Яма 95

Северная Дакота. Начало сентября.

      Небольшой номер в отеле Дазаю нравился почти весь. Было где развернуться, и не раз, если потребуется уносить ноги от разозлённого Накахары, готового бросаться вслед всем, что попадётся под руку.       Одна общая комната с двумя односпальными кроватями и большим — занавешенным почти всегда — окном. К выходу из неё — короткий коридор. Иллюзия, за счёт возведённых стен. Дверь в ванную ровно напротив небольшого пространства, именуемого кухней.       И вот тут проблема. Номер Дазая устраивал, но небольшой закуток с холодильником и стойкой из тумб... не имел двери. Стены и арка. Именно здесь места было совсем мало.       Конечно, нечего вертеть носом после сна в прачечной, побегов, когда поспать не удавалось вовсе и того сомнительного сэндвича по дороге к аптеке. Но к хорошим условиям Осаму быстро привык. И теперь время искать минусы. Не нарочно.       Поднявшись с кровати, Осаму первым делом надел маску. Ушёл в ванную — прокашляться. Горло скребло. Но в целом, всё было неплохо.       Потому уже привычно рано Осаму химичил возле тумб. Сколько будет спать рыжий хорёк — неизвестно, но на всякий случай Осаму поставил и вторую длинную упаковку быстрой лапши. Открыв свою, зажал приправу двумя пальцами и потряс пакетик.       Между делом, второй рукой открыл шкаф и бросил на тумбу закрытую упаковку бамбуковых палочек. Свистнул их вчера со стойки. Заметив, мысленно нашёл применение. Вероятно, их можно было просто взять, но Осаму уверен, что украл. Впрочем, даже если так, ничего страшного.       После того, как он своими руками вытащил и переложил в рюкзак чужие деньги из чужого кошелька, сидя в чужой машине, переживать о крошечной краже? Смешно. Нет такого мыла, которое бы смогло отмыть его от всего содеянного. А если бы такое существовало, Осаму, быть может, тоже бы увёл его. Иронично.       Решив, что приправа достаточно ссыпалась в нужное пространство, Осаму протянул вторую руку. Собирался открыть и высыпать содержимое. Но не успел.       Дёрнулся на месте. В тот же момент, когда на плечо опустилась голова.       Осаму покосился — приложившись к нему, Чуя открыто зевал.       Закончив с этим, Чуя отправил взгляд в глаза.       — С первым учебным днём, тупица.       Осаму хмыкнул и покачал головой.       — Думаешь, здесь работает тот же принцип, по которому учились мы?       — Думаешь, тебе идёт умничать с утра? — выпрямившись, Чуя потянул руку к маске. — Ты опять надел это?..       Осаму предусмотрительно увильнул от пальцев.       — Если тебе так не имётся, могу на тебя накашлять, без проблем.       — Лечиться не планируешь?       Осаму вернул внимание лапше. Высыпал приправу. Избегал допытывающегося взгляда Накахары.       Последний раз Осаму посещал больницу... не по своей воле. Просто проснулся там. Как оказалось, из-за Накахары. Или не совсем, учитывая его последующий рассказ. В любом случае звучало это всё сомнительно. А у них была вполне понятная цель — скрываться, держаться подальше.       Проблема в невозможности самолечения: непереносимость некоторых компонентов. И без консультации ничего глотать нельзя.       Осаму с шумом подвинул нетронутую упаковку лапши ближе к Чуе.       — Ешь.       — Прям так? — Чуя поднял удивлённый взгляд.       С каждой секундой молчания становилось смешнее. Смотря в голубые глаза, Осаму начал посмеиваться. Чуя быстро поддержал порыв. Благо, отстал со склонением похода в больницу. Шлёпнул по плечу и удалился в ванную.       Осаму обернулся, провожая. То есть ему самому готовить ещё и на этого хорька?!       