
Метки
Описание
Святой отец, мы согрешили.
Часть 2
14 июля 2024, 01:43
Экран компьютера, стоящий прямо передо мной, становится нечетким при каждом моргании. Голова раскалывается, когда вчитываюсь в очередной вопрос для тестирования собственных знаний. По меньшей мере, пошел третий час, как я, не двигаясь с места, сидела в аудитории под пристальным взглядом священника Бибера.
Я откинулась на спинку стула и, сцепив руки в замок, вытянула их, разминая затёкшие мышцы. Мистер Бибер, надо сказать, все три часа был таким тихим, что изредка я даже забывала о его присутствии. А может, всё дело в усталости? Маниакальные мысли о наказании всё не выходили из моей головы, я толком не могла сосредоточиться ни на одном вопросе, это нагнетало и без того напряженную обстановку.
Он сказал, это будет максимально неприятно.
Снова запугивает меня.
Надо сказать, я думала об избиении и издевательствах, но, на самом деле, больше всего боялась именно психологического давления. Я и без этой херни чувствую себя с самого утра подавленно, так теперь ещё и не могу перестать думать о чертовой темнице без еды и воды, в которую он с легкостью может меня засунуть.
Всё равно, я сделаю всё, что в моих силах для того, чтобы он пожалел, что сразу не отправил меня домой. Поставив последнюю галочку, я обернулась на Бибера, наблюдая за тем, как мужчина что-то печатает в компьютере.
— Закончила? — он даже не поднял взгляд. Я передёрнула плечами, понимая, что священник всё это время косо наблюдал за каждым моим движением.
— Да.
Я думала о том, чтобы намеренно провалить тест, ведь это дало бы мне больше времени со священнослужителем наедине. Немного пораскинув мозгами на мессе, я поняла, что в такой борьбе все средства хороши. Я воспользуюсь любой возможностью для того, чтобы попасть в черный список гребанной академии, но выставлять себя глупой хотелось в последнюю очередь. Мне плевать, что Бибер воспринимает меня как грубую, взбалмошную и непослушную, но он никогда не будет считать меня тупой. Маленький пунктик в чувстве собственного достоинства.
— Уверена? Настоятельно рекомендую всё проверить, Селина, у тебя есть ещё сорок минут.
— Я ответила на все вопросы, чего ещё вы от меня хотите? — я закатила глаза.
— Надеюсь, что ты сделала всё возможное, иначе…
— Да, Иисусе, я знаю, наказание! — я цокнула языком и отвернулась, ища что-то в мониторе, когда в мое лицо вцепились карие глаза.
— Иди в столовую, после обеда жду тебя в этой аудитории, прослушаешь две лекции. Завтра проверю твой тест и составлю расписание. — мужчина вернулся к работе. — Сейчас ты свободна.
Я встала из-за стола, поморщившись и направилась на выход.
— Сейчас ты свободна! — шепотом передразнила Бибера, чувствуя, как неодобрительный взгляд прожигает дыру между лопаток. Сегодня, как бы то ни было, он должен меня наказать, и я догадываюсь, что именно сейчас мужчина отсчитывает секунды до этого момента.
Сорвавшись на бег на лестнице и несколько раз завернув по коридору, я без проблем нашла столовую и отправилась на шум голосов. Желудок сводит от голода, я второй день практически ничего не ела, эти набожники отобрали даже невинное печенье! Оглядев большое помещение, которое, кстати говоря, сделано было на манер обычной школьной столовой, я отправилась на раздачу, издалека изучая предлагаемые блюда. Выбор пал на нарезанные цитрусовые фрукты, печеный хлеб, зелень и салат с курицей гриль. Честно говоря, всё выглядело свежим и аппетитным, но удивительно как раз было бы обратное, учитывая немыслимую стоимость обучения.
Сунув на поднос бутылку воды, я развернулась, ища глазами свободное место. Увидев кивающую мне Неваду с её рыжей подругой, я поставила поднос на их столик.
