Переродившись вновь, вспомню тебя

      Частые зубчики деревянного гребня в руках Вэй Ина, сидящего позади, плавно проходили сквозь пряди, распределяя по чуть влажным волосам миндальное масло. Этот нехитрый процесс должен был расслаблять, но сегодняшние слова Вэй Ина вертелись в голове Ванцзи и поднимали на поверхности его души тревожную рябь.       Когда они поменялись ролями — Усянь устроился в центре кровати, поджав под себя ноги, а Лань Чжань присел на ее край у него за спиной, — казалось, что задать волнующий сердце вопрос было проще простого, но на деле, стоило мыслям оформиться во фразу, и она замирала на кончике языка, будто что-то внутри не позволяло ей сорваться с губ и прозвучать вслух.       Волосы Вэй Ина немного спутались, поэтому Ванцзи осторожно приступил к расчесыванию свалявшихся прядок с кончиков, что почти касались постели, постепенно продвигаясь все выше.       — Почему не позволил Сычжую называть тебя господином? — решившись начать с малого, наконец спросил он. — И рассердился, когда брат назвал.       Вэй Ин фыркнул и повел плечами.       — Вовсе я не сердился.       — Сердился, — упрямо повторил Лань Чжань. — Вижу, когда тебе что-то не по душе.       — Как же? — Вэй Ин обернулся, сев вполоборота, посмотрел скептично.       — Поджимаешь губы, — Ванцзи несколько раз прошелся гребнем от корней к самым кончиками, убеждаясь, что нигде больше не осталось спутавшихся участков. — И щуришься.       Усянь хмыкнул.       — И что с того? Это совсем не значит, что я сержусь… — он отвернулся и в знак несогласия выпрямил напрягшуюся спину.       Сидел так молча, пока Лань Чжань бережно втирал масло по всей длине волос, а затем вздохнул, все же сдаваясь.       — Ну, может, и рассердился. Но совсем не всерьез.       — Почему? — Ванцзи вытер руки о влажное полотенце, чтобы не запачкать кожу головы маслом, и принялся заплетать Вэй Ину свободную косу. Ему очень нравилось пропускать сквозь пальцы мягкий черный шелк перед сном, когда они лежали в обнимку — вернее, Вэй Ин укладывался на нем сверху, млея от такой незатейливой ласки, — но во сне волосы у него ужасно путались и лезли куда не надо, так что собрать их стоило, если он не хотел на следующий день проснуться с гнездом на голове.       — Навевает дурные воспоминания, — Вэй Ин ссутулил плечи. — Все эти благородные совершенствующиеся… лицемеры. Называли меня господином, кланялись, выражали свое фальшивое почтение, а в душе искренне ненавидели и желали посадить на цепь, как бешеного пса. Потому что боялись.       — Но не брат.       — Знаю, — просто согласился он и вдруг зашипел, когда Лань Чжань случайно дернул тонкую прядь. Спустя несколько секунд опять напрягся и продолжил чуть раздраженно: — Да какая теперь разница. Я обыкновенный простолюдин, из обычной крестьянской семьи. Я и в прошлой-то жизни происхождением не мог похвастаться, всего лишь сын слуги. А сейчас и подавно не хочу быть тем, кем не являюсь, понимаешь? Для всего мира Вэй Усянь давным-давно умер.       — Для меня и Сычжуя — нет, — возразил Ванцзи.       Закончив плетение, он обвязал косу красной лентой, после чего Вэй Ин заерзал на постели и сел к нему лицом, устало улыбаясь.       — Только для вас он и продолжает жить. Но отныне я — Лун Чжиян, вольный заклинатель без клана и ордена. И точно никакой не господин.       Лань Чжань промолчал, сложив руки на коленях. Умом он понимал, что Вэй Ин прав, и ему, как и Вэй Ину, было совершенно плевать на титулы или звания, но сейчас, вопреки всему, глубоко в душе почему-то продолжала возиться колкая обида — за то, как чудовищно несправедливо обошлось со Старейшиной Илина общество заклинателей, в чьих рядах было немало его боевых товарищей и просто хороших знакомых, с которыми Вэй Ин учился и сражался бок о бок во времена войны.       Неужели все они, все до единого и правда были лишены всякой чести?..       — Лань Чжань!       