Яма 95

      Чуя удобнее устроился на матрасе и поднял взгляд. Попытка стоила пробной версии, и он не колебался.       — Это изначально было чертовски запутано, не так ли? Я имею в виду... ещё с фермы. Когда ты знал, а меня кривило со всей этой херни. И ты знаешь, что я пытался делать шаги тебе навстречу в лагере. Ну, насколько получалось. Конечно, я не был удивлён, что тогда ты выбрал Марка. Не могу понять наверняка, только представляю, что ты чувствовал. Но... К чёрту, сейчас я люблю тебя и полностью признаю это.       Взгляд его не метался, прилипнув к одной точке, пока он переводил дыхание.       — Но тебе плевать, да? Теперь тебе не нужно это от меня. И все твои попытки... вывести меня на разговор, просить других говорить со мной... Это правда была тупая херня, Осаму. Ну, в смысле... Я бы стоял на своём, если бы всё так не поменялось. Ты не можешь вытряхнуть чужой мозг с другими установками и переустановить его по своему желанию, вот я о чём. Во всяком случае, мой мозг не подлежит такого рода махинациям.       Комната держала молчание каждую паузу, за которую Чуя искал слова.       — И чтоб ты знал, Осаму. Когда я говорю, что ненавижу тебя... я надеюсь убедить в этом самого себя.       Чуя улыбнулся и опустил взгляд, качая головой.       — Не получается, если интересно.       Он прервался на вздох, полный тяжести и сожалений, прежде чем продолжить.       — Прости меня. Я повторяюсь, но твои слова на пустыре не особенно что во мне колыхнули. Я подумал об этом сам. Трезвый. И я понял, что ты имеешь в виду. Я не понимал в момент, но теперь понимаю, и мне искренне жаль, Осаму. Когда... когда я попытался представить, как тебя «накрыло истерикой в кофейне», — цитируя тебя, — до меня дошло, сколько все мои решения значили. Я виноват, я знаю, просто... Ну, я ничего не мог исправить.       Он снова посмотрел наверх, отрывая взгляд от пола, и осознал, что нервно крутит в воздухе большие пальцы на ладонях, сцепленных в подобие замка.       — Да, это справедливо. Я причинил тебе боль, но ты считаешь, что... ответил? Вот этим вот представлением? Смешно. Нет, не пойми меня неправильно. Это очевидно разные вещи, но мне не остаётся ничего, кроме как притягивать это для сравнения. Да, это глупо, но... — он оставил крошечную паузу, прежде чем повторить в пустоту: — Я люблю тебя.       Он нашёл себя в чрезмерно глупом положении, а придуманный воображением Осаму кривился в ухмылке, дерзостью на лице напоминая, что для него признание — пустой звук в тоннеле, оставленном позади. Это убивало Чую всё прошедшее время, и теперь он признал это полностью.       В воспоминаниях пронёсся образ уставшего студента колледжа, выбившегося в вожатые на лето. Чуя не осознавал себя, когда подорвался с матраса и пнул ногой козлоногий стул, опрокидывая его с шумом, разнёсшимся по комнате. Этот стул они купили с Дазаем, когда делали Клауду ошейник. И тогда Чуя не мог предположить, что этот же стул станет его попыткой выговориться собеседнику без непосредственного участия этого самого собеседника.       Отшвырнув стул, он закружился по комнате. Не заканчивая представление, разыгранное в одного.       — Нет, не подумай, я не ревную. Сейчас! Пиздец, как странно было бы ревновать тебя к твоему парню, не? Я ревновал в лагере, да, чертовски сильно. Мне тогда казалось, что ты должен уделять время мне, а не какому-то крашеному хрену с горы! Но тогда я ещё думал, думал о всякой херне, если ты понимаешь, а ты бы понял, если бы был здесь, я уверен! Я парня твоего не переношу, ебать его в рот, вот и всё. А ты... заодно. Нет, ну слушай. Ты бросил Клауда ради него! Ты тоже тот ещё долбоёб! Без обид. Вот видишь! Это звучало логично, пока я не начал думать, и теперь я сам путаюсь в отношении к тебе... У тебя всё круто, но меня ты загнал в тупик своими выходками. Я бы ещё понял, если бы ты не устраивал сцену на пустыре, если это — с твоих же слов! — настолько разные вещи. Короче, я не знаю. Короче, пошёл ты нахер, Осаму.       Чуя сокрушился и в темпе подобрал с пола телефон, карту и ключи. Сигареты лежали в кармане куртки, к которой он приблизился следующим моментом. Накинув куртку, он поставил телефон к уху и между делом:       — Проще напиться.       Как бы обозначая, для чего взял карту с собой. Пока гудки принятыми не были, он зубами вытянул сигарету и направился к двери. Уже во время открытия которой он наконец получил ответ, сходу выпаливая:       — Нихера твои психологические советы со стулом не работают!       После захлопнул дверь так громко, что Клауд напуганно прижал уши.