— Как тебе месса, сестра Итана?
— Не будь сукой, ты знаешь, как меня зовут. — сев на свободное место, я взяла в руки вилку и принялась перемешивать салат.
— У каждой из нас есть прозвище, — брюнетка переместила взгляд за мою спину и нагло улыбнулась. — Правда, унылая Дейзи?
Цокнув, я развернулась на стуле и увидела, как в столовую входит девушка. Поникшие плечи, редкие каштановые волосы свисают чуть ниже плеч тонкими слипшимися прядями, но, бьюсь об заклад, уродское прозвище она получила не из-за этого, а из-за лица. Я свела брови на переносице, оглядев её: висевшая складками кожа, похожа на последствия после сильного пожара, рот неправильной формы и, как мне кажется, неверно сформированная челюсть, синяки под ярко-зелеными глазами и обида. Безмерная обида за свою слабость в этих самых глазах.
— Угрюмая Дейзи — старшая сестра на твоем этаже. — Невада откусила кусочек свежей моркови, провожая понурые плечи девушки взглядом. — Она сучка, аккуратнее с ней, она настучит на тебя даже за то, что ты используешь много туалетной бумаги.
— Спасибо, что сказала, — я проглотила свое недовольство насчет прозвища. Мне не нужны были враги здесь, тем более, эта девушка могла быть полезной.
— Я Алиса, — рыжая девушка откинулась на спинку стула, наблюдая за тем, как я запиваю салат водой. — Ты должна мне коробку печенья.
Дерьмо. Потупив взгляд, я сделала ещё пару глотков прежде, чем вернуться к салату.
— Я могу вернуть за него деньги.
— Деньги мне не нужны, лучше познакомь со своим братом.
Звучит отвратно.
— У него есть девушка.
— Скажи ему, чтобы в дни посещений приходил без девушки, а об остальном я позабочусь.
Я усмехнулась, заталкивая в рот ароматный хлеб. Сейчас с Итаном знакомиться без шансов, он обожает свою новую пассию, да и слишком занят, чтобы примчаться ко мне. Каждый из таких дней я просижу в одиночестве, в этом нет никаких сомнений. Разумеется, своими мыслями я делиться с ними не собиралась, поэтому встала из-за стола, взяв недоеденный хлеб и бутылку с водой.
— Улыбнись, унылая Дейзи! — захихикала Невада, когда девушка прошла мимо нас. Я проводила её взглядом и, приподняв бровь, уставилась на брюнетку. — Что? — она подняла взгляд, а меня осенило, мать твою. Прямо сейчас, ещё один проступок!
— Ведешь себя, как сука. — фыркнув, я открутила крышку с маленькой бутылки и, наклонившись, вылила половину прямо на укладку Невады.
Полнейшая тишина вокруг заставила меня посмотреть по сторонам, даже Дейзи, открыв рот в форме буквы «О», остановилась прямо в дверном проеме.
— Да ты охренела! — взревела брюнетка, швыряя в меня тарелку с овощами.
Одной рукой взяв остатки салата, я одним движением вывалила это всё на форму девушек, и, отбиваясь, Алиса попала сладким батончиком в кого-то позади меня. Уже через пару секунд я, хихикая себе под нос, убегала из столовой под громкий галдеж и звуки боя едой, который было слышно до самого выхода из академии.
Полностью довольная собой, я вдохнула свежий воздух и направилась по дорожке, ловя лицом солнечные лучи. Рубашка была немного влажной из-за того, что кто-то сзади вылил на мою спину воду, но даже это не могло испортить такого чудесного продолжения дня. Пройдя по территории кампуса, я свернула с дорожки и прошла вглубь деревьев. Через месяц здесь наверняка станет очень холодно, но сейчас осенний горный воздух был особенно великолепен, листья будто горели всеми цветами желтого и красного, собираясь между деревьев в небольшие кучки.