Ванцзи вздрогнул, выныривая из потока мыслей, и взглянул на Усяня.       — Я тоже вижу, когда ты куксишься, — Вэй Ин указал на собственные брови. — Хмуришься, как маленький ребенок, и у тебя появляется морщинка. Вот тут, — он дотронулся до переносицы. — Не делай так, — а затем обхватил Ванцзи за запястья и потянул на себя, вынуждая забраться на кровать с ногами.       Они улеглись на подушки, лицом к лицу. Порыв ветра, ворвавшийся в комнату сквозь приоткрытое окно, потушил догорающую свечу на столе, и в воцарившейся темноте, разбавленной голубоватым светом луны, Лань Чжань почувствовал прилив смелости, чтобы спросить о том, что тревожило его сильнее всего.       — Ты правда хочешь уйти?       В голосе звучали нотки сожаления, а еще тщательно скрываемого разочарования. Вэй Ин молчал долго, всматривался в лицо напротив, словно пытался понять, что же на самом деле таится за прозвучавшим вопросом, тогда как Лань Чжань все отчетливее осознавал, что, наверное, был бы совсем не прочь навсегда остаться здесь, вдали от цивилизации, среди гор и лесов, в маленькой, почти глухой деревушке Мэйсин, где их никто никогда не найдет.       Боялся ли он, что Вэй Ин пожелает вернуться в мир заклинателей — в этот безумный, прогнивший до основания мир, который однажды уже свел его в могилу, — и начать все заново?       Определенно.       Тишина неприятно давила со всех сторон, позволив воображению разыграться вволю, но потом Вэй Усянь удрученно вздохнул, будто догадался обо всех его переживаниях, потому что Лань Чжань почти с самого начала был для него открытой книгой, после чего наконец ответил, разом развеивая все необоснованные опасения.       — Я не хочу возвращаться, — он заправил упавшую на лицо прядку волос Ванцзи за ухо и мягко провел пальцами по его щеке от скулы к линии челюсти. — Мир так велик, Лань Чжань. И я хочу побывать в каждом его уголке вместе с тобой. Хочу ходить на ночную охоту с тобой. Засыпать и просыпаться с тобой. Смеяться и грустить. Пробовать новые странные блюда, дурачиться, встречать рассветы и провожать закаты, валяться в траве и смотреть на звездное небо. Заниматься любовью, — Вэй Ин подвинулся ближе, касаясь теплым дыханием чужой кожи, мечтательно улыбнулся. — Я готов на все что угодно — лишь бы с тобой.       Сердце Ванцзи то замирало, то вновь начинало бешено трепетать от невыносимой любви к этому человеку. Привыкнув к полумраку, теперь он мог безо всякого стеснения разглядывать Вэй Ина вблизи, непроизвольно возвращаясь в своих воспоминаниях на четверть века назад.       Многие ученые мужи, основываясь на законах метафизики, утверждали, что душа в своих многочисленных перерождениях должна иметь схожие воплощения.       В народе же считали, что человек перерождается сообразно своим деяниям и поступкам в предыдущей жизни, а значит, душа могла принять форму любого живого существа.       Ни первая, ни вторая теория не имели под собой никакой доказательной базы, однако в том, что сейчас Ванцзи смотрел в лицо Вэй Ина и совсем не видел той призрачной грани, которая разделяла его физическую оболочку на две жизни, сомнений больше не оставалось.       Ведь эти мягкие, изящные черты, эти неповторимые глаза цвета чистейшего серебра, эта улыбка, затмевающая само солнце, воскрешали в памяти то, каким первый ученик ордена Цзян был в ночь их самой первой встречи — там, на крыше, в сиянии полной луны, неприлично довольный и с двумя кувшинами «Улыбки Императора». До того, как его лицо заострилось, стало хищным и болезненным, а в рот въелась извечная нервная ухмылка Старейшины Илина.       Бережно сохранив первый образ на подкорке сознания, Лань Чжань накрыл руку Вэй Ина своей. Обхватил за ладонь, и, развернув тыльной стороной, поднес ее к губам, чтобы поочередно оставить поцелуй на каждой костяшке.       — Все что угодно — лишь бы с Вэй Ином, — эхом повторил он, получая в награду еще одну счастливую улыбку.

