Agneau

Феликс

Феликс поднимался по лестнице на свой второй этаж, перешагивая через ступеньку. Сам не особо понял зачем, но остановился у двери Бан Чана. Замок починили. Он крепче сжал в руках купленные ноты и зашел в квартиру. Первой, кто его встретила, была Оливия, которая весело начала прыгать под ногами, хватаясь за края толстовки. — А у меня теперь целая коробка конфет, представляешь? Целая и вся моя, — она радостно завизжала. Потом немного подумала и добавила, — но с тобой и с мамой я буду делиться. Если захотите. Феликс присел на корточки, уточнил, как дела у одноглазого кота. Поцеловал в лоб, прямо как мама, хотя сам редко так делал. — И откуда у тебя эта конфетная коробка? — Чан принес. Сказал, что, когда конфеты будут заканчиваться, я могу стучаться к нему, и коробка будет наполнена. — Он давно заходил? — Феликсу почему-то стало интересно. — Ага. Сказал, что надо куда-то бежать и не послушал мою песенку, — тут же приуныла девочка. — Ну ладно, — снова оживилась она, — он обещал послушать потом. Феликс еще немного поговорил с сестрой, крикнул маме, что он дома, и пошел в свою комнату. Подошел к фортепиано, открыл крышку, сел. Поставил ноты, стал разбирать. Сначала получалось не очень. Но Феликс упорно продолжал играть. Терялся в звуках, а затем опять находил нужную дорогу. Пальцы все ускорялись, повторяя одни и те же места. Феликс играл вновь и вновь, пока не оставался хоть немного довольным результатом. На улице уже начинало темнеть, из-за чего пришлось зажигать свет. Если бы люди могли видеть в темноте, Феликс играл бы только ночью. Без ламп, без солнца. Он бы сам освещал все вокруг своей музыкой, рождая с помощью нее образы и эмоции. Потому что только ночью человек может почувствовать то, что недоступно для ощущения днем. Потому что при свете музыка становится более тусклой, словно луна при свете фонарей. Потом наступил поздний вечер. Феликс, зная характер своих ворчливых соседей сверху, решил на сегодня остановиться. Он быстро принял душ, переоделся и залез под одеяло, закрывая ноги дополнительным слоем из пледа с ромашками. За окном гудел ветер, отчего заснуть совсем не получалось. Феликс перевернулся на бок и раскрыл глаза, улавливая аромат бергамота. Точно. Он же забыл перестелить белье. Странно, но этого делать теперь совсем не хотелось. Наоборот, Феликс уткнулся носом во вторую подушку, вдыхая этот запах. Созданный из цитрусов, он оставался приятной горечью на языке. Феликс до этого никогда не чувствовал запахи на вкус. Вот бы вернуться в утро. Просто на секундочку, чтобы еще раз проснуться от солнечных лучей. Чтобы иметь рядом с собой тепло. Это, как выяснилось, очень даже приятно.

