Agneau

Хенджин

Пуховик скрипел от каждого движения, словно Хенджин тер друг об друга два воздушных шарика. От холода слезились глаза, но парень отчаянно их вытирал ладонями, чтобы со стороны не казалось, что он плачет. Потому что Хенджин мужик, а мужики не плачут. Они борются молча, иногда оставляя на коже шершавые шрамы. — Бабочка нужна? — просто так спросил он, сразу протягивая Феликсу нож. У Хенджина резалось все: душа, ногти, слова. Даже бабочки резались. — Ты правда веришь, что исполнятся? Прям все? — Хоть одно точно должно. Исполнится. Желание. Если кинуть монетку в хрустальный граненый кувшин. Главное до него дойти. Высокое здание заброшенной больницы с радостью готово было заглотить в себя любого, кто осмелится пройти через держащуюся уже лишь на одной петле дверь. Через выбитые окна прорастали молодые деревья, покачивались на ветру и шелестели ветками, словно общаясь между собой. Разговаривали хриплыми голосами покойных пациентов. Хенджин поднял голову. На козырьке, сохранившемся над входной дверью, лежала груда осыпавшихся кирпичей. Если сегодня череп останется целым, то это уже будет успех. У Феликса мелко дрожали руки. То ли от вновь завывшего ветра, то ли от страха. Хенджин заметил, но говорить ничего не стал. Просто держался рядом, позволяя иногда себя касаться, чтобы чувствовать, что ты не один. Потому что одному всегда страшно. Потому что одинокие предпочитают разговорам ножи. В больнице воздух будто отличался от уличного. Он проникал под кожу и крутился где-то внутри, как черви Лоа-Лоа. Пробирался до глазного яблока, заставляя зрачки расширяться. Хенджин медленно шагал вперед, судорожно сжимая рукоятку ножа. Он не понимал, что именно его пугало. Кушетка с отвалившимся колесом, свое же сбившееся дыхание, хрустнувшая под старыми кедами собачья кость. А может, он сам. Сам себя пугал. — Эй, ты чего? — Феликс обеспокоенно взглянул на него и взял за руку. Хенджина будто пробило током. Вверх по руке, к сердцу, резко поднялось тепло. Он выдернул из чужой ладони свои пальцы, в ужасе ощущая, что живот защекотали изящные крылья. Бабочки. Рядом с друзьями они должны быть в руках, а не в желудке. — Забей, все в норме, — Хенджин закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Не помогло. — Идем. Лезвие прошлось по внутренней части предплечья почти незаметно. Хенджин даже не почувствовал. Вроде. Феликс не обратил внимания. Это хорошо. Они пошли дальше по коридору. Иногда мерещились какие-то звуки и приходилось замирать, на всякий случай задерживая дыхание. По сторонам то и дело встречались пустые палаты с разваливающимися койками. Хенджин наконец вернулся в нормальное состояние и уже спокойно шагал вперед, но бдительности не терял. Кувшин должен быть где? Правильно, на кухне. Странно будет, если кухня окажется не на первом этаже. Они повернули за угол и заметили валяющуюся кастрюлю. Отлично. Значит, они близко. Столовая оказалось просторной, и от этого еще менее уютной. Столы, привинченные к полу, так и остались на своих местах, а деревянные стулья лежали большой горой у противоположной стены. Хенджин обошел прожженный костром пол и направился на кухню. Феликс не отставал. Здесь творился полнейший хаос даже относительно того, что парни уже видели. Под подошвой хрустели осколки посуды, дверцы шкафчиков были выдраны и лежали на всех возможных поверхностях. Погнутые кастрюли и сковородки разбросаны по углам. Пахло чем-то сгнившим. — Давай ты будешь смотреть все по правой стене, а я по левой, — Феликс приподнял разломленную дверцу шкафа, чуть не оставил под ногтем занозу, подумал, что надо было брать перчатки. Вот бы эта