Яма 95

      Сегодня Майк не пришёл.       Осаму слышал, как заскрипело сердце, когда он показал ключи от квартиры. И не смог взять себя в руки тогда, не смог подавить вырывающийся наружу пласт боли. Мелкие порезы и ссадины на щеках щипали, будучи залитыми солёной жидкостью. Только попытка вдуматься в тот факт, что Чуя отдал Майку ключи от их квартиры, била по лицу с такой силой, что пережитая авария теряла свой вес.       Но позже Майк привёз вещи. И новости.       Осаму узнал, что в их квартире произошёл пожар, поэтому одежды он получил не слишком много. Документы же, о которых он говорил, Майк не нашёл. И это было действительно страшно. Осаму оплатил кредит на машину, но не додумался делать копии выписки из банка. Фактически, теперь ему нечем доказать, что у него есть куча денег. Фактически, их теперь нет. Конкретно здесь: можно съездить в штаты снова и вернуть потерянное.       Вот только... сделать это некому.       Осаму узнал, что соседи спрашивали, уехал ли патруль. Возле их дома были полицейские машины, вроде, устроившие засаду. Почему? Этого Осаму не узнал.       Зато Осаму узнал, что никто из заинтересованных соседей не видел Чую. Осаму решил, что его пропажа напрямую связана с полицейскими машинами. Чуя что-то натворил и сбежал. И не мог вернуться в квартиру. Даже если из-за этого отдал ключи Майку, легче от знания не становилось.       Вернуться в штаты некому: Осаму тоже давно не видел Чую. Он даже не зашёл к нему. Майк съездил в автосервис ещё раз, но парень по имени Билл сказал, что Чуя не появлялся и на работе.       Вернуться в штаты некому. Пару минут назад в палату вошёл врач. Положение не спас факт, что он начал с «приходил ваш бойфренд». Пусть Осаму молниеносно вспомнил все попытки Чуи отвертеться и собственные укоры, вроде «ты никогда так не скажешь», он знал, что это был Чуя. Но это не спасло положение.       Когда врач сообщил об опухоли и постановке на учёт.       Осаму лёг на койку и медленно перевернулся на бок, подгибая здоровую руку. Обнимая ею гипс. Осаму не понимал, что сгибается сильнее. Осаму дрожал и сжимался, смотря перед собой невидящим взглядом.       Теперь писк не был в ушах. Теперь он говорил, — трещал, кричал, визжал, скрежетал, верещал — прямо в голове, напоминая, что Осаму умирает, умирает и в конце концов умрёт, если не сделать операцию. Теперь Осаму знал, что писк сигнализирует и предупреждает. Теперь Осаму слышал, что это происходит в голове, ровно там, — он уверен, — где разрастается опухоль.       Осаму попытался вдохнуть, но вышло ломано, как попытка поймать воздух, когда это невозможно физически. Он вспомнил обеспокоенный взгляд Накахары, и лёгкие сдавило сильнее.

«Ты в порядке?» — «Да, просто... запищало. Бывает. Но всё норм, думаю, это из-за побега».

«Что-то ещё?» — «Что за допрос?»

      «Надо подумать, может ли это быть чем-то серьёзным...», последнее, что тогда сказал Чуя касательно внезапной головной боли Дазая. Тогда они сбегали из убежища для бездомных, потому что Чуя начал гнать на них на всех попыткой защитить Дазая. Довыкручивался, и им пришлось убежать.       Чуя был обеспокоен, пусть до большего тогда это не дошло.       А теперь его нет рядом.       Осаму поджал губы, вполне осознавая, насколько трясётся подбородок.       Как только Чуя посмел быть таким, говорить, что Осаму не один, поддерживать в любой мелочи, а потом, в момент, когда Осаму так сильно нуждается в нём, просто исчезнуть?..       Сегодня Майк не пришёл.       Осаму был в палате один, когда скрутился на койке и замыленными глазами смотрел перед собой. Он здоровой рукой обнимал гипс и плакал. В одиночестве.       Осаму попытался поднять взгляд просто наверх, повыше, пусть ни до потолка, ни тем более в небо посмотреть бы не удалось. Он вспомнил лица родителей и заставил трясущиеся губы шевелиться:       — Скоро встретимся.