༒

      Возвращаясь в тот вечер, когда Осаму узнал, кем работает отец Марка... Кажется, Осаму не мог раздуплиться чуть меньше, чем вечность.       — Ты в порядке, приятель? Мы недавно накрывали притон, там с таким же выражением лица на входе стояли. Балуешься психоделиками?       — Что? — Осаму моргнул, будто только проснулся. — А. А, нет. Я просто... устал сегодня. Вы, должно быть, тоже.       — Да, точно... — Джеймс через стол кивнул на стул, параллельный его. — Присядь.       Кто знает, играла ли полицейская форма в том, как смирительно и быстро Осаму исполнил приглашение, но он сел напротив, стараясь смотреть в глаза. А не на форму, ну, знаете. Осаму ощущал, насколько тяжело сглатывает.       — Так что, Оскар... Присоединишься к ужину?       — О, нет, спасибо.       — Да ладно тебе, поешь. Или за фигурой следишь?       Осаму усмехнулся, надеясь, что это было не слишком нервно.       — Нет, ничего такого. Ну, меня просто покормили уже, я не голоден.       — Кто? — Джеймс выразил ленивую заинтересованность, приподнимая брови. Только теперь Осаму заметил, насколько спокойный, но строгий взгляд был полицейским. Как он не догадался раньше! С момента, например, вопроса о документах или когда Марк перепрятал таблетки...       Кто покормил Дазая? О, да один местный преступник, которого наверняка ищут в одном из ваших подразделений! О, это тот приятель, который снюхался с местной бандой, стрелял в людей, крал из магазина собачий корм, не оплатил страховку после пожара, был под подозрением в обороте наркотических средств, ушёл от преследования после пожара, был пьяным дебоширом в баре, закинутым за решётку, напрямую связан с делом о расчленённом трупе на базе мусороперевоза... такой у Дазая друг. Если вам интересно.       — Ну, меня покормили там, где я был, — Осаму отвёл взгляд и провёл ладонью по шее, выдаваясь в волнении.       — Что с тобой, Оскар, а? — Джеймс вопросительно склонил голову набок. — Тебя пугает форма? Вряд ли такое происходит с теми, кому нечего бояться, как думаешь?       — О, нет, нет! Просто... неожиданно. Марк не говорил, кем вы работаете.       — А что тогда этот щегол рассказывал? — Джеймс вернулся к еде, переставая третировать Дазая суровым полицейским взглядом.       — Э-э, ну... Больше о том, какой вы человек. И про кросс.       Джеймс усмехнулся и покивал.       — О, кросс, конечно. Он хотел бегать, как курица без головы. Быстро, но недолго. Поэтому пришлось мне прививать ему интерес к спорту и выносливости. К счастью, позже он сам начал таскаться по залам и помогать мне с ремонтом машины. Даже если в какой-то степени сыграл скачок подросткового роста, когда он за лето вытянулся до безобразия резко... Помню, как хвалил его банки, говоря, что девчонки цепляются на такое. — Он помедлил и рассмотрел Дазая, договаривая: — Видимо, не только девчонки, да?       Это было совсем немного неловко, и Осаму отвёл взгляд.       — Ну... Он да, но он... хороший человек. «Ведутся» на это... Можете мне поверить.       — Угу, — Джеймс секундно помрачнел, но спрятал это в тарелку с ужином, опуская голову. — Был. Точно был. Пока не огрёб условный срок. «Всё будет в порядке, пап, ты меня знаешь, я справлюсь», и мои мысли вроде «Пацан-то уже взрослый, пусть возвращается в Штаты, раз так хочет»... Вот куда это всё привело.       За Марка было обидно, и Осаму подыскивал слова, чтобы выставить его в хорошем свете, не выставляя ни себя самого, ни Чую — в плохом. Марк часто становился заложником расстроенных чувств, стоило ему напомнить, как сильно произошедшее разрушило его жизнь и отношения с семьёй. В один из таких моментов он угнал бесцельно кататься на мотоцикле, рассказывая после, что не смог найти поддержки в Дазае. Что подбодрило бы его. Но увы, тогда же Осаму гулял по запрещённым территориям и трещал — монетками в том числе — с опасными людьми, чтобы помочь Чуе.       Осаму не успел найти ответа, когда Джеймс перевёл тему: видимо, поднятая — исключительно семейная линия.       — Я сам из Монтаны.       Осаму поднял взгляд, осознавая, что опустил его, пока размышлял. Перебивать отца парня — в полицейской форме... — он не стал.       — Ну, знаешь, эта западная девятка. Немудрено, когда с детства наблюдаешь за открытой преступностью на улицах... появляется желание навести порядок. Следить, чтобы никакие говнюки не пинали беременных женщин. Считай это моей травмой, — Джеймс сухо усмехнулся и покачал головой. — Отчасти этот эпизод, который я запомнил навсегда, и повлиял на моё решение. Но тебе вряд ли известно, что в Монтане полицейским я так и не стал.       — Я знаю человека из Монтаны... Никогда бы не подумал.       Джеймс покивал.       — Да, люди там по определению... Короче, если не общаешься так, будто в любой момент можешь разбить собеседнику переносицу и забрать его кошелёк, то никто не верит, что ты оттуда. Конечно, когда ты ответственный родитель долгожданного ребёнка, ты не хочешь, чтобы он вырос среди такого контингента.       — Поэтому вы переехали в Канаду?       Джеймс состроил улыбку и перевёл взгляд, намекая повторить за ним. Когда это исполнено, Осаму ловит в поле зрения мать Марка, которая чем-то невероятно занята возле кухонных тумб.       — Были у нас здесь родственники, — пояснил Джеймс.       — Мои родители, — сказала Миранда, лишь на секунды оборачиваясь к болтающим за столом мужчинам. — А переехали мы после того, как грабители ночью вломились в дом, стоящий за два до нашего. Жители того дома проснулись, и...       — Да, были трупы, — Джеймс снова обратил внимание на себя. — Но я тогда... полицейским не был. Я работал в офисе. Происшествие так близко к нашему дому напугало семью, поэтому я не мог отказаться от переезда. Думаю, ты можешь это понять. Слово напуганной женщины — закон. Марка особо никто не спрашивал, он был ребёнком.       — Да, Марк говорил, что жил здесь, когда был подростком.       — Ага. А потом вырос, и какого-то чёрта его понесло обратно... Мотаться по штатам и городам, как будто в зад ужаленный.       — Кто в зад ужаленный? — Марк вернулся как-то неожиданно тихо. Он прошёл к холодильнику, даже не обращая внимания на стол и сидящих за ним.       — Даже не знаю. А кто учился в Портленде?       Марк фыркнул и вытянул из дверцы холодильника коробку сока. Неизменно не смотря на Дазая, он сделал глоток. Осаму уже и так смотрел на него, когда Миранда, не отвлекаясь от своих дел:       — Только не говори, что ты пьёшь прямо из пачки.       И после на него посмотрели все собравшиеся. Даже Джеймс выкрутился назад, хотя расположение холодильника за спиной было не самым удобным для этого.       Марк смотрел в ответ, как пойманный в ловушку зверёк. Он не успел проглотить сок полностью, поэтому помотал жидкость во рту. И проглотил заметно тяжелее, чем мог бы. Осаму улыбнулся, рассматривая его. Марк был... милым.       После душа он надел серые спортивные штаны и объёмную чёрную футболку, уже слегка потёртую на швах. Он задержался в ванной комнате, очевидно, чтобы довести волосы до сухого состояния. И пусть они не лежали, легкий беспорядок также привлекал Дазая.       Всеобщее молчание и осуждение картонной коробки в глазах родителей стало отличным вариантом поменять собеседника и локацию. Забрать отсюда Марка наверх, другими словами.       — Марк, — Осаму отодвинул стул и поднялся из-за стола. — Пойдём поговорим.       Он посмотрел на Джеймса, легко кивая:       — Спасибо за рассказ. Было очень интересно... узнать подробности.       Марк в темпе закрутил крышку на пачке сока и отставил обратно, уже по пути бросая:       — Прости, мам, я забыл, что пачка картонная и сок испортится. Мы ушли, ладно? Спокойной ночи.       На пожелание спокойной ночи они получили ответы. После добрались до комнаты на втором этаже. Осаму прошёл первым и едва дождался Марка. Как только тот закрыл за собой дверь, Осаму сильно сократил расстояние и перебивчивым, недовольным, растерянным шёпотом начал:       — Какого чёрта ты не сказал, что твой отец — коп?!       — Доброе, блять, утро! — В тон раздражённым шёпотом отозвался Марк. — А ты не спрашивал! Я пытался сказать, но ты же никогда нихера меня не слушаешь! Ты слушаешь рыжего придурка, у которого задерживаешься до ночи, хрен знает, чем там с ним занимаясь!       — Не приплетай сюда Чую! Что ты пытался мне сказать, когда нахуй такое было?!       — Я пытался сказать, что грёбаная «Тихая линия» находится в Штатах, и мой отец не имеет никакого к этому отношения, и если бы какое-то дерьмо случилось здесь, меня бы отмазали! Я бы не то что срок условный... По докам я бы вообще в тот момент в лагере не находился! Я сказал, что всё было бы по-другому, но там у меня нет знакомых! Придурок ты, не дослушал, потому что тебе позвонили, а теперь меня ещё в чём-то пытаешься обвинить!       Осаму был дёрганным, когда отмахнулся от Марка и принялся наматывать круги вокруг их места остановки.       — Блять, Марк... Мои документы поддельные. Они куплены в подвале в Белкорте.       — Ты что, серьёзно?.. — Марк широко раскрыл глаза, будто его в самом деле удивило это. — «Потеряй» их. А... А как вы нахрен вообще пересекли границу?!       — В ёбаном шкафу дома на колёсах!.. — Осаму остановился и вскинул брови, смотря Марку в глаза. — А ты думал, что? Мы перестреливаем людей по пути, а потом «О, ну давайте оформим документики, так, это у нас налогообложение, справка о доходах, прописка, грин карта, пожалуйста, удостоверение личности, ага, разрешение на пересечение границы, спасибо», ты, блять, в своём уме?!       Марк был обречённым, когда ладонью потёр лицо, неверяще качая головой.       — Тебя нет в реестрах...       — Доброе утро, Марк!       — Если пробить номер твоего удостоверения по базам...       — Можно сходить нахер, ага.       — Тебя туда отправить, придурок! — Марк отодвинул ладонь, выходя из укрытия. — Чем ты думал?!       — Чем я думал, когда?! Ты не сказал мне, что живёшь с копом!       — О, да заткнись! Это проблема твоей невнимательности! Я надеюсь... Надеюсь, Осаму, ты ещё ничего не натворил конкретно в этом городе?!       Осаму поджал губы и отвёл взгляд. Марк усмехнулся, качая головой.       — Выкладывай, — требовательно сказал он.       