***

      Они отправились в путь ранним утром третьего дня. Впереди предстоял сложный переход через несколько горных перевалов, а после — долгая дорога на северо-запад по нагорью Тубо прямиком до Юйшу. Лететь все время на мечах было слишком опасно из-за большой высоты на местности, а также сильных ветров, поэтому предполагалось, что большую часть пути они преодолеют пешком, поднимаясь в воздух только там, где пройти не позволит ландшафт.       Госпожа Гань с невестками наготовили им в дорогу несметное количество простых, но сытных закусок, и выдали с собой некоторое количество предметов обихода, которые, по их мнению, непременно должны были пригодиться в путешествии. Например, восхитительный чайный сервиз из четырех изящных гайваней с блюдцами — «вдруг господа пожелают испить чаю, а подходящей посуды под рукой не окажется?» — или цзяо и — «не пристало же вам сидеть на земле да пачкать свои белоснежные одеяния!». Отказываться было невежливо, так что Ванцзи, переглянувшись с посмеивающимся Сичэнем, мысленно воздал оду благодарности почтенному Хань Цинфэну за изобретение мешочка цянькунь. В противном случае, будь они простыми людьми, им не хватило бы и телеги, чтобы погрузить все свои пожитки, не говоря уже о том, что никакая лошадь не прошла бы путем, который их ожидал.       Прощались долго, под надрывный плач Сяо-Ли и Сяо-Цин — близняшки цеплялись за подол ханьфу любимого дядюшки и несчастно всхлипывали, умоляя его не уезжать, в то время как их мама, старшая сестра Вэй Ина, и Гань Бию пытались вдвоем успокоить убитых горем девочек. С братьями Вэй Ин попрощался крепкими объятиями, старших же своих родственников почтил уважительным поклоном и, прежде чем они наконец покинули деревню, господин Лун произнес им последние напутствия в дорогу.       Выдвинулись гуськом: Сичэнь шел впереди, Ванцзи был замыкающим, поэтому от него не укрылось, как Вэй Ин еще долго оборачивался назад до тех пор, пока его родная деревня, которую он ни разу не покидал за всю эту жизнь, не скрылась за деревьями, стоило им преодолеть кромку леса.       Теперь он носил темно-синее ханьфу с красными вышитыми вставками, а поверх — графитовый, почти черный удлиненный бэйсинь, затянутый простым поясом с кожаным ремнем. По старой привычке его волосы были частично собраны на макушке в высокий хвост, обвязанный излюбленной алой лентой, а от висков и лба к нему тянулись тонкие косички с вплетенными в них крошечными бусинками. У лица свободно свисали несколько прядок. Лань Чжань считал, что этот новый образ Вэй Ину невероятно шел.       Путь до северо-западной окраины хребта Дасюэшань, где заснеженные пики плавно перетекали в пологие холмы нагорья, занял двенадцать дней. Три раза им пришлось вставать на мечи, чтобы преодолеть несколько трудных участков с отвесными склонами, но ветер дул с такой чудовищной силой, что Ванцзи был вынужден затащить протестующего Вэй Ина на Бичэнь, иначе тот имел все шансы сверзнуться с Суйбяня из-за слишком долгого отсутствия практики. Следующие семьсот ли пролегали через относительно ровную местность с незначительными перепадами высоты, однако на подходе к Юйшу, что располагался в небольшой котловине, разрезавшей надвое горную цепь, вдоль которой они шли, появилась необходимость сделать крюк, потому как на перевале, ведущем прямиком к городу, сошел ледник.       И все это время, со всех сторон, куда ни посмотри, их окружали невообразимые по красоте пейзажи, совершенно отличные от того, что Ванцзи успел повидать за двадцать лет своих странствий. Растительность не пестрила разнообразием, но фантастический ландшафт, состоящий в основном из лугов, узких долин и холмов, покрытых бархатистым ковром высокогорных трав, поражал воображение, а от вида белоснежных вершин, исполинами возвышающихся на востоке и юге, перехватывало дыхание. Внутри бурлило непреодолимое желание запрыгнуть на меч и лететь-лететь-лететь над этими безграничными безлюдными просторами до тех пор, пока земля не оборвется бездонной пропастью, знаменующей край всего мира.       В Юйшу, как и предполагалось, их уже ожидали заклинатели из орденов Не и Цзинь. Предстоящую ночь они провели в единственной на всю округу захудалой гостинице, а на следующее утро выдвинулись на разведку к небольшому озеру, где последний раз были замечены неизвестные чудовища.       