***

Школа встречала шумом и знакомыми лицами. Феликс отыскал Хенджина, потащил в класс. Первый урок французского в этом году. Надо будет усердно работать, чтобы не завалить экзамены в ноябре. Они сели за предпоследнюю парту, потому что на это настаивал Хенджин. На деревянной поверхности красовались разные надписи, сделанные синей ручкой. Это была не просто парта, это была целая история учеников. «Здесь был Джексон» самая ранняя, уже почти стертая чьим-то ластиком. Была и такая база как: «Дженни + Тэхен = любовь» И много-много написанных по подобной схеме, где менялись только лишь имена. «Ариана Гранде лучшая», «люблю Тейлор», «кто прочитал — тот гей» Хенджин вздрогнул. — О, Джису, привет! — Феликс снова и снова отыскивал знакомых и с улыбкой их приветствовал. В следующем году он уже их не увидит. Многие планировали уехать из этой глуши, кто-то с семьей, кто-то сам по себе. Как и Феликс. — Наша француженка уволилась, вы в курсе? — пронеслось по толпе. — Йоу, — к Феликсу подошел Сынмин и крепко пожал руку. Они пересекались пару раз за лето, но были не такими близкими друзьями, чтобы ходить куда-то вместе, помимо общих тусовок. — И тебе привет, — заговорчески усмехнулся парень, протягивая ладонь Хенджину, — скучал? — Нисколько, — закатил глаза Хенджин, принципиально не отвечая на рукопожатие. — Кислая мина, — Сынмин не отходил, но руку убрал. — Тебя увидел. — Жесть, сколько негатива, я в ахуе, — он сделал вид, словно отмахивается от окружившей его энергетики Хенджина и завалился на последнюю парту. Хенджин обернулся и вопросительно поднял бровь. — Ты серьезно? — Абсолютно, — невозмутимо ответил Сынмин, закидывая рюкзак на парту. — Вопросы, претензии? — Да, знаешь, есть парочка. Сынмин улыбнулся во все зубы. — Вот и отлично, оставь при себе. Может, пока будешь прокручивать их в башке, твой котелок варить начнет. Хоть немного нагреется. — Ой, иди на хуй, — Хенджин отвернулся. — С радостью, только если на твой, — раздалось сзади. Сынмин курил электронные сигареты и от этого пах чем-то приторным. Он ненавидел лицемеров и иногда набивал морду тем, кто нарушал справедливость в этом мире. Он носил цепи на шее и вишневое пиво в сумке. Любил из всех предметов только литературу и постоянно спорил с учителем по поводу того, что хотел сказать автор. — Так что, реально уволилась? — снова спросил кто-то. — Французский из расписания не убрали, значит, замену нашли? — Представляете, нашли. Bonjour, mes amis. Феликс следил за тем, как в классе наступила тишина. Как Бан Чан в черном костюме подошел к учительскому столу, как положил на него какие-то бумаги. Легкие разучились дышать. Феликс смотрел на уложенные гелем волосы, зачесанные назад, на расстегнутую на несколько пуговиц белую рубашку. Это было так… так… Феликс пытался подобрать какое-нибудь прилагательное, но все никак не мог. Красиво, шикарно, великолепно. Все и сразу: пафосно, просто, легко, нереально. И это одновременно. — Итак, приятно познакомиться. Я буду вашим учителем французского в этом году. Всегда можете обращаться ко мне с вопросами, — он взял в руки мел и аккуратным почерком стал писать. — Бан Чан. Номер телефона… Феликс смотрел на пальцы, держащие мел. На некоторых из них блестели кольца. — Можно просто Чан, — продолжил он, опять обращаясь к классу. — Важный вопрос: кому нужен французский для поступления? Феликс, Джису и еще несколько человек подняли руку. — Н-да, не очень много, — Чан пробежался взглядом по ученикам. Заметил Феликса. Улыбнулся. — Что ж, в этом есть и плюсы. Хочу сразу сказать: тех, кто не сдает, напрягать сильно не буду. Остальные же должны будут немного попахать. Хенджин сбоку облегченно выдохнул, и начался урок. — Начнем, пожалуй, с небольшой проверочной, — Бан Чан