Осаму усмехнулся, вспомнив, что Дакоту называют сусликовым штатом. Тогда и Чую, наверное, стоит мысленно именовать так же. Хорьком то он оказался потому, что Осаму всё проведённое здесь время просыпался раньше.       Приготовленные упаковки лапши Осаму перетащил в комнату. Сел на пол возле коричневого журнального столика. Там они и ели. Кухонное пространство всё ещё слишком крошечное!       Чуя в душе: Осаму слышал, как гудят трубы. Так было всегда, когда открывались краны душевой. Исключительно там: раковиной можно пользоваться бесшумно.       Лапше всё равно требовалось время, чтобы остыть. Осаму принялся ждать. Осёкся и метнулся на кухню, перетягивая на столик упаковку палочек. Это ведь для Накахары.       Садился обратно Осаму, смотря в окно.       «С первым учебный днём, тупица».       Осень.       В прошлом году это означало, что помимо работы Осаму будет учиться. И в его распоряжении не должно было быть ни одной свободной секунды. Чтобы ненароком не затосковать.       Тоска?       Слишком слабое слово, чтобы попытаться передать, что Осаму чувствует и чего избегает.       Впрочем, если тоской можно назвать боль, сравнимую с треском вдоль кости... И переварить это ощущение с физического в моральное. Если принять во внимание ту отчаянность, в которой Осаму ничего бы не почувствовал, сгорая заживо. И ту ломящую, постоянную боль в мышцах от чрезмерных нагрузок.       То да, тогда это тоска.       Все теряют родителей рано или поздно. Такова жизнь.       Но Осаму был не готов. Пятнадцать — он был ребёнком, которого ранее окружали заботой и любили. Сожалеть ему не о чем: он всегда возвращал полученное по отношению к ним. Вот только больше не сможет. Никогда.       И это «никогда» такое громкое. До звона в ушах.       Осаму, наверное, впервые размышлял об этом так спокойно. Без приступа. Пусть дыхание сбилось, а глаза щипали — Осаму контролировал себя. Осаму был в себе. Осаму будто почти принял, почти смирился, как бы невозможность этого не казалась истиной на протяжении почти двух прошедших лет.       Осень. Тоска.       Второй год. Вторая осень в одиночестве.       «Я с тобой, ладно? Спасибо, что рассказал.»       Осаму перевёл дыхание. Вышло прерывисто. Осаму задыхался. Но был здесь. Не пропал. Не канул в ту пропасть, где настоящее мешалось с прошлым и давило. Нападая, сжимая, как изнутри, так и извне. Дазая плющило со всех сторон. До панических атак.       Но не в этот раз.       Дверь хлопнула.       — Вижу две порции лапши, — на ходу начал Чуя, приближаясь. — И либо ты кого-то ждёшь в гости, либо я должен тебе отсосать за то, что ты приготовил на меня тоже.       Плюхнувшись на пол с другой стороны, Чуя поправил халат. Их тут выдавали, складывая в ванной комнате с полотенцами.       Осаму ошарашенно прыснул. Кто-то хорошо выспался.       — Что?       — Я имею в виду, что я не просил, — Чуя сильнее затянул пояс халата. — Спасибо. Да, примерно так я хотел сказать изначально. Получилось чуть по-другому.       Осаму рассмеялся в голос. Своим появлением Чуя быстро стёр упоминания тех мрачных мыслей, которые наконец смогли стать обдуманными должным образом.       «Я с тобой». Возможно, с "одиночеством" Осаму поторопился.       — Палки, — отсмеявшись, Осаму кивнул на столик.       — О? — Чуя широко раскрыл глаза и заметался ими от упаковки к Дазаю. — Это для меня?       — Да, я... Заметил их на стойке и как-то вроде... Подумал о тебе, короче. И, наверное, украл их.       Чуя оценивающе сложил губы.       — Воруешь ради меня, значит... Ты там это... Не влюблён?       Осаму отвёл взгляд наверх, будто задумываясь. Сощурился, вернув внимание Чуе.       — Исключено.       — Круто, — Чуя фыркнул. Поднялся, направляясь к кухне.       Осаму собирался спросить, куда он намылился. Но в этом не было необходимости.       