Охота длилась несколько дней к ряду, прежде чем им удалось выследить и убить одну тварь, которая сперва пряталась в небольшой речушке, после чего, осознав численное преимущество врага, попыталась удрать, превратившись в густой, смердящий протухшей рыбой туман. В своем истинном обличье она выглядела как очень исхудавший, высокий, нескладный человек с длиннющими конечностями, кожа ее была покрыта тиной и слизью, темно-зеленые волосы, больше похожие на водоросли, скрывали уродливое зубастое лицо. При ней нашелся странный мешочек из очень прочной магической нити, напоминающей ту, что использовалась в изготовлении сетей божественного плетения. Внутри мешочка обнаружились гладкие плоские камни, рыбьи глаза, кости какого-то мелкого зверька, а также связка из ракушек и засушенных морских звезд. Предмет, по видимому, представлял из себя своеобразное украшение.       К всеобщему удивлению, тварь не подходила ни под одно описание из каталога редких и вымерших ночных существ, и Ванцзи это необъяснимым образом развеселило — ни разу в своей жизни он не встречал чудищ, которые не были бы известны и хорошо изучены предыдущими поколениями, однако всего лишь за последние полгода это был уже второй случай подряд.       В течение следующих нескольких дней они убили еще двух тварей, но так ничего и не выяснили. К частью, решение этой загадки нашлось до того, как все члены отряда успели сломать себе головы: один неприметный путник, что ночевал в той же гостинице, ненароком услышал разговор заклинателей из ордена Не и выложил все как на духу. На поверку тварь оказалась бааком — родственным к навке существом, обитающим преимущественно в болотистой местности. Питалось оно в основном рыбой и, в общем-то, не представляло серьезной угрозы для человека. Самое необычное заключалось вот в чем: бааки водились далеко на юге, в стране Бхарат, и крайне редко покидали свою естественную среду. То, что они поднялись так высоко в горы, где практически не было подходящих для них условий, вводило всех в недюжинное заблуждение. Очевидно, отсутствие привычного пропитания вынудило тварей поглощать жизненную энергию людей — тела, что находили после нападений, были «высосаны» до состояния полного истощения ци, — но что же все-таки сподвигло этих созданий зайти так далеко?..       Впрочем, и на этот вопрос ответ не заставил себя долго ждать. Существовала только одна причина, по которой баак мог покинуть свое пристанище — мешочек. В нем, помимо прочего барахла, хранилось его ядро. Если мешочком завладевал человек, то он получал над бааком полную власть, хотел он того или нет.       В Бхарате этой особенностью часто пользовались местные колдуны, чтобы руками чудищ совершать убийства и черпать из трупов энергию для проведения своих темных ритуалов, но горе было тому, у кого по невнимательности баак или его сородичи обратно забирали свою драгоценную вещицу.       Чтобы обыскать весь город и найти потенциального обладателя мешочка, отряд разделился на несколько групп. Нужного человека отыскали к вечеру того же дня — им оказался суховатый немолодой мужчина, проживающий с семьей на окраине Юйшу. Как выяснилось, мешочек под видом «крепкого, самого надежного кошелька» всего за пять цяней ему продал смуглый торговец с необычными чертами лица и странным акцентом. Однако за пределы города мужчина не выходил, а сам мешочек всегда хранил у себя дома, что, безусловно, спасло ему жизнь, ведь бааки, рыскающие по округе, теперь искали именно его.       Догадывался ли торговец о подлинной сути неприметного мешочка? Маловероятно. В противном случае он продал бы его за приличную сумму денег тому, кто был бы готов заплатить, а с еще большей долей вероятности и вовсе не прикоснулся бы к магическому предмету, зная, что за ним непременно последует толпа ночных тварей, жаждущих возвратить вместилище ядра одного из своих сородичей.       Таким образом дело было раскрыто, а злосчастный «кошелек» вернули его законному владельцу. Бааки без промедления ушли на юг, в благодарность оставив на месте мешочка нечто, похожее на ожерелье, сплетенное из витых ракушек и речного жемчуга.