Но Осаму молчал. Если страховка за квартиру — маловажный долг, то раздробленный по пакетам труп на работе Накахары... Или встреча с бандитами... Покупка наркотиков?..       — Выкладывай, мать твою, я должен знать, чтобы прикрыть тебя! — Марк внезапно с силой толкнул Дазая в плечо.       Осаму попятился по инерции и приложил ладонь к месту пинка, смотря на Марка ошарашенным взглядом.       — Не распускай руки... — как-то неожиданно тихо попросил он.       — А то что? — Марк вскинул брови и сократил получившееся после толчка расстояние. — Пожалуешься своему бандиту?! Или подельнику, как вас назвать?!       — Почему ты опять говоришь про него?..       — Потому что ты, чёрт возьми, задерживаешься у него до ночи, при этом забываешь поговорить о вещах, «ради которых» должен был прийти туда изначально! Что я должен думать?! Чем ты занимался?! Чем вы были так заняты, что ты не сказал про собаку?! Ты не сказал и просидел там до грёбаной ночи, сам подумай, как это выглядит?!       — Ты ревнуешь?..       Марк пальцами схватил толстовку Дазая и притянул его ближе. Смотря ровно в карие глаза, приподнял брови и тише, но требовательнее спросил:       — А есть повод?       — Отпусти, — смотря в ответ, сказал Осаму.       — Мне стоит ревновать тебя к рыжему?       — Отпусти, блять, мою одежду.       Марк сверлил карие глаза ещё некоторые секунды, и Осаму подумал повторить сказанное, но не стал. Марк не просто отпустил его: за пойманную одежду оттолкнул от себя подальше, только после отстраняясь.       Осаму помрачнел и отвёл взгляд. Марк подобрался к окну, открывая его. После прошёл к столу и стянул брошенную там возле ноутбука пачку сигарет. Забрал одну зубами и похлопал по карманам, очевидно, в поиске огня. Которого не нашёл, и осмотрел комнату везде, где не нашёл бы Дазая. Осаму внимательно следил, как Марк додумывается до рюкзака, с которым иногда катается, и собирает, наконец, набор для перекура.       Марк подкурил по пути к окну, но выпустил затяжку строго за пределы, на улицу. Он отвернулся от Дазая полностью и курил, стоя к нему спиной.       Молчание комнаты было тяжёлым, наполняясь едким и резким сигаретным дымом.       Осаму потоптался на месте, бегая глазами. Прямо в моменте он был настроен только на две вещи: таблетки и Чуя. Сбежать из дома копа и его ревнивого сына и убиться дурью до состояния подошвы. Позже, может, раскурить косяк с Чуей и ржать с ним со всего подряд... не переживая, что тот сорвётся до физических угроз.       К счастью, память Дазая не подводит. Он помнит, что сам ударил Чую на пустыре. Не совсем точно, правда, помнит, почему... Так что, наверное, частично всё же подводит.       В любом случае, подобные мысли следовало прихлопнуть, лишить голоса.       Осаму вздохнул и подобрался к Марку. Сигаретный запах ударил в нос острой резкостью, и Осаму понял, что сам тоже не против перекурить после такой череды ошарашивающих вещей.       — Мы просто болтали. Я... проводил время с Клаудом. А Чуя просто шатался на фоне, я почти не обращал на него внимания. Поэтому и не поговорил с ним про Клауда. Да, я забыл. Прости. Виноват.       — Ну конечно. Столько времени ты просто «не обращал на него внимания».       — Да, это так. Мне незачем тебе врать. Ты слышал, как он говорил, что ненавидит меня. Он повторяет это всегда, когда я прихожу. Ничего другого и быть не может. У него и девушка есть. Я вообще не понимаю... во что ты превратился из-за тупой ревности. Я тебя не узнаю, Марк.       — Я просто напряжён, — после паузы ответил Марк.       — Я понимаю. Но тебе не нужно ревновать меня к человеку, с которым меня связывает так много. Это не значит, что...       — Вы спите?       Осаму замолчал, не продолжив мысль. Ответ не находился, и он просто поморгал, обрабатывая услышанное.       — Вы спали? Хоть когда-то.       Марк обернулся, чтобы столкнуть взгляды, но Осаму продолжил молчать.       — Ты не касался этого момента в своём пересказе. Теперь мне просто интересно.       — Марк, — Осаму смежил веки и лениво покачал головой. — Мы друзья. Мы были в лагере вместе с тобой, и...       — И ты просил меня поговорить с ним. На тему его тараканов в башке. Причина?       Чёрт возьми. Это было как-то слишком давно, чтобы Осаму помнил и имел в виду в таком же обязательном порядке, как Марк...       Осаму отвёл взгляд.       — Он тебе нравился? — продолжил давить Марк.       — Прекрати так выспрашивать это, у меня кроме него никого не было...       — Ответь, был ли ты влюблён в этого человека.       Конечно. По глупому стечению обстоятельств, это вспыхнуло в момент, когда Чуя не мог и не хотел отвечать. Теперь Осаму может основательно впитать брошенное Чуей на пустыре: «Я и не хотел делать с тобой что-либо, пока считал так!».       В этом бесполезно разбираться, но из фактов: Чуя в самом деле считал виновником себя, из-за этого и держал расстояние. А вот что он чувствовал... Дазаю уже не узнать.       Конечно, Осаму был. Влюбиться в Чую было легко. Кто знает, что вышло бы, если бы не существовало общего знаменателя в виде аварии. Единственное, что расстраивает напрочь: Осаму узнал о лжи случайно, пусть и, сопоставив это, ошибся. Это не работает оправданием для Накахары.       — Твоё молчание говорит, — Марк кивнул и отвернулся к окну, качая головой. — А потом ты спрашиваешь, ревную ли я, когда ты задерживаешься у него до ночи. А потом ты спрашиваешь, почему я истерю «на ровном месте». Поставь себя на моё. Я не привык быть на втором по важности. Либо ты со мной, либо... Но ты таскаешься с ним, задерживаешься и после возвращаешься ко мне. Это заставляет чувствовать себя использованным, если тебе интересно. А его ты очень любил, это очевидно.       Осаму потупил секунду-другую. Трудно обвинять Марка, когда он говорит вещи, прямые в своей справедливости. Если бы Осаму Чую не любил, его бы так не разбила информация про аварию. Впрочем...       Осаму обнял Марка со спины и носом растаскал его тёмные волосы по сторонам.       — Это в прошлом, малыш.       Марк хмыкнул и промолчал.       — Ты должен понимать, что остались вещи, которые нас связывают. Но... Я люблю только тебя. Слышишь?       Осаму отстал от волос, чтобы склонить голову и осторожно поцеловать Марка в шею. Марк не ответил и никак не поменял положение.       — Я понимаю, почему ты разозлился, — Осаму обвил Марка руками, и теперь одна из ладоней заползала под футболку. — Я проебался тем, что так задержался в той квартире. Прости меня. Это всё ничего не значит... Я с тобой и только с тобой.       — Всё что ты говоришь и делаешь, Осаму... — Марк с тяжестью сглотнул. — Ты не помогаешь. Я же сказал, что я чертовски напряжён...       — Я знаю, — Осаму коротко хихикнул в районе шеи, наверняка пуская разряд лёгкой щекотки. — Я могу помочь тебе... снять напряжение?       — Блять, Осаму...       Он был доволен и оставил ещё один крайне лёгкий поцелуй, продолжая дразниться со своим парнем. Его ладонь уже была бессовестной под футболкой, гуляя по твёрдо собранным мышцам, как у себя дома. Осаму поднял голову, чтобы губами зацепить мочку уха и по возможности облизать украшения, вставленные туда. Наконец, именно этим он смог выбить из Марка первый громкий и разбитый выдох.       — Я люблю тебя, — прошептал Осаму, прежде чем отвалить от уха и вернуться к шее.       Но последнего не позволил Марк. Он развернулся, чтобы сгрести Дазая за талию и поменять их положение. Приставив Дазая к подоконнику, он медленным и внимательным взглядом рассмотрел его лицо. Осаму усмехнулся и склонил голову, позволяя. Немного воодушевляло быть манекеном. Особенно, когда Марк ждал происходящего так долго. Пусть любуется и повторно понимает, кого поймал.       — Я тебя тоже.       — Правда? — Осаму поднял брови, но расплылся в улыбке. Потому пришлось зубами задержать нижнюю губу в попытке не растекаться от этого влюблённого взгляда.       Он держал ладони на плечах Марка, заигрывая в ответ. И был абсолютно готов, когда Марк соединил их губы в осторожный поцелуй, который вскоре должен был перерасти в страсть, и, кто знает, станет ли Марк церемониться с одеждой или...       Отдаться неприличным мыслям Осаму не успел. Марк прервал поцелуй, чтобы посмотреть в карие глаза.       — Осаму. Ты должен мне пообещать.       Сказать, что это напрягло, значит от и до понять смысл «приуменьшения». Но Осаму кивнул, выражая заинтересованность.       — Ты перестанешь общаться с этим бандитом, когда мы заберём Квауда.       Должно быть... Клауда. Ну, что-то память Марка подводит на буквы. Это ничего, просто Осаму пытается сдержать смех, чтобы не сбить накрывшее их возбуждение.       — Тогда вас ничего не будет «связывать». Пусть живёт свою одинокую бандитскую жизнь и больше не втягивает тебя ни в какое дерьмо. У нас всё будет по-другому. Ты ведь не такой, как он, — как бы для убеждения в этом Марк сжал ладони на талии Дазая. — Ты лучший. И заслуживаешь лучшего. А не придурка, который отравляет твою жизнь и подставляет тебя.       — Э-э... Пса зовут Клауд. А «рыжего бандита» — Чуя.       Марк склонил голову в явном укоре, но промолчал.       — Но в остальном я тебя понял. Когда мы заберём Клауда, мне станет всё равно на Чую. Я тебя услышал.       — Нет, не услышал. Я сказал пообещать, что ты раз и навсегда перестанешь общаться с... Чиззи. Заблокируешь его номер, никогда больше не будешь видеться с ним, проигнорируешь, если встретишь на улице. Вот так я сказал. За пса прости, не запомнил, но я ни разу его не видел. Потом мы подружимся, я уверен. Но ты должен пообещать, что с того момента в твоей жизни больше не будет бандитов.       Во время заигрываний кровь ощутимо прилила вниз, но теперь сердце перекачивало её по всему телу, а на грудь лёг груз, который мог бы придавить своей весомостью.       Осаму абсолютно непрошено вспомнил крик Чуи в подъезде в тот день, когда он собрался уйти, но Чуя не торопился его отпускать. Чуя сказал, что любит, и это убивало Дазая с того момента абсолютно всегда. После больницы Осаму чувствовал себя растерянным и голым. У него не было ничего. И никого. Кроме Чуи, который делал всё, чтобы помочь Дазаю встать на ноги, даже если на них приходилось шататься. И они вдвоём нашли пса.       И после, когда всё провернулось и Осаму пришёл поболтать в очередной раз...

