Сочетание пряностей

Енджун просыпается из-за того, что его сильно прижимают к себе сзади, а еще громко урчат рядом. Субин все еще явно спит, потому что кардамон чувствуется спокойным и уютным, и старший тихонько дышит этой пряностью. Удивительно, какой нежной кажется в этот момент резкая специя — такую бы добавить в тесто и приготовить сладкие булочки. Енджуну вообще нравится этот многогранный аромат истинного. Субин пахнет резко при первой встрече, пряно и даже немного остро, хотя сам кардамон на прилавках в магазинах не такой тяжелый. Когда младший злится, то его аромат становится еще перченее, а когда смущается и смотрит на Енджуна — легче и немного слаще. Зато в возбужденном состоянии, как оказалось, лишается всех этих ноток и начинает отдавать лимонной кислотой. Енджун пока только познает весь тот спектр аромата Субина, но он уже может сказать, что никого с более прекрасным запахом не встречал. Младший шепчет что-то во сне несуразное, причмокивает губами, а затем вдруг прижимает еще ближе, утыкаясь носом в затылок. Енджун тихо смеется и, если честно, немного паникует, потому что дышать становится тяжело. Он легонько поглаживает сильную руку и пытается чуть отстраниться. Кардамон начинает сквозить недовольством, а хозяин этого запаха — шевелиться где-то сзади. — Бин-и, раздавишь, — хрипло произносит Енджун и пару раз подушечками пальцев стучит по ладони, которая держит его в плену. Субин шепчет тихое сонное «прости» и вместо того, чтобы просто расслабить хватку, вообще смущенно убирает руку и ложится на спину. Енджуна такой исход не устраивает, так что уже в следующую секунду он кладет голову на широкую грудь и сам обнимает поперек груди. Субин довольно поглаживает нежную кожу на талии, подушечками пальцев ведет к пояснице, возвращается обратно — и так по кругу. Енджун не замечает, как тоже тихонько начинает урчать. Собственный бадьян вмиг обретает сладость, которой младший не может надышаться и вряд ли когда-нибудь вообще сможет. Матрац скрипит, когда Енджун приподнимается на локтях, чтобы заглянуть в чужое лицо. Субин мило пытается открыть глаза дольше, чем на пару секунд, так что он часто жмурится и медленно моргает, дышит глубоко бадьянной сладостью и явно проигрывает утренней сонливости. Енджун смеется с поведения этого волчонка, обхватывает лицо ладонями, целует поочередно в каждое веко, в нос, чмокает губы. Субин недовольно спросонья мычит, потому что на приставания ему ответить хочется, но не можется. Крупная дрожь пробивает тело, когда старший утыкается в шею, прямо в железу, и часто дышит манящим запахом. — Надо в душ, — шепчет Субин, проводит ладонью по спине, пуская мурашки по всему телу. — Запахи уйдут, — грустно проговаривает Енджун в ответ и заглядывает наконец-то в разлепившиеся сонные глаза. В их взглядах тут же вспыхивает одна и та же идея. Вместо людей друг на друга начинают смотреть волки, показывая одно-единственное желание. Только вот зверь Енджуна вдруг тушуется, прячет нос куда-то в лапы и недовольно фырчит. Субин в ответ лишь мягко улыбается и запускает пальцы в черные волосы. Легкими поглаживаниями зверь успокаивается. Енджуна пугает спешка, а с Субином бежать в погоне не хочется. — Пойдешь со мной в душ? — игриво тянет старший, целует куда-то в щеку, трется головой о кардамон, собирая его еще больше на волосы в попытке оставить побольше. — Не-а, — морщится Субин и прикрывает глаза, потому что держать их открытыми больше минуты все еще сложно. — Вот это ты козлина, конечно, — дуется Енджун, встает с кровати и показательно громко топает на выход из спальни. «Перебесится», — думает Субин, укутывается в теплое одеяло, насквозь пропитанное бадьяном и тут же проваливается дальше в сон. Через двадцать минут он просыпается от того, что в его голову швыряют чистым полотенцем. Енджун стоит напротив него и злится: руки сложены на груди, брови сдвинуты, бадьян ощущается слишком напускным и ненастоящим. Старший злится понарошку, играется и дразнится. Так что Субин просто широко улыбается, до очаровательных ямочек на щеках, на которые Енджун тут же залипает и теряется в актерской игре. В итоге старший показывает ему язык и отправляется на кухню для того, чтобы приготовить завтрак. Субин выходит спустя всего минут десять, кажется. Обнимает со спины, подбородок кладет на чужое плечо и наблюдает за тем, как яичница оказывается на тарелках. И только после Енджун в его руках разворачивается, заправляет мокрые волосы за уши, мягко улыбается и целует. Нежный, аккуратный и трепетный поцелуй — вот то, что им не хватало с утра. — Какие планы на сегодня? — спрашивает Субин, отстранившись с громким чмоком, и целует куда-то в шею. И вот тут вся эта утренняя нежность летит просто в бездну, потому что Енджуну требуется целая истерика на грани с ссорой, чтобы отвоевать себе выход с больничного. Двое альф разгораются с полуоборота, и реальность такова, что уже никого не волнуют те приятности и ласки, которые происходили всего пару минут назад. Они к ним обязательно вернутся, а пока у них по плану — накапать друг другу на мозги, да побольше. Субин, хитрожоп невероятный, вступает в атаку просто с козырей — едва речь заходит о том, что надо на работу, набирает Бомгю, и они вместе мусолят старшего альфу. Последний в долгу не остается, и через минуту спорят четверо: Субин и Енджун стоят друг напротив друга и вытягивают вперед телефоны на динамике, откуда доносятся голоса Бомгю и Тэхена. Комедия со стороны — триллер в реальности. Сторона двух альф в конечном итоге побеждает тупо тем, что заваливает Субина сравнениями с громадным заказом в пекарне. Бомгю истерически орет из трубки «Братан, не сдавайся!», но Енджун с хищническим выражением добивает тем, что вдруг коллеги не умеют печь печенье с шоколадной крошкой и все испортят, если не проконтролировать. В итоге Субин сдается с такой мордой, как будто ему в рот влили банку свежевыжатого лимонного сока, а потом еще и для кучи затолкали в нос какую-нибудь ядреную специю. Последнее, кстати, недалеко уходит от истины, учитывая, как провоняла квартира кардамоном и бадьяном во время этого небольшого инцидента. — Ну, хорошо, давай по-другому, — тянет Енджун примирительно, склоняет голову вбок, наблюдая за тем, с каким грозным выражением лица альфа напротив ест яичницу и пьет крепкий чай. — Если тебе не нравится идея того, что я выхожу с больничного ради того, чтобы пойти на работу… Как насчет идеи того, что я делаю это, чтобы мы сходили на свидание? — Не прокатит, — выдыхает Субин и даже не смотрит на него. — Мне и тут с тобой хорошо. Ты все еще сопливишь и подкашливаешь, так что сам будешь лечиться, если сляжешь снова. — Ладно, — кивает уже давно доевший все Енджун и поднимается из-за стола. Субин кидает подозрительный взгляд в шустро удаляющуюся спину, ощущает какое-то предвкушение в бадьяне, и весь внутренне сжимается. Если честно, страшно от того, что это чудо еще может выкинуть. После прошедшей ночи Субин ожидает вообще все, чего угодно, и искренне не понимает, к чему нужно быть готовым. Допивает он чай со сведенными к переносице бровями, пока отвечает всем на накопившиеся за эти дни сообщения и даже не замечает остановившегося в дверном проеме альфу. — А если я буду на свидании так? Ох, не нужно было идти на поводу хитрющему тону голоса и простому человеческому любопытству. Субин поднимает недовольно глаза, которые тут же расширяются от удивления. Нет, он, конечно, слышал от Бомгю не раз, что друг у него… с особыми для альфы предпочтениями в одежде, готовился к этому морально и думал, что его ничем не удивить. И где он теперь, спрашивается?! Енджуну и стоило-то всего лишь уложить шикарные темные волосы, вставить в оттопыренные уши сережки-кольца, нацепить чокер с маленькими блестящими бусинами, надеть широкую джинсовую юбку в пол, черную укороченную майку и чуть длиннее нее кофту на молнии с капюшоном, и все. Субин заторможенно скользит взглядом вверх и вниз, и пытается за шкирку удержать рвущегося вперед волка, который злостно смотрит на него в ответ и старается укусить за что-нибудь побольнее, чтобы вырваться. — Значит, все еще «нет»? — чересчур наигранно и раздосадовано произносит Енджун, зыркает хитрющим взглядом на то, как открывается и тут же захлопывается рот зависшего альфы и улыбается. — А могли бы сходить куда-нибудь … Ты только представь: ты, я, маленький столик на двоих, чтобы все понимали, что мы пришли вместе… как пара… — Субин чувствует, как начинает биться в истерике волк внутри, и ведь Енджун это прекрасно понимает. Какие бы взгляды на них кидали… Двое привлекательных альф, которые принадлежат друг другу. — Ладно, я тогда пойду обратно переоденусь… Хорошо? — делает медленный шаг назад, и Субин рефлекторно дергается вперед, но вовремя себя останавливает. — Блин, тут что-то… обои отходят что ли? — произносит Енджун и тянет руками вверх по стене. От такого действия короткая кофта задирается, и Субин видит облегающую майку, заканчивающуюся только посередине пресса и открывающую вполне себе приятный, добротный такой, благой вид. — Вот же ж… Иди сюда! — рычит младший, поднимается со стула и срывается с места, ударившись при этом боком об угол стола. Енджун круто разворачивается и улепетывает, громко хохоча. Только он особо и не старается убежать, да и квартира у него достаточно маленькая: если не считать кухню, всего две просторные комнаты, между которыми небольшой коридор. Так что Субин ловит монстра и разворачивает к себе за талию практически за секунду до того, как он скроется в спальне, закрыв за собой дверь. У Енджуна