Яма 95

      Щелчок. Осаму закрыл за собой дверь.       Именно этот звук издаёт выступающий язычок, проскальзывая в отведённую ему ямку.       Чуя с криками едва не выгнал Дазая. Стоя спиной к двери, Осаму нахмурился и прокрутил этот момент в голове повторно. К чему такая громкость и спешность? Изучив телефон в руке, Осаму повернулся. Собрался войти обратно за ключом для слота.       Но пробежал взглядом по двери и вздохнул. Свободной ладонью взъерошил волосы, меняя траекторию в сторону. Раз уж Чуя так взбесился, пусть остынет. К тому же, будет не лучше, если во время поиска ключа звонок повторится.       Осаму спустился вниз.       В баре были столы и даже обслуживание. Дазая, правда, это не интересовало прямо сейчас. Посторонившись к цветку в углу, Осаму беглым взглядом окинул посетителей. Их было немного, каждый по-своему занят. Осаму не задерживался, чтобы не выглядеть подозрительно. Мельком смотрел по сторонам. До момента, когда к выходу из бара двинул парень.       Осаму стоял совсем рядом, так что поймал его, преграждая дорогу. Извинившись, поздоровался. Но больше сказать ничего не успел.       — Не английский.       Осаму чуть нахмурился и смерил незнакомца взглядом. Вполне осознанно передумал возвращаться в номер: поболтать с новыми людьми и — как следствие — вернуться к припадочному Чуе с выполненным заданием. Без сим-карты.       Но на английском незнакомец сказал только: «не английский».       — А какой?       Незнакомец глупо поморгал. Выглядел он не старше возраста первокурсника. К тому же, именно с таким непонимающим лицом первокурсники носятся по учебному заведению первую неделю учёбы.       — На каком языке ты говоришь? — продолжил допытываться Осаму.       Незнакомец вздохнул и посмотрел по сторонам. Похоже, выискивал кого-то из своих. Один бы он с таким знанием языка не добрался бы сюда. Вообще никак.       — Я по вашему не бе, не ме, что ты от меня хочешь?       Губы расползлись в улыбку. Первую часть Осаму не понял совсем, но после незнакомец на русском языке спросил, что он от него хочет.       — Хорошо, — не убирая улыбки, ответил Осаму. — Давай так.       Щелчок. Чуя нажал на спусковой крючок.       Вот только пули закончились на Оливере. Обойма пустая.       Чуя помнил об этом. Какой-то мыслью, которая ещё могла бы промелькнуть в сознании.       Щелчок-щелчок-щелчок. Чуя продолжил нажимать.       Неконтролируемые сокращения походили на приступ смеха. Губы расползлись в улыбку. Подтянув колени к себе, Чуя согнулся. Шмыгнул носом, только теперь осознавая, что щёки мокрые.       Приставил к голове запястье руки с оружием. Второй обнимая колени, спрятал лицо в изгибе.       И больше губы не извивались. Сжатый подбородок трясся. Рука с пистолетом — тоже.       Чуя зажмурился.       Энергия вдруг полыхнула неукротимым пламенем в вены. Чуя сжал кулак свободной руки до тупой боли. Прилив будто собирался разорвать его. И теперь Чуя вполне понимал, что рыдает.       Подобрал колени ближе, будто планируя сжаться. Сжаться в горошину, закатиться под пол. Перестать существовать. Не разбираться со всем этим. Не быть здесь.       Молчаливая ванная комната холодная. Стены давят. Где-то там: стоит открыть глаза, и Чуя увидит, что пространство сужается. Иначе как объяснить стремительную потерю кислорода в лёгких?       Чуя задыхался. Пальцы крепко вцепились в пистолет, который ничем не смог помочь. Потому что не было в нём пуль. Плечи тряслись; Чуя рыдал.       Незнакомец выпучил глаза и просканировал Дазая.       — Повтори.       — Хорошо. Давай поговорим так.       — Ты... знаешь русский?       Осаму чуть скривился и покрутил запястье в воздухе. Вроде, возможно. Вроде, возможно, хреново. Вроде, возможно, хреново, но как-то.       — Скажи ещё раз.       Осаму закатил глаза. Пусть заведёт себе попугая.       — Хорошо. Давай поговорим.       — Ты японец?       Осаму заинтересованно поднял бровь. Улыбнулся, вопросительно склоняя голову вбок.       — Р-р-р-рычишь. Вот так. На букве «р».       — Оу, — Осаму коротко усмехнулся и провёл свободной ладонью по шее. — Это...       Осаму забыл слово «странно». Потому поджал губы и пожал плечами. Угадать то угадал. И без расистских высказываний. Просто Осаму сразу начал говорить на английском, как можно было угадать... непонятно.       — Что вообще делаешь здесь?       Осаму вскинул брови. Осмотрелся и обвёл пальцем барное пространство.       — Нет, нет. В стране.       Чего? Осаму виновато улыбнулся. Это будет не так просто, как он решил.       — Штаты?       — А, — Осаму просиял. Даже усмехнулся с того, как не понял вопроса сразу. — Живу.       — И букву «ж» ты странно произносишь, — усмехнулся незнакомец.       Ну уж извините. Осаму пожал плечами. Вот, кстати, то слово. Это должно было быть как-то... "странно, что ты понял... потому что я всю жизнь живу здесь". Но уже не важно.       — Ты что хотел то?       Осаму поднял руку с телефоном, смотря на него. Вспоминал, как это слово будет на языке, возможность практики которого представилась ему впервые.       — О-о-о, нихрена. Айфон...       Осаму вопросительно посмотрел на собеседника.       — Айфон же, он и на вашем айфон?       Осаму кивнул. За разговором с таким сложным языковым барьером волнение стремительно оседало. А значит, уйти из номера от взбушевавшегося Накахары было правильным решением.       Горло скребло; Чуя непроизвольно, протяжно прокричал. Чтобы вытолкнуть это противное ощущение.       Но сделалось только хуже. Пока Чуя переводил дыхание, захлёбываясь слезами, ком встал поперёк горла снова.       Кафельный пол холодный — Чуя цепляется за это осознание, как за последнюю истину. Температура тела, кажется, перевалила за нормы.       Чуя уже позволял себе плач. Не пытался прекратить это.       Он убийца, и убийцей останется. Но кто же знал, что совершённое почти два года назад с такой оглушающей силой догонит спустя время. Чтобы задушить.       А Чуя уже, вообще-то, и не против быть задушенным. Мёртвым не нужно оправдываться.       Мышцы свело импульсом. Першение горла и моральное самочувствие склоняли к ещё одному крику. Энергию надо было выплеснуть.       Чуя отклонился назад и накрыл губы свободной ладонью. Боль разрасталась в груди жжением.       Чуя подтянул рукав толстовки на ладонь. Чтобы хоть как-то заглушить крик.       Осаму метался взглядом между двумя парнями. Помыв руки, второй выплыл и догнал своего друга. И конечно, представил его, как друга. И даже представил их обоих. Просто Осаму забыл. Русские имена такие сложные.       К счастью, новоприбывший парень говорил по-английски. Это было увлекательно, но вернуться к родному языку, это как рыбе попасть обратно в воду. Изучив телефон, парень поднял взгляд:       — Экран разбит.       Осаму кивнул. «Ну да, меня лупили ногами, когда телефон был у меня в штанине.»       Собеседник обратился к другу, ловко переходя на другой язык.       — Андрюха телефоны чинил. Надо узнать у него, экран разбит или стекло.       — Чинил. Но айфон — это не телефон. Мажоры ссаные.       — Завистник, — закатил глаза собеседник.       — Чему завидовать?! Куску железа? Умоляю, засуньте их себе в зад.       — Такой грубый, потому что тебя тут никто не понимает. Обычно в заднице как раз твой язык. — парень покосился от телефона, вслух вспоминая: — Он так-то ключ просил.       — Ну я так и понял.       — Не пизди.       — А вообще, сам посмотри, экран или стекло. Отупел, что ли?       — Было бы всё так просто, я бы уже знал.       Осаму молчал. Метался взглядом между двумя парнями.       Натянутой тканью толстовки Чуя вытер нос. Откинулся, прилипая спиной к стиральной машине. Опустил руки запястьями на поднятые колени. Смотрел в пространство, отчаянно пытаясь совладать с дыханием. От продолжительных рыданий, начал икать.       — Оно тебе надо? Где Андрюху сейчас искать?       — Где-нибудь возле толчка. Учитывая, сколько мы выжрали вчера...       Диалог парни прервали: телефон в руке зазвонил. Парень протянул его Дазаю.       Осаму пялился в экран. Вот этого он и пытался избежать, когда решил не возвращаться в номер.       Вздохнув, Осаму принял и приложил телефон к уху.       Чуя направил на себя пистолет и нажал на крючок. Щелчок. Бесполезный щелчок пустой обоймы. Но Чуя всё равно повторил. Получая неизменно то же самое. Забавно. Чуя усмехнулся, продолжая бессмысленно щёлкать. Направленное в лицо дуло не пугало.       Осаму бегал глазами, слушая телефонного собеседника. Не сдержал тяжелого вздоха перед ответом.       — Мне жаль, Марк.       Чуя поднял голову, затылком проезжаясь по стиральной машине. Смотрел в потолок недолго: пока губы держались сложенными в непроизвольную, истерическую улыбку. Зажмурившись, Чуя зашёлся рыданиями снова. Слабо покачал головой. Пытался, правда пытался отрицать собственные мысли. Но рыдал: не получалось.       — Спасибо, — улыбнулся Осаму уже троим парням.       Запомнил он только "Андрюху", который наконец поделился ключом для слота. За короткий диалог Осаму узнал о них совсем немного. "Андрюха" поинтересовался, как Осаму относится к Канаде. Осаму никак к ней не относился: никогда там не был. Потому пожал плечами.       Осаму понёс извлечённую сим-карту к мусорному ведру.       Но, добравшись, остановился. Почему-то в голове держалась мысль, что её обязательно нужно выбросить. Учитывая яркую реакцию Накахары.       Осаму провёл по чужой сим-карте большим пальцем и обернулся через плечо.       Чуя не осознавал глупость положения, пока рыдал, смотря наверх. Не понимал, что губы безудержно трясутся. Не позволял себе выплёскивать эмоции таким образом. Но был слишком в мрачных мыслях, потому всё это теряло вес.       Перебирая в голове абсурдность способа полученной информации, поймал себя на больших страданиях укуса совести, чем ранее. Спортивные соревнования среди отрядов, серьёзно?       Чуя был тем, к кому Осаму пошёл с этим номером.       Чуя с силой сжал зубами нижнюю губу в попытке остановить порыв. Безуспешно. Даже не больно. Не так сильно. Даже не близко.       Осаму убил Оливера.       Не позволив ему убить Чую.       И то, насколько это противоположные вещи...       Заставляет потерять последнюю надежду на завершение истерики. Плечи тряслись.       Остановившись возле двери, Осаму наскоро поправился. Достаточно неподозрительно? Выглядит, будто Осаму сделал так, как просил Чуя?       Осаму прошёл в номер. Щёлкнув за собой дверь. Почему-то это осталось единственным звуком. Осаму ожидал, что Чуя нарисуется в коридоре сразу, требуя отчёта о выполнении или типа того. Ожидал, потому держал его телефон в руке.       Пройдя в общую комнату, нахмурился и побегал взглядом. Накахары не было. Спустись он вниз, они бы обязательно пересеклись: Осаму сам был там.       Осаму прислушался. Пришёл к выводу: Чуя не в душе. Трубы использования того крана шумят. Только раковиной можно пользоваться бесшумно.       Раковиной, значит раковиной. Осаму метнулся к двери в ванную. Дёрнул ручку. Закрыто.       Постучал фалангой. Не получил ответа.       Потому позвал по имени. Очевидно, что Чуя закрылся там. Вот только неизменно не отзывался.       Осаму не стал бы так навязчиво лезть в личное пространство. Предположил, если Чуя занимался чем-то, куда лезть Дазаю не позволено, делал бы это в душе. Даже если нет, крикнул бы проваливать подальше. Потому что он занят. Но Чуя не говорил вообще ничего. За дверью не было звуков. За закрытой дверью.       Это напрягало. Не столько, чтобы повторить попытку вломиться, но где-то внутри точно. На не слишком сознательном уровне: как раз осознанно Осаму искал причины отстать от Накахары. Кто знает, может, у него тильт. После звонка Марка.       С которым Осаму всё же поговорил.       Совесть пыталась грызть, но сломала зубы.       Ничего плохого Осаму не сделал. Ничего хорошего тоже, но не суть. Это второстепенно. Осаму вполне может скрыть это от Накахары.       Последней безуспешной попыткой Осаму скользнул по ручке. И развернулся, намереваясь уйти в комнату. Подождать там, валяясь на кровати.       Но механизм щёлкнул, и Осаму остановился. Чуя снял задвижку, пусть не слишком приглашающе: дверь с той стороны не открылась.       Осаму позвал достаточно вопросительно, чтобы Чуя отозвался. Но Чуя не отозвался.       Вздохнув, Осаму медленно потянул дверь на себя. Побегал по пространству глазами, но Чую не нашёл.       Разве что, только когда опустил взгляд вниз.       Чуя сидел на полу у входа, спиной прижимаясь к стиральной машине. Видимо, он даже не поднялся, когда сдвинул задвижку. Только протянул к ней руку из своего положения.       Осаму неторопливо прошёл в ванную, стараясь сдерживать удивление. Остановился напротив сидящего Накахары. Лицо которого было в розовых пятнах.       — Прости меня...       Осаму приблизился и сложил оба телефона — свой — из кармана — на стиральную машину. Сдерживать ошарашенность становилось сложнее. С момента, как Осаму заметил в руке пистолет.       Осаму опустился на корточки рядом с Чуей.       — Я умереть хотел, — Чуя свободной ладонью мазнул по щеке. Будто пытался стереть упоминания слёз.       Осаму внимательным взглядом водил линии по его лицу. Точно не мог отклониться. Но успешно справлялся с насильным прижатием эмоций. С честностью признания сердце сжалось, будто в кулак. Найти Чую вот так, в небольшой ванной комнате отеля, с пистолетом в руке и красными пятнами после истерики... Что произошло?       — Но обойма пустая, — Чуя усмехнулся, направляя на себя дуло пистолета. — Не получилось.       Щелчок. Чуя нажал на спусковой крючок.       И это всё. Только щелчок.       Осаму почувствовал, насколько осознанно контролирует поднимающуюся тряску рук: это то же оружие, из которого он...       Спасая Чую. Который теперь заявляет, что воспользовался бы этим в свою сторону.       Даже если Осаму разозлился на эту мысль, он этого не понимал. Резко, почти грубо выдернул пистолет из пальцев, крепкой хваткой противостоящих жесту. Отшвырнул на машинку.       Поднялся, за запястье вытягивая Чую на один уровень. Либо Чуя стал тяжелее, либо Осаму ранее не перетягивал его, сопротивляющегося.       Когда же Чуя поравнялся и опустил взгляд в пол, Осаму не мешкал. Потянул его в сторону душевой кабины. В которую они поместились оба.       Достаточно было надавить на плечо свободной рукой, чтобы усадить Чую. Закрыв полупрозрачную дверь, Осаму снял душевой шланг. Благо, здесь было именно так, а не вкрученный в стену разбрызгиватель.       Осаму безжалостно выкрутил кран, направляя струи на Чую. Чуя закрылся руками. Его плечи дёргались. Движения Дазая были резкими, хотя он вообще-то настраивал воду, меняя ледяной поток на чуть тёплый.       — Хватит!       Осаму из положения упал на колени напротив сидящего Накахары. За запястья отодвинул его руки от лица. Поймал разбитый взгляд своим, не теряя той твёрдости, что внезапно вспыхнула в каждой клетке тела.       — Хватит?! — переспросил он, даже не планируя выпускать голубые глаза из плена своих. — Ты не в себе. Что ты творишь?!       — Я не знаю... — Чуя покачал головой. Лицо его было мокрым. От воды, само собой, но покрасневшие глаза могли бы путать в этом.       — Не знаешь? Ты хотел оставить меня!       Чуя принялся яростно отрицать это, повторяя жест. Мышцы лица ломались — Чуя опустил голову в попытке избегать взгляда. Либо скрыть факт продолжения истерики. Последнее, учитывая то, как затряслись плечи.       Осаму за подбородок поднял голову. И направил душ в лицо. Чуя захлебнулся, закрылся ладонью и отвернулся в сторону.       Одежда промокла. Холод топил джинсы на коленях, заставляя их ломаться протяжной болью. Дело было не в луже ледяной ранее воды, в которую Осаму, не думая, упал с первой же возможностью приблизиться к Чуе. Одежда которого уже прилипала к телу.       Чуя обвил ладонью руку Дазая поверх съёмного крана. Повернул в сторону, надеясь на остановку очередной водной пытки. Осаму повёлся, поддался, направляя струи в сторону. Смотрел в ответ с вызовом.       — Прости... Прости меня...       — Не прощу.       — Я знаю, — Чуя пропустил смешок. Доказывая, что даже близко ещё не находится в норме. — Я знаю. Знаю.       Осаму непроизвольно занёс свободную руку над лицом Накахары. Чуя перевёл разбитый взгляд. Усмехнулся. Протянул навстречу свою. И сплёл пальцы, мотая головой.       — Не надо.       Осаму поморгал и отвёл взгляд. Не смог бы ожидать ни жеста от самого себя в настоящий момент, ни реакции. Потому в миг почувствовал растерянность.       — Не надо на меня замахиваться. Я себе никогда такого не позволял. И никому другому бы не позволил... Я за тебя любого... Даже себя. Если обижу.       Осаму вздохнул. Посмотрев на Чую, направил кран в лицо снова. Чуя сопротивлялся, но у него было очевидно меньше сил в таком состоянии, потому он продул противостояние.       — Да подожди, — Чуя смеялся, отворачиваясь от струй. — Хватит, Осаму...       — Тебе хватит!       Разбивать мне сердце.       Чуя выдернул вторую руку из переплетения пальцев. Накрыл головку крана, блокируя выход воды. Она всё равно собиралась и стекала по ладони, но доходить до него больше не могла. Чуя смотрел в глаза. Дважды набрал и сбросил воздух. Поджал губы.       — Мне больно за тебя.       Осаму нахмурился, но рефлекторно, не сразу осознавая эмоцию.       — Когда произошла та авария?       Осаму отодвинул душевой кран, опуская его вниз. Струи заливали джинсы. Поток воды шумел, трубы гудели.       — Почему ты спрашиваешь?       Чуя пожал плечами. Усмехнулся и проследил за положением крана: опустил взгляд. Пожевал нижнюю губу. Не отвечал достаточно долго, чтобы Осаму напрягся. Зачем ему эта информация?       — Ты знаешь... Это несправедливо.       Осаму взглядом водил медленные, заинтересованные линии. Не мог бы поспорить с выводом. Не тогда, когда едва оправился совсем недавно; и то, под влиянием обстоятельств и другого человека непоколебимо рядом. Себя пришлось собрать обратно. Хоть насколько-то. Своё согласие Осаму не стал выражать вслух — ожидающе промолчал.       — И, несмотря на то, что ты рассказал... Ты принимаешь его. Как прошлое, но... Ты не вычеркнул его из памяти.       И не смог бы. Осаму помедлил; разлепленные для ответа губы издали приглушённый щелчок. Только после паузы, — сопровождающей шум воды и гудение труб, — вздохнув, нашёл в себе силы на ответ.       — Он важный человек в моей жизни.       — И ты считаешь, что он как-то связан с аварией? — Чуя вернул взгляд в глаза резко. Будто спешил с вопросом. Стало проявляться осознание, что, возможно, именно это было его изначальным интересом.       Осаму абсолютно внезапно вспомнил про душевой кран в руке. Отдал ему внимание, наклоняя чуть в бок. Следил за стремительностью вылетаемых струй: Чуя отпустил головку.       Одежда неприлично намокла. Стоило Дазаю податься ближе к Чуе, об этом напомнило короткое хлюпанье слипшихся от влаги джинсов. Осаму старался держать зрительный контакт, как бы это не было сложно. Не сложнее, чем честный ответ.       — Мне больно говорить об этом. Если вдруг для тебя это не было очевидно. Ещё больнее говорить, что я почти уверен в этом. У меня есть основания считать так. И зачем ты ковыряешь это?       — Что значит «зачем?»? — Чуя усмехнулся, отводя взгляд.       — Я рассказал тебе это по другим причинам. Ты всё перевернул. Твоё внимание... Я не хочу говорить, что ты блокируешь меня вот так. Но это выглядит именно... Ты меня слушаешь?       Чуя пялился в одну из боковых стен душевой кабины. Вскоре прикрыл глаза. Потому Осаму был вынужден переспросить, получает ли он внимание. Чуя будто отключился в момент. Кажется, Осаму слишком рано прекратил попытки вернуть ему сознание холодной водой.       — Ага, — Чуя скосил взгляд из-под полуприкрытых век. — Так когда это произошло?       — Ты, блять, издеваешься.       Нет, никакой вопросительной интонации. Осаму утверждал, это так. Чуя даже не пытался оставить тему после того, как Осаму более чем в лоб сказал, насколько ему больно. Он хочет провести интервью? А что насчёт пойти в задницу?       Чуя покачал головой; вроде, нет, ни в коем случае не издеваюсь. Хотя это в упор было так.       Осаму поднял руку, коротко заливая лицо Накахары водой из крана. Чуя крякнул и отвернулся. Благо, Осаму быстро перестал мучить его. В отличии от того, насколько долго это продолжалось в обратную сторону.       — Осенью. Я уже говорил это.       — Осень — это—       — Помолчи!       Чуя широко раскрыл глаза, но послушался. Вздохнув, Осаму продолжил:       — Это произошло осенью. Я не хочу вдаваться в точную дату. Знаешь, почему? Спроси день моего рождения и телефон. Ты ведёшь себя неразумно уже сейчас. Мне что, придётся откачивать тебя в большей степени, чем себя, в тот день? Не-а, нихера. И знаешь, что? Майк абсолютно точно причастен к этому. Но... Ты его видишь? Где он? Покажи, может я зря не надел очки сегодня. Что-то его, блять, в упор нигде нет.       Чуя надломил брови, что бы это выражение лица ни значило. Взгляд его голубых глаз не отклонялся. Благо, краткое «помолчи» он усвоил и неизменно исполнял.       — Но. Знаешь, кто есть? Ты и я. И ещё в деревне я убедился, что для тебя это значит не особенно дохера. Ты, вроде, спросил херню в стиле «можно я уйду?». Честности тебе не занимать, это помним и я, и твоя бывшая возлюбленная. И ты — не впервые — пытаешься оставить меня. Ты знаешь... Если ты решишь бросить меня, однажды просто свалив рано утром и — дай Бог — оставив записку... Я из-под земли тебя достану.       Осаму прервался, чтобы перевести дыхание. Перегруженный монолог вышел слишком эмоциональным, требуя всё больше сил на слова.       — Потому что. Так нельзя. Нельзя, Чуя, говорить, что ты рядом со мной, что мы обязательно справимся, даже если придётся вернуться домой. Нельзя обещать и бросаться громкими словами, а потом... Оставлять.       