«К чёрту, я могу сказать тебе об этом. Клауд — единственный, благодаря кому я ещё не вздёрнулся.»

      Осаму бросил его, и если Клауд остался для Чуи единственным смыслом жизни...       Должен ли он сделать это?       Когда он пил таблетки последний раз?       Почему его мир снова мажется, как в первые дни после операции?       Осаму просто пялился на Марка, слабо понимая, что потерял соединение и нить разговора.       — Да? — выдал он, надеясь попасть хоть в какую-то мысль, как если бы это стоило переспросить.       — Ты обещаешь?       Осаму лениво, но многократно покивал, смотря в карие с зелёным глаза Марка.       — Обещаю.       Марка ответ устроил, и он снова прильнул к губам. Здесь не нужно было думать, Осаму просто отвечал, понимая, что руки Марка хозяйничают с его телом и натыкаются на края бинтов, под которыми... глубокие обиды на жизнь. Только бы Марк не попросил их снять.       Возбуждение возвращает к сознанию, и Осаму вспоминает, что планировал опустить ладонь ниже. Не отвлекаясь от поцелуя, он ведёт линию вниз. И пальцы крепко сжимают эрекцию Марка через серые штаны, заставляя потеряться в выдохе. Осаму доволен собой и не пресекает попыток завладеть своим телом.       Что конкретно он пообещал, он, кстати, не особенно понял.

