Яма 95

      Стоило побеспокоиться о сохранности некоторых вещей, прежде чем так небрежно выбрасывать рюкзак из окна.       Стоило, однако времени думать об этом банально не было. Крики из соседней комнаты приближались стремительно, и дверь — чёрт бы её, всё могло пройти куда более удачно — открылась совсем не вовремя.       С открытого окна тянет прохладным воздухом.       Предплечье было грубо схвачено. Осаму развернулся, не думая, отбиваясь второй рукой.       Треск стекла. Совсем недавно завершился разговор, и свободная ладонь сжимала телефон. Экран которого посыпался с первым ударом.       Осаму подался чуть вперёд, нанося второй. По голове. Ещё раз, — контрольный.       Такой сильный. Самый сильный. В него была вложена вся пережитая боль несправедливости, все пустые взгляды и выработанный рефлекс: защита.       Осаму треснул рукой с телефоном так сильно, что тот выпал на пол сразу после.       Треск. Шум.       Осаму что-то прокричал ему. Нашёл схваченное ранее предплечье свободным.       В кармане нашарил перцовый баллончик. И направил в лицо, которое видел перед актом попытки сломить на протяжении грёбаных полутора лет.       Быстро поднявшись на ноги, Чуя неосторожно, несколько нервно забрал со стола подписанную упаковку таблеток. Хлопнул крышкой ноутбука, экран которого статично показывал карту неизвестной местности. Поправив лямку рюкзака на плече, направился к выходу из дома, абсолютно уверенный в своей спонтанности.       Место встречи оговорено. Один маршрут. Одна конечная остановка.       Абсолютно разные причины. Разные цели посещения.       Странно осознавать сейчас, но эти двое не общались раньше. Поэтому придётся вернуться немного назад.       Если именно это стало началом.

༒

      Простой карандаш с почти идеально острым наконечником потерпел всего одну незначительную остановку, прежде чем скатиться на пол. Открытые окна в кабинете истории впускают внутрь весенний воздух, но это не означает, что кислорода среди учеников хватает всем.       Длинные тонкие пальцы наспех расстёгивают верхние пуговицы рубашки. Однако проблема не в духоте помещения. Зрачки сужаются, пока взгляд карих глаз бегает по ограниченному пространству стола, пытаясь зацепиться за что-либо и вернуть напуганное сознание в «здесь и сейчас».       Когда это провалено, появляется сильное, почти скулящее желание спрятаться.       Пальцы подрагивают совсем несильно: кажется, будто временами парень делает это специально, чтобы попытаться выпустить скопившееся внутри напряжение. Если говорить о том, что он действительно не контролирует: дыхание, которое словно пережали, как трубку от капельницы, время от времени ослабляя хватку, чтобы позволить минимальному количеству всё же продвигаться; и неожиданные сокращения мышц, из-за чего приходится дёрнуться и найти угол стола, накрывая его ладонью.       Размазанные фантазией, неуверенной в точности произошедшего, картины проходят блюр. Головокружение и внезапно подступившая несильная тошнота заставляют прикрыть глаза. Теперь выбора нет: тело ощущается слишком ватным, чтобы покинуть кабинет прямо сейчас.       Где-то в отголосках сознания проносятся крик, скрип шин, грохот, скулёж... и писк, пронзивший ухо, — единственное, что происходит на самом деле и заставляет жмурить закрытые глаза. Как предательски. Нечестно.       Осаму видел это уже много раз. Он, правда, успешно избегает частоты появлений беспочвенных напоминаний, и настигнувшее его сейчас, — как ведро ледяной воды в кровать во время сна. Сравнение удачно отзывается в сердце: сбитый ритм настолько быстрый, насколько может отозваться орган на незапланированную, но полученную огромную нагрузку. Каждый его стук навязчиво отдаётся в висках.       Вдохнуть полной грудью не получается. Осаму свободной рукой поправляет свои растрёпанные, слегка вьющиеся от природы волосы и понимает, что физически не может поднять взгляд от стола. Крайне сложно держать нарастающую панику под контролем, и Осаму допускает очередную ошибку.       Сопротивление. Вместо того, чтобы позволить случившемуся случиться, он противится, самонадеянно решив, будто ему это под силу. Твёрдое убеждение: от любой проблемы можно сбежать, — прямо сейчас лопается, неприятно разочаровывая. У него не было расчёта, что это может застать на уроке в школе — была весомая уверенность, что все пути перекрыты своим решением, несмотря на жертвенность и пренебрежение здоровьем взамен.       Побочные эффекты от постоянной работы дают о себе знать.       Монотонно проговаривать в голове каждый шаг, повторяя причину необходимости следить за своими мыслями, будто давно уже безнадёжно сумасшедший — тяжело. Все сложности нынешнего образа жизни заметно отражаются как на нездоровой худобе, так и на лице. Однако справедливая теория типа «все неудачи для чего-то нужны» работает. Сейчас Дазаю нет дела до того, что о нём думают одноклассники: времена младшей школы прошли, оставляя отпечатки.       Выбора может не быть, но решение — есть всегда. То единственное, которое может не устраивать, откуда и берётся скомканное «нет выбора».       Расслабленная ладонь перестаёт отчаянно цепляться за угол стола.       В борьбе с самим собой неизменно остаётся один проигравший. Это совершенно не значит, что Осаму собирается сдаваться. На его жизненном пути никто и ничего не сможет сломать его ещё раз.