༒

      Чуя стойко выдержал сканирование ручным металлоискателем — ему уже не пятнадцать, дёргаться не хотелось. Даже когда прозвучал писк. Снова драный ремень, надо же, какая ирония.       На складе Чуя прочихался. Не то чтобы это было удивительно, просто из-за этого он даже не успел осмотреться.       — Рассказывай, приятель. Как тебя сюда занесло?       Чуя хотел бы выглядеть более собранным, отвечая, но глаза заслезились от продолжительного чихания. Он поёжился, только прикинув свои дальнейшие планы.       — Холодно у вас тут...       Собеседник поднял бровь и смерил его взглядом.       — Хочешь раздеться? Метишь в стрип-клуб?       — Ещё один юморист, — фыркнул Чуя, сбрасывая с плеч синюю кофту.       Осаму говорил ровно те же вещи, в заброшенной больнице, когда Чуя так же раздевался, чтобы размотать бинт. Только тогда это было желание закрепить повреждённое запястье Дазая, ну и... вскрылось в тот момент то, ради чего сейчас Чуя пришёл вполне осознанно.       Чуя разматывал бинт, смотря в ответ. Лим, а именно так немногословно представился безалаберный продавец в барахолке, наблюдал так внимательно и настороженно, что Чуе пришлось подавить желание сжаться под таким напором.       Чуя протянул руку, и Лим вцепился в предплечье крепкой хваткой, рассматривая татуировку на плече.       — Полегче.       Куда уж легче? Лим резким движением заломал руку за спину и прижал собой, придвигаясь вплотную. Чуя не сопротивлялся, даже пропустил глухой смешок.       — Я таких не знаю.       — Я и не говорил, что хоть кто-то знает. Это другая страна.       — Япония, что ли, ты, блять, смеёшься?       Чуя усмехнулся и качнул головой: он же это не серьёзно?       — Граница, а не океан.       Чуя подавился последним словом: Лим сильнее выкрутил руку. Боль прострелила от плеча вниз, ноющее запястье чесалось от скрученной на уровне кожи. Будто жгут. Который хотелось сбросить, и Чуя сильно сжал челюсти.       — Тихо. Не рыпайся. Кто-то знает, что ты здесь?       Чуя не перестал хмуриться после той вспышки боли. Он побегал глазами ровные линии из стороны в сторону, размышляя, как должен ответить. Если что-то Лима не устроит, он его здесь положит, куда-нибудь под ящики, а ночью — на мусорку или в дробилку. Но если кто-либо знает, что Чуя здесь, грохнуть его уже будет проблематичнее. Но как раз «не устроить» Лима может факт, что кто-то знает. Круг замкнутый, а ответ — выстрел, не имея информации о заряде.       — Нет.       — А если обыщу?       Чуя сжал губы, чтобы не усмехнуться: не в этом положении. Но вопрос повеселил его. Единственное устройство, которое у него было...

«Что это?» — «Жук. Сушёный жук.»

      Отслеживало передвижения.       И то, приятель Лим может расслабиться. Осаму расправился с тем GPS-датчиком.

«Позволь мне? В канализацию. Нахер. Подальше отсюда грёбаного сушёного жука.» — «Остынь»

