи из своей хватки и отступил назад, оставляя между ними подобающую дистанцию.       — Прошу прощения за задержку. Мы с племянником рассчитывали прибыть раньше, но в пути нас застигло неожиданное дело, требующее вмешательство заклинателей, — Сичэнь повернулся к старейшине и вновь поклонился. — Надеюсь, наше пребывание здесь не сильно стеснит Вашу семью.       Лун Цзэтао протестующе замахал руками.       — Что Вы, что Вы, глава Лань, это большая честь! Мой дом — Ваш дом, — он обвел поместье широким жестом. — Пожалуйста, оставайтесь здесь столько, сколько пожелаете.       — Благодарю Вас, — Сичэнь вежливо улыбнулся, затем посмотрел на своего спутника, что скромно стоял в стороне, не решаясь приблизиться. — Сычжуй, подойди.       Высокий статный молодой человек послушно исполнил просьбу, и Лань Чжань наконец смог рассмотреть его вблизи. За эти два года А-Юань изменился, став, кажется, даже еще шире в плечах, а черты его лица чуть заострились, придавая больше изящности.       — Здравствуй, Сычжуй, — Ванцзи мягко улыбнулся воспитаннику, склонив голову в простом приветствии.       Внезапный приступ нежности, охвативший его целиком, вызвал острое желание обнять приемного сына, но Лань Чжань сдержал порыв — Сычжуй уже давно не был ребенком, которого можно тискать на людях когда вздумается.       — Ханьгуан-цзюнь, — глаза юноши счастливо блестели, а уголки губ подрагивали, выдавая в нем неуемное желание проявить эмоции. Однако не позволяя себе нарушить правила этикета Гусу Лань в присутствии чужих, он сложил перед собой руки, уважительно кланяясь, и все же добавил чуть тише: — Приветствую, отец.       — Отец?!       Ванцзи вздрогнул. Все присутствующие удивленно обернулись на возмущенный возглас, и он тягостно вздохнул, совсем не так представляя себе эту встречу. Кто бы мог подумать, что Вэй Ин проснется в такую рань, учитывая, что минувшей ночью они заснули лишь под самое утро, не в силах оторваться друг от друга? Воистину, способность эффектного и неожиданного появления у Вэй Усяня было не отнять даже после перерождения.       Он сухо поприветствовал Сичэня, назвав того по титулу, смерил незнакомого ему молодого заклинателя подозрительным взглядом, после чего обратил все свое внимание на Ванцзи.       — Лань Чжань, — Вэй Ин смотрел исподлобья как-то недобро. Его полураспущенные, небрежно собранные после сна волосы развевались на ветру, придавая свирепый вид. — Соизволь объясниться, почему я до сих пор не знаю, что у тебя есть сын?!       Краем зрения Ванцзи заметил, как господин Лун принялся многозначительно жестикулировать, прогоняя со двора оторопевших от развернувшейся картины родных, а Гань Бию, подхватив под локоть жену старшего из своих сыновей, нараспев запричитала, что на кухне еще полно дел и одной ей к обеду не управиться, да потащила невестку в дом.       — Вэй Ин, — Ванцзи невозмутимо дождался, пока они останутся на улице вчетвером, и примирительно взглянул на возлюбленного, делая один шаг к растерянному Сычжую. — ты помнишь маленького Вэнь Юаня?       Губы Вэй Ина сжались в тонкую линию, по лицу скользнуло болезненное выражение.       — Конечно же я помню, — с горечью и затаенной обидой ответил он. — Моя память хоть и скверная, но все же не настолько.       — Прежде чем я покинул Луаньцзан, предав… — Лань Чжань запнулся, — предав твое тело земле, до моего слуха донесся детский плач. В дупле дерева я нашел мальчика. А-Юаня, — на этих словах лицо Вэй Ина вытянулось в полном неверии. — Он был очень слаб, его одолевала лихорадка, и я забрал его с собой в Облачные Глубины.       — А-Юань… — Усянь повторил давно позабытое имя и взглянул на Лань Чжаня с робкой надеждой, будто боялся ошибиться в своей догадке. — Он выжил?       — Дядя был недоволен появлением ребенка из клана Вэнь, поэтому я временно взял мальчика под свою опеку, — Ванцзи не ответил на вопрос, продолжая свой неспешный рассказ. — Пока я восстанавливался от полученных ран, за ним присматривал сюнчжан. Позже старейшины провели для него обряд посвящения в орден, и тогда я смог усыновить А-Юаня официально.       