Вернувшись, Чуя спросил, нужна ли тарелка с плоским дном и Дазаю. Осаму уже мешал лапшу вилкой. И недоверчиво поднял бровь.       Из продолговатой упаковки Чуя опрокинул лапшу на тарелку. Форма едва осталась: края расползлись. Чуя разбил сырое яйцо. И размешал получившееся палочками.       Осаму дул на вилку, внимательно наблюдая. Бровь не опускалась.       Закончив с приготовлением, Чуя поднял взгляд.       — Здесь никто так не делает, — кивнул Осаму.       — Верю, — Чуя приподнял уголок губ, продолжая размешивать лапшу с сырым блин яйцом. — Но я так делаю.       И не поспорить.       Осаму размышлял пару горячих вилок. После всё же решился.       — Мне нужно...       Правда, резко замолчал, как только Чуя в упор посмотрел на него. Пришлось прочистить горло.       — Узнать сумму, которую я смогу обналичить через год.       Чуя не довёл набранную порцию до рта. Выглядел удивлённым, едва не шокированным, пока опускал приборы на тарелку.       Осаму стушевался, опустил взгляд и поскрёб вилкой по стенкам упаковки.       — Твой день рождения... — медленно выговорил Чуя.       Осаму покивал.       — Где мы были в тот день?..       — В лагере.       Чуя завис, не сводя глаз — Дазаю пришлось указать и напомнить, зачем они тут собрались. Палочки Чуя подобрал, но продолжать не торопился. Стучал ими по тарелке, когда нарушил наступившую паузу.       — Значит... деньги твоего счёта.       — Ага. Я понимаю, что ждать ещё год, но... зная сумму, можно прикинуть, на что их хватит. Я имею в виду...       Осаму опустил взгляд в упаковку и замолчал. Перебирал лапшу вилкой. Заявление, которое он проглотил крутилось на языке, но почему-то не стремилось произноситься слишком легко.       — Ты имеешь в виду... что?       — Тебе не кажется, что мы в тупике?       Перефразировать утверждение в вопрос показалось более лояльным способом напомнить о положении. И Чуя, кажется, задумался.       Больше у них нет цели. Помимо размытых: не возвращаться домой — скрываться, не попасть на ответ за преступления.       Сначала всё было проще. Добраться до фермы — работать там. С шокирующим известием: свалить — не попасться — скрываться. Удачно споткнувшись о местных: принять приглашение в лагерь — работать — убраться до конца смены.       Со смертью Оливера они бежали в никуда. Всё дальше от дома, всё незаметнее для полиции: вглубь небольших городов. Таких, как этот, в Северной Дакоте.       А что дальше?       Как долго получится скрываться?       — Я думал об этом, — наконец ответил Чуя. — Мы не можем сидеть на месте. Но у меня пока нет идей.       — Единственное, что пришло в голову мне, я только что озвучил.       — Мы... свалили достаточно далеко?       — От штата Мэн?       — Угу. Я просто думаю... что пока мы можем остановиться здесь. Ну типа... все эти газетные объявления на стойках...       — Ты тоже перебираешь их, надеясь не увидеть новостей, создателями которых были бы мы?       Чуя улыбнулся и хмыкнул. Опустил взгляд, добивая завтрак.       Похоже, в этом они сходятся.       — Что, если... — начал Чуя, и Осаму молниеносно вернул ему внимание. — Если это необходимость?       — О чём ты? — Осаму нахмурился. Продолжил дуть на вилку.       — О твоём подарке на прошедший день рождения.       Осаму медленно опустил вилку в упаковку. Сверлил Чую взглядом, будто тот рассказывал про летающую тарелку, выдавая пришествие за истину.       — Нет—       — Подожди, — одновременно заговорил Чуя. — Я знал, что ты ответишь так.       — Нахера тогда начал?       — Я начал по-другому. Чтобы ты дослушал.       — Не получилось. Меня твоя идея уже не устаивает.       — А если что-то случится?       