***

      Обратная дорога из Юйшу до деревни Мэйсин заняла чуть больше времени. Теперь они никуда не спешили, просто наслаждаясь обществом друг друга — Ванцзи уже очень давно не путешествовал куда-либо с братом или Сычжуем, и их мягкие улыбки и голоса наполняли его сердце безмятежным чувством счастья.       Они шли не торопясь и беседовали о самых обыденных вещах, пока Вэй Ин дурачился вместе с А-Юанем, который в эти мгновения был так похож на себя в детстве, не скованный правилами и моралью ордена Гусу Лань. Орехово-медовые глаза Сичэня светились неподдельным теплом и спокойствием, а его лицо впервые за много лет не укрывала тень усталости, которую Ванцзи, пребывая в Облачных Глубинах, замечал каждый вечер после нескончаемых встреч, приемов, работы с важными документами и нескольких проведенных подряд лекций. Сейчас его сюнчжан наконец-то отдыхал телом и душой от утомляющих обязанностей главы ордена в кругу своей семьи. А еще — Лань Чжань это знал на каком-то подсознательном, интуитивном уровне — Сичэнь был искренне рад за них с Вэй Ином, не скрывая свою нежную улыбку.       Два Нефрита, две родственные души, они всегда, с самого детства, слишком тонко ощущали эмоции друг друга, и отныне сердце Лань Хуаня больше не сжималось от тоски и переживаний за страдания младшего брата. Теперь между ними вновь царила та особенная гармония, которую Ванцзи не чувствовал с тех пор, как Вэнь Сюй сжег Облачные Глубины, а их отец умер — после этих и всех последующих событий тяжесть обоюдной скорби наложила на их отношения незримую печать, что не позволяла обоим вздохнуть полной грудью в присутствии друг друга на протяжении многих лет.       — Вы не вернетесь с нами в Гусу? — спросил Сичэнь, когда до Мэйсин оставалось всего несколько дней пути.       Ванцзи посмотрел на брата, но взгляд того был устремлен вперед, не позволяя увидеть надежду, которая наверняка в нем таилась.       Он немного помолчал, обдумывая, как ответить, чтобы не обидеть брата.       — Дядя не обрадуется появлению Вэй Ина, — это была самая очевидная в мире вещь, и Лань Чжань бесстыдно воспользовался ей, не желая признаваться вслух, что сам еще не готов вернуться в отчий дом, хоть тоска по родному краю нет-нет да и настигала его с некоторой периодичностью.       К тому же он совсем не представлял, как отреагирует Вэй Ин на такое предложение.       — Что правда, то правда, — усмехнулся Сичэнь.       Лань Чжань, впрочем, нисколько не сомневался в том, что брат без труда считал его истинные мысли.       — Так или иначе, мы с Сычжуем будем всегда рады вашему визиту. Ты знаешь, — Лань Хуань обернулся к Ванцзи, на его губах играла неизменная мягкая улыбка. — А с дядей я поговорю.       — Мгм, — в своей прежней манере пробубнил Ванцзи, наблюдая за тем, как сдерживающий смех Сычжуй пытается вытащить из волос извивающегося и хныкающего Вэй Ина запутавшуюся в них осу.       В деревню Мэйсин они вернулись точно к наступлению манчжуна, в самый разгар уборки летнего урожая и нового засева. Местные жители встречали их радостными улыбками и громкими приветствиями, а собаки кружили вокруг, лая и ластясь к рукам, — благо, самый большой страх Вэй Ина в этой жизни себя никак не проявил.       Был поздний вечер, но семья Лун от мала до велика высыпала к воротам поместья еще до того, как они вышли на главную улицу и приблизились к сыхэюаню — должно быть, кто-то из крестьянских детей оповестил о возвращении заклинателей раньше, чем те даже успели зайти в деревню. На следующий же день устроили пышное застолье: лапша, лепешки, цзяоцзы, паровые булочки с начинками на любой вкус и множество других блюд — все было состряпано из свежего урожая пшеницы. Вэй Ин в красках рассказывал родным об охоте на бааков, а Сычжуй время от времени вставлял короткие, но очень содержательные пояснения, пока все, даже маленькие дети, слушали их едва ли не с открытыми ртами, не смея прерывать историю дополнительными расспросами.       А с наступлением утра Сичэнь и Сычжуй выдвинулись в Гусу. Главу ждали неотложные дела ордена, Лань Юаню же пришла весточка от Цзиньи с просьбой как можно скорее прибыть в Ланьлин и помочь им с Цзинь Лином в новом необычном деле.       — Давай отправимся в странствие, Лань Чжань? — с горящими глазами предложил Вэй Ин, когда две белые фигуры на тропе окончательно растворились в буйной лесной зелени. — Пойдем куда глаза глядят. Будем путешествовать по миру и помогать людям. Побываем там, где никто никогда не был… Может, купим ослика? Хочу милого ушастого ослика, чтобы он возил меня на спине, пока я буду играть на флейте! А еще хочу увидеть море!       