Однажды в Западной империи

      Приём в императорском дворце – грандиозное и официальное мероприятие, на которое съезжаются знатные семьи и гости со всей империи. В этот день дворец украшается роскошным декором, проводятся церемониальные традиции, а гости наслаждаются едой и напитками, музыкой и танцами.       Мероприятие проходит в главном зале дворца, который впечатляет своими высоченными потолками и богато украшенными люстрами. Зал наполнен звуками живой музыки, которую исполняют лучшие музыканты. Классические и традиционные произведения добавляют атмосфере ощущение величия.       Антон тоже когда-то хотел быть музыкантом. Он стоит вместе с другими слугами около входа в огромный зал, смотрит на кучку музыкантов, тоже наслаждается, но виду не подаёт. Ему надо быть готовым в любой момент прислужить императрице. Им всем нужно быть готовыми. И они стоят, потому что ещё с десяток слуг ходят мимо столов, разнося еду.       Дворяне, одетые в свои лучшие одежды, сидят за длинными столами, уставленными изысканной посудой и блюдами с деликатесами. Здесь и жареная дичь, и экзотические фрукты, и выпечка.       Во время пиршества князья, графы и бароны делятся историями и сплетнями, и по ходу вечера атмосфера становится ещё более шумной. Гости переходят от стола к столу общаются и танцуют. Кавалеры приглашают дам, разодетых в невероятные платья.       За стол императрицы усаживается важного вида дама в синем платьице, уставшая от танцев. Ей кланяется герцог, ещё раз тянется к её руке и целует где-то рядом, даже не прикасаясь губами к перчатке.       Девушка гордо распрямляется.       – А я слышала, Торио планирует расширять свои владения!       – Где вы могли такое услышать, маркиза? – тут же включается граф Орлов напротив. Императрица тоже переводит заинтересованный взгляд на даму.       – А вот поговаривают. Вы знаете, ведь южане могли бы заручиться их поддержкой. – Девушка стреляет глазами в Попова, который всё ещё не спешит занять место подле неё. – Или восток мог объединиться ещё с кем-то.       – Мы можем только догадываться, – величаво оглашает Ольга и часть людей за столом тут же неспешно кивают. – В любом случае, никто из них нам не враги.       Маркиза только хочет сказать, что это ненадолго, как её плеча незаметно для всех касаются чьи-то пальцы, останавливая её.       – Вы как всегда рассудительны и мудры, Ваше Императорское Величество, – герцог словно уже и внимание не обращает на маркизу, направляет свой взор к императрице, опираясь ладонью на спинку стула.       Девушка сжимает зубы. Что?! Ведь она гораздо милее и моложе. Ведь он именно её пригласил на танец, смотрел в её глаза, пока они танцевали! Так сжимал руку на её талии. Горячо поблагодарил на ушко, пока они возвращались. Почему тогда герцог Попов так смотрит на Ольгу?       – Вы мне льстите, милорд, – вдруг признаётся императрица и ловит несколько удивлённых взглядов. – Ведь Вы управляете Рохессом гораздо мудрее. Нам и отсюда видно, насколько расширилось Ваше влияние за последние годы.       – Мне всего лишь повезло. Я пришёл к власти, когда Рохесс развивался. Но Вы – императрица, которая совершает невозможное, возводит мосты, обеспечивает свой народ. Я вижу в этом роста куда больше.       Всё внимание сосредоточено на герцоге, и кто-то предлагает поднять бокалы за императрицу.       Ольга лучезарно улыбается, кивает подданным, но внутри себя путается в мыслях ещё больше.       Да, она сама знает. Знает, что Рохесс мог бы вмиг захватить её империю, знает, что и армия, и политика там гораздо мощнее.       Что уж там, если Попов предложил бы объединённым южанам альянс – те бы точно согласились. Если бы захотел завоевать – то скорее всего, южные бы стали колонией Рохесса. Получается, Ольгу сейчас спасает лишь чудо, ресурсы и земля. Ощущение беспомощности точно не должно преследовать её на балу, но ни в покоях, ни здесь от него почему-то не укрыться.       – Ваше Величество, а Вы не будете? – окликает маркиза, и это отрезвляет. Ольга возвращает себе осмысленный взгляд, оглядывает всех за столом и радуется, что её заминку заметили далеко не многие.       Она тоже берёт бокал со стола, глядит в вино, но герцог внезапно начинает обходить стул маркизы и идти ближе к месту Ольги. Мужчина цепляет её взглядом, внимательно смотрит в её глаза и слегка мотает головой из стороны в сторону, чтобы это заметила только она.       – Я что-то… – императрица ставит бокал на стол. Сердце начинает биться в три раза быстрее, ей кажется, она за долю секунды поняла герцога. И поняла правильно. И в этом случае – дело плохо.       – Нездоровится, Ваше Величество?       – Немного.       Мужчина останавливается ровно на почтительном и приличном расстоянии, не доходит до места императрицы и слегка кланяется.       – Я попрошу своего слугу провести Вас в покои, – под всё те же изумлённые выражения лиц, Арсений подзывает Диму, приказывая ему сопроводить Её Величество.       Антон старается особо не глазеть на аристократов. Он либо рассматривает мрамор под ногами, либо невероятные люстры под потолком. Иногда помогает с гостями, но почти всё время просто стоит. Когда императрица благодарит гостей, покидая праздник, почти вся прислуга выдыхает. Да, есть ещё гости, но самая важная часть будто уже закончилась.       – Можно выйти, подышать, – оповещает один из придворных достаточно тихим голосом и Антон оживает. Они выходят через кухню, и оказываются сзади огромного здания.       Вокруг них – прекрасный сад, запах вечерней прохлады. Несколько человек, таких же, как сам Антон, выдыхают облегчённо. Самый низкий из них, Артём, вдруг хмыкает.       – Слушайте, а что если пойти и спросить, быть может, у поваров завалялось что-нибудь после них.       – Ого, тогда и я с тобой! – оживляется девушка Саша с хвостиком. – Может, и мясо будет…       – Мечтай, глупая!       – Тогда побежали, – прерывает их Прохор. Антон лишь мотает головой отрицательно. Он уже набегался за сегодня. Ребята бегут на кухню и Антон остаётся совсем один, смотрит то на небо, то на прекрасный садик: он небольшой, спереди здания живых растений ещё больше.       Антон отходит, оглядывает небольшие фонтаны с двух сторон от тропинки, подходит к одному из них. Здесь ему было разрешено бегать совсем малышом, пока племянник императрицы ластился к его матери. Но вот, мать умерла и теперь Антон совсем один.       Как же недавно это было, и вместе с тем, прошло уже так много времени.       Антон касается воды в фонтане. Холодная. Да и туман опускается постепенно, если ещё немного отойти – то и не увидишь дверной проём, ведущий в кухню.       Вдыхая воздух, можно ощутить торжество в этой ранней ночи. Если уйти ещё немного подальше от фонтанов – легко увидеть дорогу, ведущую от главного входа и заворачивающую сюда. По ней объезжают дворец по кругу.       Дальше Антон не идёт, вдруг позовут обратно. Он возвращается к одному из фонтанов, присаживается на землю рядом с ним. Опирается спиной о холодное каменное изваяние. Всё-таки, императрица не такая, как остальные.       Антон и раньше об этом думал. Эти люди так пренебрежительно относятся ко всему живому, даже друг ко другу; не прикасаются руками к слугам; не ценят жизнь; не держат слово. Но Антон совсем недавно видел своими глазами: Серёжа целовал руку императрицы, пока никого не было в комнате. Да, подглядывать нехорошо, но… это было так чувственно. Антон потом сразу же побежал к себе, но эти несколько мгновений сохранились в памяти.       – Сюда, милорд, здесь нас не услышат.       У Антона распахиваются глаза, сердце пропускает удар. Он почти задыхается.       – Уверен?       – Абсолютно.       О, боги, это же их голоса!