мысль пришла в голову пару часов назад. Хенджин тщательно проверял каждый закоулок. Ему нужен этот чертов кувшин. Реально нужен. Да и Ликсу, наверное, тоже. — Нет? — Феликс без энтузиазма поднял над головой чудом уцелевшую стеклянную кружку. — На кувшин не особо похоже, — бросил Хенджин и вернулся к поискам. Пальцы болели от мелких порезов. Хенджину ладно, он переживет, а Феликс как играть будет? Пришлось взглянуть на друга. Тот действовал более аккуратно, натянув рукава толстовки на ладони. Хенджин успокоился. Повернулся обратно, случайно задев локтем гору сковородок. Было громко. Слишком. Звенящая тишина, наступившая после этого, пугала. Феликс рассмеялся, тут же закашлялся от кружившейся в воздухе пыли. Хенджин напрягся. Чувствовал, что что-то приближается. Нет, кто-то, а это страшнее. В проходе появился силуэт. Достаточно высокий человек с грязной слипшейся бородой. Он держал в руках бутылку, и, покачиваясь, молча смотрел на парней. Его прищуренные глаза не обещали ничего хорошего. — Я, — начал он медленно, плохо выговаривая слова, — к вам в дом захожу? Феликс драться не умел. Хенджина кое-как научила улица. Они кидали друг на друга короткие взгляды, пытаясь прочитать мысли. — Бежим, — одними губами сказал Хенджин. Феликс кивнул. Но они не двинулись с места. Так и остались стоять, пряча за спиной ножи. — ВЫ ЧЕ, ГЛУХИЕ ОБА? — человек закричал и резко кинулся вперед. Хенджин и Феликс бросились бежать, уже не сговариваясь. Незнакомец прикинул в своей еще чудом соображающей голове, что нападать на худого мальчика с белыми пушистыми волосами легче, чем на другого, одними глазами сообщающего, что будет драться, поэтому выбрал своей целью Ликса. Ему хватило всего минуты, чтобы нависнуть над пытающимся отбиваться ногами парнем и до хруста сжать его запястья. Феликс закричал. Хенджин вздрогнул от надрывающегося голоса. Мозги, пребывающие все это время словно в тумане, наконец начали работать. Парень схватил отломанную ножку стула с торчавшими из нее погнутыми гвоздями и с каким-то рычанием зверя, но точно не с человеческими звуками, кинулся к придавившему Ликса своим грязным грузным телом. — ЗАЕБАЛИ ХОДИТЬ ТУТ КАЖДЫЙ ДЕНЬ, — мужик занес кулак для удара. Хенджин замахнулся ножкой стола, — ПИДОРАСЫ БЛЯТЬ. Хенджин замер. Всего на секунду. Пидорасы. Сглотнул вязкую слюну и вбил гвозди в голову. Незнакомец пошатнулся и с грохотом свалился рядом с Феликсом, который смотрел перед собой, широко раскрыв глаза. Потом сплюнул кровь, встал, отряхнулся. Снова чуть не упал, но Хенджин успел подхватить. — Успел ударить? — уточнил он, замечая раны на губах Ликса. — Нет, я сам искусал. Он жив? — в свою очередь спросил Феликс. Словно отвечая на заданный вопрос, незнакомец громко закряхтел и начал шевелиться. Больше не тратя времени, Хенджин и Феликс понеслись к выходу. Воздух раздирал легкие, сердце стучало где-то в висках, но они не останавливались. Казалось, что тот пьяный мужик бежит сзади. Дышит в спину. Кричит, занося кулаки для ударов в виски. Пидорас. Кожа покрылась мурашками. Феликс остановился, тяжело дыша. Оперся об стену дома, чтобы не упасть. Хенджин обернулся, не веря тому, что погони нет. Прошелся вперед-назад, заглянул за ближайшие углы. Наконец успокоился. — Оторвались, — констатировал он. Ликс выпрямился. Порылся в карманах. Закрыл глаза и тяжело вздохнул. — Черт, — с досадой в голосе произнес он, залезая руками в карманы, — деньги выронил где-то. Хенджин стал разглядывать серые носки своих когда-то белых кед. Поводил ими по асфальту. — Забей, я одолжу. Феликс хмыкнул, грустно улыбаясь. — Я забуду вернуть, сам знаешь. — Значит, не возвращай, — тихо