༒

      Осаму сам не до конца понимает, зачем ему переодеваться на физкультуру, если играть он точно не планирует. К тому же из-за внезапного приступа на прошлом уроке он задержался, и сейчас раздевалка почти пустует. Скинув вещи в свой шкаф, Осаму повернул голову вправо, отмечая, что в этом проёме рядом с ним остался всего один человек. Несложно предположить, что он задержался по причине перекура, поэтому и остался одним из последних.       Эластичный бинт на заклёпках чаще всего применяют при растяжении. Случайные наблюдения за Чуей могут рассказать, что он пишет правой рукой, а чтобы получить растяжение левой, нужно, наверно, что-нибудь ею делать. Никто не виноват, что сейчас он повёрнут к Дазаю этой стороной из-за распорядка их шкафчиков.       Осаму не сразу осознаёт себя за рассматриванием бинта. Скрытая от глаз часть руки значительна: от локтя до плеча; поэтому находить в себе любопытство вполне нормально. Года два назад рыжий парень точно не обматывал себя бинтом, тем более на постоянной основе. Стоит сказать, существует много предположений насчёт этого элемента, и сейчас, находя расстояние между ними достаточно небольшим, Осаму незапланированно перебирает эти предположения в своей голове.       Со стороны это, конечно, выглядит так, будто он пялится; учитывая, что Чуя только сейчас натянул свою футболку на запястья. Столкнувшись с чувством наблюдения, он хмурит брови. В следующую секунду взгляд голубых глаз поднимается в сторону Дазая.       — Что?       — Ничего, — быстро тушуется Осаму и опускает взгляд на скамью, отмечая, что закинул в шкаф не все свои вещи.       Чуя надевает футболку и тянет руку к шкафчику, чтобы забрать оттуда свой синий бомбер. Да, точно. Осаму совершенно не следит за своими вещами, будь они вещами, оставленными на скамье или...       — Это твоё, — вернув карандаш, Чуя разворачивается и уходит.       Отдалённо можно услышать обрывки разговоров задерживающихся одноклассников, оставшихся за другими рядами шкафчиков. Когда владелец перестаёт изучать свой карандаш, он поднимает взгляд, но Чуя уже пропадает из поля зрения.