Такую атмосферу бы шикарно дополнил плед, Нетфликс и карамельный попкорн, конечно же, дома. Мне многое не нравилось там, например, официальные вечера, фальшивые улыбки и постоянный интерес к моей фамилии, а не ко мне, как к человеку, но я скучала по своей комнате, своим вещам, скучала по брату и сестре. Здесь же вокруг меня возвышается забор под напряжением, и с каждой минутой клетка становится всё меньше и меньше, это мешает свободно дышать.
Что будет, если я поддамся матери и проведу здесь год, покладисто обучаясь? Меня принесут в жертву. Без шуток, моя мать, как девственную принцессу, принесет меня в жертву своей империи, выдаст за парня из влиятельной семьи, и ей будет совершенно плевать, если меня передадут прямо в руки какому-нибудь мудаку. Получается, если я не возьму всё в свои руки сейчас, то не сделаю это уже никогда?
Откусывая хлеб, я проходила вдоль деревьев в раздумьях, пока не заметила движение слева. Прямо в огромной куче листьев что-то шевелилось, и я замерла, увидев две белоснежные мордашки. Два маленьких меховых шарика, длиной не более семи сантиметров, уставились на меня черными глазами-бусинками, унюхав недавно испеченный хлеб поблизости.
— Боже мой, — я присела на коленях перед кучей листьев.
Они такие маленькие, что, нелепо передвигаясь, шатались на лапках. Такие обычно сидят у мамы в сумке, но рядом с ними больше никого не было. Маленькие розовые носики, подергивающиеся усики, но они не боялись, более того, узкие светлые мордашки потянулись к ладони с хлебом.
— Я буду звать вас Чип и Дейл, хорошо? Вы, конечно, не бурундуки… — бурчала я себе под нос, делая углубление в листве, и надломив маленькие кусочки, я накрошила оставшийся хлеб. Наверное, фрукты и овощи подошли бы больше, но сейчас они набросились и на то, что есть. Завтра нужно будет принести сюда ещё и воды, иначе малыши пропадут. Вряд ли о них здесь кто-то будет заботиться.
Присев на землю, я прислонила спину к стволу дерева и с улыбкой наблюдала за тем, как зверята кушают, а после задремала, пригревшись на солнышке. Чип и Дейл так же, свернувшись калачиком рядом с недоеденным хлебом, крепко уснули, время от времени смешно подрыгивая лапками.
Очнулась я спустя несколько часов, подскочив на месте. Солнце уже заходило, и я, поняв, что просидела тут больше двух часов, помчалась в главное здание, от волнения кусая щеку изнутри. Судя по большим круглым часам, висевшим у класса, я пропустила обе лекции Бибера, так ещё и на наказание опоздала. Это было хорошо, но от осознавания, что мое наказание ужесточилось снова, меня начало тошнить.
Быстрое биение сердца отдается где-то в ушах немыслимым гулом, я потянулась к ручке, но рука так и зависла в воздухе. Глубоко вздохнув, я заставила себя успокоиться. Я не могу прийти к нему на ковер такой! Напуганной, измученной и виноватой, это даже не говоря о том, как же сильно хочется в туалет. Настолько сильно, будто вот-вот лопнет мочевой пузырь. Мой организм часто подставлял меня подобным образом, когда я сильно нервничала.
Сжав кулак в воздухе, я сделала несколько шагов назад от двери, но через две секунды она сама открылась. Увидев Кэрри, я затаила дыхание, наблюдая за тем, как она отошла от аудитории и прижалась к стене, зажмурив глаза. Она прижала руку к груди и несколько раз глубоко вздохнула. Интересно, что этот посланник Дьявола сделал с ней, учитывая, что это не она порезала форму, не она нарушила пост, не она заснула на мессе, не она устроила войну с едой в столовой… А, ну и не она пропустила две лекции. В один чертов день!
Меня сейчас убьют.
Наконец, выпрямившись, Кэрри зашагала по коридору и скрылась за углом, даже не заметив моего присутствия. Я перевела взгляд на дверь и увидела испепеляющий взгляд. Бибер, стоявший в дверях, сложил руки на груди и просто смотрел, я почувствовала дрожь по всему телу, но расправила плечи, не выдавая слабость.