так мило морщится нос, когда он задорно смеется, так что никаких шансов сдержать рвущуюся наружу улыбку, а затем и вовсе такой же веселый смех не остается. Субин как-то рефлекторно прижимает сильное тело еще ближе к себе, окольцовывая узкую талию, потому что на подсознательном уровне, где-то на корке мозга выжжено постоянное навязчивое желание зарыться в этот манящий пряный запах со сладкими счастливыми нотками на конце. И Енджун вообще не против такого жеста. Этот сильный альфа сам жмется ближе, обхватывает руками шею, трется собственным носом о чужой и тихонько довольно урчит, вдыхает побольше тяжелого кардамона, который кажется самым приятным и любимым запахом. Этот сильный альфа тихонько выжидает, позволяет целовать себя первым, перемещает ладони куда-то в волосы, массирует кожу головы и отвечает нежно и трепетно. Прикосновения губ аккуратные и легкие, как будто они боятся что-то потревожить — притихших волков ли в грудной клетке или ком из приятных чувств, который наслаивается и увеличивается с каждой минутой, проведенной вместе. — Мне надо ехать, — шепчет Енджун и лениво вытягивает губы вперед, отвечая на нежные прикосновения. — Куда ты так торопишься? Ты же сам себе начальник, — усмехается Субин и просчитывает, каковы шансы вновь утянуть старшего в поцелуй. — И правда, — гадать больше не приходится, потому что Енджун сам сокращает расстояние, мило жмурясь и пытаясь слишком сильно не улыбаться, чтобы все не испортить и не смазать. Как же они влюблены. Енджун влетает через час в студию чуть ли не с ноги и впервые чувствует, как не хочется ему всем этим заниматься. Он бы лучше лениво провалялся весь день в компании альфы, который тоже резко подорвался по каким-то делам. Выведать у Субина информацию, что за секреты он скрывает, не получилось, но Енджун готов простить все наимилейшим ямочкам на щеках, блеску в глазах и заверениям в том, что ему все покажут чуть позже. От такого интриганства хочется укусить за плечо от раздражения, но ничего не поделаешь. Так что приходится вернуться в привычный ритм и въехать в то, что произошло за почти недельное отсутствие. Омега за стойкой чересчур рад появлению начальника, и Енджун ловит себя на мысли, что его впервые бесит этот несносный паренек, который осаждается только грозным запретом увязываться за собой хвостиком. Весь день проходит в каком-то нервяке: самая младшая команда так и не отточила танец до конца, хореографы разбегаются от начальника как мухи из-под мухобойки, боясь нарваться, и по итогу приходится бегать по этажам студии, вылавливать их и чуть ли не к стенке прижимать, чтобы выпотрошить отчеты о том, как все идет. С костюмами лажа полнейшая, никогда не подводившее ранее ателье запаздывает и на расспросы о готовности отвечает неохотно, так что подростковая секция может вообще финальные прогоны устраивать в собственных шмотках. В итоге Енджун еще и шерудит параллельно всякие магазины с одеждой, чтобы экстренно заказать план Б и слепить образы из всего, что под руку попадется. Повезло еще, что вкус у него отменный — с этим никто в студии не поспорит — и он может самостоятельно подобрать что-нибудь сносное. В общем, день, начавшийся так хорошо с пробуждения от приятных поглаживаний, нежных поцелуев и милых слащавых фразочек, превращается в полную кутерьму из всего подряд, а заканчивается вообще отвратительно: расторжением договора с ателье, угрозами пойти в суд и тратой на одежду на двадцать персон, которая выбивается из той суммы, что была заложена на костюмы. Енджун поручает разбираться с оборзевшей компанией юристам и решает доплатить за шмотки из собственного кармана. Сам виноват, ведь нужно было все тщательно проверять и не расслабляться. Хотел соответствовать образу идеального альфы, который является начальником какого-нибудь дела, — будь готов пожинать плоды необдуманных решений и нести ответственность. — Как же все бесит, — психует Енджун, громко хлопает дверьми от залов, когда проверяет все перед закрытием, и ругается все громче по мере того, как движется дальше. — Вот так и сиди дома, ничего без меня не могут. Бестолочи! Альфа вдыхает побольше воздуха, чтобы успокоиться, и в нос тут же ударяет успевший стать любимым пряный запах. Аромат кардамона заставляет ускориться в десять раз и затыкает бурчащего недовольно волка в груди, который откровенно начинает кайфовать с запаха с выпяченным вперед языком. Больше ему ничего и не надо. Енджун спускается по лестнице, громко топая массивными кроссовками, и срывается с места, когда видит поднимающегося с диванчика при входе в студию альфу. Субин раскрывает руки, приглашает таким образом в объятья, и старший чуть не влетает туда с трехметрового прыжка на полной скорости. — Ты ругаешься так, что слышно со второго этажа, — смеется Субин и утыкается носом в пушистые мягкие волосы, пахнущие бадьяном. — Да потому что!.. Да я!.. Да эти… бездари! — «Распиздяи», ты хотел сказать, называй вещи своими именами, — вновь прыскает от смеха младший, поглаживает едва слышно рычащее чудо в его руках и выпускает инстинктивно феромоны чуть сильнее. Енджун бурчать и рычать тут же перестает, утыкается носом в шею, где запах кардамона гуще, плотнее и тяжелее, и делает глубокие вдохи, начиная успокаиваться. Он не помнит, чтобы хоть раз в его жизни какие-то другие ароматы действовали на него подобным образом. От приторных запахов омег хотелось спрятать нос куда-нибудь в ворот рубашек, закрыться от их феромонов стеной из собственной ауры, потому что их близость вызывала только какое-то непонятное раздражение. Волку не нравилось, и вся сущность Енджуна противилась слащавости, исходящих от этих прелестных созданий. Теперь наконец-то все стало на места. Наверное, Енджун просто схож с омегами. И дело тут вовсе не в сладости на конце его аромата — ее учуять может лишь тот, кто слишком уж внюхивается в его запах и находится рядом достаточно продолжительное время. Дело тут в характере Енджуна, в том, как легко он заводится, когда что-то не получается. Он готов сначала разодрать все и вся на мелкие кусочки, как и подобает альфе. Но потом Енджун всегда чувствует какое-то странное бессилие, подавленность, грусть от того, что не может ни на что повлиять, и очень часто — вину. Вот и сейчас, не будь Субина здесь, он бы, наверное, быстрее сорвался домой, включил какой-нибудь сериал просто на фон и погряз в мыслях. Енджуну тяжело признаваться себе в том, что он в чем-то плох, что у него что-то не получается и что не на все в этой жизни можно повлиять. Он хочет всегда быть первым в списках, примером для подражания, добиваться высот, чтобы все и всегда говорили про него с восхищением. А Субин, облако из кардамона вокруг него, аккуратные поглаживания, которые он дарит, успокаивают Енджуна. Не дают увязнуть в мыслях, ругать себя и сомневаться в решениях. Субин как будто говорит ему молча, одними феромонами, которые ощущаются дрожью в пальцах: «Я рядом». И только этого становится достаточно, чтобы Енджун более трезво смотрел на ситуацию, не заводился и не переживал. Просто был спокоен. Субин — его личный островок спокойствия посреди шторма собственной жизни. Все это Енджун пока не может объяснить. Он ощущает весь этот клубок чувств и мыслей пока лишь отдаленно, на уровне природы, может обсудить это с притихшим волком внутри, но ни за что не сможет объяснить словами. Это какое-то поразительное открытие, причина где-то в маленьком отделении его души, почему с омегами не ладилось. Ему, такому сильному альфе, просто тоже нужен был кто-то такой же сильный рядом. Чтобы уравновешивал и принимал таким, какой есть. Чтобы не вис на шее, не был грузом ответственности, не сковывал движения и не замедлял темп, с которым Енджун летит к новым достижениям. А ведь омега бы так и делал, потому что так, увы, природой заложено. Омега полностью доверяется тебе, открывается, просит защиты от внешнего грозного мира, а в ответ дарит любовь. И ты, как альфа, должен эту любовь хранить, а омегу оберегать, остепениться вокруг него, отпустить устремления и большие-пребольшие мечты, чтобы они не раздулись до громадных, несбываемых, размеров. Альфы натягивают поводок на волках посильнее и ведут их строго к семейной жизни рядом с собой. Енджун так не хочет. Ему нравится быть самим себе хозяином, нравится ставить непосильные на данный момент задачи и делать все, чтобы они стали реальностью. Ему не нравится спокойная, умеренная жизнь, ему хочется приключений на собственную задницу, и он грешит тем, что любит прыгать выше собственной головы. Субин его за это ни за что не упрекнет, не потребует успокоиться и начать думать о семье. Он просто будет рядом, и одно лишь присутствие будет дарить все то, что не может подарить ни один омега. Субин — это уверенность в завтрашнем дне, а не рутина, в которой вязнешь, чтобы быть рядом с кем-то. Альфы могут сами себя обеспечивать, могут быть сильными и стойкими, за ними не надо следить. Можно лишь быть рядом и дарить поддержку, заботу и ту самую любовь, ничего не требуя взамен. — Субин-а, если ты меня щас не поцелуешь, то я заплачу, — шепчет Енджун, когда чувствует, что простые объятья вдруг дотрагиваются до его волка, ворошат шерсть на загривке и ласково чешут за ухом. Чужие феромоны чувствуются именно так. Кардамон вдруг тормошит ворох необъяснимого, но ощущаемого лишь там, в грудной клетке, где мирно лежит на полянке довольный зверь, впервые за всю жизнь лишь тихо урчащий под солнцем, а не бегающий туда-сюда в диком приступе. Енджун не может ничего из этого выразить словами, и он чувствует привычную тихую печаль, потому