произнес Хенджин. Они зашли в ближайший магазин. Купили воды для Феликса и милкис для Хенджина. Небо, еще утром раскрашенное солнцем, теперь целиком затянулось облаками. Мимо маленького магазинчика с нотами пройти сложно. Особенно Феликсу. Он непроизвольно замедляет шаг. Хенджин тоже не спешит, разглядывая свое отражение в ветрине. — Ты чего останавливаешься, идем, — тянет за собой Ликс. — Ты же хотел что-то купить. — Хотел, но денег нет, — не спорит он. — Я дам. Правда, это не проблема. Феликс сомневается. Это видно по его глазам. Однако желание побеждает. Он еще раз уточняет, уверен ли Хенджин в своем решении, получает утвердительный ответ, обещает когда-нибудь вернуть и, наконец, заходит внутрь. В магазинчике тихо. Слышно, как стучит секундная стрелка часов. Феликс идет сразу к старенькой продавщице, которая тут же откладывает в сторону книгу и улыбается пришедшим. Хенджин ходит вдоль стеллажей, разглядывая разного размера сборники. Тут есть Бетховен, Бах, Моцарт. Остальных Хенджин не знает, да и имена написаны на иностранных языках. — У вас найдется Лист? Утешение номер три. — Да, да, конечно, сейчас, — продавщица встала со своего места, пошла в противоположную от Хенджина сторону, порылась на полках и вытащила пару листов. Феликс ее поблагодарил, оплатил покупку, радостный вернул Хенджину кошелек и покинул магазин. Хенджин улыбнулся. Ликс не заметил, и это хорошо. Они дошли вместе до дома Феликса. Тот кинул взгляд на свою любимую сакуру и остановился у входной двери. — Спасибо за ноты. Правда. — Хватит этих «спасибо», бесишь уже, — усмехнулся Хенджин. — Лучше купи мне энергетик. Феликс рассмеялся. Пообещал, что без энергетика больше не появится. — Ладно, давай. Завтра школа, увидимся, — похлопал его по плечу Хенджин и зашагал к своему дому. Сам себе запретил оборачиваться. Знал, что Феликс, наверное, сейчас машет рукой. Каждый раз тяжело уходить. Они так и не нашли граненый кувшин. Все знакомые уже туда сходили и загадали свои желания. Но если бы они все-таки нашли, Хенджин попросил бы избавиться от этого дурацкого чувства, которое возникает внутри, когда Феликс рядом. Словно органы начинают кувыркаться. Он бы загадал перестать быть… таким. Одним из этих. Дома тепло. Бабушка сидит на кресле-качалке, смотрит какую-то передачу про животных и вяжет шарф. Она любит вязать шарфы, которые потом дарит Хенджину. А тот ни разу их не надел, потому что колючие. — Ой, Джинни! — улыбнулась она, как только Хенджин вошел в гостиную. — Садись скорее, я тебе тут супчик с тофу приготовила. — Спасибо, бабуль, — он попытался откинуть все мучившие мысли куда-нибудь подальше. Суп был вкусным. Хенджин ел медленно, словно пытаясь растянуть время. Бабушка потрепала по голове, от чего пришлось закатить глаза, и села рядом, поставив перед Хенджином на стол его любимое печенье. — Тихий ты какой-то сегодня, произошло что-то? — забеспокоилась старушка. — Да нет, устал просто, — поспешил заверить ее Хенджин, пытаясь натянуть на губы улыбку. — Дурачок, — засмеялась бабушка и обняла внука так крепко, как только позволяли слабые руки, — не притворяйся, не надо. Хенджин уткнулся в родное плечо. — Я тебя так люблю, ты даже не представляешь. В комнате было хорошо. Хенджин включил на колонке корейский рэп, чтобы заглушить свой внутренний голос, и подумал, что надо бы как-нибудь приготовиться к школе. Но как? Положить в рюкзак супер-мега тетрадку все-в-одном и ручку? Это займет меньше пяти секунд. А учебники таскать он все равно не собирается. Хенджин вообще не любил думать, что первое марта — это начало учебного года. Он предпочитал считать, что, если уже