༒

      Среди правил существуют как прописанные, так и негласные. Одним из негласных в этой школе является расположение «запасных», не играющих на данный момент учеников на трибунах. Исходя из логичных соображений, все они группируются по одному ряду кресел и на максимально дальнем от поля расстоянии.       Однако «все» — это почему-то не Дазай. Его выбор пал на свободный ряд, окрашенный цветом, отличным от выбранного одноклассниками. Кресло, к слову, им занятое, не блещет обещанием безопасности: находится достаточно близко к игровому полю.       Перечисленные мелочи не имеют никакого значения. Избегать общения с людьми, которые и не имели желания в это общение вступать — не очень логично. Разве что дополнительная страховка: так точно никто не пристанет с неуместными вопросами.       Взгляд карих глаз находит человека, который вернул Дазаю его — незамеченную — потерю. Стоит удивиться, что Чую он находит на поле.       Года два назад Чуя крайне громко покинул сборную по футболу, сформированную в рамках их школы. Он объявил о своём решении прям перед наступающими осенними — октябрьскими — соревнованиями, из-за чего остальные игроки остались в возмущении и буквально ходили за ним, пытаясь убедить не бросать их именно сейчас. Исключительно из-за их поведения, Осаму и узнал об этом.       Состояние, в котором Осаму находится сейчас, можно сравнить с трансом. Вроде как он думает о нескольких вещах одновременно: вспоминает историю ухода одноклассника из сборной; планирует время, которое понадобится ему сегодня после школы на подготовку к смене на работе; пытается игнорировать боль в голове; и ещё какие-то плавающие, не задерживающиеся мысли.       Всему этому он слегка кивает, опустив размытый взгляд куда-то под ноги.       Абсолютно зря: не самое подходящее время и место для ухода в мысли.       Крики с поля доносятся до ушей Дазая приглушённо, и ничего не предвещает его вмешательства в происходящее. До момента, когда, быстро моргнув, он поднимает взгляд, обнаруживая, что в собранной команде образовалась стычка.       И это всё ещё не было его делом, пока один из игроков, раздражённых такой длительной приостановкой игры, не запустил мяч «куда-то в сторону», сразу отходя подальше.       Как удачно, что «куда-то в сторону» — это ровно в сторону Дазая. Жест абсолютно точно не был нарочным: эмоции и очевидность факта, что на время тренировок и уроков никто обычно не занимает эти ряды трибун.       Чуя — на удивление — не был непосредственным участником конфликта, а только стоял рядом. Можно сказать, на автомате проследил за запущенной траекторией мяча.       Осаму мысленно усмехнулся, не отражая эту эмоцию на лице, и поднял взгляд на парня, который явно решил бросить вызов Флэшу. Как глупо. Он поймал их игральный мяч, когда тот почти достиг первого ряда трибун. Силы, — точнее, дури — семнадцатилетних, раздражённых одноклассников вполне хватило бы, чтобы жест перерос в сотрясение, но этого не произошло.       — Не за что.       — Я не благодарил, — мгновенно отозвался Осаму.       Направление, нацеленное на поле, пришлось поменять. Чуя заметно опешил от дерзости и развернулся обратно к Дазаю.       — Да, верно, — хмыкнул он. — Но если бы не я — ты бы валялся сейчас без сознания. Мог получить сотрясения мозга... если он у тебя вообще есть. Ты не попытался увернуться или типа... уйти? К твоему сведению, обычно здесь никто не сидит.       — Круто, — Осаму упёрся ладонями в кресло, отодвигаясь ближе к спинке. — Но я не спрашивал.       Он поднял взгляд ровно в голубые глаза и приподнял брови, намекая свалить обратно. Чуя приоткрыл губы, проводя языком по верхнему ряду зубов, развязно усмехнулся. Решив не продолжать бессмысленный диалог, вернулся к остальным.       Да, точно. Эта выскочка тоже занимала мысли Дазая пару минут назад. Исключительно из-за поведения участников сборной команды, Осаму узнал немного больше, чем должен был.       На тот момент он уже находился в трауре и искренне надеялся, что во время большой обеденной перемены не встретит никого в коридоре.       Осаму сидел на подоконнике и грыз трубочку от сока, который ему кто-то отдал. Когда дверь рядом неожиданно распахнулась, ему осталось только отвернуться к окну, будто там есть что-то интересное, и пить сок.       Судя по резкости, Чуя почти выбил дверь кабинета, в котором его удерживали остальные. Он ахренительно громко ругался. До ушей Дазая долетали только обрывки фраз участников разговора, но нетрудно было сложить услышанное в вывод.       Вывод, который подтвердился, когда Чуя грубо и однозначно сказал... «отвалить» от него и отпустить уже на перекур. Не то чтобы для Дазая курящие пятнадцатилетние парни были чем-то сильно удивительным, но он подавился соком и приставил свободную ладонь к губам, чем привлёк к себе внимание. Всех, кто находился в коридоре на тот момент.       В любом случае никто не проронил ни слова: Чуя, после секундного зрительного контакта с Осаму, слегка закатил глаза и ушёл в сторону выхода; его собеседники совместно развернулись в другую сторону, уходя в столовую.       Несмотря на тональность, изменившуюся за время, и заметно проявившуюся прокуренность, голос Накахары всё такой же — узнаваемый, наверное, из тысячи, и — громкий.       Сейчас, когда он кричит что-то через всё поле другим игрокам команды.

༒

      И сейчас, с нескрываемой насмешкой:       — Ты ещё и собак боишься?       И после, уже с явным беспокойством:       — Эй?.. Ты в порядке?       Правда, это уже то, что Осаму слышит отдалённо, будто сквозь толщу воды, слабо догадываясь, что теряет любую связь с реальностью.