что снова безжалостно сталкивается в лоб с тем, в чем он плох. А с чужих губ срывается легкий смешок, и простого взгляда друг другу в глаза становится достаточно, чтобы понять кое-что. Они — истинные. Им не нужны слова, чтобы описать чувства. За них все говорят феромоны и крошечные изменения в ароматах, которые не сможет описать даже самый лучший парфюмер. Они тоже не могут их объяснить. Зато могут понять и почувствовать. Субин аккуратно целует, медленно и с какой-то педантичной расстановкой передвигает губами, потому что боится сделать резкое движение, которое испугает развалившегося на полянке чужого волка. Альфа перед ним открыт и слаб, позволяет зайти куда-то в глубину души, посмотреть на то, в каком порядке расставлены его мысли на полках, как он смотрит на мир и что именно не может себе разумно объяснить. Зато Субин улавливает все это в бадьяне и боится не успеть надышаться этими чувствами, поэтому и действует аккуратно. Хочется, чтобы чужой волк тихонько урчал от удовольствия, а не шипел на него в оборонительном положении, скрывая вот эту минутку слабости. Любое животное, даже самое взбалмошное и дикое, чувствует ласку. Субин наконец-то нашел слабость Енджуна, которую он прячет от всех других альф, чтобы не уступать им в силе. И волк в груди аккуратно эту слабость цепляет зубами, переносит в укромное место в пасти и закапывает там ото всех любопытных глаз. Теперь он ее будет беречь и следить за тем, чтобы ее никто, кроме него, не нашел. — Ну все, — смущенно шепчет краснющий Енджун, разорвав поцелуй, и пытается выкарабкаться из громадных лапищ, чтобы позорно куда-нибудь убежать. — Не-а, — мотает головой Субин и глубоко вдыхает. — Ты когда смущаешься, бадьян становится таким… легким. — Щас получишь, — гневно выдыхает старший и старается кусануть куда-нибудь в руку побольнее, потому что слышать о том, что его запах утрачивает привычную альфам тяжесть, когда он смущается, просто невыносимо. Субин на все попытки лишь вяло уворачивается, но из рук не выпускает. И более того, умудряется ладони опустить с талии ниже. Енджун тут же гневно дергается, брови изламываются просто в небывалой комбинации, а рот открывается, чтобы выкинуть что-нибудь едкое. И в этот самый момент дверь от комнаты администрации рядом со стойкой открывается, и в нос ударяет сладкий запах. — Ой! — вскрикивает омега, обильно краснеет, учуяв в феромонах двух альф отнюдь не дружеские нотки и продвигается к двери на выход, не зная, куда деть глаза, чтобы не смотреть на большие ладони прямо на заднице начальника. — Я… ничего не видел, да. Субин ржет откровенно и на попытку Енджуна отстраниться реагирует вполне очевидным образом — сжимает ладони и прижимает ближе. Старший смотрит на него испепеляющим взглядом, а бедный омега чуть ли не взвизгивает. — Минсок, ты что тут делаешь? — плюет на выходку Субина Енджун и следит за тем, какими обрывочными от тотального смущения движениями продвигается омега к двери из здания, натыкаясь при этом на всю мебель. — Я-я тебя ждал… — притормаживает он, едва не впечатавшись в угол дивана. — И уснул… случайно… — Меня? — удивленно приподнимает брови Енджун и тут же чувствует довольные нотки в кардамоне. Вот сука. — Зачем? — Да уже не за чем, — мямлит омега и старается не смотреть на начальника и на огромного альфу, который его бессовестно лапает! — Я пойду, Енджун-щи? — А че так официально? — серьезно, этот омега чуть ли не с первой встречи из штанов выпрыгивал, чтобы на «ты» перейти и все эти формальности не соблюдать. А тут вот тебе раз. — Я тебя так-то не держу. — Это я тут единственный, кто кого-то держит, — усмехается Субин и наблюдает за тем, как красный омега оступается и чуть ли не падает, кинув на них еще один взгляд. — Тебя уебать?! — рычит на него Енджун и резко кричит бегущему к двери омеге. — Минсок! — Д-да? — паренек чуть ли не впечатывается в большую дверь и останавливается, но не оборачивается, чтобы снова вдруг не увидеть, чего не надо. — Потрудись, чтобы завтра вся студия узнала не только о том, что меня обжимал какой-то альфа, но и о том, что этот альфа — мой истинный. — Истинный?! — круто разворачивается омега и пялится большущими глазами. — Сам в шоке, — усмехается Енджун, скользит руками со спины вниз и тоже обхватывает ладонями две упругие половинки. Задница нереально зачетная. Субин дергается, растеряв все свое альфачье доминирование от шока, омега все-таки визжит и выбегает из студии, а в бадьяне начинает чувствоваться угроза. Только вырваться из хватки уже не дают. — Ай, Джун-и, больно, — кривится лицо Субина, и тот за предплечья старается отодрать от себя старшего, который в ответ лишь еще больше сжимает пальцы так, чтобы ногти даже сквозь штаны чувствовались. — Реально больно! — Ну ты и мерзавец, — ехидно выдыхает ему Енджун, напоследок впивается пальцами еще сильнее, чтобы младший громко вскрикнул, и наконец-то выпускает. Субин тут же отбегает от него на добротное расстояние, и хватается за собственную задницу с гримасой боли на лице. — Ты поэтому мне не написал, что пришел?! Сидел, подслушивал Минсока, а потом выжидал старательно, чтобы вот в каком-нибудь таком положении нас омега застал, да?! — Блять! — выкрикивает Субин, дергается и заносит ногу, чтобы перелезть через стойку в панике, когда Енджун делает к нему шаг. Только задницу прошибает боль, и младший бросает эту идею. — Не подходи! — Ах, ты ревнивец у нас, оказывается, — медленно движется к нему старший, пока Субин паникует и не знает, куда ему деться. — Он другому омеге сказал, что тебя на свидание пригласить сегодня хочет! — орет младший, делает резкий выпад в сторону, и Енджун тут же отзеркаливает это движение. Реакция у старшего отменная. Он смотрит на добычу с безумием на лице, и Субин мысленно прощается со всей семьей. — А ты, может, подумал бы своей головой, и вместо разыгрывания сцен, просто бы мне написал? Я с Минсоком спокойно ведь поговорить могу. Но нет! Завтра вся студия вместо того, чтобы готовиться к концерту, будет обо мне сплетничать. Этот омега, знаешь, какой болтушка! Он каждому встречному в красках будет ведь описывать, че сегодня увидел! — рявкает Енджун, смотрит за тем, как пытается отбежать от него Субин, а затем несколькими резкими движениями хватает безмозглого волчару за шкирку. — И так все по одному месту идет, так завтра все эти кучки мух, слипшиеся на сплетню, разгонять придется! — Прости! — выкрикивает Субин в панике, потому что в бадьяне слышится натуральная злость. — Енджун, не подумал я… Может, поцелуемся, и ты остынешь? — У меня другая идея, — хитро выговаривает старший и тянет прямо так, за шкирку как щеночка, в сторону танцевальных залов. — Все, меня убьют здесь! — орет Субин, не ощущая и намека на какие-нибудь спасительные чувства в бадьяне, и покорно двигается следом. Как будто у него есть выбор. В полусогнутом положении-то. Енджун буквально вталкивает его в совсем небольшой, практически крохотный, танцевальный зал в самом конце коридора первого этажа. Из-за размеров в нем мало когда проводятся занятия, максимум, какие-нибудь приватные мастер-классы с небольшим количеством человек, так что начальник студии, бессовестно пользуясь положением, этот зал захапал полностью себе. Если кто-то из сотрудников хочет найти его, то с вероятностью в девяносто процентов он будет здесь. Субин, этот гигантский альфа, останавливается посреди зала, нервно топчется и смущенно опускает взгляд вниз, как будто он провинившийся щеночек. Енджун ехидно смотрит в ответ, закрывает зал на ключ, от чего младший в панике дергается. — Ты же меня не убьешь? — со страхом произносит Субин и напряженно следит за тем, как старший медленно подходит к небольшой колонке в углу зала, подключая телефон к ней. — Нет. Я заставлю тебя сделать кое-что похуже. Какую песню тебе включить? — Что? — Ну, под какую песню будешь танцевать? — Я пошел, — срывается с места Субин, чуть ли не влетает в дверь и панически дергает ручку. Заперто. И как он мог забыть? — Так, а сколько усилий мне нужно приложить, чтобы ее выбить? — Не нужно ее выбивать, — складывает руки на груди Енджун и хмурит брови, а затем спокойно подходит и открывает зал, распахивая перед младшим дверь. — Иди, — кивает он, а сам возвращается внутрь и садится в позе лотоса на пол рядом со стенкой. Субин смотрит на него как на идиота. Сейчас, ага. Он просто возьмет и бросит Енджуна с его нотками обиды в бадьяне, которую тот пытается скрыть и, видимо, думает, что ему это удается. Субин возвращается на прежнее место с опущенной вниз головой. — Так что тебе ставить? — Да что хочешь… — с отчаянием вздыхает младший и снимает джинсовку, чтобы отложить ее на стул. — Бомгю меня выдал, да? — Ага, — кивает ему Енджун и ищет в плейлистах студии что-то подходящее. Не слишком быстрое, не слишком медленное, не провокационное и не смущающее, чтобы Субину было легче. — Сказал, что ты был трейни долгое время, — усмехается он. — Вот предатель, — тянет сквозь зубы. — Ты мне еще споешь, — не вопрос, а факт. — Не сегодня, но как-нибудь я у тебя это выпрошу. — Ладно… Енджун наконец-то находит что-то более-менее сносное. Достаточно простенькая для танцев мелодия с хорошо выраженными битами и отсутствием какого-либо пения тут же начинает звучать из небольшой колонки. Субин вздыхает протяжно и слишком уж тяжело, пытаясь вызвать хоть каплю сочувствия, но альфа на полу лишь кивает ему и жестом ладони приглашает начать. Тиран и изверг. Субин скованно делает пару простых движений и весь медленно начинает закипать от смущения. Енджун смотрит пристально, не сводит глаз и