Капилляры в глазах треснули, красными линиями стремились к голубой радужке. Чуя поджал губы. Больше не увиливал от взгляда. Приподнятые брови, если и выдавали желание дать волю эмоциям, Чуя подавлял это.       — Прости...       — Почему, Чуя? — едва дал закончить Осаму. — Почему ты хотел поступить так? В чём причина? Ты сказал, что хотел умереть. Поговори со мной. Просто поговори, а не стреляй себе в лицо!..       Осаму осёкся и выдул воздух. Последнюю фразу едва не выкрикнул и сам прекрасно осознал, что следовало бы сбавить обороты. Хотя, если быть честным, он бы его ещё и ударил. Но пришлось дать слово.       Чуя молчал, пока Осаму скитался по мыслям, пытаясь отыскать причины. Как собственной реакции, так и предположения, почему Чуя стал вести себя так. Но, допустим, с первой частью справляться получалось. А Чуя неизменно молчал.       Долгая пауза, нарушаемая лишь звуком воды и гудением труб.       — Я предатель.       Осаму чуть нахмурился, найдя голубые глаза.       — Трижды, как минимум.       Осаму склонил голову вбок, но пересчитывать не стал.       — И как мне жить с этой мыслью? Будь ты мной, ты бы хотел жить?       — Что, блять, за вопрос... — Осаму покачал головой, отводя взгляд.       — Почему ты живёшь? В чём твой смысл жизни? Ты стольких потерял... А мысль, что самых близких ты потерял из-за человека... которого тоже считал близким? Как? Как ты с этим?..       — А что я должен делать? — с напором спросил Осаму, подавшись ближе к лицу Накахары. — Выпилиться? Руки на себя наложить?       Чуя смотрел так, будто да. Будто видел в вопросе нечто риторическое.       — Как все остальные слабаки, не способные взять себя в руки и идти дальше?       Чуя смотрел так, будто понял, что Осаму имеет в виду его.       — Я не сделаю этого. Если хочешь знать, почему, сразу поясню, что ты можешь не понять меня в этом.       Чуя смотрел так, будто оскорбился. Но он своим языком чесал о том, как бедный, несчастный рыжий ребёнок не получал должного внимания родителей. Потому пусть сотрёт это выражение лица, как только Осаму расставит оставшиеся точки.       — Родители научили не сдаваться. Я знаю, я уверен, что они бы не одобрили такой выход. Они учили быть сильнее. Даже если приходится притворяться. Они слишком много вложили в меня, чтобы в итоге я стал тряпичной куклой, болтающейся на ремне. Я знаю, кем я являюсь, и знаю, благодаря кому. Я бы ни за что не поступил так безрассудно. Я выбирался из более запущенных ситуаций. Мы с тобой сбегали от более сложных обстоятельств.       Чуя поджал губы и опустил взгляд.       — И? Как итог, ты стреляешь себе в лицо? Разводя руками, вроде «о нет, обойма пустая...».       — В висок. Я хотел выстрелить в висок.       — Потому что собрался сдаться?       — Ты не понимаешь...       — И не пойму, пока ты не расскажешь. Не обладаю умением читать мысли, увы.       Взгляд Дазая был требовательным. Чуя, правда, взял себе ещё одну паузу.       — Значит... Родители?       Осаму кивнул.       — Это тупик, — усмехнулся Чуя.       — Ну, значит, давай из него выбираться.       Чуя приподнял уголок губ и смотрел добродушно, будто не понял.       — Ты не имеешь права оставить меня.       Чуя покивал, в глазах даже промелькнуло согласие.       — И я тебя не оставлю. У нас нет путей назад, если ты забыл.       — Так, и?..       — Ты сам говорил про газеты и предлагал остаться здесь, пока дальше ничего не решено.       Чуя подавился воздухом и едва заметно закатил глаза.       — Тебя что-то не устраивает? — Осаму поднял бровь.       — Я такого не сказал.       — Да, но ты не сказал ничего, а выглядел именно так.       Чуя покачал головой и пожал плечами.       — Поможешь сдвинуть кровати?       Чуя раскрыл веки, пусть Осаму видел, что он мог бы сделать это сильнее. Просто не хватало сил. Удивление, в любом случае, вполне понятно отпечаталось на выражении лица.       — Привяжу тебя к себе. Чтоб не сбежал. — Осаму усмехнулся.       Чуя подавился воздухом, возможно, в попытке сделать то же самое. Просто не вышло должным образом. Опустил голову вниз, слишком очевидно уходя от взгляда карих глаз.       На стиральной машине валялись два телефона и пистолет. Где-то в расфокусе напротив неё, в душевой кабине Осаму поднял голову Накахары за подбородок. И направил линии воды ему в лицо.

༒

Северная Дакота. Конец сентября.

      Номер Чуе нравился.       Да, полностью.       Чуя не раз бывал в дорогих отелях. Йокогама, Осака, Токио, Нью-Йорк. Даже именно в такой последовательности, если попытаться припомнить, воссоздать очередность поездок с родителями. Маленького Чую можно было бы оставить с няней дома — всё равно, как итог, он едва выходил из люкс-номеров. Работницы иногда пугали его осечками, в духе неподходящих размеров тапок. И уносились за крошечными. Прятаться за мамой Чуя сразу переставал. Она непременно уже опаздывала на ужин или деловое собрание или ещё куда-то; Чуя бы уже не припомнил, когда и куда она так стремительно убегала, оставляя сына одного.       Там всегда был дурной доступ к бару. Свободный, неограниченный. Дурной одним словом. И не менее дурные яркие лампы. Свет заливал глаза, всегда почти слепил своей силой.       Потому Чуя его выключал. Просторный номер, обставленный вычурными, бесполезными украшениями типа, знаете, тупая высокая ваза с вставленной в неё веткой. Ветку вряд ли нужно поливать. Чуя бы остался с мнением, что эта ветка вовсе ненастоящая. На ней были какие-то то ли почки, то ли лиственные шишки. Чуя никогда не интересовался растениями.       А вот тупая ваза была тупой. Идиотские узоры золотистого цвета переливались на свету — благо, Чуя его выключил. Наверняка сотрудники навешали лапши, будто это не золотой цвет, а настоящее золото. Но Чуя уже тогда не был глуп, чтобы верить хотя бы на одну целую.       Ещё раздражали кричащие орнаменты вдоль стен в ванной. Чуя тогда не знал слово орнаменты. Но, побегав глазами, скривился. И выключил свет там тоже.       И что же? Роскошный, дорогущий номер. Маленький ребёнок, повыключавший в нём весь свет нахер. А где же родители?       Передвигаться по тёмному пространству было не страшно. Вскоре родители вернутся. Чуя самостоятельно снял трубку стационарного телефона, вызванивая ресепшен.       Не страшно. Обидно?       Такого слова Чуя не знал. Или притворялся, что не знал.       Боже, как же старательно он притворялся. Вроде, если не брать в голову собственную реакцию на факты, можно и не обижаться. Ребёнка совсем-совсем не пугал огромный номер с двумя спальными комнатами и выключенный светом. Это не означало, что он непробиваемый, не гарантировало, что он вырастет в мужчину с железн... железным, допустим, характером. Это говорило о том, насколько противопоставлены приоритеты.       И Чуя притворялся. Потому что беспокоило его совсем другое, отнюдь не темнота номера. Его пустота? В точку.       Расположившись на огромной кровати с банкой мороженого и ложкой, Чуя смотрел телевизор. Только от него и исходил свет: лампы были выключены нахер. Да, Чуя много ругался в мыслях в те времена. Потому что злился. И обижался.       Но как же хорошо он притворялся!       Больше, казалось, не нужно было.       Номер, в котором они с Дазаем остановились, ему нравился. Попроще. В разы — Господи, без тупых ваз и повторяющихся рисунков!       