Мы пару секунд вели войну взглядами, пока я, по инерции, не прикусила нижнюю губу. Мужчина опустил медовые глаза, а после, прикрыл их, густыми ресницами будто создавая щит. И пальцы… Снова это движение большим пальцем об указательный, думаю, оно не означает ничего хорошего.
Всё, что происходит внутри его черепной коробки, не означает ничего хорошего.
Бибер не шелохнулся, а молчание ещё больше натягивает мои нервы, обматывая их нити прямо вокруг моей шеи. Под пристальным взглядом, кажется, даже зашевелились волосы на затылке, заставляя меня выйти из оцепенения и пройтись по ним ладонью. Это помогло нам обоим. Пальцы мужчины перестали двигаться, и с пугающим спокойствием он отдал приказ, развернувшись на месте:
— Закрой за собой дверь.
Пока страх глубже проникал в мою кровь, начиная циркулировать по венам, я, приподняв подбородок, сделала пару шагов в аудиторию, прикрывая за собой дверь. Кажется, я уменьшилась до состояния атома, когда Бибер, усевшись на край преподавательского стола, сложил руки на груди, оглядывая меня с ног до головы. Я никак не могла понять, о чем именно он думает и что собирается сейчас делать, это снова пугало, пугало, пугало, как и всё в этой гребанной школе.
— После обеда я решила прогуляться по территории и задремала. Клянусь, именно это я сделала не специально, я не спала всю ночь и…
— Заткнись, — этот тон рикошетом пронесся по каждому из углов аудитории, заставляя меня рвано вздохнуть. — Я не буду зачитывать список твоих нарушений, но, надо сказать, ты идешь на рекорд… — мужчина провел рукой по волосам, вымученно выдыхая. — За первый день ты накопила восемьдесят семь минут наказания.
— Что? Да у меня не было…
— Заткнись! — я до боли сжала челюсть, больше всего на свете желая просто исчезнуть отсюда. Он собирался бить меня, он же говорил про удары… Он собирался бить меня восемьдесят семь минут. Иисусе, разве может хоть кто-то такое выдержать? — Услышь меня, Селина. — Бибер встал со стола и подошел к огромному распятию на стене. — Если я услышу хоть одну жалобу или увижу неповиновение, минуты не засчитаются. Более того, я их удвою.
— Я вся ваша, мистер Бибер, — я потупила взгляд. — Могу я сначала сходить в туалет?
— Нет, — мужчина цокнул языком. — Подойди.
Он снова оглянулся, смотря на мои неуверенные и медленные шаги. Клянусь, соревноваться с ним во взглядах чертовски сложно, у него будто гребанный дар смотреть с такой угрозой и надменностью. Но я Дикинсон, черт возьми, и я должна вести себя, как Дикинсон. Именно поэтому, выдержав тяжелый взгляд, я подошла к нему, приподняв подбородок.
— Встань сюда, лицом к стене, — мужчина кивком указал на распятие.
Я вообще не хотела отворачиваться от него, я ему не доверяла. Более того, я не хотела подставлять спину под удары, если рядом не было розг, то Бибер совершенно точно носит ремень. Дьявол собирается сделать мне больно.
Покосившись, я оглядела фигуру распятого Иисуса в натуральную величину, а опустив взгляд обратила внимание на ступни, раскрашенные так натурально. Клянусь, я даже почувствовала запах крови. Это какое-то шоу ужасов. И почему кто-то решил, что поместить это в аудиторию было классной идеей?
Шумно выдохнув, я, всё же, встала спиной к священнику, а после услышала несколько шагов, каждый из которых отражал один удар моего сердца. Мужчина встал рядом, непозволительно близко, но, как и раньше, не коснулся меня даже пальцем. Только горячее дыхание гладило мой затылок, спускалось ниже, обвиваясь прямо вокруг шеи. Мужская ладонь легла на стену, и Бибер, наклонившись, прошептал мне прямо на ухо, наслаждаясь тем, что я вздрогнула:
— Встань на колени и прикоснись губами к его ногам.