Воспоминания о маленьком Сычжуе, как и всегда, отозвались в груди особенной теплотой. Только любовь к этому ребенку вытянула Ванцзи из бездны сожалений, когда, казалось, уже никакой свет не мог проникнуть сквозь толщу непроницаемой тьмы; его успехи согревали сердце, живой и благодушный нрав разбавлял серость однообразных дней и наполнял их смыслом, а еще именно благодаря вере Сычжуя в то, что «господин Вэй обязательно вернется», Лань Чжань не утратил собственную надежду, которая множество раз покидала его после возвращения из очередного безрезультатного странствия.       Никогда, даже до встречи с Вэй Ином, Ванцзи не думал о том, будут ли у него однажды свои дети, но если он когда-то и мечтал о сыне, то лучшего не мог и желать.       — А-Юань рос очень воспитанным ребенком, прилежно учился, демонстрируя выдающиеся способности, и даже сердце дяди со временем оттаяло, — щеки юноши окрасились смущенным румянцем. — Сейчас он уже совсем взрослый. По достижении совершеннолетия я дал ему второе имя: Сычжуй. О храбрости и силе Лань Сычжуя знают повсюду. Он отзывчивый. Добросердечный. Справедливый. И никогда не оставляет нуждающихся в беде. — Лань Чжань выразительно посмотрел на Усяня. — Как Вэй Ин.       Серые глаза, подернутые влажной пеленой, уставились на молодого заклинателя, и в этот момент Ванцзи мог прочесть каждую эмоцию, что отражалась в душе Вэй Усяня: шок, смятение, надежду, разгорающуюся с каждым мгновением радость и, наконец, бескрайнее облегчение, которое вырвалось наружу блестящими дорожками слез на его щеках.       — И такой же ослепительно красивый, как Ханьгуан-цзюнь, — борясь с собственными чувствами, выдавил из себя Вэй Ин, а затем, больше не в силах сдерживаться, раскинул руки в стороны в приглашающем жесте.       И Сычжуй, взволнованный, с такими же блестящими глазами, бездумно бросился к нему в объятия, вновь превращаясь в того пухлощекого озорного малыша, что постоянно вис на Старейшине Илина точно маленькая обезьянка.       Переглянувшись с улыбающимся Сичэнем, Лань Чжань почувствовал, как на сердце затягивается еще одна глубокая рана.       — А-Юань! — Вэй Ин засмеялся сквозь слезы, крепко обнимая Сычжуя. Спустя несколько мгновений он оторвал его от себя, чтобы заглянуть в едва знакомое, но такое родное лицо. Для этого ему пришлось чуть приподнять голову — юноша был выше почти на два цуня. — Ты вырос таким большим!       — Господин Вэй! — Сычжуй лучезарно улыбнулся, давая осмотреть себя с головы до ног.       Лицо Вэй Ина вдруг неожиданно перекосило от негодования.       — Господин? Какой я тебя господин?! — протестующе вскрикнул он, несильно встряхнув того за плечи. — Я самый настоящий простолюдин, в придачу еще и младше тебя! Вот сколько тебе? Двадцать четыре? Двадцать пять?       — Двадцать четыре.       — Что и требовалось доказать! — Вэй Ин демонстративно поднял указательный палец вверх. — Так что, будь добр, придумай другое обращение.       — Но, гос… — Сычжуй тотчас оборвал себя, стоило взгляду Вэй Усяня вновь потемнеть. — У… у-учитель Вэй? — протянул он совсем неуверенно, но с по-детски искренней ноткой надежды в голосе.       Поджав губы да скрестив руки на груди, Вэй Ин недовольно дулся еще с несколько секунд, пока А-Юань растерянно поглядывал то на него, то на Ванцзи, а затем закатил глаза на манер своего старшего брата, Лун Вэньи, — и еще одного, вспоминать о котором решительно не хотелось, — и смиренно вздохнул.       — Ла-а-адно, так уж и быть… Только не вздумай мне выкать! — лицо Усяня приняло преувеличенно строгое выражение, но губы быстро выдали истинное настроение своего обладателя, дернувшись в улыбке. — В самом деле, ты ведь уже давно не ребенок, чтобы называть меня «Сянь-гэгэ», верно? Да и кое-чему я тебя все же успел научить…       — Это чему же? — Сычжуй оторопело вскинул бровь.       — Ну-у-у… — улыбка Вэй Ина стала шире, глаза хитро сощурились и обратились к Ванцзи. Он приложил указательный палец к приоткрытому рту, словно не мог решить, о чем именно напомнить этому забывчивому молодому человеку, и задорно хихикнул, — например, как очаровать неприступного Ханьгуан-цзюня! Или уже не помнишь, как висел на нем посреди улицы, громко рыдая, а потом лип весь оставшийся день точно пиявка? Впрочем, признаю, ты определенно превзошел своего учителя, раз второй молодой господин Лань тебя даже усыновил!       Сычжуй отчаянно покраснел, в то время как Лань Сичэнь успел спрятать ироничную улыбку за широким рукавом своего белоснежного дасюшена. Сам же Ванцзи лишь силой воли удержал лицо, хотя в груди было нестерпимо щекотно от танцующих смешинок.       На короткое мгновение между ними повисло нелепое молчание, которое постороннему человеку наверняка могло показаться затишьем, не предвещающим ничего хорошо, но затем Вэй Ин, на чьих губах блуждала многозначительная улыбка, залился смехом, схватившись за живот, и за ним по очереди рассмеялись все остальные.       Когда смех сошел на нет, осев в горле приятным послевкусием, Вэй Ин опустил руку Сычжую на плечо, и молодой человек вмиг посерьезнел.       — На самом деле, ты научил меня гораздо большему, — признался он, опустив глаза. — Отец так много рассказывал мне о Вэй Усяне… О его веселом, неунывающем нраве. О его смелости, воле и самоотверженной преданности. О том, как Старейшина Илина пожертвовал всем ради незнакомых людей, потому что честь не позволяла ему поступить иначе, и оставался верен себе до самого конца. Благодаря этим рассказам я стал тем, кем являюсь сейчас. — Сычжуй накрыл чужую руку своей ладонью и легонько ее сжал. — И порой, если мне хочется сдаться… если кажется, что судьба преподносит испытания, с которыми мне не хватит сил справиться, я вспоминаю храброго Сянь-гэгэ, чья улыбка не померкла даже перед лицом смерти, ведь когда весь заклинательский мир пришел забрать его жизнь… он все так же продолжал шутить и улыбаться, чтобы успокоить маленького капризного ребенка, которого спрятал в дупле… — и с этими словами Лань Сычжуй достал из-за пазухи соломенную бабочку, протягивая ее Вэй Ину на ладони.       Гордость за сына и его слова поднялась в Ванцзи настоящей приливной волной: чудо, что А-Юань перенял способность к красноречию у Сичэня, а не задумчивую молчаливость у приемного отца. Все эти годы люди вокруг не переставали восхищаться тем, как достойно Ханьгуан-цзюнь воспитал этого благородного юношу, но вырос бы Сычжуй таким же славным без неотъемлемого влияния Вэй Усяня, хоть того и не было рядом?       В этом Лань Чжань сомневался — хорошим наставником он себя никогда не считал.       Лицо Вэй Ина сделалось нечитаемым, пока он разглядывал чуть измятую, потрепанную временем бабочку, вертя ее в своих руках, однако во взгляде, вновь заблестевшем от слез, застыло полное ошеломление. Глаза цвета чистого серебра быстро забегали из стороны в сторону, не смея встретить чей либо взор. Совершенно растроганный, Усянь тут же сморгнул влагу, натянуто улыбнулся — Ванцзи хорошо знал эту улыбку: ее Вэй Ин надевал всякий раз, когда хотел за напускным весельем спрятать свои истинные чувства, — и как-то совсем нелепо шмыгнул носом, будто планировал сдержаться, но не сумел.       И Ванцзи приходил в тихий восторг от живости эмоций на столь любимом лице. Таким Вэй Ин был во времена их юности, когда даже самые фальшивые улыбки еще не были пропитаны ядом, а бремя тяжелых испытаний — не притаилось за танцующим озорством в его глазах, день ото дня проращивая свои отравляющие корни все глубже в сердце.       — Ай-яй, ты ранишь мое бедное сердце, А-Юань. Прекрати говорить такие сентиментальные вещи! — из груди Вэй Ина вырвался нервный смешок, а затем он все же нашел в себе силы посмотреть на смущенного Сычжуя, чтобы бережно вложить бабочку ему обратно в ладонь. — И идемте уже скорее в дом, — засуетившись, предложил он с наигранным весельем, украдкой утерев покрасневшее веко. — Вы, должно быть, устали и проголодались с дороги. Бабушка с тетушками как раз наготовили баоцзы с разными начинками. Они еще не успели остыть!       