первое марта, значит, до дня рождения осталось всего двадцать дней. Так проще и веселее. Он завалился на кровать и уставился в потолок. Стоило закрыть глаза, как перед ними тут же возник Феликс. Такой красивый. С веснушками, которых почти не видно, с краснеющим на холоде носом. Память включила пластинку «Смех Ликса». Каждый раз, когда это происходило, сердце начинало бешено колотиться, вспоминались его губы, руки, тонкие пальцы. В животе становилось вмиг так горячо и приятно, что Хенджин больше никогда не хотел открывать глаза. Он планировал склеить их, чтобы даже самые опытные врачи не смогли разлепить. Руки легли на живот. Залезли под майку, вырисовывая круги на мягкой коже. Хенджин не сильно им сопротивлялся, поэтому позволил спуститься ниже. Мысли перемешались друг с другом, превратившись в один большой клубок, который сейчас совершенно не было желания распутывать. Парень глухо вздохнул, проводя исколотыми пальцами по бедру. Голова все еще была в сладком тумане, откуда доносился смех Феликса. Руки гуляли по телу, медленно стали проскальзывать под боксеры… Хенджин резко сел и в ужасе посмотрел на свои ладони. Черт, он же только что чуть не… пиздец. Это полнейший пиздец. Он забежал в ванную, резко хлопнув дверью. Встал перед зеркалом, вглядываясь в свое лицо. Правильное лицо неправильного Хенджина. Он включил кран и оперся на раковину. Постарался сосредоточиться на шуме воды. Не вышло. Опять поднял взгляд на зеркало. С силой дал себе пощечину. Феликс остался, но в добавок к нему появился еще и красный след на лице. Дал вторую. — Джинни, все хорошо? — крикнула из своей комнаты бабушка, услышав шум. — Да, — ответил Хенджин, стараясь придать своему голосу нормальный тон. — Все в норме. Хотя ничего нормального, конечно, тут не было. Хенджин еще пару секунд постоял без движения, стараясь сфокусироваться на дыхании, но потом все же открыл ящик и стал рыться в поисках бритвы. Нашел. Смотрел, как она блестит под светом лампы. Потом вытянул руку над раковиной и надавил на кожу лезвием. Хенджин сжал зубы, чтобы не кричать. Он давил сильнее и сильнее, выдавливая боль болью. Под ногти забралась кровь. Парень выдохнул из легких весь воздух и, немного протянув лезвие к запястью, оторвал его от кожи. Остальные шрамы чесались, вынуждая царапать их. Хенджин промыл лезвие и убрал на место. Протер раковину, кинул в стирку одежду, почти идеально чистую. С радостью заметил, что «Смех Ликса» закончился. Забрался в скользкую ванну, включил воду, налил в ладонь шампунь. И заплакал. Бесшумно. Без всхлипов. Он молча кричал, проводя по предплечьям ногтями. Шампунь щипал рану, слезы — глаза. Хенджину больше нравились щиплющие язык газировки. Мокрые волосы стали липнуть ко лбу. Хенджин еще раз вздохнул и успокоился. — Бабуль, можно бинт, пожалуйста, — он еле стоял на ногах, полостью опустошенный. Пустота в своем роде прикольная вещь. В ней нет ничего. Даже Феликса. — Ой, что случилось, — старушка тут же отложила пряжу и подошла, чтобы осмотреть руку, — Ты где свалился-то? — спросила она, доставая перекись водорода и бинт. — Через забор перелезал. Днем у Феликса перевязал, поэтому кофта не испачкалась, не волнуйся. — Да плевать на эту кофту! — тут же возмущенно ответила бабушка и больше вопросов не задавала, молча обрабатывая рану. Потом предложила принести в кровать горячего молока, но Хенджин отказался. — Джинни, ну будь ты осторожней, — с любовью произнесла она, убирая коробку с лекарствами на место. — Хорошо, я постараюсь. Спокойной ночи, бабуль. Хенджин лег на кровать и старался ни о чем не думать. Вообще ни о чем. Отключить мозг совсем. И это получилось.