Осаму поднял бровь. Вздохнув, Чуя продолжил:       — Ты сам говорил, что мы не слипшиеся пельмени. И мы не можем всегда быть вместе. Кроме тебя, у меня тут никого нет. Кроме меня, у тебя тут никого нет. Ты вроде не тупой, должен понимать, что жизнь не застрахована. Мы и так... не раз были в ситуациях, когда могли распрощаться с ней. Между рисковать и не рисковать ты выберешь нелогичный вариант?       — И к чему ты клонишь? Ты имеешь в виду... ммм... сушёного жука? Ну, как его... датчик, отлеживающий передвижения? Чтоб не теряться или что ты пытаешься сказать...       Чуя мрачно вздохнул. Осаму продолжил есть, нарочно избегая взгляда.       — Мне стоит вообще надеяться, что ты меня простишь?       — Бог простит.       Чуя не ответил. Должно быть, крылатая фраза была достаточно исчерпывающей.       Всё у Накахары просто. За то простить, за это. Осаму запасся невероятным количеством гордости после потери родителей. Это даже не было нарочно. Только как факт.       — Насчёт денег твоих родителей...       Как вовремя и неудачно подобранная формулировка резанула по ушам. Конечно, деньги со счёта — та сумма, которую складывали для сына родители, возросшая в процентах.       Но Осаму сам начал об этом. Потому на Чую посмотрел, ожидая продолжения мысли.       — На это нужны документы. Подтверждающие... всё подряд, в общем-то, подтверждающие.       — Придётся вернуться... — побитым тоном согласился Осаму.       — Однажды.       Осаму поджал губы.       — Ненадолго, — продолжил успокаивать Чуя.       — Ты будешь рядом? — Осаму с надеждой впёрся ровно в голубые глаза.       Только что не стеснялся стебать и ёрничать, а теперь просит не бросать. Осаму сам видит, как переобувается в воздухе. Но представить одиночное путешествие всё сложнее. Будто по-другому невозможно. А забывать моменты, когда Чуя его ранил — не проще.       «Тебе не кажется, что мы в тупике?» — «А то я уверен в этом».       — Конечно.       Ветер на улице поднялся: гул просочился через оконную раму. Листья заметались по воздуху. Упираясь взглядом в окно, Осаму незапланированно озвучил пришедшую мысль:       — Больше не люблю осень.       Чуя обернулся. Тоже смотрел в окно, отвечая совсем невпопад:       — Мы должны быть в школе. Но нас там нет.       — Плевать, — отозвался Осаму, и Чуя повернулся к нему обратно. — Я не об этом.       Осаму покосился на Чую — Чуя выглядел ожидающим. К чему-то ведь Осаму вспомнил и заговорил про осень.       — Всё, о чём я рассказывал, и о чём ещё нет... произошло осенью.       Взгляд Накахары заметался. Не задерживался дольше секунды ни на одной точке.       — Ты имеешь в виду—?       — Ничего я не имею в виду, — перебил Осаму. — Ешь. Потом поговорим. Когда-нибудь.       Наступила тишина. Чуя копался в тарелке, не нарушая паузу достаточно долго, чтобы Осаму дёрнулся и едва не подавился, когда он заговорил.       — Тот поцелуй в машине...       Осаму не подавился. Но почти, потому всё равно прочистил горло и коротко откашлялся. Приподнял бровь, ожидая продолжения мысли.       — Я был не в себе. И все... вот эти моменты, когда мы... тоже. Не в себе. Это... ничего не значило. Я ничего из этого не хотел, просто... ну, стресс.       Осаму глухо усмехнулся.       — Я имею в виду абсолютно всё. Просто забудь, ладно?       Осаму пожал плечами:       — Ладно. Но знаешь... Ты об этом помнишь. Ты об этом говоришь. Ты помнишь об этом, говоришь и предлагаешь забыть. Кажется, что-то путаешь, нет? Не я это начал. Не я об этом думаю.       Чуя снова забегал взглядом. Вздохнул с тяжестью, с которой принимаются за сложную работу.       — Неважно.       — Ладно, — пожал плечами Осаму.       Важно. Ещё как важно.