Тот вечер в начале месяца. Чуя протестующе скрестил руки на груди и стоял в стороне. Вроде, давай, здоровяк, тащи эту кровать, куда тебе угодно.       Осаму же не привык отступать. Когда он насколько-то приблизился к цели, Чуя физически почувствовал разгон сердечного ритма. Осаму... силён.       Духом. Невероятно. Сначала у него не получалось толкнуть кровать и на миллиметр. Он был бы кем-то другим, если бы на том и бросил попытку. Чуя и словами, и безразличной стойкой поодаль заявил, что это дурная затея и помогать он не станет.       Осаму не довёл начатое до конца, когда устал. Отдышка выдавала это в той же мере, что и скорый отход в сторону кухни. За водой, наверное. Но дойти туда он не успел: Чуя перехватил его по пути за локоть, требуя внимания.       Получив которое, извинился. Осаму промолчал. Чуя предложил помощь с кроватью: вернуть её на место. Просто потому, что собирался дать обещание не предпринимать больше ни единой попытки оставить Дазая одного.       Так как понял, что не имеет на это права.       О, за почти прошедший месяц его мозги встряхнулись, как новогодний шарик. Многое поменялось местами.       В плане, Чуя изначально не собирался говорить Дазаю о том, как сильно проебался. Тогда это было удивление на лице и ёмкое: «только когда буду при смерти». Не хотелось делиться грязью со своих рук.       Вскоре стало сложнее. До того, чтобы Чуя поигрался пистолетом с пустой обоймой. Сейчас то решение казалось даже не импульсивным, а... неосознанным. Правда. Он не мог вспомнить, как добрался до рюкзака. Тот случай небрежными мазками запомнился с момента бесполезного щелчка механизма. И Чуя бы поспорил, если бы кто-то сказал, что после он плакал. Не-а. Не было такого. Эту папку Чуя бросил в надёжный, дальний уголок хранилища.       Потому что, казалось, потерялась необходимость той истерики.       Момент.       Майка Чуя хотел бы представить неотёсанным, страшным придурком. Забрасывая упоительные изъяснения Дазая о его внешности туда же, куда папку с истерическими рыданиями — которых, если что, не было! — в ванной. Но Майк всё ещё бывший объект влюблённости Дазая. Так или иначе, пусть он был симпатичным. Хрен с ним.       «Майк, — обратился бы к нему Чуя. — Ты заберёшь моё чувство вины на себя?»       «Конечно, нет проблем!» — ответил бы ему Майк.       А всё почему? Осаму взял на себя роль партизана.       «Когда это произошло?» — «Не знаю, мужик. Осенью. Я говорил уже, что осенью. Проверь свою память. Или обратись к своей аптечке?»       Осаму запретил размышлять об этом.       «Идиотский способ заблокировать меня как парня.» — «Посмотри, какими приёмами пользуешься сам!»       И это правда. Виноват Майк, если даже не пытаться разобраться в этом.       «Майк?» — «Да!»       Чуя снова начал принимать лекарства. Это звучит понятнее. Когда мозговой штурм кажется глупым и нереалистичным, следует честно вернуться к тому, что Чуя снова глотает таблетки. И делает вид, что верит своим мыслям. А притворяться под веществами в разы проще.       Два года назад Чуе было пятнадцать. Его руки тряслись так сильно, что из них трижды выпали ключи, когда он пытался зайти в дом через заднюю дверь. Он обнимал себя за плечи, сидя на полу своей комнаты поздно ночью.       В полной темноте. Без света.       Смотрел в пространство и трясся от ужаса совершённого. Но не плакал. Кто-то в хранилище зашуршал папкой с листами, но Чуя выдернул и бросил обратно. В дальний, пыльный угол. Не было такого, ясно? Кому не ясно?       В ту ночь лицо осветил не телевизор. Но телефон, валявшийся на полу рядом. Чуя отклонился в бок — не протирая щеку тыльной стороной ладони! — и изучил полученное уведомление.       То было оповещение о внесении средств на счёт. СПА-СИ-БО. Лучше бы это была смс-ка от киллера: «выходи, я на крыше соседнего дома ;)». Чуя бы вышел.       Казалось, тогда он не особенно, только насколько-то понимал реальность. Полное осознание ударило по нему позже. В момент он просто был загнанным и загонял себя сильнее. Когда он поймёт — он будет вне себя. Жаль, это другая история. Это не произошло в ту же ночь.       «Обратись к своей аптечке» — Осаму не сказал так. Но Чуя стал стабильно обращаться. Первым делом после пробуждения.       Осаму неизменно вставал раньше, и если сначала звал Чую за эту разницу хорьком, то теперь стал в момент обращаться к нему через «суслик». Почему? Хотелось бы знать. То было совсем нелогично, в отличии от начального зверька, что любит поспать.       Осаму вставал рано и прилипал к полу в кухне. Оговорка, пол был в классной кухне! Йокогама, Осака, Токио, Нью-Йорк. Были там вообще кухни? Помимо доступного — даже ребёнку — бара и небольшого холодильника рядом. Они всегда выходили поесть куда-то. Никаких поздних ужинов и ранних завтраков непосредственно в номере. Только мороженое на кровати, да? Ну да. В остальное время — за пределы отелей и гостиниц.       Там же Осаму и оставался. Проснувшись, Чуя чуть свисал с кровати и пытался высмотреть Дазая на кухне. Двери-то нет! Только убедившись, что Осаму не выходит прямо сейчас, Чуя заталкивал в рот таблетки. Когда забывал набрать и поставить стакан воды на тумбу перед сном, поднимался и быстро шагал в ванную. Запивал из тихой раковины, набирая воду в ладонь.       Почему он хотел скрыть от Дазая, что принимает лекарства? Хотел бы он знать. Может, из-за чувства вины, связанного воспоминанием с этими же препаратами, может нет. В любом случае. Делал это Чуя незаметно.       И это стало проще с их нынешней целью. О, об этом ещё не говорилось?       Осаму вставал рано. Приготовив завтрак — иногда и на Чую — оставался поесть на кухне, чтобы не мешать спящему суслику — почему всё-таки суслику? А после, так же, неизменно рано, натягивал маску и уходил. На свои положенные сто безуспешных собеседований. Попробуйте устроиться на работу, не имея документов, подтверждающих гражданство и личность, ага. Можно сразу побиться головой о стену.       Но Осаму не привык отступать. В нём копошилось больше жизни, упрямства и стремления, чем в Чуе, вполне имеющего документы — пусть ненастоящие. Не зря ведь Осаму жаловался в начале месяца, что чувствует себя бесполезным. И раньше им не требовалось слишком много, чтобы стать работниками. Вероятно, бесконечные отказы стали одним из самых влиятельных рычагов настроения Дазая. Осаму вряд ли когда-то был таким побитым. Уставшим, но довольным после рабочего дня — да, да и ещё раз да. А тут ему ничего не дают делать. Осаму точно огорчён.       Чуя предложил поставить кровать на место. Пообещал, что больше не произойдёт ни одной попытки оставить Дазая.       Осаму не поверил. Осаму прямо сказал, что не верит. Впрочем, это и так можно было вычитать на выражении лица.       «Тебе достаточно обратиться к своей аптечке». Кто-то помнит контекст заявления? Кто-то в хранилище зашуршал бумагами в папке и отдал Чуе. Да, спасибо. Это тоже было вытащено откуда-то из закромов: неприятное воспоминание. Была бы его воля, он бы забыл совсем. Но да ладно.       Это произошло на следующий день после того, как Чуя — обманом, кстати — накормил Дазая таблетками, от которых он мог умереть. Чуя почти подумал переложить эту вину на него самого, но передумал. Осаму, зная проблемы со своим здоровьем, должен был отказаться от той горсти. Но пару минут назад оправился от панической атаки.       