тут же замахал руками, прерывая недовольное «ууу». — Никаких оценок пока, мне просто надо понять, с чего мы начнем. На партах появились листы с заданиями, и все тут же приуныли. Стали крутить в пальцах ручки и пытаться вспомнить хоть что-то. Феликс быстро решил первые задания, дал списать Хенджину, делавшему это скорее по привычке, чем из надобности, а на последних впал в ступор. В тексте не получалось перевести больше половины слов, не то, что поставить глаголы в правильные времена. Феликс написал остальное наугад, пододвинул листок к Хенджину и снова посмотрел на Чана, тихо постукивая пальцами по парте. Феликс так долго его разглядывал, что чуть не рассмеялся. Он чувствовал, как в груди билось сердце, смотрел, как выглянувшее из-за туч солнце понемногу заползает в класс. На подоконник, на лицо Чана, отчего он стал жмуриться, на волосы кропочущей над заданиями Дженни, а потом запрыгнуло в ладони к Феликсу. Оно перелезало через пальцы, оставляя за собой теплый свет, ощущаемый кожей. Лучи перебрались на стену и потянулись к потолку. Феликс опять посмотрел на свои руки, поймавшие солнце. Или солнце их поймало. Это было так глупо и интересно. Он повернулся к Хенджину, чтобы передать ему все, что твориться в душе. Потому что тем, что росло внутри, хотелось поделиться. Со всем миром. Но Хенджин, поймав его взгляд, лишь усмехнулся и опустил глаза. С Хенджином что-то происходит. Что-то странное, но от разговора об этом он увиливал каждый раз, как только понимал, к чему идет дело. Прозвенел звонок. Бан Чан прошел по рядам, собрал работы, сказал, что проверит к следующему уроку, и отпустил на остальные уроки. Школа — это маленький мир, огороженный бетонными стенами. Он состоит из обшарпанных полов, из шатающихся деревянных парт и цепляющихся за капроновые колготки девчонок стульев. Здесь прославляются те, кто взрывает туалеты и устраивает потоп, те, кто может найти ответы на любой тест, забравшись через открытое окно в класс. Здесь вопросы решаются просто: через кулаки, но только пока не видят старшие. Феликс ходил по этому самому миру, носил за плечами рюкзак и думал, что когда-нибудь все закончится. И он даже знает, когда это случится. Через год. Даже немного раньше. День тянулся долго. Феликс поболтал с Хенджином, послушал аргументы несогласного Сынмина на литературе, купил невкусный батончик в столовой, еще посидел на паре уроков и, наконец, вышел на свежий воздух. — Ты куда? — спросил Хенджин на ходу надевая поверх толстовки свой пуховик. — Домой? — Наверное, — ответил Феликс, пряча нос в шерстяном шарфе. Казалось бы, лето все ближе, но погода будто это отрицала и считала, что пора возвращаться обратно в зиму. — Кстати, я тебе деньги за ноты принес. И энергетик. Держи. — Спасибо. Я провожу. — А со мной чего до дома не доходишь? — из ниоткуда появился Сынмин и подмигнул Хенджину. — Ммм, Джинни? Хенджин резко обернулся и уткнулся своим лбом в чужой. — Не называй меня так. — Как хочу, так и называю. — Нет, — Хенджин сделал пару шагов назад, оказываясь от Сынмина на расстоянии вытянутой руки, — не называешь. Я запрещаю. Сынмину дико нравилась эта игра. Он вытащил из кармана электронную сигарету, сделал затяжку, выдохнул. Феликс даже через ткань шарфа ощутил, что дыхание парня стало виноградным. Сынмин затянулся еще раз. — И что же мне будет, если я тебя ослушаюсь? — выдохнул он, подходя ближе к Хенджину. — Ребят, — Феликс наблюдал за ними и честно терпел, но на улице реально не жарко, — может мы пойдем, а? Сынмин кинул на Ликса недовольный взгляд, закатил глаза, толкнул плечом Хенджина, пока проходил мимо, и скрылся за углом. Хенджин в ступоре стоял пару секунд неподвижно, Феликсу даже пришлось его окликнуть несколько раз, чтобы тот очнулся.