༒

      Чуя и Осаму ездили на автобусе в другой город. Чтобы Чуя снял там деньги с карты. На время же самой покупки Чуя отправил Дазая в отель. Он никогда не забудет выражение его лица в момент открытия коробки.       Теперь у Дазая есть телефон и перекупленная сим-карта. Объявления в газетах кажутся всё более привлекательными.       Но, поздним вечером приложившись спиной к кровати, сидя на полу, Чуя думает не об этом.       Осаму болтался где-то внизу. Возможно, в баре, общаясь с постояльцем, с которым у них нашлось поразительно много общих тем. Он даже не знал, что именно у него Чуя перекупил сим-карту. Не на своё же имя регистрировать, правильно?       Прямо говоря, Осаму подарок принял, но сбежал. Кто знает, какие эмоции стали двигателем решения.       Чего там, Чуя не может предположить, какие эмоции испытывает сам.       Время от времени запястья ныли, будто становились скованными. Напоминая, что однажды всё же были.       Иногда Чуя возвращается в ту машину. Тот салон Чуя прокричал болью. Физической.       И это иронично. Иронично, что причина, по которой Чуя оказался там, бьёт сильнее морально. Чуя не может отцепиться от мысли...       Которая уверенно нашёптывает, что он стал виновником аварии...       Чуя смотрел в одну точку, отсутствуя в реальности.       «Всё, о чём я рассказывал...»       Осень.       Да, это была осень. Та же осень, которой Осаму лишился родителей? Неизвестно.       Столько совпадений. Раньше это было время суток и участок дороги. Теперь ещё и осень.       И это невозможно.       Если всё так, как Чуя успел сопоставить... То у него нет прав быть рядом с Дазаем.       Не в том случае, когда он потенциальный...       Дверь хлопнула щелчком. Механизм издаёт этот звук, когда выступающий язычок проскальзывает в отведённую ему ямку. Чуя слышал, но продолжил безвольно пялиться в одну точку.       Осаму вернулся. Пройдя в комнату, бесцеремонно шлёпнулся на полу рядом. Вздохнул, будто уловил мрачный настрой Накахары.       — Чувствую себя бесполезным.       — Почему? — не выходя из своеобразного транса, поинтересовался Чуя.       — Нечем заняться. Я так не привык.       Чуя покивал, продолжая терроризировать ту точку, которая выводила взгляд за границы реальности.       — Понимаю. Как там твой приятель?       — Завтра возвращается на вахту.       Чуя разочарованно цыкнул.       — Предлагал выпить хотя бы в честь прощания.       — И чё ты?       — Я не пил.       — А чё так?       Осаму фыркнул:       — Напьюсь — к тебе начну приставать, — и натянуто посмеялся.       Чуя усмехнулся в пространство. Периферией заметил, что Осаму часто бросает взгляды. Но не мог делать этого в ответ: будто бы отвести глаза стало физически невозможно. На диалог то Чую хватает, ну и всё, в принципе. Нормально.       — Поговорить с тобой хотел.       — Говори, — кивнул Чуя.       Несмотря на то, как сильно сам бы не хотел поговорить с Дазаем о том, куда прилипли его мысли.       — В чём твоя проблема?       Чуя нахмурился. Даже наконец совладал с собой и перевёл взгляд на Дазая.       — О чём думаешь? — Осаму глазами пробежал по лицу.       Да, возможно, Чуя выглядел достаточно говорящим образом, чтобы можно было прочитать: с ним что-то не так.       — Обо всём подряд, — Чуя пожал плечами. Смотреть ровно в карие глаза становилось сложнее.       — Я был среди этого «всего подряд»?       Чуя хмыкнул. Поверь, Осаму, ты не хотел бы знать.       Осаму улыбнулся — Чуя едва заметно кивнул.       — Ты... Ты вроде был не против, когда я предложил как-нибудь рассказать про человека, который учил меня курить.       Чуя выпрямился и многократно покивал.       — Мне интересно.       Это правда. Абсолютно.       Тогда, возле деревенского бара, Чуя — хоть и был слегка пьян, это не причина — заслушался. И засмотрелся. Осаму слишком редко стремится рассказывать о своей жизни, чтобы не отмечать подобные моменты в голове чем-то схожим с праздником.       — Я вообще-то уже немного рассказывал про него... — Осаму отвёл взгляд и прочистил горло. — Конец нашего общения... Но теперь ты знаешь. И я могу пересказать, как это было.       