И Ванцзи не мог отказать ему ни в одном из озвученных пунктов.       Они покинули Мэйсин всего через несколько дней, в одно теплое летнее утро, под мелодичное пение птиц и шелест листвы деревьев над головой. Чувство легкой тоски завладело Лань Чжанем — он успел прикипеть к этим людям, к этому дому, — но впереди их ждала неизведанная дорога, наполненная новыми местами, знакомствами и событиями. Ванцзи совершенно не представлял, куда она их приведет, но точно знал, что это и неважно — где бы они ни оказались, что бы ни делали, они неизменно были друг у друга, и пока Вэй Ин находился рядом, любое место в этом необъятном мире ощущалось как дом.       Сначала они долго шли на северо-восток, но, не доходя до Цинхэ, круто свернули на юг. По пути им встречались города и селения, и где-нибудь обязательно происходило что-то странное, что требовало внимания заклинателей. Несколько раз они охотились на призраков и навок, один раз — усмиряли лютого мертвеца, который вот уже несколько месяцев держал в страхе маленькую деревеньку на восточной окраине Цишаня. Но чаще всего люди видели в простых вещах лишь то, что хотели видеть, наделяя вполне объяснимые явления сверхъестественными свойствами соразмерно своим переживаниям, поэтому в таких случаях помогали не заклинания и талисманы, а добрые слова.       В Илин заходить не стали. Вэй Ин скривился, завидев знакомую дорогу, ведущую к городу, с которым у него было связано немало горестных, тяжелых воспоминаний, и тогда Лань Чжань взял его за руку, уводя дальше на юг.       Иногда они ночевали на постоялых дворах, где заказывали на ужин все, чего бы только не пожелал Вэй Ин, даже если под конец трапезы в него больше не могло влезть ни кусочка. Иногда же спали в широком поле или на опушке леса. Усянь охотился на мелкую дичь, и они жарили мясо на костре, после чего, насытившись, укладывались на циновку, держа друг друга в объятиях, и любовались звездным небом.       Лето в этом году выдалось на редкость замечательным: дни были жаркими, но не удушающе знойными, а ночи — теплыми, наполненными свежим запахом трав, цветов и нагретой за день земли, что приносили с собой ласковые порывы ветра.       Однажды они пересекали поле, сплошь поросшее мискантусом, — Вэй Ин вприпрыжку шел чуть впереди, раскинув руки в стороны, чтобы пушистые кисточки высокой травы щекотали ему ладони. Хромота его практически не беспокоила. Любуясь тонким станом возлюбленного со стороны, Лань Чжань наслаждался этим моментом и тишиной вокруг, когда к нему пришло внезапное озарение, от которого внутри все разом перевернулось. Как эта мысль могла не прийти ему в голову раньше?..       — Вэй Ин, — не ощущая своего тело, точно во сне, позвал он, и Вэй Ин тотчас обернулся. — Выходи за меня.       Сердце застыло на мгновение в мучительном ожидании ответа, прежде чем на любимом лице расцвела самая прекрасная улыбка, какую только видел этот свет, и по всему телу Ванцзи разлилось оглушающее чувство эйфории, а душа его едва не взмыла в небо.       Облачившись в красное, они совершили по три церемониальных поклона Небу и Земле, предкам и друг другу в маленьком даосском святилище на одной из пяти вершин священной горы Хуашань — больно уж Вэй Усяню запал в душу пейзаж, даровавший свое великолепие глазам, — и были им свидетелями раскаленный диск закатного солнца, величественные гранитные пики, подернутые дымкой, да одинокий старый монах, что прятал задумчивую улыбку в своей седой бороде.       Ослика они все же купили. Правда, далеко не милого и послушного, а упрямого и вечно орущего осла, но даже к нему Вэй Ин сумел найти особый подход, подвесив перед мордой вредной животины большое красное яблоко. Орать он, конечно же, не перестал, зато вперед теперь плелся с завидным энтузиазмом.       И какие только удивительные вещи ни встречались им на пути: покрытые густыми лесами холмы и горы хребта Циньлин, изобилующие доселе невиданными животными — однажды им даже удалось увидеть сюнмао, что увлеченно поедал бамбук, не обратив никакого внимания на присутствие людей; богатые ухоженные храмы в больших городах и маленькие, совсем обветшалые — близ бедных селений или высоко в горах, но в каждый из них они непременно заходили, дабы воздать молитвы и поблагодарить местных духов за благоприятную дорогу; гроты и пещеры с древними заброшенными святилищами, выдолбленными прямо в камне; бескрайние луга, пестрящие разноцветными шапочками полевых цветов, и поля пушистой розовой травы; неглубокие