И сыграл в игру. «Я никогда не сидел на полу, закрывая лицо руками.». Ящик с грохотом задвинулся, хранилище снова шуршало, швыряя "подпольную" папку. Лжец.       В комнате не было света. Идиотское уведомление о пополнении счёта прочитано. Чуя закрылся руками и яростно замотал головой. Что, если Чуя немного перепутал, и не ему должен был написать убийца, а ему самому написали, как убийце? «Спасибо, что доставил тачку в гараж на Норт-стрит. И убил кого-то по пути ;) Нет возможным свидетелям, так держать!»       Так держать?       А за произошедшее на ферме Чуя, вроде, не извинялся. М? Что там, хранилище? Да, точно. Осаму сам пошёл на разговор во время работы. В честь примирения — или хрен знает, как это назвать — Чуя выдернул ему сорняк.       Примечательно, что он был единственным. Вспомнилось, что Чуе Осаму выбрал самый. Из множества. Но да ладно. Не сейчас. Мы не об этом.       Осаму не поверил, что Чуя оставит попытки бросить его.       Чуе номер нравился. Даже это нововведение: одна большая кровать, собранная из двух односпальных. В тот вечер Чуя всё же помог Дазаю. Они спят вместе? Фу на вас! Да.       Но это не было инициативой Накахары. К тому же, говоря честно, Чуя прикинул это как решение справиться с одиночеством. Не своим. Это ведь всё ещё осень — тяжёлое время года для Дазая. И ему понадобится поддержка. Он не в курсе, откуда у Накахары в запасе такое количество чувства вины. И пока не узнает. Да, Майк?       Если так ему будет легче, ладно.       Мысли напрочь выветрились, когда Чуя поднялся на этаж. Увлекательное путешествие в прошлое, теперь закрываем хранилище на ключ и не тащим из ящиков воспоминания, которых не было.       Чуя едва успел зайти в номер, как Осаму выглянул из-за стены. Чуя нашёл себя удивлённым встречей, как бы странно это ни звучало.       Осаму держал маску в руке; ничего не скрывало улыбку. Стянув свою, Чуя вернул эмоцию и прошёл следом — в комнату.       — Я только что вернулся, — объявил Осаму. В следующую секунду плюхнулся на ближайшую часть их общей кровати.       Чуя покивал: так и думал. Сам был достаточно уставшим за побегами по небольшому городу. Потому, не размышляя вообще нисколько, сел на пол возле кровати. Спустя секунды распластался по полу. Вытянул руку, стукнувшись о прикроватную тумбу. Недовольно цыкнул: не больно, но какого хрена тумба прямо тут, куда можно было бы спокойно вытянуть руку?       — Осторожнее.       — Норм, — Чуя вздохнул. — Как успехи?       Осаму упёрся на локоть и выпрямился. Теперь на кровати он сидел. Рассматривал валяющего на полу Чую. Ой, да всё ещё без разницы, пол достаточно удобный.       — Успехи? Забыл уже, что это такое. Когда мне отказали, я сказал, что могу подметать территорию. И... Чувак в жилете налетел с метлой, ну, чтобы я понял, что это место уже им занято. Ругался. На этом... блин. Из Австрии он, короче. Недружелюбный молодой человек.       — М? То есть, ты с ним пообщался?       — Нет. Говорю же, он меня наругал. И прогнал метлой. — Осаму коротко, тихо посмеялся.       Чуя усмехнулся и мотнул головой.       — Ты не был готов драться за это место?       — Нет, в другой раз, — Осаму потянулся.       Чуя рассматривал его из своего полового положения. В смысле... лёжа на полу.       Толстовка, за ней — футболка безвольно поползи наверх, открывая небольшую полоску кожи на животе. Чуя не заострил бы внимание, будь толстовка не чёрной, а футболка — не тёмно-зелёной. Просто неожиданный контраст. И пусть взгляд дважды попадал ниже, быстро возвращаясь. Это всё ещё машинально.       — Как твои дела? — закончив с внезапной разминкой, спросил Осаму.       Чуя вздохнул. Прикрыл глаза.       — Мне предложили быть промоутером. Светить лицом, которое мы с тобой вообще-то... Звучит менее мрачно, чем твой день...       — Но ты отказался?       — Но я да. Отказался.       Осаму приподнял брови и покивал. Вроде, ясно. Но не такое ясно, когда действительно просто ясно, а вот это «ну-у, я-я-ясно, ясно». Конечно, в сравнении Чуя сам вертит носом, когда как Дазаю вертеть не от чего, да и он бы не стал.       — Как там Андрей и остальная часть русской компании? — усмехнувшись, перевёл тему Чуя. — Я ахренел, когда они подсели. Но ещё больше, когда ты начал болтать с ними.       Осаму усмехнулся.       — Рукомойник, — сказал он.       Чуя услышал нечто, схожее с собакой, подавшей голос, и нахмурился. Должно быть, это было что-то на русском.       — Ч-Что?.. — запинаясь, переспросил он.       — Умывальник, — перевёл Осаму. — Так это звучит на русском.       — Так чертовски грубо...       — Возможно. В любом случае. Я знаю немного. А у парней, о которых ты спросил, всё в порядке. Как и у твоего телефона.       Чуя понимающе кивнул. Догадывался, что заслуга замены битого стекла именно за ними.       — Расскажи лучше про свою милфу.       Чуя выпал в осадок так сильно, что не смог совладать с этим вырвавшимся удивлённым звуком. Прикрыл глаза и, давясь, тихо посмеялся.       — Что? — не въехал в его яркую реакцию Осаму.       Чуя перевёл дыхание, пусть губы повторно сложились в ошарашенную улыбку. Не сдержался — прыснул и чуть качнул головой.       — Не знал, что тебе известны такие слова.       — Почему? Я всегда тусовался в компаниях парней. Они часто трепались о девушках.       — И ты подслушивал? — ехидно усмехнулся Чуя.       — Агрх, — Осаму закатил глаза. — Да, ты прав, мне было не слишком интересно. Но терминологию то я уловил.       — Ну, и... для каких целей тебе это?       — С тобой, например, поговорить. Кажется, она просто спасла тебя от нашей компании, забрав за другой столик. И, вроде, вы общались после ещё пару раз.       — Ладно-ладно-ладно, — Чуя тараторил, потому что его неизменно веселило употреблённое Дазаем слово. — Ничего она меня не «спасала».       — Ты сказал, повесишься на ремне, если мы сейчас же не вернёмся к английскому, — возразил Осаму.       Чуя цыкнул. Против фактов, конечно, трудновато. Но он всё равно нашёл, с чем поспорить.       — Не знаю, может, она и выглядит, как м-милф... — Чуя пропустил смешок. Нет, Осаму сказал это слишком ёмко, чтобы просто забыть и не веселиться. — Короче. Нет. Это не так. У неё нет детей.       — Выглядит так, будто есть, — Осаму стушевался и отвёл взгляд.       Чуе от смены реакции стало ещё веселее. Осаму бывает невозможно забавным.       — Хватит ржать.       — Нет, я просто...       Осаму в упор посмотрел на Чую, потому он не договорил, пропуская очередную усмешку. Мимолётно приложил ладонь ко рту, как бы извиняясь за невозможность совладать с собой.       — У неё большая грудь. Удивлён, что даже не кормящая...       — Да заткнись ты! — Чуя рассмеялся и забегал глазами по полу. — Чёрт. Даже кинуть в тебя нечего.       — Ну хоть в чём-то тебе не везёт, — Осаму прыснул. Прочистив горло, перешёл на серьёзный тон слишком неожиданно, почти комично. — Но факт остался фактом. Тебе нравится её грудь?       — Я не рассматривал.       Ложь.       — Не ври мне, — которую Осаму сразу раскусил. — Я знаю, что тебе нравятся женщины, Чуя. Не заливай. Просто спрашиваю про её грудь.       — Ты меня утомил, — Чуя слегка поменял положение, устаиваясь на полу удобнее.       — Да брось. Поговори со мной. Мы ведь друзья. Или я что-то путаю? Разве друзья не могут обсудить подобное?       — Нахрена тебе это? Всё равно не сможешь понять, чем цепляют женщины. Вот твоё предположение: грудь. Но это... ну, не всё.       — Мм. Тебя вставляют её безвкусные очки с толстой оправой и белоснежная шишка на затылке?       — Она распускала волосы, — машинально возразил последнему пункту Чуя.       Осаму прыснул.       — Я то этого не видел. Потому и спрашиваю, что тебе в ней нравится.       — Это сложно объяснить... Не думаю, что сам знаю наверняка.       — Ты хочешь её?       Чуя слегка нахмурился. Как расценивать этот вопрос? В плане, конечно, Осаму не узколобый, и допускает, что, если он не хочет женщин, это вполне могут делать другие. Но зачем ему знать, думает ли Чуя в таком ключе о новой знакомой?       — Ты меня утомил часть вторая.       — Чёрт, просто ответь, в чём проблема?       — В том, что я не знаю. Отстань с этим. Мы просто... пообщались.       — Несколько раз. Обычно этого достаточно, чтобы понять.       — Ну, значит, это уникальный случай, и я реально не знаю.       — Или просто не хочешь говорить об этом мне, — пожал плечами Осаму.       И, отчасти, в этом была правда.       — Это не так. Если бы знал, я бы ответил.       — Ладно, — Осаму подался вперёд, опуская локти на колени. — Значит... детей у неё нет? Странно. Сколько ей? Тридцать пять или типа того?       — Ты что, сумасшедший? — усмехнулся Чуя. — Всего немного за двадцать.       — Мм. А ты — школьник, бросивший на последнем году старшей школы.       — Думаешь, так правильно считать? Мы же весной уехали. На предпоследнем, получается.       — Плевать. Не суть. — Осаму помедлил, но спросил: — Как её зовут?       — Рут, — быстро ответил Чуя. К счастью, теперь вопрос был обыденным, не ставил его в тупик. В отличии от тех, про грудь и возраст.       — Ясно. Но ты помнишь, что всё ещё несовершеннолетний?       — И? — Чуя поднял бровь. — Я в свои годы могу быть слишком... Это не проблема, короче.       — Жеребец.       — Ну да.       — Уверен, твои прошлые пассии согласились бы с этим, — Осаму отвёл взгляд на стену. — Особенно та, которой ты изменил. Наверняка до сих пор задаётся вопросом, достаточно ли раз она тебе давала, допустим... в неделю.       — Хватит, — тихо, почти разбито попросил Чуя. Опять Осаму копается в прошлом, не забывая засыпать осуждениями.       — Да я так. Просто вспомнилось. Энергии, сил и страсти тебе наверняка не занимать. Настолько, что одной тебе было мало. Вот и сопоставил. Я ж не спорю, у тебя с этим всё в полном порядке.       Вот мудила. Казалось, эта тема позади. С момента, когда Чуя подробно расписал обстоятельства произошедшего. Признал ошибку и напомнил, что у всех есть на них права. Только, кажется, Осаму неизменно считает чуть иначе. Исключительно по отношению к Чуе. Даже находясь за сотни тысяч миль от дома, — где это и произошло, — Осаму продолжает тыкать.       — Осаму.       Осаму медленно сполз взглядом со стены в голубые глаза.       — Мне жаль.       Осаму нахмурился, рассматривая валяющегося на полу Чую. Осаму его не понял.

༒

Северная Дакота. Вторая половина октября.

      Чуя делил столик в баре с Рут.       Смеясь, Рут поправляла блондинистые волосы. Распустила их не слишком давно. Чуя с нескрываемым интересом следил за махинацией, в которой резинка летит на стол, а крашеные пряди становятся свободными и сползают на плечи.       Чуя был откровенным лжецом. Рут тащится по рубашкам с вырезом ровно так же, как Чуя по её грудям, едва не выпирающим на стол из этих вырезов. Она так хороша, что думать об этом просто неприлично.       В этот вечер на ней серая рубашка — с вырезом, конечно — из лёгкой ткани и с мерцающими, шуршащими вставками на предплечьях. А эти очки Осаму, вроде, назвал безвкусными. Что он понимает? Чуе нравится чёрная оправа, и линзы не заставляют зелёные глаза выглядеть выпученными. Рут всё ещё выглядит аккуратно. Несмотря на то, как тональная основа забилась в едва заметную морщину возле рта.       Да, возможно, ей немного больше. «За двадцать» — достаточно растяжимое заявление.       Слащавый аромат её духов с каждым дуновением сквозняка возвращает Чую на место. Да, это его место. Сейчас, болтая с привлекательной девушкой, он чувствует себя собой.       Вся эта непонятная шелуха в лагере... Конечно, там была Кейт, но она не зацепила Чую. Речь о том, что происходило, не учитывая её присутствие.       Однажды перед сном Чуя задумался. О том, что ему передёрнул парень, и теперь с этим как-то нужно свыкнуться. Но ладно, не просто «парень», не какой-то путешественник, случайно прибившийся к его постели. Осаму. Но легче от этого как не становилось, так и не стало.       Просто тогда это была реакция на девушку. Осаму помог справиться с последствиями. В обществе слишком недооценена важность сексуального поведения. Чуя тогда истосковался по чужим прикосновениям. Только поэтому ответил на поцелуй.       В хранилище копался Чуя поменьше, теперь это понятно. И он полез за воспоминанием, когда Чуя поцеловал Дазая первым. На эмоциях. Чуя побил по рукам крошечному Чуе из хранилища, но всё равно вспомнил.       А что ещё прикажете делать, когда человек заявляет, что абсолютно знает вас? И когда это действительно так? Когда вы своим языком рассказали ему почти о всех своих тайнах?       Что? Друзья поступают так же, но целоваться не лезут? Ну, допустим. Чуя всё ещё тосковал. Достаточно убедительно?       В любом случае. Это другое.       С грохотом поставив стакан обратно на стол, Рут сложила ладони. Её большая грудь покачнулась, будучи секундно сдавленной. Можно спорить, она делает это специально.       И у неё получается. Чуя осознал, что открыто пялится, и поднял взгляд. Рут улыбалась. Глазами — в первую очередь. Которые заинтересованно поскользили от лица вниз. Чуя почувствовал прилив, будто поднималась температура. Ничего другого почувствовать невозможно, когда женщина так беззастенчиво рассматривает. Неужели это взаимно?..       О, точно. Осаму задавал тот тупой вопрос. И сейчас Чуя без сомнений и стеснения может ответить. Пусть самому себе.       Конечно, он её хочет!       Особенно, когда она раздевает его взглядом. Признаться в этом просто. Уловив взаимность желания в глазах и жестах.       Чуя оторвал от стола свой стакан. Поболтал содержимое по стенкам, отдавая внимание исключительно Рут. Мазнув по груди, поднялся к глазам и приподнял бровь. Хищность зелёных глаз заставила чуть смутитьс... Чуя бы не позволил написать это. Чуя просто отвёл взгляд в сторону на секунды, пока делал небольшой глоток.       Градусы. И относительно долгое — как минимум стабильное, ежедневное — общение. Чуя поменял положение на стуле. Возникающие в мыслях непристойности он пытался отогнать. Одновременно — не хотел прогонять их. Хотел вытянуть из головы и превратить в реальность.       Но пока реальность такова, и они — к сожалению, одетые — сидят за столом. Приходится держать себя в руках. Перестать представлять, как пальцы расстёгивают пуговицы серой рубашки. Как Чуя не видит её лица, потому что губами впивается в шею. А ладонь мнёт мягкую грудь, вытягивая из Рут сдержанные выдохи.       Да-да, перестать думать об этом.       