— Фу, боже! Я не буду этого делать! — мои глаза машинально опустились вниз, заставляя свести брови на переносице.
— Девяносто минут.
— У вас фетиш что ли?!
— Девяносто три минуты.
— Ну вы же не серьезно? Сколько человек их уже слюнявили?! — я возмущенно хмыкнула. — Это же не гигиенично!
— Девяносто шесть минут. — Бибер наклонился ещё ниже, на миг коснувшись моей щеки подбородком. — Мы можем заниматься этим всю ночь, Селина, но тебе придется сделать это.
Он не собирался бить меня, он даже не дотронулся, но вместо телесного наказания он заставлял меня, стоя на коленях, целовать распятие девяносто шесть минут!
Лучше трахни меня. Это же лучше, чем избиение, лучше, чем вся эта хрень? Я не знаю. Я, блять, не знаю, не могу нормально соображать, когда когда гребанный священник находится так угрожающе близко и дышит прямо в затылок. От накаленной обстановки меня повело в сторону, и, встав на носочки, я протестующе уперлась двумя руками прямо в деревянную фигуру. Священник, будто желая меня прибить к этой статуе, сделал ещё один шаг, вдавливая меня. У меня нет выхода.
Но, черт возьми, это же неправильно! Мало того, что в Бибере был какой-то непонятный сексуальный магнетизм, так он ещё и прижимался ко мне так, будто не прочь трахнуть прямо на гребанной статуе Иисуса. Он прекрасно понимал, как влияет на девушек, так ещё и умело этим пользовался, заставляя принять всё, что срывается с его губ.
Всё же, хотела бы я отдать ему свою девственность? Подарить её священнику? Это безумие; безумные, неправильные мысли, но гребанная блестящая идея. Заигрывание с директором — это, определенно, исключение, даже если Бибер отвергнет меня. А если, как и все, примет то, что дают, я сообщу об этом кому надо и закрою чертову тюрьму навсегда.
Но всё же, кое-что не давало мне сосредоточиться на мыслях... Мой переполненный мочевой пузырь.
— Туалет, — простонала я, даже немного взвыв, что у любого нормального человека вызвало бы сочувствие. — Дайте, пожалуйста, мне сбегать в туалет…
— Ещё хоть слово об уборной, и я удвою твое наказание.
Жалкая, бесчувственная скотина с железным голосом, заманивающим жертв к алтарю обещаниями небесного спасения, а после обрекающим их на вечный ад. Девяносто шесть минут будут вечностью в моем положении, и он прекрасно это понимает.
— Прежде, чем мы начнем… — мужчина отодвинулся, даря мне больше воздуха, и прислонился плечом к стене. — Кэрри только что рассказала мне о том, как девушки собираются перед мессой поглазеть на меня.
Что?! Кэрри настучала? Интересно, она и про себя донесла? Она же, черт возьми, прижималась к окну вместе со всеми, пуская слюни на полуобнаженного Бибера!
— Думаете, кто-то будет вставать так рано, чтобы посмотреть на вас? — я подняла бровь, стараясь не рассматривать идеальное сатанинское лицо.
— Я так понимаю, ты в этом не участвовала?
— Я ползла к окну вместе с вашим перевозбужденным фан-клубом.
— Мне нужны имена всех, кто присутствовал.
— Я не стукачка, мистер Бибер, но, мой вам совет: наденьте футболку в следующий раз. Так же, советую вам увеличить количество углеводов и отрастить живот, зачем вам, как священнослужителю, шесть кубиков пресса? Если вы не заметили, каждая студентка просто течет от вас, хоть выжимай. — мужчина старался сохранить бесстрастное выражение лица, но в карих глазах я увидела отблески отвращения. — Они называют это утренним поклонением. — я уставилась на лицо Иисуса, нагло наслаждаясь дискомфортом Бибера. — Только представьте, после отбоя все эти пальчики, что при свете крестятся перед молитвой, будут мастурбировать, вспоминая ваш оголенный торс.