Чуя закивал. Да, наверняка возле того же бара. Было, но тогда Осаму замолчал и свалил.       — Его звали Майк.       Рассказывая, Осаму часто отклонялся взглядом в сторону. Чуя заметил, насколько некоторые моменты отразились на нём. Насколько сложно было вспоминать их.       Потому что, несмотря на искренность чувств, финал у их взаимоотношений оказался скверным.       Осаму рассказал, что Майк жил с ним на одной улице. Сосед, так же, как и остальные парни из компании. Все они были старше. Тут Чуя не удивился: имея представление о мировоззрении Дазая, считал, что им всем было действительно интересно. Осаму не считался сильно мелким, непонимающим их.       Да, точно. Не считался таковым в плане стёба. Но Майк называл Дазая подобным образом.       Чуя не сдержал усмешку: вспомнил, как не нарочно сделал примерно то же самое, когда Осаму косвенно назвал его собакой.       Майк всегда был ближе остальных. Как в местоположении домов, так и по частоте общения. Учил курить. Что примечательно: безуспешно.       Затянуть в себя порцию дыма у Дазая получилось гораздо позже. Без «уроков». Чтобы унять поднявшийся шок за совершённое ранее.       Именно из-за Майка Осаму узнал, как выглядит ожог от сигареты. Брови Накахары метнулись наверх с этим уточнением. Вот ведь... Ему, возможно, удалось бы провести Дазая тогда, на ферме, если бы не пример Майка. Тут очевидно следующее: Осаму не совсем беспочвенно дулся на Чую. Тот ведь стремился врать. Достаточно часто, чтобы терять лицо и уважение.       Чуя чуть скривился на уточнениях о внешности этого загадочного Майка. Ему в упор неинтересно и непонятно, что Осаму имел в виду под твёрдыми, резкими чертами лица, которые он рассматривал при первой возможности. Симпатичный парень? Фе. Ясно, но это можно было опустить. Единственное, Чуя принял к сведенью, что у Майка чёрные волосы.       И у Марка тоже. У Дазая есть типаж.       Забавно. Чуя под него не подходит. А с его аллергией на краску, никогда и не подойдёт.       Это мысленный подзатыльник. С чего Чуя вообще задумался об этом? Выискал схожести в парнях, которые Дазаю нравились, и сравнил с собой. О, ужас. Наверное, это было что-то машинальное. Вроде, сложно не провести параллели, когда речь идёт об одном и том же. Вот и всё.       Они всей компанией передвигались на машинах. Когда кто-нибудь из парней уведёт их у родителей. Позже, конечно, у некоторых появились свои. В общем, Осаму пассажир с опытом.       Они часто встречались, общались. Иногда отдельно от остальных. Но Осаму сказал, у них ничего не было. Ни отношений, ни поцелуев. Как бы он того не хотел.       Чуя не сдержался и перебил рассказ на этом.       — Подожди. Ты... Ты девственник?       Осаму побегал взглядом где-то за спиной Накахары. После всё же посмотрел в глаза. Поджал губы и покачал головой.       Чуя поднял бровь. Нет? Зачем рассказывать про свою первую любовь, если с ней ничего не было, когда было с кем-то другим?.. К чему Осаму начал этот разговор Чуя уже предположил и обязательно переспросит. Но Осаму вспомнил и решил поделиться раньше, когда крутил сигарету в руке. Майк, кажется, важный человек в его жизни.       И Чуя внимательно слушал оставшуюся часть их истории.       До момента, когда широко раскрыл глаза. С завершением.       — ...Он пропал. Просто исчез. — Осаму прочистил горло. — Копы пришли к нам домой... сообщить о родителях. Я сбежал. Но уже тогда его не было. Нигде.       Чуя медленно покачал головой.       — Ты понимаешь, что я имею в виду?       — Ты его подозреваешь.       — Это слишком странное совпадение. Слушай, у него не было причин бросать меня. Не было причин сбегать. Если только не...       Осаму тяжело вздохнул, не договаривая.       Чуя не мог бы поверить, повесить вероятность на Майка. Потому что именно за ним есть факт аварии. А что там с Майком — предположение. Это было бы слишком... удачно для тревожно разбуженной совести.       — Это всё. Мой... мой опыт. И теперь ты знаешь.       И теперь Чуя намерен переспросить причину, по которой ему довелось услышать это.       — Твой вахтовый приятель... — Чуя непроизвольно пропустил усмешку. — Вы... болтали обо мне, и он дал тебе совет, вроде, «поговори с ним, начиная с себя»?       Осаму приподнял уголок губ. Водил взглядом по лицу. Рассматривал, до того, чтобы Чуя почувствовал удар собственного сердца слишком сильно. Будто особый толчок с большим — нежели обычно — количеством перекачанной крови, которая ощутимо расползлась в вены от груди. Будто что-то разлилось.       Занавешенное окно было открыто, впускало в комнату свежий воздух. Ветер же стих, больше не бушевал, остались лишь лёгкие дуновения, приподнимающие штору.       — Я, честно говоря, думал, ты глупее.       Чуя ударил Дазая ладонью по плечу. Осаму рассмеялся и безуспешно закрылся рукой. Чуя остался недоволен заявлением, о чём и говорил взгляд. Осаму же веселился.       Как будто не рассказал, что, возможно, его первая любовь стала виновником аварии, в которой погибли его родители.       — Шучу, шучу! — Осаму поднял руку наверх. — Но я не думал, что ты догадаешься настолько... точно.       Чуя фыркнул и покачал головой. За кого он его, в итоге, принимает?       — Так, и... В чём твоя проблема? — Осаму смотрел в упор, избавляясь от остатков смеха. — Я помню, что у тебя было... влияние... как их назвать, коллег? Ну, которые предлагали убивать за проявление подобного. Но это же... твоя жизнь. К тому же теперь... Теперь это... неважно?       Чуя медленно опустил взгляд. Ещё и это. Да, теперь всё по-другому.       Банды у него больше нет. Он их предал.       То, сколько он делал, невзирая на риски, ради этих людей. То, как он стремился стать кем-то.       Больше не имеет смысла.       Чуя всё проебал. Без остатка.       Интересно, что многие не считают членов преступных группировок честными. Те, кто не совал нос глубже, в происходящее внутри банды. Чуе нужна была семья, и банда ею стала.       Больно терять не то, на что так много работал. Больно терять своих людей. Стать в их глазах крысой, поджавшей хвост. Пищащей, рассказывающей тайны. Чтобы отпустили. Фу, блять. Так низко, что, подняв голову, можно посмотреть на дно. А снизу не постучат. Некому.       Осаму выставил это избавлением от проблемы. Чуя мысленно смеётся, но не винит его. Откуда бы ему знать, хотя бы предполагать, как себя чувствует Чуя с тем, что сделал?       Его больше некому осуждать, это почти факт. У Дазая всё как-то просто с ориентацией. Возможно, потому, что он всегда её знал. Ему не нужно переворачивать знания о себе.       А вот Чуя... Парни из банды, конечно, не посмотрят на него косо — потому что не посмотрят никак. Убьют, если увидят, и всё тут.       Но себя Чуя осуждает сам.       И считает, что вполне оправданно. Помимо предательства: это и так повод для осуждений. Очевидный, для всех.       Что же касается его как личности... Чуя в курсе, что все ошибаются.       Просто убеждён, что делает это немного чаще остальных.       — Ты к чему клонишь?       — Твоя ориентация—       — Нет.       Осаму поднял брови и отвёл взгляд. Медленно поджал губы, кивая. Больше не смотрел на Чую. В общем-то, похоже, его план провалился: рассказ о своём опыте не помог Чуе сделать шаг навстречу.       Просто он не понимает. Не поймёт, пока Чуя не скажет. А Чуя не скажет.       — Осаму, послушай, это...       — Что? — Осаму столкнул взгляды. — Что это, Чуя? Ты даже не пытаешься.       — Мне непросто.       — Я знаю, но... Но ты ведь говоришь со мной. Неужели ты считаешь, что я буду тебя осуждать или... или не пойму? Ты так категорично ответил. Мне кажется, я бьюсь головой о стену.       — Но ты же сам говорил—       — Напомнить, что говорил ты, когда моя рука—?       Чуя подался вперёд, накрывая губы Дазая ладонью. Осаму смирился, недовольство отражалось только во взгляде. Чуя смотрел в карие глаза. И усмехнулся. Покачал головой. Понятно, что Осаму пытался напомнить. Но тогда Чуя не мог и предположить, что будет допускать себя виновником той аварии... Тогда было по-другому.       И, возможно, если бы не те спортивные соревнования... если бы Осаму не рассказал, а Чуя не сопоставил...       