речушки, легко преодолимые вброд, да широкие реки, ради которых приходилось менять курс, чтобы найти переправу; чистейшие озера Юньмэна, в это время года укрытые ковром из цветущих чашечек лотоса. Резиденцию ордена Цзян предусмотрительно обошли стороной, опасаясь нежелательных встреч и излишнего внимания к новому спутнику Ханьгуан-цзюня, что могло бы привлечь интерес чересчур подозрительного главы Цзян и создать им ненужные проблемы. К югу от Юньмэна они посетили мифическую гору Тяньмэнь с ее величественной аркой в отвесной скале, укутанной пеленой утреннего тумана, сквозь который пробивались косые лучи солнца. Эта фантастическая по красоте картина столь поражала воображение, что складывалось впечатление, будто то были врата в царство самих Небожителей. Дальше, сойдя в низину, несколько дней шли вдоль реки цвета яркой лазури через пышущий сочной зеленью каньон, что вскоре вывел их к причудливым горам Улинъюань, похожим на каменные столбы самых разных форм и размеров. Они то спускались в долину, чтобы освежиться в прохладных водах горных ручьев, которые на протяжении тысяч лет прокладывали себе путь через породу, то взмывали наверх, к самым пикам, чтобы насладиться с края обрыва захватывающими дух видами, своим присутствием распугивая обезьян, населяющих местные леса.       И каждый их день был наполнен восхитительными незнакомыми запахами, насыщенными красками и ласкающими слух звуками природы, отчего Вэй Ин весь светился изнутри, с наслаждением впитывая в себя каждую секунду этой новой жизни, в которой, казалось, весь мир был у них ног, а Лань Чжань смотрел на своего мужа, мужа — это слово все еще вызывало в нем ощущение неверия наравне с благоговейным трепетом и восторгом — и больше не мог оторвать взгляд от счастливой, лучистой улыбки и глаз, полных яркого солнечного света.       Чем дальше на юг они двигались, тем сильнее менялся ландшафт, а воздух становился влажным и тягучим. Лето плавно перетекло в осень — приближался цюфэнь, и в воздухе уже витал душистый аромат распустившихся османтусов и хризантем. Они провели несколько дней в очаровательной деревеньке Ванцунь, построенной на живописном двухъярусном водопаде, чей поток уже не был столь бурным, как в сезон половодья, но все же радовал глаз, срываясь с массивного каменного утеса тонкими жемчужными лентами. А к кануну Чжунцюцзе прибыли в соседний городок Фэнхуан, славящийся пышным проведением фестивалей на всю провинцию.       К празднику в город стянулись люди со всех окрестностей: простые селяне, городские жители, торговцы едой, украшениями и игрушками, ремесленники, музыканты, уличные артисты в маскарадных костюмах и даже богатые купцы, что расхаживали по улицам с важным видом в дорогих шелковых одеждах. Встречались, разумеется, и совершенствующиеся, но, к собственному облегчению, никого в знакомых клановых цветах Ванцзи так и не заприметил.       Они переночевали в небольшой тихой гостинице чуть поодаль от центра, а на следующий день, оставив в стойле своего осла — который, судя по крикам, был этим крайне недоволен, — отправились на прогулку. Местное население, малочисленный, но гордый народ мяо, выделялось среди приезжих традиционными нарядами, которые разительно отличались от привычного для северных регионов страны ханьфу. Многие уже облачились в праздничное: пестрые, разноцветные платья как у женщин, так и у мужчин были расшиты великолепными узорами и замысловатыми орнаментами, а с их рукавов, плеч и воротников свисало множество серебряных украшений в виде медальонов, что при ходьбе мягко позвякивали. Женщины носили громоздкие головные уборы, так же украшенные колокольчиками и подвесками, у некоторых дам — наверняка из зажиточных семей — помимо корон над головой возвышались широкие рога с изображением драконов.       Вэй Ин скакал от прилавка к прилавку как ужаленный, утягивая Ванцзи за собой, глаза его разбегались от изобилия самых разных предметов, и к моменту, когда на город легли теплые закатные лучи солнца, его мешочек цянькунь наполнился двумя гребнями для волос (деревянным для него самого, нефритовым — для Лань Чжаня), шелковым фонарем с изображением цветущих персиковых деревьев и цапли под луной, дорожным чайным набором и красивой салфеткой с вышивкой феникса ему в пару, несколькими поясными подвесками на все случаи жизни, одной элегантной заколкой из желтого опала, которая «должна была идеально подойти под цвет глаз Лань-гэгэ», маленькой симпатичной фигуркой кролика в подарок Сычжую, изящной керамической курильницей в форме лотоса и, наконец, небольшим