даже придвигается чуть ближе к середине зала по стенке, чтобы видеть лучше. — Нет, не могу, — сдается Субин, когда проходит половина мелодии. Он слишком переживает и слишком стесняется, оттого его тело вообще перестает функционировать, как надо. И ведь пристально следящий за каждым движением Енджун не помогает от слова совсем. — Можешь! — слышится воодушевленный ответ. — Субин-а, ну пожалуйста! Мне Бомгю даже видео показывал, ты так хорошо двигаешься! Я очень-очень хочу посмотреть. Просто отключи голову, вслушайся в мелодию и отпусти себя. Вырази переживания в танец. — Но ты так смотришь… — шепчет младший совсем уж смущенно, и Енджун видит, как покрывается красным его щеки, уши и даже шея, а кардамон вмиг теряет всю резкость и даже, кажется, пряность. — Могу не смотреть, — усмешка слетает с губ, а затем старший закрывает глаза и прикладывает к ним ладони. — Вот. Видишь? Не смотрю. — Дурак, — выдыхает Субин, но как только начинает играть следующая мелодия, набирает больше смелости. Отражение в зеркале позволяет ему видеть собственные скованные смущенные движения. Прошло много лет с тех пор, как он танцевал вот так в хореографическом зале. Мечты стать айдолом он оставил в стенах компании, когда уходил оттуда аккурат после заверения о том, что у него большие шансы на дебют. Практически достигнув цели, Субин вдруг понял, что не этого хочет. Ему бы открыть небольшую уютную пекарню, куда люди будут приходить в поисках тишины и спокойствия, вкусной выпечки и чая с пряностями. Субин хочет, чтобы в его жизни все было мирно и просто — любимое дело, семья, ради которой он вернулся в Корею, и кажется, теперь к этому списку добавляется еще и один потрясающий альфа. Аромат Енджуна чувствуется теперь даже тогда, когда старшего рядом нет, и Субин задумывается в такие моменты о том, не сходит ли он с ума. Этот альфа примагничивал к себе на фотках, которые ему кидал Бомгю, а после рассказов брата о том, какой его друг хороший, хотелось с ним познакомиться просто нещадно. Объяснить такое поведение Субин не мог, но именно он настоял на ужине по приезде. И именно он ждал чуть поодаль подъезда брата, выжидая вполне конкретного альфу. Зачем? Он и на этот вопрос ответить не мог. По крайней мере, до тех пор, пока в легкие не ворвалась необычная специя, а ноги подкосились, и все тут же стало понятно. Его еще никогда в жизни не охватывали настолько сильные чувства по отношению к другому человеку. Кажется, что он был влюблен в Енджуна еще задолго до встречи. Полюбил по обычным фоткам красивые глаза и пухлые губы, милую родинку на скуле и эмоциональное лицо, а затем полюбил по рассказам Бомгю еще и характер: вспыльчивость, детскую наивность, неряшливость и дурашество и вместе с тем серьезность, целеустремленность и уверенность. Енджун в жизни оказался в десятки тысяч раз лучше того образа, что младший себе нарисовал. И то, что этот потрясающий альфа смотрит на младшего с таким обожанием и влюбленностью, дает уверенность в себе, которой порой так не хватает. Субин задумывается о жизни и даже не замечает, как движения становятся легче, а ноги вспоминают давно забытые постановки и шаги. Ускользает от внимания и то, как Енджун тихонечко приоткрывает сначала один глаз, а затем и второй. Старший старается не издавать звуков, наблюдает за набирающим уверенность Субином и прислушивается к меняющемуся аромату кардамона. Тот раскрывается с каждым новым движением под такт мелодии, действительно показывает переживания. Енджун не может сдержать легкой улыбки, когда им на смену приходят те самые нотки, которые кажутся уже такими привычными и любимыми. Субин начинает так пахнуть, когда старший проводит ладонью вдоль спины, перебирает мягкие волосы, долго смотрит в глаза или делает те самые смущающие комплименты в самые неподходящие моменты. И движения как будто становятся в этот момент чувственнее, медленнее, плавнее. Енджун чужие чувства осознает в полной мере, когда дышит кардамоном, ощущает феромоны прямо на коже, а еще видит перед собой их воплощение в виде танца. Слишком много открытий за один вечер для них обоих. И было бы ложью сказать, что они против всего этого. Когда мелодия из колонок затихает, Субин наконец-то останавливается и старается отдышаться. Руки подрагивают от неожиданной для них физической нагрузки, а ступни ног немного ноют от давно позабытой привычки. Тяжелое дыхание в попытке его успокоить срывается с губ, и Субин прикладывает еще немного усилий, чтобы вернуться в реальный мир. И тут же в нос ударяют тяжелые нотки бадьяна. — Енджун-и, ты что, плачешь? — удивленно спрашивает он, переведя взгляд вниз на притихшего альфу. — Нет. С чего ты взял? — дрогнувшим голосом говорит старший, мило поджимает губы и часто-часто моргает, чтобы не дать слезам потечь по щекам. — Ну, может быть, чуть-чуть. И тут же жалостливо всхлипывает, закрыв лицо руками. Субин шустро доходит до расчувствовавшегося альфы. Младший резко садится на корточки, и тут на все затихшее помещение раздается громкий хруст его коленей. — Бля, — морщится альфа, выпрямляет ноги в коленях и чуть массирует их. Енджун отнимает руки от лица и тут же разряжается смехом, попутно чуть всхлипывает и стирает соленые дорожки. — Мда, староват ты уже для танцев. — Кто бы говорил, — огрызается Субин, недовольно смотрит, но тут же растекается позорно счастливой лужицей, потому что старший, у которого в глазах еще остатки слез, тихо смеется. Бадьян тут же раскрывается сладкими нотками на конце, и остается шумно вдыхать полюбившийся запах через нос. Енджун нагло придвигается ближе и, подвиснув на пару секунд, вовсе перебирается между длинных чужих ног, спиной прижимается к широкой груди. Субин хмыкает, но ладони уже так привычно и, кажется, вообще инстинктивно находят место на узкой талии. — Ты сегодня ел? — тихо спрашивает младший и зарывается носом в волосы, в которых все еще отдаленно можно учуять кардамон, если постараться. — Напротив студии есть кафе. Я там чуть ли не каждый день питаюсь. — То есть ты сейчас не голодный? — Я этого не говорил. — Тогда пойдем где-нибудь покушаем? — если честно, Субин говорит это нехотя, потому что откинувшийся на грудь альфа в его руках тихонько урчит, а в мягкий бадьян хочется нырнуть с головой, как в теплую уютную будку в морозный отвратительный день. — Не хочу. Енджун поднимает голову и мило морщится, а Субину остается только улыбнуться до очаровательных ямочек на щеках и аккуратно чмокнуть в нос. Потом, конечно, младший не сдерживается и хаотично покрывает чужое лицо нежными поцелуями, пока сильный альфа, кажущийся в этот момент маленьким пушистым комочком, тихонько хихикает в ответ на практически невесомые касания. Субин ласково гладит пальцами талию, понаглее пробирается под обтягивающую майку, чтобы чувствовать горячую кожу, и не перестает обсыпать чужие скулы, брови, нос, и конечно же, губы поцелуями. — Какой ужас! — резко дергается Енджун в каком-то осознании и шокированно смотрит в раскрывшиеся от удивления и испуга глаза. — Что?! — Мы становимся как Тэхен с Бомгю! — Мерзость, — корчит морду Субин, и Енджун вновь заливается мягким смехом, смотря на это лицо, полное отвращения. Ответить что-то еще младшему не дает звук уведомления в телефоне. Субин достает гаджет откуда-то с задних карманов штанов и напряженно начинает печатать ответ одной рукой, второй все еще рефлекторно поглаживая надувшегося альфу. — С кем ты там общаешься постоянно? — пытается заглянуть ему в экран старший и в бадьяне начинают чувствоваться обиженные нотки. — Джун-и, я тебе все сразу расскажу, если получится. Хотя нет, если все получится, то я тебе лучше покажу. — Интригант, — беззлобно выдыхает старший и наблюдает за тем, как лицо истинного вмиг преображается в грозный оскал альфы, пока он вчитывается в сообщения и печатает ответ. Енджун переводит взгляд в зеркало напротив и не может сдержать дурацкой влюбленной улыбки. Потому что он выглядит очень маленьким по сравнению с громадной фигурой, которая возвышается над ним, и отчего-то такая разница вовсе не раздражает и не пугает волка внутри. Наоборот, зверю доставляет неимоверное наслаждение та картина, которую он видит: практически развалившийся полностью на полу Енджун, опирающийся затылком в живот другого альфы. При этом Субин с нахмуренными бровями выглядит чертовски привлекательно, а его большая ладонь покоится на чужой талии. И ощущение, как будто так правильно. Хотя так оно и есть, в общем-то. Истинные же. Удивительно, что старшего больше вообще не корежит от осознания, кто является его истинным. Енджун тянется за телефоном, отброшенным куда-то подальше, еле достает его и всматривается в нахмурившееся лицо. Субин сейчас явно провалился по ответственным делам в переписку, так что старший тихонько включает камеру и наводит ее в отражение в зеркале, пару раз бесшумно фотографирует, а затем удовлетворенно улыбается. Получились прямо те самые фоточки пар в различных социальных сетях: вот большой и крупный альфа, а практически на нем развалилась его пара. Только тут вторым волком выступает не маленький худенький омега, а сильный накачанный альфа. Енджуну нравится, как видно его джинсовую длинную юбку на кадре, но еще больше ему нравится ладонь на собственной талии. Фотография летит в сториз в инстаграме с отметкой вполне конкретного альфы, и старший с хитрющей мордой ждет всплывшего уведомления на чужом телефоне. Спустя секунду раздается характерный звук, и Субин, нахмурив брови еще больше, тычет пальцем куда-то на верх экрана, а потом тихонько раздосадованно рычит. — Ну нет… — Ну да, — усмехается