Что в прошлой жизни, что сейчас Вэй Усяню было гораздо легче скрыться за личиной шута, нежели обнажить свои внутренние переживания даже перед самыми близкими людьми. И Лань Ванцзи не мог его за это винить — сегодня Вэй Ин и так показал много больше, чем смог бы позволить себе до перерождения, — поэтому он лишь коротко ему кивнул и, взглядом призвав брата и приемного сына следовать за ним, направился в гостевой дом.       Стол уже был накрыт легкими закусками, а госпожа Гань и ее невестки все еще стряпали на кухне, распространяя по помещению сногсшибательный пряный аромат. Со второго этажа раздался звучный голос господина Луна, а спустя всего мгновение он сам выглянул с балюстрады, широко улыбаясь и указывая на стол.       — Присаживайтесь, дорогие гости! — он засеменил вниз по лестнице весьма бодрым для своего возраста шагом, продолжая на ходу: — Жао Цзы подготовила для Вас две отдельные комнаты. Мои сыновья натаскают в бочки воды, когда господам будет угодно принять ванну, — спустившись, мужчина поспешил к столу и на правах хозяина принялся разливать по пиалам свежезаваренный чай. — Если Вам понадобится что-то еще — пожалуйста, обращайтесь!       Спустившаяся следом Жао Цзы взглянула на гостей с нескрываемым восхищением, отвесила им глубокий поклон и быстро скрылась на кухне.       — Еще раз благодарим Вас за гостеприимство, господин Лун, — Сичэнь мягко улыбнулся, а затем, придержав рукав ханьфу с присущим лишь ему одному особым изяществом, отпил из пиалы. — Вы присоединитесь к нам?       Лун Цзэтао не мгновение замялся, ради приличия стараясь утаить свое страстное желание за смущением, — было видно невооруженным глазом, как старейшина разволновался от присутствия столь благородных гостей: его седая борода чуть подрагивала, узловатые пальцы невольно теребили все, что попадалось им на пути.       — Если только господа того пожелают, — разведя руками, ответил старейшина учтиво.       — Тц, садись уже, дедушка! — в конце концов не выдержал Вэй Ин, похлопав ладонью по свободному месту рядом с собой. От Ванцзи не укрылось, как все это время он беззвучно посмеивался, наблюдая за неловким поведением своего старшего родственника. — Главе Лань и его племяннику будет интересно послушать о том, что происходило в Мэйсин и окрестных деревнях до прибытия Ханьгуан-цзюня.       И так они приступили к неспешной трапезе. Через некоторое время Гань Бию и Жао Цзы вынесли к столу дымящуюся, ароматно пахнущую куриную похлебку с лапшой, грибами и дайконом, а еще чуть погодя — запеченные в кисло-сладком соусе овощи и жареный тофу.       Лун Цзэтао тем временем в подробностях рассказывал о первых признаках появления демона, что возникли еще задолго до того, как в соседнем селе нашли изувеченный труп первой жертвы. Оказалось, самые ранние изменения в окружающей природе примерно совпали со смертью Лун Сюли, но потом пагубное влияние темной энергии сошло на нет — вероятно, именно тогда хуапигуй, вдоволь накопив затаенную злобу, покинула здешние края и отправилась на поиски своего бывшего мужа, отца Лун Мина, который, насколько было известно старейшине, тогда проживал в Ханьчжуне, что близ Чанъаня, со второй женой и детьми. Последующие события от охоты на хули-цзин — чье присутствие в столь отдаленном от крупных поселений регионе крайне удивило Сичэня — до следующей жертвы демона, Чан Шимина, кратко изложил сам Ванцзи, а Вэй Ин, как наиболее сведущий в темной энергии и ее воплощениях, завершил рассказ, в деталях описав отличительные особенности хуапигуй и ее усмирение с помощью музыкальной техники, которую он, будучи Старейшиной Илина, изобрел для того, чтобы контролировать восставшие трупы и прочую нечисть.       По задумчивому лицу Лань Сичэня было ясно, что случай далеко не рядовой и требует дальнейшего расследования. Несомненно, им предстояло изучить природу столь редкого демона более обстоятельно, и скорее всего для этого потребуется поднять из архивов запретной секции немало древних рукописей, чтобы найти какую-то информацию помимо той, что уже была описана в старом докладе выжившего послушника, однако в первую очередь следовало занести тварь в каталог бестиария и дать ей описание на основе хотя бы тех знаний, которые имелись у них теперь.       