колокольчиком для осла — можно подумать, тот издавал недостаточно раздражающих звуков…       Когда город погрузился в вечерние сумерки, жители начали зажигать праздничные фонари, выполненные в желтых, оранжевых и зеленых цветах. Дома были украшены цветными ленточками и флажками с рисунками кроликов, над улицами, между крышами, парили светящиеся бумажные луны. После целого дня скитания между торговыми лавками в Вэй Усяне проснулся аппетит. Впрочем, Ванцзи тоже чувствовал нешуточный голод, поэтому они не сговариваясь направились прямиком к ближайшему лоточнику, у которого купили две большие кукурузные лепешки, а затем Вэй Ин выпросил засахаренные ягоды у торговки по соседству, и Лань Чжаню не оставалось ничего другого, кроме как отсыпать из наполовину опустевшего мешочка с деньгами еще несколько монет.       С наступлением полной темноты они покинули юго-западную часть города, что находилась на пологом холме, и вышли к реке Тоцзян. С моста, перекинувшегося через русло и ведущего на набережную, открывался волшебный вид на главную улицу Фэнхуана, утопающую в мириадах разноцветных огней. Ахнув от удивления, Вэй Ин ринулся к краю моста, свесился через деревянные перила, разглядывая открывшийся ночной пейзаж, а Ванцзи тут же поспешил следом за ним, чтобы заботливо придержать за талию, да сам так и залюбовался. На гладкой зеркальной поверхности реки с дрейфующими по ней фонариками отражалась полная луна, которая то скрывалась, то выглядывала из-за плывущих по ночному небу облаков. На вершине холма с северного берега реки в подсветке желтых огней высилась сторожевая башня ордена Ланьлин Цзинь. По набережной, утонувшей в гвалте голосов и музыки, сновали толпы людей.       Они спустились вниз, тут же вливаясь в людской поток, и Вэй Ин, разгоряченный, взбудораженный, потащил Лань Чжаня вперед, к причалу с маленькими лодочками. От воды веяло прохладой, поэтому стоило им усесться на скамью, как он поднырнул Ванцзи под руку и прижался к его боку всем телом, удовлетворенно вздохнув. Лодочник доставил их к следующему ближайшему причалу, где они купили прелестные водяные фонарики, которые, каждый загадав желание, пустили по течению реки, после чего двинулись дальше, вдоль рядов с ароматной уличной едой и всевозможными сувенирами. Вэй Ин с интересом разглядывал все подряд, но покупать всякие безделушки больше не порывался, сжалившись над кошельком Ванцзи.       Так они прогуливались по набережной до позднего вечера, пробовали разные сладости, любовались чарующей красотой сказочного Фэнхуана и даже успели стать невольными зрителями театрального представления на воде о богине Луны, красавице Чанъэ, по окончании которого небо озарили всполохи праздничных фейерверков, а гул голосов разбили громкие удары в гонги. Когда время перевалило за полночь, толпа людей на улицах заметно поредела, и теперь они могли наслаждаться тишиной, в неспешном темпе возвращаясь обратно в гостиницу.       — Это очень грустная легенда, — задумчиво произнес Вэй Ин, откусив от лунного пряника половинку. Вторую он протянул Лань Чжаню, и тот с готовностью принял лакомство прямо из его руки.       Юэбин оказался с начинкой из бобовой пасты и фиников — в меру сладким и не очень сухим.       — Чанъэ защитила своего мужа ценой их любви, став бессмертной богиней. Но она обрекла их обоих на вечную разлуку, ведь он умирает и перерождается раз за разом, а она лишь может наблюдать за ним с Небес и бесконечно скучать по возлюбленному. Это… это так несправедливо, Лань Чжань.       Нащупав руку Ванцзи и переплетя их пальцы, Вэй Ин замолчал, слишком потрясенный увиденным представлением. С противоположного берега доносилось мелодичное, тягучее пение сюня, плывущее над рекой печальным эхом. По воде, в легком мареве, лениво скользили редкие лодочки, украшенные бумажными красными фонарями.       — Гэгэ, а ты отыщешь меня в следующей жизни? — уложив подбородок Ванцзи на плечо, спустя некоторое время спросил Вэй Ин. Шеи коснулось теплое дыхание.       — Мгм.       — И в следующей после нее?       — Мгм.       — И даже в следующей после следующей?       — Буду находить Вэй Ина в каждой жизни до конца времен, — Лань Чжань повернул голову, на мгновение прижавшись своей щекой к щеке супруга, а затем, чуть отклонившись, заглянул в любимые серые глаза, в которых скрывалась целая вселенная.       Его вселенная.       И не было ничего прекраснее, чем идти своей узкой, но уютной дорожкой рядом с самым дорогим сердцу человеком. Сегодня, завтра и каждый новый день после. Вместе. Рука об руку.