༒

      Иногда попытка терапии только калечит. Будь то неправильный специалист, сделавший хуже, лишение «изюминки» с выздоровлением, откаты от таблеток или... Если это была попытка самостоятельной терапии и Чуя болтал со стулом, как с Дазаем, но это не помогло, и он решил залить эту нелепую попытку. Пожалуй, это последнее, что он помнит. Было стыдно за произошедшее и...       Чуя проснулся с болью в теле. Медленно открывая глаза, в этот раз он не нашёл в поле зрения родную и любимую морду Клауда, обнюхивающего его на факт жизни. В глазах был песок, а изображение мылилось. Поэтому он не сразу осознал, где находится.       Только, наверное, когда чуть не навернулся с крошечной лавки, на которой спать и не положено, и неудобно до чёртиков.       Это помогло проснуться окончательно, и Чуя ухватился за край лавки, чтобы с этим упором сесть из лежачего положения. Он тяжело вздохнул и проморгался. После осмотрелся.       Грёбаная камера.       Чуя сильно нахмурился и двинул по лавке, будто с целью вжаться в стену позади. Зато вот теперь он полностью в сознании.       — Блять... вот же... блять.       Это всё, что он смог сформулировать. Прошлое своё попадание в камеру он не помнил, как и выход оттуда. Теперь же трезветь положено здесь. Без Клауда, без пива, без помощи Майка. Скверно.       Незнакомец с соседней лавки обратил на него внимание после краткой сводки бессмысленных ругательств и улыбнулся.       — Доброе утро, — сказал он.       — Ага, — кивнул Чуя. — Утро. Как оно? У меня всё супер. Ты здесь почему?       — Наркота. Но мне подбросили, мне похер, я буду на этом настаивать. Пусть дают мне адвоката. Ты?       — Клянусь, вообще не помню. Я пил во дворе, а потом... темнота и я здесь.       Незнакомец хмыкнул и покачал головой, отводя взгляд. Разговор исчерпан. Ну, почти.       Не то чтобы Чуе было интересно, с кем он делил именно эту несчастную лавку, чтобы так неудачно спать, прикладываясь лишь верхней частью тела. Но его явно посадили к экстравертам. Преступникам-экстравертам.       — Слышь.       Чуя повернул голову. Незнакомец рассматривал его с неподдельным интересом.       — Руку покажи.       Чуя нахмурился.       — Чё?       — «Тсё»? — незнакомец сделал свой голос писклявым и сощурил глаза, очевидно, пытаясь передразнить Чую акцентом на национальность.       Чуя помрачнел и сцепил челюсти. Он был готов драться настолько, насколько адреналин уже пробежал по едва проснувшемуся организму.       — Плечо не болит? — продолжил незнакомец, не получив на провокацию ровно ничего. — Ты выглядишь, как «рыжий японец, который зарабатывал деньги на операцию близкому человеку». Только нам сказали, что ты уехал.       Чуя широко раскрыл глаза, теряя враждебный настрой. Можно быть уверенным: раньше он этого человека не видел, но это и не означало, что тот не знал его.       — Ого, глаза открыл. Доброе утро.       Они собирались вываливаться из орбит, спасибо, что заметил, кусок расистского дерьма.       Чуя в темпе поднялся с лавки и прошёл к решётке. Легко постучал по прутьям, прежде чем обвить их ладонями и позвать:              — Эй, офицер!       Копчик за столом напротив поднял взгляд, только зрительно выражая: «Я тебя слушаю».       — У меня ведь есть право на звонок?..       Офицер внимательно просканировал Чую и вернулся к бумагам на столе, отвечая:       — Ты уже использовал своё право на звонок.       — А?..

༒

      Осаму валялся на кровати в абсолютном спокойствии. Правда, говоря честно, ему порядком надоело есть по полбанки таблеток, чтобы достичь этого состояния. Он подумывал сходить в больницу и разузнать про повышение миллиграмм таблеток. Так оно звучит как будто проще, чем оставлять дозировку внутри прежней и заглатывать большее количество. Проще подкрутить саму составляющую и не париться. Но это позже.       Он просто отдыхал, залипая в телефон. Сидеть получалось без особых проблем, но при первой возможности переместить себя в лежачее он использовал это. Та ночь с Марком была жаркой. Ему приходилось глушить себя, накрывая губы ладонью, чтобы не кричать, рассыпаясь. Родители его парня всё ещё были в этом доме, так что да. Марк прятал свои стоны в шею Дазая и шептал ему всякие непристойности, оставаясь по возможности тихим. Воспоминания прошедшей ночи неизменно мешали Дазаю с утренними вещами.       Марк кружился на фоне. Ему нужно было забрать выписку из судебного здания, прежде чем они поедут на отдых. Марк заказал справки онлайн, теперь нужно было поехать и забрать их.       Так что, когда сборы окончены, он склонился к Дазаю, вплетая в поцелуй, и попрощался. Осаму проводил глазами и дождался хлопка входной двери.       Сразу после поднялся с кровати, отбрасывая телефон.

«Ты перестанешь общаться с ним, когда мы заберём пса»

      Смотри, в чём дело, Марк... Насколько бы справедливой не была твоя ревность, Осаму не совсем согласен с условием.       Он прошёл к шкафу, куда выгрузил свои вещи после переезда. Отчётливые воспоминания криков Чуи догнали его, это было ожидаемо.

«Мать твою, Осаму... Ты забрал паспорт Клауда?!»

      Ага, да. Это было так. Это давало Дазаю возможность быть беспрепятственным в задуманном.       Правда, в тот же день Чуя разбил бутылку пива и вышел за Дазаем. Осаму помнит искру, которая прошибла его на пересечении взглядов. Зависший Чуя, которого наверняка настигла перезагрузка тоже, так ярко отпечатался в памяти, что... Это разбивало что-то глубоко внутри. Чую забывать чертовски трудно, и Осаму никогда не справляется с этим. В больнице, теперь, живя с Марком и его семьёй — никогда.       Осаму опустился на корточки и перебрал в руке паспорт пса.

«Почему ты не сказал, что твой отец коп?!»

      Его подвальные документы... Осаму сгрёб их тоже. Он пялился и заставлял себя думать, что делать дальше, чтобы остаться не только на плаву, но и в выигрыше.