Затем они плавно переместились к теме формирования Золотого Ядра Вэй Ина в новом теле, а когда разговор сменил направление в русло более личное, касающееся событий давно минувших дней, Лун Цзэтао, должно быть, рассудив, что эти истории не предназначены для его ушей, тактично пожелал собеседникам хорошего дня, после чего удалился восвояси. Как бы то ни было, Вэй Ин вновь воскрешать неприятные воспоминания ожидаемо не захотел и вместо того с энтузиазмом потребовал у Сычжуя подробный отчет об обучении в ордене Гусу Лань, обо всех его достижениях и неудачах. Вскоре рассказ, немного нескладный из-за чересчур пристального внимания к рассказчику, перерос в бесконечный поток вопросов о том, что же успело произойти в цзянху за последние двадцать лет — то ли потому что не было подходящего момента, то ли потому что его этот разговор по какой-то причине больше пугал, но у Ванцзи о происходящем во внешнем мире Вэй Ин еще ни разу не спрашивал.       Он мрачно злорадствовал, услышав, как недостойно почил бывший глава ордена Цзинь, Цзинь Гуаншань, и выразил немалую толику удивления, узнав о том, что Не Хуайсан, его дражайший Не-сюн, «столь наивный и хрупкий, как садовый цветок», возглавил орден после безвременной кончины своего старшего брата и, несмотря на прежнюю слабохарактерность, весьма неплохо справлялся со своими обязанностями. А еще искренне веселился над выходками Цзинь Лина по прозвищу «молодая госпожа», который, очевидно, унаследовал не лучшие качества своего отца, да еще и понабрался всякого от Цзян Ваньиня за годы пребывания под крылом не в меру вспыльчивого дядюшки.       — Быть такого не может! — едва не подпрыгнув от неверия, воскликнул Вэй Ин, когда они покинули дом, чтобы прогуляться по маленькому садику после трапезы, и во все глаза уставился на двух Нефритов. — Еще целая тысяча новых правил? Да вы меня дурите!       — Это чистейшая правда, учитель Вэй, — закивал Сычжуй. — Фантазия многоуважаемых старейшин в этом вопросе неиссякаема.       — Большинство касается этики ведения войны, сохранения культурного и научного наследия ордена, а также… ряда запрещенных техник, — миролюбиво пояснил Сичэнь, разрушая всю интригу, которую успел навести Сычжуй. — Впрочем, Ваше недолгое обучение в Облачных Глубинах тоже оставило значительный след на Стене послушания.       — Цзинъи уже очень близок к тому, чтобы обойти в этом учителя Вэя, — весело заметил Сычжуй, на что глава Лань лишь согласно хмыкнул.       Они обошли пруд и устроились в беседке — день был ясный, поэтому отсюда открывался прекрасный вид на горы, чьи низовья уже успели одеться в пышную зелень лиственничного леса.       — К слову о правилах… — Сичэнь обратил задумчивый взгляд к заснеженным вершинам. — Негласный закон и хорошие манеры обязывают совершенствующегося всегда носить с собой свое духовное оружие. Я полагаю, господин Вэй сформировал Золотое Ядро в этом теле и уже успешно практикует?       На слове «господин» Усянь недовольно поморщился, но из уважения к Цзэу-цзюню промолчал, отчего Сычжуй склонил голову вниз, чтобы спрятать слишком очевидную улыбку. Чем подкреплялось нежелание Вэй Ина называться господином, Ванцзи не понимал, но собирался обязательно выведать у него чуть позже наедине.       — Примерному ученику не пристало оценивать собственные успехи в присутствии наставника, — уклончиво изрек тот. — Что на это скажет уважаемый учитель? — и посмотрел на Лань Чжаня хитро, с долей непритворной заинтригованности.       Ванцзи, смиряясь с перекладыванием на себя ответственности, прикрыл глаза — Вэй Ину ужасно претило, когда он хвалил его в открытую, хотя такое случалось не то чтобы часто.       — Потенциал Ядра достаточно велик, чтобы говорить о достижении прежнего уровня духовных сил. При этом вместимость даньтяней увеличивается пропорционально пропускной способности меридианов, что говорит о хорошем усваивании светлой ци, но результат напрямую зависит от того, готов ли Вэй Ин полностью отказаться от целенаправленного накопления и использования Инь. Баланс сил восстановился после возвращения памяти, поэтому нужда прибегать к манипуляциям с темной энергией более не находит оправданий, — заключил Лань Чжань бесстрастно, словно рапортовал отчет дяде, и вперил немигающий взгляд в Усяня.       — Это было-то всего один раз! — возмущение Вэй Ина выплеснулось наружу осязаемой волной, отчего его аж передернуло. — Ну, два. Или два с половиной… но тот случай — это еще с какой стороны посмотреть, так что не считается! И вообще я поклялся, что больше не буду!       — Теперь у нас есть свидетели твоим словам, — с нескрываемым торжеством припечатал Лань Чжань, запрещая себе улыбаться, и демонстративно отвернулся.       Он все чаще стал замечать, что чрезмерная эмоциональность и сумасбродство Вэй Ина, определенно оказывающие на него какое-то влияние — какое именно, Ванцзи еще не решил, — побуждают его вести себя совершенно нетипично и порой подражать чужим повадкам в противовес, будто они оба медленно, но верно становились двумя отражениями одного целого, взаимно уравновешивая друг друга.       Иными словами, за эти полгода арсенал поведенческих моделей Ванцзи с одной единственной пополнился до нескольких, и все до единой были позаимствованы у одного конкретного человека.       Пугало ли это? Может быть. Однако обезвреживать Вэй Усяня новыми приемчиками будило в Лань Чжане какой-то пьянящий азарт.       — Успехи господина Вэя и правда впечатляют, — не обратив никакого внимания на шутливую перепалку, произнес Сичэнь. — Что ж, тогда… — он снял со своего пояса мешочек цянькунь, украшенный журавлями из серебряной нити, и, недолго порывшись внутри, извлек из него до боли знакомый предмет, — думаю, это Вам пригодится больше, чем кому либо другому.       Суйбянь, покоящийся в руке брата, выглядел точно так, каким Ванцзи его помнил.       Темная лакированная древесина с металлическими узорными вставками идеально блестела, будто ножны изготовили только вчера или, по крайней мере, ежедневно полировали их тряпочкой, а искусно выгравированные иероглифы 随便 отозвались в сердце светлой печалью по былому.       Короткий, исполненный полного изумления вздох взлетел к потолку беседки в звенящей тишине.       — Это… — только и смог выговорить Вэй Ин. Рука, замершая над мечом в нерешительности, мелко затряслась от волнения.       На лице Лань Сичэня отразилось понимание, и тогда он сам вложил Суйбянь в раскрытую ладонь его полноправного владельца.       Вэй Ин все так же неуверенно перехватил цзянь обеими руками, повертел из стороны в сторону, разглядывая — вспоминая — такие знакомые узоры, которые когда-то очень давно с точностью знал на ощупь. Пальцы заскользили по древесине, прослеживая металлические вставки, нежно обвели контур иероглифов. Залюбовавшись этим действом, в некоторой степени слишком интимным, слишком личным, Ванцзи пропустил тот момент, когда Вэй Ин взялся за рукоять и, окончательно осмелев, с пронзительным звоном высвободил истосковавшийся клинок из ножен.       Сталь радостно запела, приветствуя своего хозяина. В лучах яркого солнца загорелась алая борозда дола — Лань Чжань видел лишь однажды, как в бою, сполна напитавшись энергией врагов, она светилась, точно одна из пылающих трещин огненной горы Цишаня.       «Идеален меч, а дол его глубок».       Фраза, встреченная в одном стихотворном сборнике неизвестного поэта, как нельзя лучше подходила этому духовному оружию, такому изысканному в своей простоте, но изготовленному с превосходным мастерством и точностью.       — В самых сокровенных своих мечтах я не смел и надеяться, что он когда-нибудь вернется ко мне, — произнес Вэй Ин задумчиво, убирая клинок обратно в ножны. — Признаться честно, я даже не помню, где и когда его оставил.       — А-Яо… — Сичэнь запнулся, поймав на себе любопытный взгляд Вэй Ина, заинтересованно склонившего голову к плечу, и чуть сконфуженно поспешил исправиться: — Гуанъяо нашел его в пещере Фумо. Меч запечатался после Вашей смерти, поэтому брат бережно хранил его у себя в качестве артефакта, что принадлежал одному из самых выдающихся заклинателей нашего времени. Узнав о Вашем возвращении, он любезно передал его мне.       — Полно, Цзэу-цзюнь, — Вэй Ин нервно хохотнул и почесал нос. — Не стану лукавить, мне лестно слышать подобные слова в свой адрес, но давайте не будем забывать, кем я был и что сделал.       — Вэй Ин.       — Все нормально, Лань Чжань, — он посмотрел на Ванцзи и тепло ему улыбнулся. — Я не стыжусь своих деяний. И я правда безмерно благодарен Вам за этот подарок. А… — Усянь прикусил губу, словно не решаясь продолжить, но после недолгой паузы все же вкрадчиво спросил: — до Вас случайно не доходили слухи, где сейчас Чэньцин?       Лань Сичэнь тихонько усмехнулся.       — Насколько мне известно, Вашу флейту забрал глава Цзян. Боюсь, она продолжает храниться у него и по сей день.       — Что ж… — с сожалением вздохнул Вэй Ин, любовно проведя пальцами по ножнам Суйбяня. — Стало быть, мою верную боевую подругу в этой жизни мне уже не увидеть. Какая досада.       Лань Сычжуй неожиданно прочистил горло, прежде чем осмелился вклиниться в разговор:       — Мы с Цзинь Лином хорошие товарищи. Я мог бы… узнать у него, если…       — Нет, — с твердой решимостью прервал его Вэй Ин, как только понял, что собирается предложить молодой человек. — Суйбянь — мое истинное духовное оружие, впредь мне было бы непросто следовать Пути меча без него, но Чэньцин — это совсем другое. Она впитала в себя слишком много моей ненависти. Потакала самым низменным моим порывам. Видела таким, каким никому видеть точно не стоит… Так пусть флейта навсегда остается там, где ей самое место. В прошлом, — он снова поднял глаза на Ванцзи, и взгляд его заметно потеплел. — В конце концов, я ведь обещал Лань Чжаню.       Они провели в беседке еще немало времени, любуясь цветущими пионами за непринужденной беседой, пока солнце не скрылось за кромкой гор наполовину, отчего долину накрыла тень. Время близилось к вечеру, но никто из них даже не заметил его течения — столь приятна и долгожданна была эта встреча.       С наступлением сумерек господин Лун пригласил гостей за стол: отужинали в главном доме, в кругу всей семьи, а после чаепития со свежими чжимацю Сичэнь и Сычжуй отправились в свои комнаты отдыхать.       — Что ж… — прежде чем пожелать спокойной ночи, заговорил Сичэнь, остановившись на пороге гостевого дома. — Мы с Сычжуем не задержимся надолго. С границы продолжают поступать тревожные донесения о странных тварях, с прошлой осени ситуация значительно осложнилась. В последний раз их видели юго-восточнее от Юйшу, но местный орден Цинхай Чжоу малочисленнен и не справляется с этой угрозой. Главы Не и Цзинь отправили на помощь по отряду, они встретят нас на месте.       — Я намеревался прибыть в Тубо еще до минувшей зимы, — Ванцзи смутился: право слово, за всеми невероятными событиями, случившимися с ним в Мэйсин, он совсем позабыл о том, что творится за пределами этой деревни. — Моя долгая задержка стоила людям жизни.       «Ты спас самого дорого тебе человека и его семью», — глаза Сичэня светились пониманием. Он улыбнулся и хотел было успокоить переживания младшего брата, но не успел.       — Доходили ли до вас сведения, как эти твари выглядят? — вдруг оживленно поинтересовался Вэй Ин, подавшись к главе Лань всем корпусом. Взгляд его загорелся энтузиазмом.       — Мало кому посчастливилось пережить встречу с ними, однако… — Сичэнь нахмурился, о чем-то припоминая, — те немногие, кому это удалось, утверждают, что чудовища похожи на высоких призрачных гуманоидов.       — Какой-то новый вид гулей? — предположил Усянь.       — Едва ли, — покачал головой Сычжуй. — Гули не умеют менять облик.       — А эти, стало быть, умеют?       — Именно. Обращаются туманом.       Вэй Ин аж присвистнул. С озадаченным видом он постучал пальцем по подбородку, сложил губы трубочкой, а затем, будто задумал что-то опрометчивое, что определенно могло не понравиться Лань Чжаню, весомо заявил:       — Мы отправимся с вами.