старший и наблюдает за тем, как натурально паникует его пара. — Енджун! На меня уже подписываются! — ахает Субин и переводит взгляд вниз, натыкаясь на совместное селфи, которое альфа уже практически выгружает в новостную ленту с хитрющей миной на лице. — Енджун!!! — верещит младший и в панике пытается выхватить телефон. Ему это сделать, естественно, не дают. — Подожди, дай выставлю и все, — шикают на него. Старший шлепает его по ладони с грозным выражением лица и как-то еще умудряется одновременно подписывать ряд фотографий, пытаясь не подавиться смехом. — Какой «все»?! Енджун, на меня подписываются! — Я уже понял. Брось, у меня не так уж и много подписчиков. К тому же, будет тебе пиар твоей пекарни. — У тебя тысячи подписчиков! И я пекарню еще не открыл! — Ты знаешь, что такое прогрев, да? — Енджун, мне же пиздец! — выдыхает Субин пораженно, когда видит в новостной ленте карусель из трех совместных фоток: два разных селфи, сделанные в кровати, и сегодняшний кадр, который, видимо, настолько понравился старшему, что он решил продублировать его еще и в пост. Ну и надпись «Истинные, получается» с сердечком на конце и отметкой аккаунта младшего явно добивает спокойствие субиновой странички. — За что ты так? — Зато все будут знать, что у меня есть пара, — усмехается Енджун и видит, как вмиг меняется выраженип чужого лица с раздраженного на довольное. — Ладно. — Какой же ты… альфа, — усмехается старший, приподнимается и разворачивается, чтобы вглядеться в счастливую моську. — То есть ты хочешь сказать, что выставил фотки, не потому что сам хотел показать, что у тебя теперь есть пара? — Сложно звучит — ниче не понял, — фыркает Енджун и наблюдает за тем, как вытягивается лицо напротив в раздражении. Нет уж, он не признается, что действительно хотел на всю аудиторию странички пометить, что конкретный альфа его. Хотя нет, не так. Енджун хотел на всю аудиторию странички пометить, что он теперь не свободен и на всякие настойчивые комментарии от омег (и альф, кстати, тоже) в свою сторону теперь не обращает внимания совсем. Такое он не будет произносить, но для истинного все в бадьяне чувствуется точно так же, как и в кардамоне. Субин открывает рот, чтобы выдать что-нибудь саркастическое в его духе, но его тут же затыкают наглейшим поцелуем. Большие ладони обхватывают узкую талию, прижимают ближе. Енджун заваливается куда-то назад, и Субин просто следует за ним, подкладывая руку под чужую голову. Поцелуй выходит каким-то неспешным и аккуратным, полный заботы и нежности. Ладонь младшего пробирается под майку, движется выше, останавливается где-то под грудью. Субин спускается поцелуями ниже, к шее, и явно намеревается остановиться подольше у вкусно пахнущей бадьяном железы, но тут до ушей доносится громкое урчание живота. — Ой-е, — выдыхает Енджун, и как только младший поднимает голову, чтобы встретиться с ним взглядом, звук повторяется, кажется, в два раза громче. Субин заливисто смеется и наблюдает за тем, как медленно краснеют уши парня под ним. — Не ржи! — рявкает старший. Субин кивает и поджимает губы, чтобы не рассмеяться еще больше, поднимается на ноги и протягивает ладонь, помогая встать следом. — Теперь пойдем кушать? — Теперь пойдем, — кивает Енджун и рывком двигается с места, буквально волочит альфу, который еле поспевает следом и старается не запутаться в ногах и не рухнуть. Вот бы кто спас Субина от голодного Енджуна.       

***

Енджун чувствует бессилие. Последние несколько дней проходят в собственной студии, а проблем как будто становится все больше. Альфа зарывается с головой в работу, в танцы, которые срочно нужно завершить из-за резкого ухода хореографов, в юридические споры с тем злосчастным ателье, в попытки переставить мастер-классы, которые ему пришлось отменить. Енджун ест на бегу, спит по пару часов, иногда даже на жалком матраце в том маленьком зале и думает о том, как он еще не сошел с ума. Больше всего омрачает не рабочий завал. Все наваливается и летит к чертям, но Енджун привык с этим справляться один. Сейчас же все крошится как печенье с шоколадной крошкой. Енджун выдает истерический смешок каждый раз со всяких пекарских аналогий, которые рождаются в его голове, словно там печь с миллионами режимов, чтобы ничего не подгорело. Чертов Субин. Субин, на которого у Енджуна времени в завал вообще не остается. Было бы легче, если бы младший тоже не отлучался по каким-то таинственным делам все эти дни. Он забегает, чтобы быстренько пообедать вместе или украсть пару поцелуев, тихо спрашивает в перерывах о самочувствии и постоянно напоминает заботиться о себе: вживую, в переписках, в голосовых и в звонках. Енджун чувствует себя и так подавлено, а без Субина рядом испытывает новые грани того, насколько расшатанной может быть его нервная система. Ломка без кардамона просто громадная: ему не хватает сворованных моментов и глубоких вдохов полюбившегося запаха, когда младший забегает в студию, и не спасает чертова специя, купленная после первой встречи. Потому что кардамон на полках прилавков кажется кондитерской посыпкой без вкуса, тогда как аромат Субина дурнее, чем всякие химозные добавки в составе, на которые ругается младший, стоит Енджуну взять любимую булочку в магазине. Им категорически не хватает друг друга. Оба чуть ли не скулят, когда понимают, что дела не ждут и время их маленьких интимных встреч подходит к концу, будь то переписка, брошенная затем на пару часов, непрослушанные голосовые, жалкие звонки или короткие живые встречи. Уставший и напряженный мозг за эти дни иногда подкидывает неуместные мысли о том, как все быстро закручивается. Енджун, никогда не испытывающий до этого момента всяких дурманящих противоречивых чувств в груди, немного пугается от напора волка, что врезается лбом в грудную клетку и требует бросить все, чтобы сорваться с места к Субину. Старшему потребовался часик самокопания под холодными струями, чтобы принять и понять не только наличие у него истинного, но и сунуть волку в пасть утешительную косточку, чтобы от осознания «альфа-альфа» не передергивало. Енджуну правда все равно на подобные парочки, но сам он никогда себя в них не видел. И тут получил сполна — его бросает в жар и штормит украдкой в душном маленьком зале или собственном кабинете, как будто у него настоящая ломка по жгучему кардамону, по теплым ладоням на талии, по ямочкам на щеках, по мягким губам. По Субину. Они знакомы ведь так мало, и поэтому такой спектр эмоций просто не дается пониманию для Енджуна. Бомгю довольно заваливает сообщениями, что это нормально, что это они, как люди, знакомятся друг с другом, тогда как волкам хватило лишь секунды взаимного обнюхивания, чтобы узнать абсолютно все, даже то, что, как им кажется, пока только предстоит узнать. У Енджуна едет крыша будки и рвется стальная цепь, которая удерживает зверя внутри, но он все еще держится, кажется, только на упертости и любви к танцам. И вот наступает тот день, когда и их становится слишком мало. Он, кажется, делает что-то не так. Все в студии воспринимают его как приятеля и хорошего человека, но совершенно точно не как директора. И поэтому весь тот график, который он так скрупулезно выстраивал, прыгает с моста и летит прямиком в овраг. Енджун говорит: «Ставьте дополнительные занятия вечерами или ночью», а получает игнорирование и клятвы о том, что все уже почти готово, хотя на деле не так. И это только хореографы с их группами. А ведь есть еще свето- и звукорежиссеры, видеооператоры, SMM-специалисты с их вопросами по социальным сетям и много кто еще. И Енджун просто не видит возможности самостоятельно следить за каждым сотрудником, потому что в сутках, увы, всего двадцать четыре часа, и хорошо хотя бы два из них отдавать себе на сон. Альфа с этим громадным отчетным концертом в этом году, кажется, все-таки прыгнул выше головы. Его маленькая уютная студия, к которой он относится со всей душой и большой любовью, оказалась не готовой к большим свершениям. Енджун привычно вместо приветствия спрашивает о готовности танца у кучки хореографов в одном из залов. И при очередном вешании лапши на уши, где уже и так мало места с прошлого раза, все-таки не сдерживается. Его терпение не резиновое, а он и так растягивал его как плавленый тягучий сыр настолько, насколько возможно. Минсок, слыша громкий рык со второго этажа и крики следом, быстро набирает номер, который нагло подсмотрел у директора в один из дней, пока тот отлучился и по забывчивости оставил разблокированный телефон на стойке. Омега так и знал, что пригодится. Субин уже на подходе в студию чувствует этот тяжелый бадьянный запах, который просто бьет кнутом по дыхательным путям, а затем оседает якорем в легких. Аромат животной ярости заставляет его перебирать ноги быстрее, практически бежать, а входную дверь он и вовсе открывает чуть ли не с ноги. К нему тут же подлетает омега, до этого сидевший за стойкой и прижимавший рукав к носу, хватает за край толстовки и тащит следом. — Успокой его, умоляю, иначе тут произойдет массовое убийство, — быстро лепечет он и перепрыгивает через ступеньки. — Я скоро задохнусь, как и все остальные омеги в здании, а альф наш директор просто сам добьет вместе с бетами за компанию. Уведи его отсюда на сегодня, пожалуйста. Я попробую разобраться с некоторыми проблемами, а то наш Енджун-щи никогда не признается, что ему нужна помощь. Дальше не пойду, — резко тормозит он в начале коридора и указывает на дверь, откуда слышится рычание. Субин кидает на него слишком жалобный взгляд. — Это твой истинный! Иди пиздуй! Вперед и с