      Осаму смыл датчик в трубу в лагере.       Чуя беспечно сложил губы, после отвечая:       — Вперёд.       — Как только, так сразу. Зачем пришёл?       — Деньги нужны.       — Ясно. Долговая яма, наркотики, наследственные кредиты?       — Операция.       Лим явно ослабил хватку, пусть не отпустил совсем, и промолчал. Чуя выдохнул, но коротко. Через плечо вниз к пальцам всё ещё тянулась та электро-линия, стабильно доставляющая порционные скачки боли.       — Злокачественная опухоль в башке. Мне нужны деньги на операцию близкому человеку.       — Конкретнее.       Язык на секунды прилип к нёбу. Даже смешно с того, как статус их отношений меняется в зависимости от ситуации. И если в больнице Чуя Дазаю был бойфрендом, то здесь за такой намёк можно вернуться к тому моменту, где Чуя в мусорном мешке дожидается ночи.       — Друг. Но самый близкий друг, он мне как брат...       Он ему как кто угодно, если суть остаётся неизменной:       — ...у меня кроме него больше никого нет.       Чуя почувствовал свободу: руку больше не заламывали. Несмотря на это, он продолжил стоять и смотреть перед собой, договаривая, но уже не обращаясь к собеседнику:       — Как и у него. Я не позволю ему умереть. Нет, нихера подобного, пусть не мечтает избавиться от меня, перебьётся, да не посмеет, блять, ни за что. — он резко развернулся к Лиму. — Если ты мне сейчас откажешь, я пойду на дорогу.       Лим прыснул и промолчал.       — Я ради него куда угодно опущусь. Несколько раз, если понадобится. Но он меня не оставит, хрен патлатый, мы слишком многое прошли вместе.       — Тебе показать, где служебный туалет?       Чуя нахмурился. Лим отмахнулся небрежным жестом руки:       — Выпустишь пар и вернёшься.       Чуя хмыкнул и пристыжено отвёл взгляд. В самом деле, он слишком разболтался о своём нежелании терять Дазая. В самом деле, он слишком разнервничался, будто только сейчас осознал вероятность раз и навсегда потерять Дазая.       Чуя не ответил бы, в самом деле пошёл бы продавать своё тело или это было сказано к слову, но задумался об этом, пока Лим обыскивал его. В какой-то момент Чуя пришёл к выводу, что нет, не стал бы. Но потом Чуя подумал, что так уверен в этом только потому, что ему показалось, будто всё складывается здесь. А как бы там было, если бы этот вариант прогорел...       Наверное, всё-таки нет. Чуя тогда бы пошёл на какое-нибудь другое преступление.       — Стрелять умеешь?       Чуя вытянул себя из непонятных мыслей и перевёл взгляд. Едва заметно кивнул, отвечая:       — Учили. Но...       — Но? Но очень не хочется марать руки, не хочется убивать?       — Ну да, — разбитым голосом согласился Чуя.       — Мне послышалось, ты говорил, что готов ради него на всё.       Чуя смотрел Лиму в глаза недолгие секунды. После покивал и не собирался стирать мрачность с выражения лица:       — Да.       — Значит, умеешь?       — Да.       Да, он сделает всё, что от него требуется. Ради Дазая.