— Хватит.
— Ну же, мистер Бибер, нельзя винить девушку за то, что она пытается раскрыть свой сексуальный потенциал. Грубо говоря, растирание…
— Мне добавить ещё пару минут к твоему времени?
— Вы же сами спросили. — я сжала губы в тонкую линию, стараясь не захохотать.
— Сними обувь и гольфы.
Что, блять? Я не осмелилась сказать это вслух, каждый вопрос увеличивал время, но, Иисусе, всё это делать и так было жутко дискомфортно, а он ещё и заставлял стоять босыми ногами на холодном паркете.
Конечно, не то, что бы у меня был выбор. Отбросив туфли и гольфы в сторону, я уже свыклась. Это проще пережить, чем поцелуй с грязным засаленным деревом…
— Теперь нижнее белье.
Клянусь, я перестала дышать. В свой адрес я такое слышала, и не один раз, но обычно это говорили парни, которые хотели меня трахнуть. Я не особо много знаю о священниках и их правилах, но… вот это? Серьезно? Это слишком интимно, это извращенно, это…
— О чем бы ты ни думала, остановись. — Бибер снова сделал пару шагов ко мне и, когда тяжелое дыхание коснулось моей шеи, он продолжил, делая тембр ещё более обжигающим. — Меня не интересует то, что у тебя под юбкой.
Этот тон сдирал с меня кожу, испепеляя ядом. Я прекрасно осознавала, что мне никогда не стать такой фигуристой, как Невада, такой же соблазнительной, как Кэрри, такой же манящей и породистой, как моя мать. Я слишком мала, слишком болтлива, язвительная обладательница груди первого размера. Я стояла, пристыженная до глубины души, но осознавая, что всё, что сейчас происходило, уже не остановить.
— Сними. — приказ, не терпящий никаких возражений, сдавил мою грудь ещё сильнее. — Ну же, Селина, где твой острый язык? Скажи что-нибудь и удвой время.
Сцепив зубы, я сунула ладони под юбку и стянула трусики, упавшие к лодыжкам. Бибер даже не дернулся, заставляя меня наклониться и схватить с пола нижнее белье.
— Послушание — это погребение воли и воскрешение смирения. Святой Иоанн. — Священник кивком указал на учительский стол. — Положи свои вещи туда.
— Я сомневаюсь, что Святой Иоанн имел в виду женские трусики, когда говорил о смирении, — быстро сунув кучку с вещами на стол, я промямлила под себя. С этим просто нужно покончить побыстрее.
Возвращаясь к распятию, я остро ощущала свою наготу под юбкой, но Бибера интересовало только лицо. Он смотрел.
Он ждал.
Ждал, когда я опущусь на колени и начну целовать ноги фигуре. Я закипала злостью внутри; казалось, ещё немного, и я начну свистеть через уши, как чайник. Вытерев губы тыльной стороной ладони, я окинула взглядом фигуру Бога, облаченного лишь в одно полотенце на поясе.
— Ладно, жуткий голый Иисус, я сделаю это, но мой рот — это всё, что я тебе дам! И хочу чтобы ты знал: я буду проклинать тебя каждую мерзкую минуту!
Ладно, это хотя бы не девятый круг ада. Я ждала, что Бибер добавит ещё времени, но мужчина лишь вымученно потер ладонью брови, громко вздыхая. Опустившись на колени, я быстро, пока не передумала, приложила рот к деревянным ногам, стараясь не думать о бактериях и микробах. Запах затхлого дерева проник в нос, заставляя меня задерживать дыхание.
Священник отошел к столу и открыл ящик, забрал оттуда Библию. Он сел на свое место, открыл книгу и начал читать.
Вслух.
Только не это. За что?