песней! — разворачивает его Минсок и дает под зад ногой для профилактики. Субину похоже везет на бешеных наглых омег: что собственный брат такой, что этот. Но огрызнуться и приструнить альфа не видит возможности, потому что все мысли сбиваются в кучку с каждым вдохом тяжелого запаха. Минсок прав: студия буквально увязла в пряном бадьяне, он чувствуется уже на улице, а на подходе в комнату становится практически осязаемым. Аромат истинного сейчас ощущается вязким и плотным, забивается в рот и в нос и опускается в легкие как гиря. И Субину, в отличие от всех находящихся в здании сотрудников, вообще не страшно. Волк в груди не бьется в истерике, потому что чувствует сильного альфу. Младший напряжен, ведь хочется истинному подарить спокойствие, которого он лишился. А еще ощущаются те крохотные, едва различимые, нотки в пряной специи, которые появляются каждый раз, когда Енджун расстроен. Его сильный прекрасный альфа скрывает за напускной злостью разочарование и грусть. Субин на секунду прикрывает глаза, чтобы утихомирить волка в груди. Ему сейчас необходимо просто непоколебимое спокойствие. Нужно смотреть правде в глаза — совладать с волком Енджуна будет тяжело даже истинному. Дверь позади Субина отчего-то громко хлопает, когда он входит, но на него не обращают никакого внимания. Енджун держит за грудки сгорбившегося альфу, рычит ему в лицо и время от времени с силой трясет, вытягивая ответы. Достаточно крупный парень в его руках взгляд не поднимает, колени сгибает посильнее, чтобы быть еще ниже в росте, и вообще выглядит слишком жалко для своего пола. Второй альфа, которому повезло больше, нервно топчется в углу зала, время от времени кидает взгляд на выход, но все равно каждый раз возвращает его к двум замершим фигурам. Бадьян не дает ему даже думать о побеге, вколачивая ноги к полу. Субин переводит взгляд и видит последнего хореографа. Бедный омега, не успевший сбежать вовремя, сидит на корточках у стены, дышит через раз в ворот футболки и вглядывается со страхом в напряженную фигуру директора студии. Приходится затянуть на шее собственного волка удавку, чтобы тот не бежал навстречу истинному, потому что здравый рассудок твердит более правильный поступок для такой ситуации. Субин бесшумно подходит к побледневшему омеге, теребит его за плечо, но тот, как и ожидалось, не реагирует. И тогда он делает единственное, что остается, — поднимает на руки живую тряпичную куклу и делает шаги к выходу. — Куда? — слышится громкий рык со стороны. Медленно обернувшись, Субин понимает, что на него смотрит зверь. Это все еще Енджун — узкие глаза, над которыми стебутся Бомгю на пару с Тэхеном, родинка на скуле, напряженные губы. Только эта животная сторона Енджуна. В его глазах Субин видит волка, с которым еще не довелось знакомиться вплотную, различает блеск дикости, встречается с оскалом настоящего безумия. Бадьян опоясывает руки, сковывает движения и заставляет чуть ли не выронить бедного притихшего омегу на пол. Субин держится. — Я увожу его, слышишь? — тихо, но с расстановкой произносит он и взгляда от налитых звериной яростью глаз не отводит. — Увожу. И ты мне не запретишь это сделать. Субин замечает взгляд восхищения, брошенного на него мимолетно от альфы, который активно пытается слиться со стеной в углу зала, отворачивается, слыша рычанье сзади, но спокойно движется на выход. Спиной к зверю. Медленно перебирает ногами, показывает, что не боится, слушаться не будет и, более того, сделает по-своему. Енджун делает вид, что теряет интерес, разворачиваясь обратно к добыче в руках, хотя Субин, да и двое остальных альф прекрасно понимают, что он подчинился. Поставил слова другого альфы выше желаний и тем самым признал силу другого волка. Оказавшись за дверью, Субин срывается на бег, практически пролетает через лестницу и оказывается у стойки за считанные секунды. Минсок открывает дверь от помещения, из которого выходил после сна в тот злосчастный день, командует «Сюда» и указывает на небольшой диван. Субин аккуратно укладывает бледного парня и пулей вылетает обратно. Снова делает небольшую передышку за дверью зала и заходит туда вновь. — Отпусти, — едва различимо выдыхает он, практически шепчет и медленно подходит к двум застывшим фигурам. — Енджун, отпусти его. Альфа, конечно же, не слушается. Он бьет яростным феромонами, но Субин в ответ выпускает свои. Схватка длится буквально пару секунд, но альфы-хореографы, как по команде, жалобно скулят. Субин запал уменьшает, и вслед за ним это делает и Енджун. Младший подходит еще ближе сбоку, почти вплотную к разъяренному зверю, подушечками пальцев прикасается к побелевшим от усилия костяшкам, едва заметно поглаживает по ним, так, чтобы никто не видел. — Отпусти, — настойчиво повторяет он. Кардамон для истинного вдруг становится мягким и каким-то пуховым, таким родным и уютным, что в него хочется завернуться как в кокон. И тогда Енджун резко разгибает пальцы. Хореограф рухает на пол, даже не заботится о том, что вообще-то тоже является альфой, быстро отползает в сторону выхода. Секунда слабости старшего проходит, и тот разворачивается и даже нагибается, чтобы снова вцепится в пойманную добычу. — Нет! — рычит на него Субин, хватает за грудки и прижимает к стене. Енджун больно ударяется о стену. — Валите, — командует младший. Альфам два раза повторять не надо: те бросаются к выходу, чуть ли не сбивая друг друга с ног. Енджун провожает их хищным взглядом и медленно переводит взгляд на Субина после. Младший с трудом сдерживает скулеж, потому что на него смотрят с таким разочарованием и злостью, как будто он самый гнусный предатель. Енджун цепляется пальцами поверх ладоней и старается оттолкнуть от себя прижавшегося парня. — Нет, — снова выговаривает Субин и чуть встряхивает альфу. Енджун громко рычит, лицо искажается в гримасе гнева, бадьян вновь тяжелеет. Ощущение, как будто феромоны вокруг старшего вдруг с броска врезаются в Субина, колют его и заталкиваются в нос и рот, не давая возможности отдышаться. Только вот на конце все еще различаются те самые нотки, которые не дают сдвинуться с места и оставить пару. Потому что Енджун не признается в том, что нуждается. — Джун-и, — тихо шепчет Субин, смотрит прямо в глаза и видит там в глубине маленького зашуганного волчонка. Младший пальцы разжимает, не разрывая зрительного контакта, обхватывает ладонями покрасневшее от злости лицо, поглаживает большими пальцами кожу под ними и непроизвольно выделяет побольше успокаивающих феромонов. У замершего зверька напротив потихоньку спадает дикий оскал. И Енджун вдруг ломается, скидывает наконец-то напускную ярость, которой привык прикрываться, утыкается в чужую грудь и тут же жалобно всхлипывает. Субин перемещает ладони на спину, прижимает к себе, поглаживает и чуть наклоняет голову вбок. Кардамон наполняется спокойствием и заботой, нежностью, и Енджун инстинктивно утыкается в шею, бесшумно крупно вдыхает. — Хватит, — снова шепчет Субин, запускает пальцы в волосы и ласково массирует кожу головы. — Тут никого. Я с тобой. Енджун крупно вздрагивает, жмурит глаза, снова всхлипывает и наконец-то начинает плакать. Перестает сдерживаться и играть роль злобного альфы. Волчонок в руках Субина едва слышно скулит, хватается за одежду, прижимается еще ближе, ведет носом вдоль шеи. Старший плачет практически бесшумно, потому что не может позволить, чтобы кто-то из сотрудников его услышал, роняет крупные слезы на чужую футболку, щекочет кожу дыханием, всхлипывает так жалобно и по-детски невинно. Как маленький зашуганный где-то в лесу волчонок, которому не посчастливилось найти укрытие в грозу. Ветер шумит и надрывается, деревья кренятся к земле, дождь бьет так, что не видно собственных рук, гром гремит, а вся стая разбежалась в стороны, отвернулась, оставила разгребать последствия грозы одному. И вот теперь маленький комочек жмется к единственному волку, который нашел его в непогоду, пытается уткнуться в аромат и успокоиться. Субину остается только прижимать его ближе, ладонями проводить по спине и ждать. Молча. Потому что все, что он хочет сказать, сквозит в кардамоне, который с жадностью вдыхает Енджун, вцепившись в этот запах звериными когтями. И становится легче. Енджун перестает плакать со временем, игнорирует неприятные покалывания от слез на щеках и в уголках глаз, громко всхлипывает после накатившей истерики, ведет носом по шее и действительно успокаивается. — Все хорошо, — наконец-то произносит хрипло первые слова Субин с начала истерики истинного. — Все будет хорошо. Ты же у меня самый лучший, — тихо проговаривает, подушечками пальцев проводит по спине сверху вниз и слышит едва различимое «угу». — Ты — большой молодец. Все у тебя получится. Я буду рядом. Ты не один. Енджун жмурится, дрожит весь, покрывается мурашками и чувствует, как перестают держать его ноги. Субин аккуратно садится на пол, и старший теряет момент, когда оказывается целиком и полностью окутанный в чужие руки. В объятьях младшего всегда тепло и уютно, и они согревают от морозного ветра, звенящего в ушах, защищают от ледяных капель и, наверное, даже заменяют солнце. Енджун подставляет лицо под нежные трепетные поцелуи и чувствует, как с каждой секундой к нему возвращаются силы. Субин делится своими, а волк в груди тихонько заворачивается в них, нагло воруя, потому что знает, что обязательно вернет и даже поделится своими, если истинный будет в них нуждаться. — Помнишь, я говорил, что если у меня кое-что получится, то я тебе покажу? — усмехается Субин и аккуратно касается подрагивающих ресничек. Енджун кивает