༒

      Дазаю снилась темнота.       Осаму понимал, что это сон. Он стоял в незнакомой местности и бесполезно осматривался: всё равно ни одно очертание не воспринималось. Было темно, но Осаму знал, что вокруг что-то есть, просто он не видит. В какой-то момент он собрался высмотреть хотя бы ближайшие очертания — кажется это были деревья. Но Осаму всё ещё никогда не был здесь.       Осаму понимал, что это сон, даже когда сбросил рюкзак на землю и пошарил там в поисках футляра для очков.       Осаму знал, что там, везде, что-то происходит, он просто не может увидеть.       Ему казалось, что он должен торопиться в поисках очков и наконец посмотреть, что происходит вокруг. Невидящий взгляд уставился в плотную темноту, пока Осаму наощупь разбирался с футляром.       Осаму выпрямился и надел очки.       Глаза обожгло болью изнутри. Казалось, по беззащитной слизистой полоснули тонкой верёвкой, а под веки спрятались осколки стекла. Осаму не мог терпеть жжение и пульсацию, что становились сильнее, но и не смог понять, что произошло.       Он закричал и поднял ладони на уровень глаз — это было чем-то машинальным. Хотелось свалиться на колени от яркой вспышки боли, пробивающей глаза изнутри быстрыми молниями, но Осаму точно стоял на ногах.       «У меня некоторые проблемы со зрением, но я не слепой», говорил он Чуе перед заброшенной больницей, когда она ещё не была их прямыми планами.       Осаму почувствовал холод, дуновение ветра и ненавязчивый шлейф подвального запаха, будто откуда-то издалека.       «Напомню, что ты мне не поводырь», говорил он Чуе, не желая оставлять проблемы со зрением чем-то важным для поневольного спутника.       Осаму знал, что из глаз полилась кровь; она, липкая, вязкая и горячая, побежала по щекам.       Глаза болели, казалось, их изнутри режут осколки стекла. На такие же влажные, мелкие лоскуты, преображая форму, как неумелый скульптор. Те же осколки стекла, что посыпались, когда Осаму разбил окно в той брошенной больнице.       Мрачный и плотный подвальный запах становился ярче, холод очевиднее обступал со всех сторон. Во сне у Дазая не была сломана рука, не было гипса. Только та, которой он разбивал окно, кровоточила, горячая кровь скатывалась по костяшкам, обжигая. Пока вокруг, везде, извне обволакивал могильный холод.       Осаму прикрывал глаза и кричал. Осаму знал, что вокруг больше никого нет. И ему придётся терпеть эту боль в одиночестве. До момента, когда холод окончательно заберёт его с собой. В тот мир, где больше никогда не будет боли, сожалений, разочарования...       Осаму слышал отдалённые шаги и собственный голос откуда-то издалека. Стук кроссовок по пыльному полу. Скользящий звук, когда он пнул какую-то кипу бумаг на полу заброшенной больницы. Чуя цыкнул тогда в ответ, но Осаму знал, что прямо сейчас его нет рядом. Осаму знал, что рядом теперь никого нет.       Боль нарастала в глазах и руке. Истошный крик перешёл в хрип, а холод сковывал стремительными порывами со всех сторон. Осаму забыл, что это сон, он плакал, плакал от боли, бессилия и одиночества.       Пространство разбил собачий лай.       Руки Дазая дрожали, когда он отвёл их подальше, прикидывая, что ему послышалось. Но звук повторился.       Осаму обернулся, убирая руки от лица совсем. И ничего не увидел, он ничего не видел, глаза болели, казалось, выливались из глазниц вместе с кровью... Но ледяной ветер стих.       Осаму снова услышал стук подошвы кроссовок по полу. Откуда-то издалека. Снова проезжающий шум кипы бумаг. Чуя снова цыкнул, Осаму слышал его голос, но будто ветер развивал слова, мешая их и доводя до Дазая остаточным шлейфом:

«Ты в порядке?»

      Казалось, Чуя правда говорил так. Точно когда-нибудь, но Осаму знал, что сейчас его нет рядом. Осаму молчал и плакал, но руки больше не тряслись, воздух вокруг был разбавлен и холод мертвецов отстал от него.

«Всё будет хорошо»