Бибер читал рассказ за рассказом о стариках, которые занимались скучными делами, а каждый отрывок сопровождался уроками смирения, пока мои губы раз за разом чмокали Иисуса в деревянные пятки. Мало того, что я сняла нижнее белье по приказу священника, так ещё и мое тело крупно тряслось в лихорадке из-за… гребанного мочевого пузыря.
Главное не думать об этом.
Я сидела, стараясь вообще не шевелиться, ощущая по всему телу липкий пот от напряжения. Бибер прервался и поднял голову, посмотрел на меня, лукаво улыбаясь. Невыносимое давление внизу живота сдавливает всё изнутри, пульсирует и жжет. Я сжимаю бедра, с каждой секундой всё более отчаиваясь. Сколько минут прошло? Тридцать? Сорок?
Я прижалась губами к ряду резных пальцев, раскачиваясь из стороны в сторону от нетерпения, и я чувствовала, как мужчина наблюдает за мной, точно зная, насколько мне сейчас плохо.
Блять, просто скажи мне, сколько прошло времени, гребанный ты ублюдок.
Я почувствовала невероятное давление снизу и поняла, что у меня осталось пара минут до того, как я просто обмочусь на этом самом месте. Я начала хныкать от бессилия, но Бибер лишь переворачивал страницу за страницей, рассказывая то, за чем я не следила уже давно. Я хотела встать и убежать, принять гребанное двойное наказание, но прежде, чем я успела подняться на ноги, от первого же движения, я проиграла. Проиграла схватку с мочевым пузырем.
Это было самое приятное и самое мучительное ощущение, которое я когда-либо испытывала, полная потеря контроля над собой, смешанная с долгожданным облегчением и жгучим стыдом. Я чувствовала, как горят мои щеки, все мои конечности оказались просто парализованными, я не могла смотреть Биберу в глаза, но я видела его. Мужчина опустил голову, перевернул страницу Библии и продолжил читать вслух. Я не слышала ничего, кроме биения пульса, бьющегося где-то в горле, весь мой мир сузился до бассейна под ногами и деревянных пальцев, прижатых ко рту.
Это чертов удар по гордости. Это было туше. Это больнее, чем розги или ремень, да и, в принципе, любое телесное наказание, до которого мог додуматься этот Дьявол. И он планировал это. Он заставил меня снять туфли, гольфы и нижнее белье, он всё рассчитал.
Просто мудак.
Я прикрыла глаза, уже даже не отрывая губ от распятия, и кипела в луже стыда и ярости. Плечи и шея уже болели от постоянного напряжения, но я поняла, что наказание закончено, когда услышала, как закрылась Библия и скрипнул стул.
— Ты можешь идти, — хриплый голос раздался за спиной и заставил меня вздрогнуть.
Я не хотела открывать глаза и возвращаться в реальность, но мышцы настолько затекли, что повторять несколько раз было не нужно. Я открыла глаза, оглядела всё вокруг и, сцепив зубы, встала, скривившись от неприятной влаги на икрах.
— Больше не хотите ничего сказать? — я не узнала свой голос, он дрожал от обиды.
— Нет.
— Вы хотели, чтобы я это сделала, верно?
— Я хотел, чтобы ты усвоила урок. — Бибер обошел меня, наклоняясь к шкафу.
— Вы всех своих учеников так унижаете?
— Нет, — мужчина достал ведро, швабру и бумажные полотенца. — Ты первая. — Я прикрыла глаза, стараясь прогнать непрошенные слезы. Блестящая черная кожа ботинок остановилась рядом с моими босыми ногами, затем мужские пальцы коснулись моего подбородка, приподнимая голову. — Святой Иоанн прав, Селина, если гордость делает из ангелов демонов, то смирение может сделать из демонов ангелов. — Большой палец провел по моей нижней губе, пока Бибер сопровождал взглядом это движение. — Увидимся утром на мессе.
Священник убрал руку и направился к двери, оставив мне инвентарь для уборки, как намек на последующие действия.