в ответ, все еще не раскрывает глаз, успокаиваясь до конца, окруженный приятным запахом и теплыми объятьями. — У меня получилось. Хочу тебе показать. — Сейчас? — старшему приходится прокашляться, чтобы суметь выговорить даже одно слово. Он открывает блестящие глаза, и Субин тихо хихикает с раскрасневшегося после истерики лица. Енджун сдвигает брови к переносице в ответ на это. Мило до жути. Но Субин никогда об этом не скажет, потому что его разорвут когтями, съедят и даже косточками не подавятся. — А когда еще? — усмехается младший и целует между бровей, чтобы складка там разгладилась и его перестали сверлить недовольным взглядом, который в сочетании с опухшим красным лицом никакого должного эффекта не имеет. Енджун открывает рот, чтобы отказаться, но Субин его опережает. Встает, оставляя после себя холод, и протягивает большую ладонь. Старший хватается за нее и поднимается следом. Субин перехватывает маленькую в его руках ладошку посильнее, переплетает пальцы и ведет на выход из зала по направлению к туалету. Енджун умывает лицо холодной водой и окончательно приходит в себя, смывая остатки переживаний. Смотрит в напряженное отражение и не предпринимает никаких попыток натянуть на себя маску сильного альфы. Все равно все сотрудники сейчас пережидают бурю по залам и всевозможным помещениям, так что коридоры студии явно пустые. Енджун машинально движется на выход из здания. — Енджун? — тихо окликает его Минсок за стойкой. Альфы разворачиваются и видят мнущегося омегу. Да, храбрости у него выше крыши, раз тот умудряется поднять голову на директора и даже позвать его. Субин напряженно вглядывается в истинного, не зная, что ожидать. Потому что омега сейчас видит то, чего не должен, — разбитого, расстроенного и такого уязвимого альфу. Второй омега за стойкой в противовес ему сильнее сжимает голову в плечи, чтобы ничего лишнего не увидеть. Вместо того, чтобы разозлиться, Енджун кивает и подходит ближе. — Юристы разобрались с ателье, — тихо проговаривает Минсок и вручает удивленному директору в руки увесистую папку. — Как?.. — У тебя свои способы, у меня свои… — подмигивает ему паренек. — Хитростью надо тоже брать, а не только грубой силой. И уметь договариваться, но этого вам, альфам, в жизни не понять. — Спасибо… — проговаривает Енджун и шелестит листами документов. — Отдохни сегодня, ладно? Ты… позволь мне немного помочь? Я тут в студии с начала ее основания, много чего знаю и давно с тобой работаю… Мне, вроде как, можно доверять? — заламывает пальцы омега, волнуется и смотрит куда угодно, но только не на начальника. Боится своей наглости, ведь альфа никогда не принимает помощи, отворачивается от нее и не позволяет никому вторгнуться на свою территорию танцев. — Хорошо, — вдруг выдыхает устало Енджун, разворачивается и выходит из студии. Субин тут же обхватывает его ладонь и начинает тянуть в понятном только ему направлении. Енджун тяжело передвигает ногами, но с каждым шагом дышать становится легче, а остатки истерики испаряются рядом с истинным, в чьем кардамоне до сих пор сквозят такие нужные нотки. — Стой, — резко выбрасывает Енджун, разворачивается, быстрым шагом движется обратно в студию и направляется к стойке, где сидят два приторных омеги. — Минсок-щи, — обращается он к одному из них, переваливаясь через стойку. Омега дергается и поднимает на него испуганный взгляд. — С сегодняшнего дня ты — мой главный помощник, я тебя повышаю. Ключи от моего кабинета, — принимает Минсок их все еще в ступоре, пока туго соображая, что к чему. — А ты, — обращается он ко второму парню, — сиди и работай, блять. Я в курсе, что ты ничего не делаешь, так что уволю нахуй! Субин поразительно быстро вталкивает упряжку, в которой запряжен Енджун, обратно на знакомый маршрут. И старший вновь готов вести волков вслед за ним как самый умный вожак, стоящий во главе. Они заходят по дороге в продуктовый магазин, и Енджун от стресса и постоянного недоедания в последние дни скупает половину ассортимента. Кассир счастлив, Субин, идущий с двумя большими пакетами в руках, ворчит, а старший рядом идет вприпрыжку с гадской шоколадно-мятной мороженкой, которую уплетает за обе щеки. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось. Субин с кряхтением ставит пакеты на асфальт и хлопает по карманам в попытке найти ключи, которые стандартно куда-то запульнул и забыл. — Где мы? — вертит головой Енджун, вглядываясь в довольно оживленную узкую улочку, и кусает выуженный из пакетов сладкий сэндвич. Ему нарочно не отвечают. Старший громко пыхтит и чмокает губами, но Субин его профессионально игнорирует и роется в излюбленной сумке через плечо. Ключи, конечно же, оказываются похороненными на самом ее дне. Дверь послушно открывается, и младший вносит пакеты, оставляет их у входа и жестом приглашает заинтересованного парня внутрь. Енджун снаружи с набитыми едой щеками и блестящими любопытными глазами заглядывает в помещение, наклоняя голову вбок, и младший чувствует, как трескается его лыба от умиления, потому что слишком уж тот схож с каким-нибудь котенком. Обязательно рыжего цвета, потому что orange cat behavior, которым сквозит Енджун, никто не отменял. Как только старший заходит внутрь, Субин закрывает дверь на замок, погружая помещение во мрак. Енджун подозрительно затихает, потому что кардамон отчего-то начинает буквально пронизываться странным волнением. Субин уже на автомате наощупь идет по стене, добираясь до выключателя. Щелчок, и лампочки в помещении разряжаются белым светом. Енджун жмурится от смены яркостей, промаргивается и осматривает достаточно большое помещение. Застекленные окна и дверь оказываются заклеены строительным материалом, чтобы никто пока не видел происходящего внутри, кафель на полу весь в белых разводах и мусорных мешках, стены абсолютно голые, виднеется проводка по всему периметру и режущая глаз решетка вентиляции. Енджун аккуратно проходит в комнату на другой стороне, признавая в ней будущий санузел. Только вот зачем Субину три комнатки с тремя туалетами для него одного? Мозг немножко подвисает, еще раз окидывая все помещение взглядом и мнущегося встревоженного младшего, который заламывает пальцы. В глазах Енджуна вспыхивает догадка, и он в один присест заталкивает остатки сэндвича в рот, чтобы ничего в руках не мешало, срывается с места в большой проход слева, включает там свет и вертит головой. Пространство поменьше, тоже необшитое и неубранное после стройки, массивная вытяжка, огромное множество проводков и заготовленных мест для установки техники. Старший с интересом подскакивает к еще одному проходу, заглядывает внутрь и признает спуск в подвал-подсобку. И когда Енджун разворачивается, застывшего в очередном проходе Субина слепит тот блеск в глазах старшего, который горит ярче, чем все лампочки в помещениях вместе взятые. Остается только крупно дышать разлившимся по помещению сладким бадьяном, который успокаивает и дарит столько поддержки, сколько не испытывал еще никогда младший. Енджун активно жует, и пока его рот занят, подпрыгивает пару раз взволнованно на месте и кивает в безмолвном вопросе. — Это… — мнется Субин и потирает шею в смущении. Старший смотрит на него хмурым взглядом, и если бы не запихал минутой ранее в рот добрую половину сэндвича, точно оглушил бы криком «Скажи вслух!» В бадьяне сквозит шуточная угроза, так что Субин сдается. — Это моя пекарня. Три слова срываются с губ с таким же спектром эмоций, которые чувствуются сейчас в кардамоне. Радость от наконец-то сбывшейся мечты, облегчение после затянувшихся сделок, сладкое предвкушение и трепет, а еще тревога и неуверенность в завтрашнем дне, потому что вести бизнес — тяжелое занятие, где невозможно просчитать все наперед. Енджун влетает в него как после отчаянно брошенной команды «Фас!» и прижимает к себе ближе. Субин привычно укладывает на талию непривычно дрожащие ладони, утыкается в шею, где бадьян особенно сильно дарит спокойствие и поддержку, а еще разделяет собственное счастье. Енджун перебирает пальцами волосы, с нежностью целует висок и трется щекой о него же. Комната тонет в сочетании пряностей, ставшем уже родным и таким по-обыденному прекрасным, и они не слышат ничего, кроме урчащих разнеженных волков, которые лежат где-то на освещенной полянке точно так же в обнимку. — Субин-и, ты что, плачешь? — хихикает Енджун после того, как чувствует влажность где-то в районе шеи, и намеренно спрашивает то же самое, что и Субин у него, казалось бы, вечность назад. Каждый день с младшим считается за целую неделю, потому что им так хорошо и спокойно вдвоем, что выбираться из спокойно тянущихся будней рядом друг с другом совсем не хочется. Они растягивают каждую минуту и наслаждаются ей. — Нет. С чего ты взял? — всхлипывает младший, но игру перенимает. — У тебя просто уже слух барахлить стал от старости. — Йа, там было не так! Перестань общаться с Бомгю! Теплый тихий взаимный смех разносится по помещению. Енджун выпускает из объятий только тогда, когда кардамон наливается спокойствием и непробивной тишиной, из которой почти на девяносто процентов состоит Субин. Настоящий альфа — уравновешенный, собранный, стойкий, сильный. А еще уязвимый и ранимый, когда речь заходит о пекарском деле — о таком странном выборе, что не сочетается по мнению большинства с натурой альф. — …Там будут диванчики со столами, — восторженно рассказывает Субин и одной рукой обрисовывает пространство в воздухе, стреляя сверкающими глазами в сторону. Они сидят на полу на выуженных чистых строительных мешках прямо посреди зала и уплетают разложенную