      Но Осаму заплакал сильнее. Потому что знал, что Накахары не было рядом, на самом деле никого не было рядом.       Снова послышался лай, и Осаму развернулся в другую сторону, вслед за звуком. Он смотрел, но глаза болели, и он не видел. Он слышал лай, но как много он пропустил, сколько он не видел, сколько он не мог знать...       Осаму вспомнил, что это был сон, только когда проснулся. Он медленно открывал глаза, боясь снова ощутить в них ту боль, он медленно осознавал, что окружение не отбрасывает тёмные тени и вполне узнаётся. Он понимал, где находится, пусть не помнил, как уснул.       Он не скоро, но заметил залипающего в телефон Майка на стуле рядом.       — Опять ты?       Майк перевёл взгляд и хмыкнул.       — Звучало недовольно. Да, я. Твой сосед провалился сквозь землю, и никто не знает, где он—       — Он мне не сосед, — перебил Осаму. Он звучал лениво после сна и мечтал о воде, но сначала нужно было расставить пару важных точек.       — Нет? — Майк поднял бровь и заблокировал телефон. — Как я понял, вы вместе снимали квартиру—       — Да. Потому что мы любовники.       Майк застыл, смотря Дазаю в глаза. Не то чтобы отсутствие эмоций выдавало его мысли, но додумать это было не сложно. Сухость во рту почти заставила Дазая нарушить паузу просьбой воды, но Майк покивал и разрушил тишину первым.       — Любовники, — он фыркнул, расплываясь в презрительной улыбке, и отвёл взгляд. — Любовники. Интересно. И как же... странно, что он не зашёл в палату, проведать любимого человека... или ты напутал что-то? Я думал, он просто не слишком заинтересован в твоём состоянии, но если вы... То это пиздец, без обид.       — Без обид? — Осаму нахмурился, но быстро состроил добродушие: — О, ну что ты... Какие обиды... Я же... Ну, мне знаешь, не впервой понимать, что меня бросили.       Майк отвернулся в сторону и бегал глазами. Выглядел он так, будто своими словами Осаму ударил его подвздох. Осаму победно фыркнул.       — Или ты думал, я всю жизнь только тебя любить и ждать буду, а?       — Нет. Конечно нет.       — В чём тогда дело? — Осаму поднял бровь. — Что ты сейчас про него можешь сказать? Чем ты лучше?       Майк вздохнул и промолчал.       — Вот именно. Вот и заткнись.       — Нет, Осаму, ты не прав. У меня... не было выбора. Это... обстоятельства.       Осаму смотрел в глаза и сощурился, чтобы изображение бессовестного лица стало чётче без обязательности искать очки. Для Майка, должно быть, это выглядело подозрительным взглядом, сомневающимся в каждом слове, но, честно говоря, Дазаю плевать, как он воспринял это. Осаму пытался высмотреть хоть каплю совести в человеке, который бросил его в трудный момент. И теперь тот смел затирать про обстоятельства. Надо же, интересно, какой порошок Майк добавляет к своей совести.       — Могу попросить принести мне воды? — щуриться Осаму перестал, теперь выглядел по-щенячьи вопросительным с разницей их положений.       — Конечно.       Осаму использовал здоровую руку, чтобы подняться в сидячее положение. Глаза защипали, и он наскоро протёр их, вдавливая подушечки в веки на пару секунд. Воспоминание недавнего сна догнало его не сразу, казалось, он растворился сразу после и вернулся только теперь — болью в белках.       Осаму вздрогнул и отвёл ладонь подальше, впиваясь в неё взглядом. Там, во сне, вроде, у него болели глаза, кажется, из них текла кровь, Осаму знал, что совсем один в той незнакомой местности, и оборачивался на звук... что за звук?       — Держи—       — Тихо! — Осаму отвернулся и от Майка, и от протягиваемого им стакана с водой. Отвернулся в сторону окна и пялился туда. Но больше ничего.       — М?       Осаму вернулся к Майку, указывая в сторону окна, фактически себе за спину, большим пальцем.       — Там что-то было сейчас?       — Собака лаяла, — Майк пожал плечом. — Где-то за территорией. Сюда бы её не пустили.       — Это не смешно.       — Я не шутил, — Майк опустился на стул, протягивая прошенную ранее воду.       Осаму потеряно усмехнулся и покачал головой.       — Кажется, я схожу с ума, — ответил он, принимая стакан.       Наконец, вода попала в организм, и Осаму может попрощаться с той сухостью, которая скреблась в горле. Осаму отвёл стакан в сторону, смотря ровно перед собой. Присутствия в глазах не было — Осаму прочно завис в своих мыслях. Он медленно облизнул губы, размышляя, как бы подвести Майка к брошенной минуту назад теме.       Пальцы здоровой руки отстучали статичный ритм по кружке, и Осаму поднял взгляд.       — Обстоятельства?       Майк молча изучил лицо Дазая. Может быть, рассматривал, что во внешности изменилось с момента их последней встречи? О, приятель... много чего. Ты всё пропустил.       — Знаешь, ты в чём-то прав, — продолжил Осаму. — Обстоятельства... Я понимаю его обстоятельства.       Майк нахмурился и теперь смотрел в глаза, без бессмысленных забегов. Он не ответил, потому Осаму вздохнул и отбил ритм снова.       — Я понимаю, почему ушёл Чуя. Он... уже хотел уйти от меня. Не раз. Это ожидаемо, знаешь. Вот в этом вы отличаетесь. Я... наверное, я даже был готов к тому, что он уйдёт.       Осаму нагло врал о готовности, даже сейчас его сердце скулило от непонимания, от злости, от обиды... но внешне он был спокоен и говорил вещи, заставляющие Майка чувствовать вину. Да, только ради этого. Быть может, так до него дойдёт быстрее.       — Я понимаю. И, может быть, на его месте я бы тоже ушёл. Думаю, он не хочет брать на себя эту ответственность. Ты же в курсе?.. Тебе сказали?       — О чём?       — Я умираю, Майк, — улыбнулся Осаму. — Всё, больше ничего не будет. Не нужно просить у меня прощения за то, что оставил тогда. Не нужно язвить на человека, который оставил меня теперь, чтобы я не умер у него на глазах. Не нужно винить ни кого-либо, ни обстоятельства. Здесь нет моей карты, одна неудачно поставленная капельница, не та таблетка — и всё. Даже если удачно избегать травящих меня соединений... Врач сказал, мне год остался в лучшем случае.       Майк немигающим взглядом осмотрел Дазая. Его брови поломались, но Осаму остался бы с мнением, что влажная пелена на глазах проявилась только от пропущенного факта необходимости моргания. Осаму даже усмехнулся, качая головой.       — Не знаю, о чём ты думал всё это время... Но ты действительно поздно. И ты... не тот человек, которого я бы хотел попросить скрасить мои последние дни. Скажи, что ты удивлён этому.       — Ты смирился?       Осаму опустил взгляд. Он доставал мысли из головы по мере их появления, поэтому звучал задумчиво.       — В нашей квартире произошёл пожар, и ты не смог найти документы. Тех денег, считай, нет. Меня с диагнозом никуда не выпустят. Операция дорогая. Денег не хватит, даже если продать машину. Времени не так много. Чуя пропал. Чуя сказал, что любит меня, чтобы я не ушёл, но в итоге... он меня предал.       Как и многих. Осаму пропустил смешок, понимая, что, вероятно, это действительно его природа и он будет поступать так со всеми. Осаму поднял глаза на Майка и продолжил смеяться:       — А я... я умираю.       Осаму продолжил смеяться, даже когда кружка с водой выпала из ослабевшей руки на койку и скатилась к краю. Майк копошился рядом, пытаясь как-то исправить оплошность, но Осаму совсем не замечал его.