После Чуя стянет с неё нижнее бельё. Поцелуями покружившись по животу, опустится вниз. Своим языком он обязательно заставит её стонать. Без резких движений и неуместно по-идиотски набранной сходу скорости. Кончик языка неторопливо начнёт ласкать клитор. Медленно, но стабильно. Ускоряясь после. До момента, когда Рут перестанет сдерживать себя, а её ноги разъедутся по сторонам, сминая постель холодным отзвуком чистой простыни.       С розовым бюстгальтером, скорее всего, возникнут проблемы.       Потому что Рут посадит его на кровать и встанет на колени. Чуя потянется к её спине. Но его член будет получать слишком приятное скольжение. Потому сначала Чуя просто проведёт ладонью по лопаткам, растерявшись несдержанным выдохом от глубины её глотки.       Рут беглым взглядом пробежалась по заставленному столу и посмотрела на Чую. Чуя приподнял уголок губ.       А потом он будет трахать её до криков.       Чуя поморгал и подтянулся на стуле. Одёрнул футболку. Вот идиот. Знал же, что следовало перестать фантазировать. Пожалуйста, семнадцатилетний школьник — бросивший, кстати — вдали от дома. Хотя бы не испугался от потери навыков. «А-А-А! ЖЕНЩИНА...».       Но Чуя хочет её. Теперь уже откровенно.       Рут сняла очки. Улыбнувшись, в упор посмотрела на Чую.       — Так резко замолчали...       — Да, — прочистив горло, Чуя вернул эмоцию.       — О чём мы там говорили?.. — тонкие коричневые брови сдвинулись к переносице. Рут выглядела задумчиво. И это было чертовки горячо. Член Накахары не мог оставить без внимания картинку из воображения. Именно так Рут будет хмуриться, когда Чуя будет входить в неё, ускоряясь. И открывать рот. Смотря вниз. Пока Чуя будет пялиться на её лицо.       О чём говорили? Чуя представлял, как ломает кровать, находясь на Рут. Кто там о чём говорил? К счастью, свои желания Чуя оставил в мыслях.       А начать новый разговор они не успели.       — Чуя?       Рут перевела взгляд, Чуя полуобернулся. Осаму посмотрел на Рут, приветственно кивая.       — Добрый вечер, мисс?..       — О, нет, просто Рут. Мне не нравится настоящая фамилия, а эту его, ещё более идиотскую, я не переношу.       — Вы замужем?       — Нет.       — В разводе?       — Тоже нет, — Рут поправила прядь волос. — К сожалению. Но в процессе.       — О, ясно, — кивнув, Осаму отдал внимание голубым глазам. — Ты занят, да?       — Что-то случилось? — Чуя развернулся на стуле в бок. — Говори.       — Нет-нет, всё в порядке. Просто...       — Мы можем отойти, — Чуя большим пальцем указал в сторону. Мгновенно осёкся, насколько неловко будет подниматься и куда-либо идти с тяжестью в штанах. Но если Дазаю что-то нужно, придётся. Несмотря ни на что.       — Нет, не нужно. Я просто не нашёл тебя в номере, решил проверить, здесь ты или... Это. Где запасные маски? Мы, вроде, покупали штук десять, но...       — Маски? В тумбе, которая... В твоей тумбе.       Пауза ушла на осечку. Чуя собирался сказать: «в тумбе с твоей стороны». Потому что кровать у них одна, по обе стороны от неё стоят тумбы. Но это бы звучало не так, как должно. Так, как есть, но не так, как должно, чтобы избежать возможных вопросов. Вряд ли Рут даст парню, который спит в одной кровати с другим. Подумает ещё, что они любовники. Вот умора.       — Болеешь? — поинтересовалась Рут.       Осаму бросил на неё взгляд и лениво покивал. Достаточно лениво, чтобы ввести в заблуждение, будто кивками ответил правду. Осаму, вроде как, вылечился. Масками они скрывают лица. Пусть не слишком успешно и не всегда, но это даёт хотя бы мнимое ощущение защищённости.       — Ладно, я пойду, — Осаму развернулся, но задержал взгляд на Чуе. — Спасибо, что напомнил. Голова чугунная, скоро имя своё забуду из-за этой болезни.       — Может, присоединишься? — предложила Рут.       Чуя прыснул. Вот чёрт, не тогда, когда Чуя размышлял о грязных позах. Туда Дазаю присоединяться не надо. Или...       Нет! Что нахрен это было за сомнение?! Фу.       — Нет, спасибо. Я пойду. Прилягу.       — М. Ну, как знаешь.       Осаму коротко кивнул и снова нацелился на выход из бара.       — Осаму? — Чуя подался вперёд; получил внимание и вопросительный кивок. — Мне пойти с тобой?       Осаму поднял уголок губ, но улыбки в этом не было. Будто эмоцию притянули прищепкой с щеки.       — Нет. Всё норм, просто отдохну. У тебя тут... дела. Я справлюсь.       — Звони, если что.       Осаму покивал. Чуя дёрнулся, будто обжёгся:       — Почему сразу не позвонил?       Хотел, чтобы ты увидел, как ему плохо! Побитый отказами собеседований Осаму выглядит иначе. Чуя привык к этой грусти на его лице. Привык к тому, как скоро Осаму берёт себя в руки, стараясь прогнать скверное настроение и влиться в разговор.       Осаму пожал плечами. Развернулся и ушёл.       Чуя остался сидеть, смотря ему вслед.       — Похоже, у него температура, — предположила Рут. — Выглядит вялым и быстро уходит.       Чуя покосился на неё, сканируя быстро, не так слащаво и оценивающе, как ранее. Да, она права. Но Осаму выздоровел! Осаму болеющим выглядел живее. Притворялся, игнорировал недомогания, но выглядел.       — Дерьмо... — Чуя развернулся обратно и безвольно откинулся на спинку стула. Пальцами подхватил стакан, в упор изучая его.       Таблетки. Чуя закидывался на постоянной основе. И поверьте, действие было достаточно сильным, чтобы блокировать навязчивые мысли. Вот только теперь они вернулись. Из-за допущения.       — Вы близки?       Чуя поднял взгляд на Рут и нахмурился.       — Так переживаешь за него...       — М. Просто...       Рут улыбнулась и склонила голову вбок. В её воодушевлённом взгляде читалось «просто что?». Чуя вздохнул.       — Да. Мы близки. Он мне жизнь спас.       Рут разлепила губы и приподняла брови. Заявление было достаточно громким, чтобы ввести её в удивление. Смотря в глаза, Чуя покивал. Заявление было громким, но правдивым.       Чуя залпом осушил стакан.       — Так что. Прости за это. — отодвинувшись на стуле, начал подниматься. — Мне нужно идти. Я дойду до стойки, оплачу всё, что мы выпили, но после ухожу. Извини. Мне жаль. Вот так прерывать... но... Ты ведь пока не?..       — О, я ещё остаюсь здесь, всё в порядке. Встретимся завтра?       — Да, — Чуя улыбнулся, вытягивая картхолдер из кармана.       — Супер. Тогда нет проблем.       — До встречи.       Рут машет рукой на прощание, и это последнее, что помнит Чуя.       Мысли и чувства мешались между собой в такую неразбериху, что дальше Чуя сказал бы: шёл на автомате. Сердечный ритм ускорился. На то не было видимых причин, помимо употреблённого алкоголя. Чуя начал волноваться. Спрашивая самого себя: «почему?», не получал ответа. Просто фактом. Желудок неприятно тянул. Это странно, никаким экспериментам он его не подвергал. Тоже следствие внезапно нахлынувшего пласта нервозности?..       В номере не было света. Чуе стало дурно. Не то чтобы до этого не было, но ощущение усилилось. Чуя надеялся, что Осаму лёг спать. Это бы объяснило всё подряд. И выключенный свет, и его состояние.       Чуя остановил ладонь на стене и осторожно заглянул в комнату. Осаму сидел на кровати. Почти ровно. Пялился куда-то в угол.       — Эй?..       Осаму скосил лишённый смысла взгляд.       — Прости.       — За что? — шире раскрыл глаза Чуя.       — Потом, — отмахнулся Осаму. Снова упёрся в угол комнаты и едва моргал. — Сначала объясни мне это.       Чуя нахмурился и побегал глазами. Осаму указал пальцем в угол:       — Кто этот человек?       Чуя задержал дыхание и проследил траекторию.