༒

      Естественное дело, Чуя не стал садиться обратно к тому типу, который узнал его как временного члена банды. Не хватало ещё. Он вообще не стал садиться на лавки, так как те были переполнены, а свободное место — то, где он проснулся. То есть, опять же, к тому типу.       Чуя сел возле решётки на пол и спиной подпёр стену. Пристроив туда же затылок, он сложил руки на поднятые колени. Выглядело положение таким, каким он себя и чувствовал: отчаянным. Кому он там успел позвонить, и почему после этого ничего не произошло? Что дальше?       Так Чуя и тупил в не менее мрачный, чем он сам, потолок, когда в боковом поле зрения просвистел ещё один коп в форме. Тот остановился возле стола наблюдателя и принялся шуршать бумажками. Чуе было плевать на него в квадрате. Квадрате два на два дюйма, как ощущалась эта камера.       — Кто из вас, олухов, водит чёрный форд куга две тысячи четырнадцатого года?       Чуя вздохнул. Прошли действительно долгие секунды, прежде чем он вздрогнул и посмотрел в их сторону широко раскрытыми глазами, осознавая:       — Я. Я вожу чёрный форд куга второго поколения четырнадцатого года...       Он поднялся на ноги и прилип к решётке, снова обнимая прутья ладонями.       — Японец за рулём форда, — новоприбывший офицер обратился к наблюдающему. — Звучит, как начало анекдота, да?       Наблюдатель сухо усмехнулся и кивнул.       Бросив оставшиеся папки на стол, офицер подобрался к решётке. Чуя внимательно наблюдал за ним и поднял полный надежды взгляд ровно в карие глаза. Офицер рассмотрел Чую едким полицейским взглядом.       — Документы-то у тебя есть?       Чуя машинально похлопал по карманам джинсов.       — Э-э, ну да, но у меня всё забрали... А документы на машину в машине. Права, удостоверение личности — всё есть.       Полицейский понизил интонацию:       — Сколько букв в твоём японском имени?       — Одна повторяется, если писать на английском...       — Но это же не означает, что она становится другой буквой?       Чуя покивал.       — Пять.       Полицейский отвёл взгляд, видимо, пересчитывая и считаясь с информацией, которой обладал. После кивнул.       — Не нарушай больше, — единственное, что он сказал, прежде чем вернуться к столу и передать наблюдающему: — Выпускай его.       Чуя понимал, что медленно, но верно лопается от радости. По мере того, как звякнувший ключами коп приближался к нему.       — А что я нарушил? — осторожно спросил Чуя. — Это связано с тачкой? Она разбилась? Она на штрафстоянке?       Коп поднял взгляд и, хмыкнув, покачал головой.       — Нет, ты был на своих двоих. Без понятия, почему он говорит про тачку. — Замок был открыт, и он посторонился, придерживая дверь. — Вываливайся.       — Окей, — Чуя в темпе «вывалился» на свободу, но затормозил, обращая взгляд тому полицейскому, который болтал с ним и настоял выпустить.       Тот обратил внимание в ответ, отвлекаясь от чтения какой-то бумажки.       — Оскару привет, — сказал он.       — Оскару?! — Чуя широко раскрыл глаза.       — Ага. Без обид, приятель, я ваши японские имена просто... В одно влетело, из другого вылетело. Он мне твоё настоящее на бумажке написал. Так что... Иди, пока не передумал.       — Оу. Да. Да, спасибо, — Чуя уже направился в сторону, но всё же обратился к дежурному, который мог бы дать ответ. — Эй, простите. Что я сделал-то в конце концов?       Наблюдатель уже вернулся за стол и поправил под себя стул.       — Ты обоссал важный городской объект на площади и хотел скинуться с моста автомагистрали.       — Я не мог... — Чуя широко раскрыл глаза и покачал головой.       — Угу, конечно. А у нас не настолько хорошая фантазия, чтобы придумать это. Только факты. Ты был в невменяемом состоянии и сломал детектор алкогольного опьянения. Шагай, пока в рехаб не отправили. Вон, за охранником иди до шкафчиков, там твои документы.       — Я не ссу, где попало, а умереть... у меня пёс дома, я бы ни за что с собой не—       Он замолчал, стоило поймать недовольный и многозначительный взгляд исподлобья. Ему хватило мозгов понять, что пора заткнуться. И он просто прошёл за охранником к шкафчикам, едва улавливая разговор копов за спиной.       — Ты ведь взял его отпечатки?       — Конечно.       Чуя мрачно вздохнул, удаляясь по коридору.