༒

      Чуе дали выбор. Вообще-то не слишком уместный, раз суть осталась неизменной, но тоже ничего. Всё-таки Лим спросил, чему Чуя обучен больше.       Чуя знал, что вещи проворачиваются так тоже, но предполагал, что в таких случаях может быть недостаточно одного человека. Вроде, это следить за окружением, исполнение и тихий уход — всё на нём. И так быть, по мнению Чуи, не должно.       Вздохнув, Чуя едва не задохнулся в маску. Душила не столько маска, сколько понимание местонахождения.       Чуя попытался взять себя в руки: уже не впервой. Тогда, когда в лице принимающего патрон был член бывшей банды, следовало париться сильнее. Но тогда и мотивация была выше.       Или не совсем. Было в этих двух ситуациях нечто общее: Чуя делал это ради Дазая.       Чуя вытянул из внутреннего кармана пистолет и, опустив на колени, вставил глушитель. Короткий щелчок механизма был громким больше в ушах, чем на деле, в салоне. Чуя поднял взгляд перед собой, вспомнив наставление Дазая:

«Надо бы купить глушитель, а?»

      Чуя улыбнулся и осмотрелся, но цели не было.       — Ага, — ответил он фантомному Дазаю, перебирающему ногами по траве и неровной поверхности территории брошенных строек.       Фантомный Осаму посмотрел на него с улыбкой, и Чуя вспомнил, как нагло тогда гулял ветер по открытой местности. Как из-за этого каштановые волосы трепались по сторонам. Осаму действительно улыбался, но его лицо было побитым.       Чуя тогда спас его. И прямо сейчас понял, что не улыбался в ответ тогда. Не улыбалось как-то. Он не улыбался, но он сказал...

«Спроси ещё раз»

      Чуя вздохнул. Осаму спрашивал. И в тот момент Чуя не знал, как можно было себя чувствовать, если ответ положительный.

«Ты людей убивал?»

      — С недавнего времени, — одними губами за маской ответил Чуя.       Его взгляд нашёл того мужчину, из-за которого его сюда принесло на машине. Окно давно было опущено. Мужчина передвигался, и из-за укрытия обзор был не самым лучшим.       «С недавнего времени» стабильно.       Чуя вытянул руку, без колебаний обозначая прицел. Он прищурил глаз. И нажал на спусковой крючок.       Щелчок. Пустой треск обоймы.       Чуя широко раскрыл глаза, застывая: пистолет не выстрелил.