***

Дома опять варилась какая-то еда. Феликс крикнул маме, что дома, поздоровался с одноглазым котом, потому что иначе Оливия отказывалась его пускать, и закрылся в комнате. Разложил на фортепиано ноты, снова стал повторять. Еще раз, еще. Третьим, нет, четвертым пальцем, потом ля бемоль… То ли мир вокруг и правда кружился, то ли Феликсу уже казалось. Музыка уносила с собой, укачивала на волнах, пускай иногда и швыряла на рифы, когда Феликс ошибался. Она затягивала так, что без помощи извне уже не выбраться. Да и не хотелось выбираться, если честно. Феликс не мог верить своим глазам. И душа, и сердце, пускай они находились где-то внутри, кричали о том, что он не в комнате. Вокруг нет стен: здесь бесконечные поля с шелестящей травой, здесь в волосах цветы, перед глазами летают стрекозы, садятся на клавиши, а Феликс играет, играет. В этом месте хочется жить бесконечно. Тут хорошо, тепло, тут пахнет бергамотом… Руки замерли в воздухе. Феликс резко развернулся и наткнулся на взгляд Бан Чана. Тот стоял, прислонившись к противоположной стене и скрестив руки на груди. Они молчали долго. Слишком долго. Секунды просачивались сквозь щели песком и уносились куда-то вдаль вместе с ветром. Туда, откуда не возвращаются. — Красиво играешь, — так просто сказал Чан. Взял и произнес это губами, хотя Феликс был уверен, что эту тишину разрушить почти невозможно. — Спасибо, — он не мог опустить взгляд. Чан улыбнулся, отлип от стены. — Ты прости, если помешал, я ненадолго, — он вытащил из сумки, что все это время была у него на плече, лист бумаги. — Работу твою проверил, неплохо, должен сказать, — он протянул листок Ликсу, — есть, конечно, над чем работать, но это нормально. Феликс быстро пробежался глазами по заданиям. В некоторых местах были ужасно глупые ошибки, даже обидно стало немного. — Ты же сдаешь экзамен по французскому, да? Феликс кивнул. — Приходи ко мне заниматься. Мы живем в соседних квартирах, я подумал, что это может быть удобно. Сразу после уроков я буду заниматься с остальными ребятами, а по вечерам с тобой, идет? — Мгм, — Ликс встал, чтобы положить работу на стол. — Нет, если тебе неудобно… — Да, мне удобно, извините, если звучало не так. Я просто… ну нет, да, я был бы рад. Чан усмехнулся, подтянул свою сумку и, задев фикус, пошел к двери. — Меня твоя мама пустила. Приглашала на ужин, который будет готов с минуты на минуту. Идешь? — Да-да, уже бегу. Феликс сидел на кухне, пил зеленый чай с жасмином и был уверен на девяносто процентов, что это сон. Мама, за день полюбившая Чана словно родного сына, крутилась вокруг него, предлагая то одно блюдо, то второе, то шоколад. Шоколадом тут же заинтересовалась Оливия, и его в итоге положили на стол. Чану было немного неудобно, но с каждым мгновением это ощущение улетучивалось. К ночи закружилась голова. Чан распрощался с мамой, потрепал по голове Оливию. Потом повернулся к Ликсу. Протянул руку. Вышло как-то слишком по-деловому. — До завтра. Не забудь тетрадку для конспектов. Феликс пожал руку. Потом сам Чан скрылся за дверью, поэтому пришлось опять идти в комнату, чтобы почувствовать еще оставшийся свежий запах цитрусов. Он как-то по-особенному цеплял. Его бы вдыхать и вдыхать, пока перед глазами все не поплывет. Так, чтобы легкие устали. Легкие, конечно, уставать так быстро не собирались, а вот комната уже начинала плыть. Ликс упал на матрас, все еще понимая реальность. Зевнул. Хотелось спать, очень сильно. Феликс очнулся через несколько минут. Он понял это по шуму воды в ванной. Мама еще не спала. Встать не было ни сил, ни желания. Феликс в очередной раз закрыл глаза, погружая все вокруг в темноту, но ощущая под пальцами смятый плед с ромашками. Наверное, лежать на настоящих ромашках еще интереснее. Слушать жужжание пчел, ловить закат, чувствовать, как Чан перебирает волосы. Знать, что он рядом, что не уйдет. И чтобы облака над головой складывались в какие-нибудь образы, рассказывая истории, за которыми они наблюдали с неба.

***

На следующий день Феликс так и не пересекся с Чаном в школе. Вроде бы это сделать было почти невозможно, учитывая, что они находились в одном небольшом здании на протяжении восьми часов, но, однако, вышло именно так. Феликс, конечно, мог зайти в его кабинет, соврать, что ошибся, что перепутал расписание, но он держал себя в руках. Все равно увидятся вечером. Осталось подождать всего лишь несколько часов. Кто-то предположил, кто-то согласился, кто-то подтвердил — и в итоге выяснилось, что их старая учительница по французскому не уволилась, а легла в больницу. С воспалением легких. Джису даже пообещала к ней заглянуть, передать большой привет от класса (хотя никто не хотел ей ничего передавать) и принести каких-нибудь фруктов. — Скажи, пожалуйста, лично от меня, что мне очень уж тут тяжко без нее, — Сынмин крутил на пальце цепь. — Ни одной плохой оценки, а уже второй учебный день. Я умираю, — и он, закрыв глаза, откинулся на спинку стула, имитируя свою смерть. — Что-то ты рановато собрался умирать, — Феликс рассматривал затаившего дыхание Сынмина, — поживи еще немного, не хочешь? — Брат, ты старше меня на пару дней, тебе бы не знать, что такое старость, — труп разговаривал, но двигаться не собирался. — Если голова кружится, это не старость, — подключился Хенджин. — Курить надо меньше. Сынмин все же приподнял голову и открыл один глаз. — Как скажешь, Джинни. — Да я тебя… Но Феликс же не курил. А голова кружилась. И весь мир вместе с ней. Чтобы не замерзнуть на улице, пришлось опять заворачивать половину лица в шарф. Феликс прятал руки в карманах и думал о Хенджине. Тот был слишком дерганный, слишком резкий, слишком грубый. Ликс хотел как-нибудь помочь, но Хенджин в очередной раз закрыл тему. Он не хотел. Хотя Феликс видел, что тому страшно. Видел, не понимал, что делать, и от этого на душе становилось так мерзко и противно, что хотелось выть. Как волк на луну. Как сирена проносящихся мимо полицейских. Как сигнализация взломанной машины.