Нет, это сложно прикинуть сейчас. Что было бы, будь по-другому... Трудно представить. Потому что в итоге не «по-другому». Именно так, как сложилось. Именно пока Чуя думает о том, что, вероятно, разрушил его жизнь, никак не допускается вероятность их взаимоотношений в любом другом варианте.       «Тебе не кажется, что мы в тупике?» — «Да. Абсолютно».       — Мы поговорим об этом позже, ладно? — Чуя попытался улыбнуться.       Осаму вздохнул.       — Не злись на меня.       Осаму устало посмотрел на Чую, ломая брови. Вроде, просьба такая глупая. Вроде, как бы он мог злиться?       Чуя набрал воздуха в лёгкие, чтобы продолжить просить понять его и дать отсрочку. Пусть она нужна ему по отличающихся от представлений Дазая причинам.       Но сказать Чуя ничего не успел. Дёрнулся, едва не подлетая на месте. Широко раскрытыми глазами покосился на телефон. Будильников он не ставил, а громкая мелодия продолжила разрывать пространство.       Чуя отлип от Дазая, потянувшись к экрану. Побегал вопросительным взглядом.       Осаму, чуть нахмурившись, повторял траекторию.       — Он не требовал свою симку обратно, — внезапно вслух вспомнил Чуя.       — У него не единственная.       — То есть... С одного своего номера он просто позвонил на другой?.. На этот.       Осаму покивал. Чуя подавился воздухом и побегал взглядом.       Протянул телефон Дазаю. Осаму поднял руки наверх, сверля удивлением.       — Поболтай с ним.       — Ты что, с ума сошёл?       — А что? С ним не нужно возиться, как со мной.       — Издеваешься, да? — Осаму вскинул брови. — Ты забыл про симку, которая вставлена в твой телефон, а недовольным тоном говоришь со мной, будто я в этом виноват. Нормальный?       — Тогда просто избавься от неё! Не в нашем номере. Отнеси куда-то, не знаю... Я уже забыл про Марка, зачем он объявляется?!       — Хватит кричать!       — Тогда забери! — Чуя пихнул телефон Дазаю и поднялся на ноги.       — Ладно! — уловил он уже в спину.       Зайдя в ванную, безошибочно устремился к раковине. Умылся.       Будто весь имеющийся за спиной груз навалился на неё же в один момент. Неизбежно прижимая к земле. Лицом вниз.       «Мои родители погибли в автокатастрофе на «Путь95»».       Чуя поднял взгляд в зеркало.       Почти два года назад сидел в машине. Напуганным взглядом мазнул по зеркалу заднего вида, прежде чем оценить масштабы случившейся по его вине аварии.       «Я всё расскажу!»       Чуя сверлил отражение.       Летом этого года заявил, что сдаст своих, расскажет всю нужную информацию. Заинтересованный парень с переднего сиденья перестроил зеркало заднего вида. Чуя увидел в нём себя. Побитого, с кровью на лице и разбитым взглядом. Уже тогда в ответ смотрел предатель.       «Не рыпайся»       Чуя осматривал мокрое лицо, следил за каплями воды, огибающими подбородок.       Такое же мокрое, как в ванной комнате лагерного корпуса. Когда Марк топил его в раковине. Требовал объяснить произошедшее. А Осаму продолжил тайком встречаться с ним.       Предающего предают. Ой, какая ирония.       Чуя дошёл до точки, в которой неизбежно продолжал закапывать себя глубже.       Несмотря на то, что Осаму отказался брать справочник. Ничего. Марк позвонил сам.       И всё это в совокупности ударило по Чуе с громадной силой.       Почти со всем можно смириться. Кроме...       «Мои родители погибли на «Путь95»» — «Авария, которую ты создал...»       Что, если это произошло в один день?       Чуя выпал из реальности снова. На автомате и ватных ногах добрался до рюкзака.       Закрыв за собой дверь в ванную, сел на пол, спиной подпирая стиральную машину.       Потянул конструкцию до характерного щелчка. Спустил курок. Приставил дуло к виску.       Смотрел в пространство, перебирая былое в быстрой перемотке.       Осаму был потерянным, отстранённым, холодным. Это менялось постепенно. Медленно. Как таят ледники. До итога, в котором Осаму признаёт их положение и важность друг для друга.       Держится рядом с Чуей. Который, возможно...       Осаму становился теплее, ближе. Даже не подозревая, что его предположения касательно Майка могут быть ошибочны. Чуя, конечно, тоже не мог бы утверждать, не зная точной даты. Но в момент это было неважно.       Чуя нажал на спусковой крючок.