~

      Вчера Дима принёс эту бумагу очень кстати. Один из придворных императрицы, оказавшийся человеком с востока, передал послание герцогу о том, что в окружении императрицы есть южане.       В частности, кто-то из подданных. Попов думает об этом всю ночь и весь следующий день до императорского приёма. Могла ли быть смерть Сэмюэла никакой не случайностью при таком раскладе?..       На балу Арсений осматривает слуг, знать, прощупывает реакцию людей на него. Когда Дима ведёт его в тайное место, он думает, что почти срастил.       – Тот человек уверен?       – Да, Ваше Высочество. Я расспросил во всех подробностях, – слуга кланяется, но Арсений закатывает глаза.       – Перестань, – он понижает голос, – сейчас не до этого. Насколько я понял, в бокале у неё что-то было.       Дима застывает на месте.       – Вы… а что она?       – Тут же ушла. Сдаётся мне, она тоже рассчитывала на такой исход. Была очень аккуратной весь вечер.       – Есть кто-то на примете? – Попов кивает, и слуга пощипывает мочку своего уха, напрягая извилины. – Я не видел, чтобы слуги вели себя странно.       – Но это ведь только рядом с тобой.       – Да, милорд, – Дима кивает, выслушивая недовольное цоканье. Герцог складывает руки на груди и поворачивается к фонтанам.       – Ладно. Мне нужно подумать. Кстати, что говорит советник? – Арсений смотрит на своего слугу, на его странное выражение лица. – Или что, ты только о бумагах с ним поговорил?       – Да, Ваше Высочество, прошу меня простить.       – Понятно. Иди, приготовь мне покои. – Мужчина замечает, как слуга колеблется, нерешительно мнётся. – Я пока что здесь подышу воздухом, иди.       – Слушаюсь.       Дима кланяется, спешно идёт обратно, а Арсений проходит мимо фонтанов.       Как порой сложно думать! Остаётся лишь надеяться, что во дворце можно будет разузнать побольше информации.       Арсений одёргивает сам себя, надеяться не в его стиле. Он берёт и делает, захотел – получил. Туман оказался до ужаса густым и когда Арсений выходит на небольшую дорогу, старается оглядеться. До слуха доносится какой-то странный звук.       Нет, он знает этот звук. Лошади и… карета?       Он поворачивается направо, смотрит, пытается разглядеть, но жесточайший туман не даёт. Тело реагирует медленнее, чем мозг: за миг Попов понимает – нужно отпрыгнуть. Ноги не двигаются, а в следующее мгновенье его хватают в охапку чьи-то руки и тянут в сторону.       Он заваливается на человека, теряет равновесие, и они оба падают наземь. Только уши слышат, как карета промчалась дальше. От него почему-то стремглав отскакивают.       Арсений недовольно хмурится в попытке понять, что происходит. Кладёт руку на голову, ясно чувствуя, как в висках постукивает. Такая огромная скорость, что его обдало ветром от кареты.       Он поднимает голову. Перед ним тот самый неаккуратный мальчишка, отползает от него, весь трясётся.       – Простите, молю, – шёпотом взывает к нему монетчик. Арсений так и остаётся изумлённо хлопать глазами, а тот просто подбирает к себе колени и, обхватив их руками, утыкается в них лбом.       Ещё пару секунд герцог теряется, но в итоге встаёт на ноги. Юноша поднимает на него глаза, но снова их прячет. Немного нелепо разворачивается на земле, усаживаясь спиной к герцогу. Арсений в то же время отворачивается в сторону дороги.       Они так и находятся спинами друг к другу, когда Попов вдруг громко цокает.       – Ты…       – Да знаю я! – внезапно эмоционально восклицает Антон. Поразительно, даже не заикается. – Я не должен был прикасаться к Вам, знаю. И в тот раз я не должен был врезаться в Вас. Но сейчас я бы просто не смог стоять и смотреть. Да, я виноват. Ну что ещё я мог сделать?!       Арсений ошеломлённо смотрит перед собой. Громко дышит, приходит в себя. Мальчишка, кажется, тоже перенервничал.       – Ты повысил голос.       – Простите! – выпаливает отчаянно.       – Ну хватит, – уже более спокойно проговаривает Арсений, чтобы и у слуги появилось ощущение какого-никакого покоя. – У тебя имя есть?       – А… Антон.       – Хорошо, Антон, – герцог кивает сам себе, – что ты здесь делал?       – Вышел подышать, мне разрешили отдохнуть.       Что ж, кроме подданных Её Величества, стоит теперь следить и за этим… Антоном. Как же он не вовремя здесь! Арсений трёт переносицу. Слышит всхлип позади себя. Да уж.       – Ступай к себе, – командным, но смягчённым голосом приказывает герцог. – И успокойся.       – Да, Ваше Сиятельство, – со стороны юноши слышится копошение, наверное встаёт. Арсений приподнимает уголки губ. Так он всё-таки знает, как правильно обращаться.       – И больше не прикасайся к особам выше тебя. Тебя должны были научить.       Он оглядывается на Антона – тот поднялся и стряхивает с одежды пыль, делает недовольное лицо сам себе. Хлопает ресницами, выпрямляется и замечает на себе взор Попова. Смотрит на герцога.       Взгляд Антона тут же начинает бегать туда-сюда, он сцепляет руки, мнёт свои пальцы. Смотрит вниз, кланяется.       – Простите.       Арсений просто смотрит ему вслед, когда тот поспешно ретируется.       Ему срочно нужно посоветоваться. Будь герцог дураком, решил бы, что карета – случайность. Но покушение на Ольгу, его слуга Сэмюэл, а теперь и это…       Он находит советника в большой гостевой библиотеке, шутит, что тот облюбовал уже это место. Советник не разделяет его ухмылку. Ещё четверть часа они размышляют над ситуацией, но утро вечера мудренее, и Попов отпускает советника отдыхать.       Ему бы и самому пойти выспаться. Вместо этого Арсений идёт во внутренний двор, к ещё одному фонтану, совсем маленькому. Там журчит вода и плавают небольшие черепашки.       Мужчина наблюдает за ними, всё думает. Он поднимает голову и оглядывает окна – справа налево идут комнаты прислуги, людей при исполнении во дворце, ещё одной кухни.       Попов переводит взгляд на второй этаж, когда видит какое-то шевеление. Он поворачивает туда голову невольно, был сосредоточен совсем на другом, но уже не может отвести глаз.       В окне чётко угадываются контуры тела. Хрупкого, стройного. В комнате зажжена свеча, можно заметить, как тени танцуют на потолке. Мальчишка стягивает с себя рубаху через голову, трясёт непослушными волосами, кидает одежду куда-то вдаль.       Разворачивается спиной к окну. Арсений рассматривает лопатки.       – Чёрт возьми, – хрипит он, щурясь.       Кругом темнота, глаза немного жжёт от тумана, пусть и не такого густого, как прежде.       Но мужчина не отводит взгляда от окна, даже когда Антон разворачивается корпусом к улице, путаясь руками в чистой одежде. Всё никак не может вывернуть белую рубаху.       Просто возмутительно. На грани разврата.       Арсений учащённо дышит, разглядывает впалый живот, изящные острые ключицы и губы. В какой-то момент можно увидеть грудь Антона, когда он старается нырнуть в рубаху. Он наконец-то надевает на себя ткань, преступно красиво откидывая голову назад.       Арсений чувствует себя тем самым Давидом. И, ради всего святого, если только Вирсавия была также прекрасна!       Юноша разминает шею, а герцог не в силах смотреть ещё куда-то.