***

Учитывая, что со школы приходилось возвращаться и так достаточно поздно, то вечер наступил очень быстро. Феликс успел лишь сесть за уроки, обнаружить пропажу рисунка Хенджина, где был изображен Сынмин, решить пару примеров, как уже надо было идти к Чану. Пришлось все оставить недоделанным, взять с собой ручку, тетрадь и пойти изучать французский. Феликс боялся экзаменов. Боялся, но надеялся все сдать. Листик с напечатанными заданиями, конечно, жизнь не решает, но все равно нельзя было не пройти. Надо в университет. Феликсу очень надо. Чтобы выбраться отсюда. Просыпаться не из-за драки под окном, а из-за птиц. Пить по утрам не зеленый чай, а матчу. Феликс мечтал и работал. Понимал, куда направлены все его усилия. Чан открыл дверь в домашней свободной одежде и в тапках с зайцами. Феликс про себя отметил, что тапки зачетные и вообще он хочет такие же. Но долго взгляд на зайцах не задерживался, потому что в следующее мгновение он зацепился за него. Старинное фортепиано, черное, с немецкими надписями и канделябрами. Феликс, на ходу спросив разрешения и так же быстро его получая, провел пальцами по крышке, на которой еще осталось немного пыли, которую Бан Чан еще не успел убрать. Аккуратно коснулся подушечками клавиш, нежно, не нажимая. Остался в полном восторге, который никак не мог описать словами. Чтобы добраться до него, даже не пришлось разбивать окно. — А можно я… — Конечно. И Феликс слегка надавил. Расстроенное за все то время, что им не пользовались, пианино заскулило непонятным набором звуков. Но зато какие были ощущения от этого нажатия… Феликс нажал аккорд еще раз. Лучше звучать не стало, но разросшийся деревом в душе восторг никуда не пропал. — Его бы настроить, — прошептал Феликс. — Оно же прекрасное. Чан улыбнулся, прислонившись к стене. — Я вызову мастера, пусть настроит. — Правда? — Ты еще и сможешь приходить играть. Но только после французского, — тут же рассмеялся Чан, увидев чуть ли не плачущего от чистого счастья Феликса. — А сейчас давай заниматься. На кухне должно быть удобно. Феликс принес оставленные в коридоре вещи, разложил их на столе и стал внимательно слушать Чана. Сначала они разобрали ошибки, повторили западающие темы. Пришлось решить еще несколько похожих заданий и пополнить словарь незнакомыми до сегодняшнего дня словами. Затем Чан быстро пробежался по структуре предстоящего экзамена, потому что, как выяснилось, формат немного изменился с прошлого года. Потом Феликс отказался от предложенного какао и, бросив случайный взгляд на часы заметил, что прошло уже два с половиной часа. — Серьезно? — Чан сам сначала не поверил, но, сверившись со своими наручными, вынужден был признать, что Феликс не врет. — Тогда давай заканчивать. Для первого раза и так очень даже хорошо. — Бан Чан, а вы… — «Чан» и «ты», если ты не против. Феликс был совсем не против. — Ты зайдешь к нам на ужин? Мама спрашивала. — Я вообще думал тебе предложить у меня поужинать, — Чан почесал карандашом висок. — Ну раз зовут — пойдем. Все равно мы задержались, а до твоего прихода я даже начать не успел. — Вау, ты готовишь? Я не знал. — И очень даже неплохо, — Чан поправил волосы и подмигнул. — Придется что-нибудь для тебя сделать, чтобы ты это признал. — Люблю овощи, — Феликс надевал в коридоре кроссовки. — Все, кроме помидоров в любом виде приготовления. — А сырые? — Сырые ем. Чан словно сделал у себя в голове какие-то пометки, открыл верхний шкаф на кухне, достал оттуда пачку сушеных фруктов и пошел за Феликсом.