༒

      Означало ли завязку очередное попадание в тюрьму? Напившись, Чуя не впервые оказался за решёткой. Так что да. Ему это надоело. Это возвращало его в те подростковые времена, когда он убивался так сильно, что... в общем-то не помнит половину тех времён. Это на самом деле страшно.       Тогда, правда, это были наркотики, но, если кто не в курсе, алкоголь мало чем отличается. «Чем-то», да, но это всё ещё условные различия, когда дело доходит до зависимости.       Так что Чуя решил взять себя в руки.       Трудно, конечно, прикинуть, зачем он мочился на площади зимой, но ещё труднее допустить, что он пытался покончить с собой прыжком с автомобильного моста. Вот, куда его заводит игра с алкоголем. Раз это всё произошло как факт, значит, разрушения есть. И так можно доиграться, убив свой мозг напрочь.       Чуя объявил завязку. Правда... проходила она тяжело прям с самого начала.       С момента, когда он оказался в душе, и шрамы на предплечье встретили его ехидным подмигиванием. Чуя был совсем немного пьян, когда сделал это стеклом разбитой бутылки, брошенной вслед Дазаю. Это не совсем следствие алкоголя... Хотя, отчасти — тоже, никто не спорит. Просто Осаму...       Это становится невыносимее. А как теперь будет с учётом принятой трезвости...       Вы можете не верить — никто не заставляет, — но в ту ночь Чуя почти растёр свой нос до крови и опасался, что внюхал лишнего прямиком в слезные каналы. Туда, куда не положено, другими словами. Это глупости, и на самом деле он не мог уснуть из-за поднятого веществом адреналина, но это не так просто понять, когда мозг вопит невероятные вещи, опасаясь всего на свете. Вплоть до теней. Каждый человек может додумать тень, представив её силуэтом незваного гостя. Но станете ли вы допускать это как должное и пытаться заговорить, жалуясь, что обливаетесь потом изнутри? А протягивать руку? Ага, вот и разница.       Это не то же самое, что алкоголь, и Чуя взял завязку, обязательно. Просто нагнанное напряжение стоило сбросить. Главное — хранить в квартире и никого туда не пускать. Дружить с головой, главное, вот и всё. Чуя решил, что это временная мера. Ему было тяжело. А так становилось легче. Несложно.       Чуя чувствовал себя побитым на работе. Сама только мысль, что он бессознательно хотел покончить с собой, вызывала тревогу. Он в упор такого не помнил, и от этого только страшнее.       Впрочем. Были и хорошие новости.       Наконец, собравшись и пригладившись для презентабельности, он добрался до офисов. Сложил коробку шоколадных конфет на стол одной из работниц и старался опустить интонацию на флиртующий уровень. Девушкам нравится низкий тембр голоса у мужчин, или Чуя просто хотел надеяться на это, в любом случае.       Он получил ключи от внутренней курилки!       В свидании ему, правда, было отказано... Конкретно на предложенный день, но Чуя воспринял это как окончательное и бесповоротное «Нет». Окей.       Ему хватило чрезмерно преувеличенных воплей радости, хлопков по плечу, — он подставлял здоровое, — и рукопожатий от коллег. Всё это выражало ему признательность за открытие курилки внутри здания. Он был победителем. И трезвым. В квартире его ждал Клауд, и всё происходящее казалось правильным путём. То было до первой ломки, но в момент это неважно и никак приподнятое состояние не колышет.       Да и из-за отказа в свидании он не особенно переживал. Не было у него столько сил и желания строить новые отношения. По больше части он хотел этого, чтобы забыть Дазая, но... сомнительное развлечение. Делать «развлечением» людей в принципе херовая идея, так что Чуя быстро от неё отказался.       Силы и желания у него были, разве что, на дружескую встречу. Стоило покормить Клауда и немного погулять с ним, а после Чуя испарился из квартиры. Так и вероятности встретить внезапно нарисовавшегося Дазая меньше. Не хотелось его видеть, вот вообще.       Майк не хотел встречаться где-то близко к его учебному корпусу, оно и понятно. Чуя тоже был за «подальше от тех мест», так как там же кофейня, где работал Осаму и работает Лили. Так что они договорились встретиться в другом районе, возле сувенирных магазинов. Недалеко от застроек бесплатная — а это важно — парковка, так что вариант более, чем сносный. А там уже можно разобраться по ходу.       Чуя приехал на место раньше, потому что по телефону сказал: «Мне ещё нужно погулять с Клаудом, не торопись». Ну, Майк и не торопился. Так что Чуя успел припарковаться, добраться до места встречи и, наматывая круги, курил. Такими бессмысленными движениями он добрался до прохода в проулок за линией выстроенных магазинов. Он стоял возле поворота, когда на тротуаре показался парень, издалека знакомым не казавшийся. Однако, стоило тому почти поравняться, Чуя узнал его, и пришлось вытянуть лицо. Действительно неожиданная встреча. Если учитывать, что происходит это дело не на работе и даже не в том районе, где их работа.       Болтать с Гвоздём не хотелось, но было бы вежливо поздороваться.       Так вышло, что Гвоздь направлялся в тот узкий поворот за зданиями, который собой охранял Чуя. Так что не увидеть его он не мог. Подняв голову, Гвоздь врос в землю.       — Привет, — бросил Чуя, посторонившись. Как бы пропуская знакомого мимо себя.       Но Гвоздь не торопился ни уходить, ни здороваться в ответ. Какое-то время он молча сверлил Чую глазами, и Чуя машинально забрался в карман, чтобы покурить ещё раз.       — Почему ты каждый раз ловишь меня так?       — В плане? — Чуя нахмурился, разбираясь с сигаретой. — О чём ты?       — Странно, что ты не понял, — Гвоздь опустил интонацию. — Каждый раз, когда я перетаскиваю дурь... ты каким-то образом оказываешься рядом. И мы помним, что было в прошлый такой раз. Мне пришлось залечь на дно. Ты как... блять, птица-вестник плохих новостей.       — Что ты несёшь? Мы виделись до этого всего один раз, и... это просто неудачное стечение обстоятельств, так вышло.       — Ага, и теперь. Я здесь по делам, а тут ты. Вот чувствую задницей, что-то произойдёт опять. Не знаю, какие у вас там в Азии приметы, но меня уже подмывает какая-то насторожённость на твой счёт.       — Ты говорил, что не расист.       — Я не сказал ничего расистского. Я имею в виду конкретно твоё появление. И то, к чему оно может привести.       Чуя выпустил дым и закатил глаза.       — Ты чё пристал ко мне? Иди куда шёл.       — Мы увиделись снова, я не могу быть уверенным, что теперь меня не повяжут. У меня с тобой чертовски скверные ассоциации. Ты хоть знаешь, сколько у меня веса?       — Да мне плевать. И на тебя, и на твой вес. Я нихера не виноват в тараканах из твоей башки и содержимом твоих карманов. Отвали.       Гвоздь осматривался и был нервным в этой проверке местности. Чуя поднял на него взгляд и, последив, с насмешкой хмыкнул.       — Придурок, — сказал он в облако сигаретного дыма.       — Чё сказал? — Гвоздь метнул в него мрачный взгляд и толкнул в плечо. — Следи за языком.       — Эй, давай без рук, — Чуя секундно приподнял ладони. — Сам же нарываешься. Если мы подерёмся, это будет твоя вина в привлечении внимания. И не надо нахер сваливать это на меня. Но и терпеть я это не собираюсь. Так что грабли в сторону.       — А ты не слишком много на себя берёшь? — Гвоздь встал ровно напротив, стараясь нависнуть над Чуей угрожающей тучей. — Или все китайцы такие?       Чуя пришлось смотреть наверх из-за их разницы в росте.       — Доволен собой? А если я тебе сейчас вмажу, и твоя дурь разлетится по округе? Тоже я виноват буду? Или твой грёбаный язык всё же, а? Как думаешь?       — Ты мне угрожаешь? — Гвоздь широко улыбнулся, будто не верил в озвученное.       — Считай, предупреждаю. Сам лезешь ко мне.       Гвоздь оттолкнул его за плечо снова, и Чуя просто отвёл взгляд, вздыхая. Явная провокация.       — Эй, осядь, ниггер! — Было бы трудно не узнать Майка. Опоздал, но явился. — Какие-то проблемы с моим бро?       С его... кем? Чуя перевёл взгляд и лениво кивнул в приветствии. Майк ненарочно поздоровался хлопком по плечу, и Чуя сложился от боли, прострелившей его руку от плеча по всему телу. Это было больное плечо, но Майк хлопнул туда на ходу, да и в целом вряд ли мог знать о ране.       Чуя держал глаза, чтобы они не выкатились от боли, и старался не съесть свою сигарету, потому что челюсти тоже сомкнулись до ломоты. Он накрыл губы свободной ладонью и зажмурился, переживая этот болезненный всплеск каждой клеточкой тела.       — Майк, да?       — Ты меня знаешь? — В голосе Майка открыто сквозило недоумение.       Чуя постарался взять себя в руки и, переведя дыхание, открыл глаза. Обнаруживая, что Гвоздь многозначительно впёрся в него взглядом.       — Наслышан, — ответил он Майку, сразу после возвращая ему непосредственное внимание. — Почему ты влезаешь, не зная ситуации?       — Потому что меня не прикалывает смотреть, как ты пинаешься с моим другом. Слишком длинные конечности, нигга?       — Не-а, но у твоего азиатского бро слишком длинный язык, и именно за это он огребает. Он чертовски сильно меня подставил, когда мы тусовались в прошлый раз, и вот мы встречаемся снова! Я уверен, это нихера не хороший знак.       — Я не особо понимаю.       — Его претензия в том, что мы увиделись вне работы на ровном месте, — пояснил Чуя. — И он пытается приплести это к «прошлому разу», хотя вообще ничего общего. Он просто придурок.       — Вот видишь! — Гвоздь вскинул руку, указывая на Чую как бы в подтверждении собственных слов о «длинном языке». — Он вообще не следит, что мелет! И из-за этого его забрали в ментовку, я не хочу оставаться крайним снова. Слушай, ниггер, я вообще ни в чём не виноват.       — Не-а, это правда выглядит так, будто ты придурок, — поспорил Майк. — Тебя никто не звал видеться снова, и никто не несёт ответственность за тараканов в твоей башке. Если уж ты решил, что «всё повторится», это только твоя проблема. А из ментовки тогда я его вытащил. Так что ты меня не убедил. Гуляй. Не мешай — тебя никто не звал.       Гвоздь хмыкнул и отвёл взгляд, посторонившись, будто собрался обойти Чую и скрыться в том узком переулке. Кажется, он задержался, только чтобы бросить:       — Походу, когда он говорил, что ты пидор, он имел в виду, что вы партнёры.       Мимоходом он, само собой, пихнул Чую плечом, подвигая. Чуя скривился и посторонился.       — Ты чё несёшь, нигга?! Мне пойти туда за тобой, думаешь, мы не договорили?! — Крикнул вслед Майк.       Гвоздь ответил средним пальцем, не оборачиваясь. Проследив за этим, Чуя вернулся к Майку, замечая, что тот вернул жест в спину незнакомого для него человека. И на секунды повисло молчание. Когда Майк обратил внимание на Чую и рассмотрел его, Чуя уже был готов к услышанному вопросу.       — Ты болтал обо мне?       — Я... Ну... — Чуя не нашёлся с мыслями сразу: его отвлекало непреодолимое желание почесать нос. Шмыгнув, он убрал руки в карманы и продолжил: — Мне стоило упомянуть тебя, и ему... ну просто пиздец, как было интересно узнать о тебе. А это я случайно болтнул. Прости.       — Ну ты ведь в курсе, что о таком не трещат за спиной?       — Да. Конечно. Извини. Так, куда мы пойдём?       Но Майк не торопился отвечать. Чую снова накрыл приступ срочных последствий, и Майк просто следил за ним. За непрекращающимися движениями по отношению к носу и проверке ладони на кровь. Конечно, кровь могла бежать из носа, если бы организм заставил давление скакать. Ну, а если такого не произошло... то эти проверки выдавали Чую.       — У тебя опять течёт нос?       Чуя посмотрел напугано и ни за что не смог бы исправить это.       — Я начинаю сомневаться, что виновата простуда.       Чуя опустил взгляд на ладонь, где не было абсолютно ничего. Майк намерен поймать его.

༒

      Когда Марк вернулся с нужными документами и сообщил, что всё прошло успешно, Осаму спросил, на какое число куплены билеты. Он хотел разобраться с таблетками до отлёта, чтобы не париться об этом на отдыхе. Ну, было бы неприкольно сложиться от ломки, стоя на доске в открытом море, условно.       Но перед походом в больницу Осаму нервничал. И Марк... поддержал его ртом, говоря загадочно. Марк всегда справлялся с тем, чтобы уменьшить волнение Дазая. Даже когда не мог быть рядом, а Осаму готовился к операции. Даже в лагере, когда мысли занимал Чуя, и на него нужно было пожаловаться. Марк довольно крепкое плечо, на которое можно опереться.       Без страховки в больнице было... скверно. Осаму не мог бы записаться на приём заранее. Не мог бы прошмыгнуть без очереди. И никак бы не обошёл сидящих с ним в коридоре мигрантов. У тех что страховки, что каких-либо документов, что дезодоранта... ни черта не было. Неизвестно, сколько он бы просидел в приёмной, если бы спустя примерные полтора часа его наглость не взяла верх над воспитанием.       Короче, он просто ворвался в кабинет и предложил денег за решение его проблемы. Да, иногда это прокатывает. И, вероятно, ему повезло с принимающими, потому что среди врачей ровно в такой же упёртости есть те, кто на подобное предложение злится и зовёт охрану. Благо, не в этот раз.       И Осаму смог описать суть проблемы, предоставляя справки и выписки.       «Курс давно закончился» и бла-бла-бла, Чуя это уже говорил раз сто. Он ещё и пытался выставить это причиной бросить таблетки, на которые Дазая благополучно подсадили после операции. Это всё понятно, но Осаму старательно замазал подпись «Продолжить при болях, не превышая дозировку» корректором Марка. Корректор был весёлым: как баночка лака для ногтей, с такой же кисточкой. Так что пока Осаму проворачивал это дело, пришлось вспомнить и представить, как Чуя в старшей школе красил себе ногти в чёрный. Это почему-то развеселило Дазая в момент, именно поэтому корректор и запомнился ему «смешным».       Было забавно представлять, что Чуя с чёрным лаком на ногтях чувствовал себя невероятно крутым, а потом его отец сказал ему, что выглядит это дело как «несчастный случай на стройке». Типа если прибить абсолютно все пальцы молотком. Это Чуя как-то рассказал, пока они ещё жили в той сгоревшей — теперь — квартире. Да, поэтому замазывать приписку врача от руки было весело.       Но если вспомнить, что Осаму теперь живёт в одном доме с копом... это было рисково. Если кто не был в курсе: подделывание документов — в том числе и рецепты, и справки — уголовно наказуемо.       Правда, Дазаю было как-то не до этого. Он слишком воодушевился идеей обменять свои таблетки на следующую дозировку и должен был получить это.       Потому и переписал замазанную подпись от руки, стараясь считаться с почерком врача и его подписью, чтобы они не выглядели отдельными. Что тоже противозаконно, если что.       Дазаю согласились выписать другой препарат, но тогда же Осаму вспомнил, что приволок с собой карту с противопоказаниями и аллергиями. Благополучно, кстати, привезённую Чуей из штатов, пока Осаму отдыхал на больничной койке.       Другой препарат они выписать не смогли. Тогда сразу следом поступило предложение стационара. Ставить Дазаю капельницы на ежедневной основе, усиливая действие таблеток, на которые было решено выписать ещё рецептов для продолжения лечения. От чего, правда, он теперь «лечился» тот ещё вопрос, если все перечисленные симптомы он выдумывал исходя из прочитанного в интернете, но не суть.       От капельниц Осаму отказался по причине отъезда. Он не смог бы посещать больничный корпус в обязательном порядке обязательное количество недель с обязательным временем. Вот вообще никак.       Так что это было решено заменить на уколы. По тому же принципу, совмещая с таблетками для полноценного эффекта. И вот этим Осаму, теоретически, мог бы заниматься сам, без конструкции капельницы — скверные воспоминания с первым попаданием в больницу после изнеможения быстро догнали его, но он попытался отмахнуться. Это было слишком давно, чтобы продолжать нервировать его здесь и сейчас, когда столько поменялось. Когда Чуя перестал быть «не разбирающимся в матане одноклассником, который бессовестно отвёз Дазая в больницу без малейшего понимания, что так делать нельзя». Теперь Чуя нечто гораздо большее в его жизни. Второй отец Клауда, как минимум, ага. Если опускать кучу подробностей.       Итак. Уколы.       Осаму смотрел в стол, но поломал брови и осторожно поднял взгляд на врача.       — В плечо ведь? Ну, внутримышечно?..       Врач выглядел совсем немного удивлённым. Приподняв брови, он оставил веки прикрытыми, что выглядело, как ленивое и скептичное выражение озадаченности вопросом.       — Когда это капельницы, предложенные ранее, ставили в плечо?       Осаму не представлял, бывает такое или нет, но ответ более, чем понятный. Он опустил взгляд в стол снова, стараясь смириться: уколы придётся колоть в вену.

༒

      Последнее, что Чуя запомнил: он держал себя от того, чтобы уткнуться лицом в плечо Майка и выплакаться. В тот момент, казалось, на него давил весь мир.       Да, Чуя мимолётно признался в избегании реальности. Особой новостью для Майка это почему-то не стало. И почему-то не было длиннющей лекции на тему опасности такого рода «спасения». Удивительно, но Майк выразил понимание, лишая оценку осуждений, и Чуя посмотрел на него неоправданно преданным взглядом. После чего вывалил на него всё то, с чем пытался мириться после переезда Дазая к Марку. А ещё в тачке Майка — его отца, но не суть — можно было курить, так что рассказ получился целостным, без перебоев и прерывания.       А после... после они точно договорились пойти немного выпить. Как это, правда, провернулось Чуя уже не вспомнит. Последнее, что он запомнил: хотелось уткнуться в плечо Майка и выплакаться. Нет даже информации, удалось это сделать или нет. Но он снова мешал вещества с алкоголем, так что... неудивительны такие провалы в памяти.       И, проснувшись теперь, он понял, что в прошлый раз ему немыслимо повезло воскреснуть на лавке. Потому что теперь пробуждение нагнало его на холодном, бетонном полу. Понять это получилось не сразу. Но, проморгавшись, Чуя с трудом поднялся в сидячее, только после этого осознавая себя на полу, который осмотрел с нахмуренными бровями. Он вздохнул и устроился удобнее, раз уж оказался в таком непонятном местоположении. Кстати... где он вообще?       Чуя поднял взгляд и бегло осмотрелся, поздно спотыкаясь глазами о решётку. Так он и завис, пытаясь осознать своё очередное пребывание в участке.       Какого вообще чёрта он тут оказался? Когда он последний раз кормил Клауда, и вообще, сколько прошло времени?       Должно быть, однажды он допрыгается до момента, когда позвонить с просьбой вытащить будет некому.       Можно ли считать это откатом от того психологического трюка со стулом? Может, стоило либо завершить псевдосеанс терапии, либо высказать это всё лично Дазаю. А то гештальты остались открыты. В отличии от решётчатой двери.