перед ними еду. — Хочу вон в том углу обустроить какой-нибудь фото-уголок, чтобы посетителям было, что выложить в соцсети. Самое банальное — зеркало, но я еще пока думаю, что было бы поинтереснее там расположить… Вообще есть идея периодически менять декорации, чтобы было интереснее. Я пока на связи с несколькими дизайнерами одновременно, так что уже начинает вырисовываться полноценная картина. Хочу что-нибудь уютное, но модное одновременно, чтобы сюда заходили и всякие любители красивых мест, и любители тишины после работы или учебы. Позади нас будет стойка с десертами, хлебом и выпечкой, касса и, наверное, кофемашина? Насчет нее я не уверен, потому что пока думаю, стоит ли преобразовывать пекарню наполовину в кофейню… — Думаю, посетители оценят возможность запить выпечку свежесваренным кофе или чаем. Енджун смотрит на блеск в глазах младшего, на то, с каким трепетом он делится будущими планами и как легко звучит кардамон вокруг него. Вместо Субина рядом сидит маленький, еще неуверенный, но с каждым днем все больше разгорающийся пожар. И Енджун видит в младшем себя три года назад, когда открывал собственную студию. Он помнит то состояние, как будто прошел через него буквально вчера: ладошки перманентно потные, замыленный от восторга взгляд, волнение, предвкушение, а еще… тяжелые мысли о том, что все обязательно рухнет, и тревога, не дающая сомкнуть глаза ночью. Столько мыслей вертелось в голове. А будут ли у него клиенты? А удачное ли расположение студии? Сможет ли он предлагать различные направления или провалится в попытке пополнить штаб хореографов и остановится только на собственном хип-хопе? Не иссякнут ли его идеи постановок танцев в голове? И самое важное: не перегорит ли он? Сможет ли отстоять любимое дело? Тогда приходилось проходить через все это в одиночку. Бомгю часто помогал ему, за что Енджун безмерно благодарен, но это была не совсем та поддержка, в которой он отчаянно нуждался. Старшему просто необходим был человек, который бы разделял его страсть, молча находился рядом и впитывал каждый его восторженный возглас как губка. Тэхен, несмотря на то что альфа, его также не понимал, предпочитая вязнуть в разных инвестиционных штуках и финансовых делах компании, в которой работал. И Енджун стойко выносил все один, лишь тихонько время от времени разваливаясь в одиночестве на неудавшиеся связки танцев, которые так не подходили друг другу под ту композицию, что он кропотливо и аккуратно выстраивал. Он не допустит, чтобы Субин проходил через это. Поэтому старший легко берет в руки чужой телефон, позабыв о манящем кимпабе, и восторженно листает наработки дизайнеров по поводу обустройства пекарни. Енджун вслушивается в тихий голос Субина, расспрашивает о каждой маленькой детали и легким дуновением разжигает пожар намного больше. — Тебе нужна изюминка! — восторженно восклицает старший и отзеркаливает блеск глаз напротив в собственных глазах. Он начинает медленно тлеть, потому что горящий пепел от младшего падает ему на открытые участки кожи, провоцируя неконтролируемое возгорание. — Нужно, чтобы посетители приходили за чем-то необыкновенным и… — У меня есть, — отчего-то смущенно проговаривает Субин, на щеках которого начинает играть милый румянец, и тянется в сумку. — Я так долго выискивал пропорции, но думаю, что это пока лучшее, что я могу сделать. Буду продолжать экспериментировать, потому что не хочу останавливаться на печенье. Еще булочки, кексы, возможно, хлеб? Я подумаю. В руках Енджуна оказывается милый контейнер с покемонами, вызывая легкий смешок и игривый дразнящий взгляд. Субин закатывает глаза, но кивком предлагает открыть крышку и вкусить содержимое. Старший с интересом рассматривает идеально круглой формы большое печенье, нюхает, не замечая ничего необычного, и откусывает. Субин рядом весь замирает, пока Енджун с интересом перекатывает тающие во рту куски и хмурится. Потому что он не чувствует никакого вкуса — только ставшее таким привычным сочетание пряностей. — Они с кардамоном и бадьяном, что ли?! — вспыхивает догадкой Енджун и втягивает аромат еще раз. И тогда он чувствует эту разницу: вокруг них витает переплетение их естественных многогранных запахов, а в выпечке в руках слышатся те самые нотки специй с полок магазина. Старший с наслаждением откусывает смачный кусок, уже по-новому воспринимает крошащееся в руках печенье. Изумительно. Печенье… странное, но отчего-то притягательное. В нем нет этой противной сладости, которую хочется запить литрами чая или жутко крепким кофе. Печенье крошится и сразу тает во рту, оставляя после себя лишь привкус специй, которые на первый взгляд кажутся неуместными в выпечке. Но потом остается лишь какая-то легкая лимонная сладость, которую просто приятно медленно смаковать во рту, наслаждаясь каждой крошкой. Такая выпечка точно придется по вкусу многим — и заядлым сладкоежкам, и любителям экспериментов. Главное — решиться попробовать эту странность и не испугаться неизвестности. — Что ты так смотришь? — испуганно спрашивает бледный Субин, потому что бадьян вдруг тускнеет, а сам старший без каких-либо эмоций пристально смотрит на него, дожевывает печенье и хлопает глазами. — Я тебя пиздец как люблю! — рычит вдруг Енджун яростно и по-звериному прыгает на младшего, ошарашенного и дезориентированного от такого резкого припадка любви. Субин валится назад от молниеносно оказавшейся на нем туши, утягивая и ее за собой. Старший жутко агрессивно чмокает в губы, пока альфа под ним все еще удивленно хлопает глазами. Енджун обхватывает чужое лицо ладонями и несдержанно покрывает все какими-то злостными остервенелыми поцелуями, от которых Субин жмурит глаза и громко смеется. Так агрессивно ему в любви еще не признавались — хотя от старшего только такое и можно было ожидать. Енджун рычит и после прикусывает прямо в нос, на что Субин возмущенно вскрикивает. Пыл старшего заметно иссякает после, и он аккуратно укладывает голову посреди чужой груди. — Я тебя тоже люблю, — шепчет Субин спустя время и запускает пальцы в отросшие темные прядки, которые всегда находятся в идеально уложенном порядке. Вообще в этих признаниях как будто нет смысла — они давно знают о чувствах друг друга, которыми сквозят их ароматы. Но раз уж старший признался — Субин посчитал нужным ответить тем же. Наградой ему стала раскрывшаяся пряная сладость в бадьяне и тихое урчание. — А у тебя нет ощущения… — неуверенно тянет Енджун после паузы, — …как будто все слишком быстро происходит? — Это еще медленно, — усмехается младший собственным мыслям. Субин бы уже давно сорвал цепь с наглухо посаженным на ней волком, если бы не страх старшего, который иногда сквозит в бадьяне. — Тэхен и Бомгю после выпускного в школе вернулись по домам с метками и наполучали пиздюлей от родителей. — Я не знал, — срывается на смех Енджун, представляя юных рандевушников с покраснениями на шее и последующую взбучку. — Лучше бы я тоже не знал… Потому что не знаю, как там было у Тэхена, но нам родители в три часа утра провели двухчасовую лекцию о том, как альфы и омеги заводят детей. — Тебе тоже? — громко смеется Енджун, приподнимается и заглядывает в искрящиеся весельем глаза. — Да. И поебать им было, что я на омег-то и не смотрю. Я просто тоже под руку попался. Непринужденный смех тихонько затихает. Енджун возвращает голову на грудь, прямо туда, где бьется чужое сердце, а Субин начинает снова перебирать пряди, что так его успокаивает. Бадьян продолжает сквозить непонятной нервозностью, и тогда младший инстинктивно выпускает побольше феромонов, которые служат лучше, чем любые самые эффективные транквилизаторы. — Джун-и, — тихо зовет он, слыша едва различимое мычание в ответ. — Если тебе кажется, что мы действительно спешим, то мы можем притормозить. Я смогу понять, если тебе требуется чуть больше времени, чтобы все принять, и я готов подождать. Енджун молчит. Молчит долго, не двигается и не приподнимается с целью заглянуть в глаза. Бадьян ощущается спокойствием в легких, но Субин все еще ждет с затаенным дыханием внятного ответа. Когда молчание превосходит все приличные рамки, младший начинает заметно нервничать… А потом слышит тихое сопение где-то в районе груди. — Блять, — пытается не засмеяться Субин, чтобы его грудная клетка с резко притихшим на ней Енджуном не тряслась лишний раз. — Переборщил… Все просто в этом рецепте. Не спавшему нормально эти дни Енджуну хватило сполна эмоциональной разрядки за сегодня — агрессия, сменившаяся истерикой и плачем, а затем счастьем за истинного. Плюс на руку сыграл плотный ужин, который по факту оказался завтраком, ведь четыре порции американо, влившиеся в желудок за длинный день, вряд ли можно считать за полноценные приемы пищи. От Субина исходит приятное тепло, а его перебирание прядей и успокаивающие кардамонные феромоны — завершающие ингредиенты. И все это привело ко вполне разумному итогу — к провалившемуся за пару секунд в спокойный, безмятежный сон Енджуну. Субин укрывает спину истинного крепкими объятьями, прикрывает слипающиеся глаза и сам не замечает, как легко проваливается в сон, обернутый пряно-сладким бадьяном со всех сторон. Спустя полчаса их неприятно будит трель телефона младшего. Енджун подскакивает и сонно садится рядом, смешно жмуря глаза от света, и пытается прийти в себя. Субину все дается еще хуже — он не может разлепить тяжелые веки, и нехотя наощупь находит злополучный гаджет. — Хен! — звонко кричит ему в трубку Бомгю, и все еще дезориентированные альфы одновременно вздрагивают от громкого звука. Субин протяжно стонет и ставит телефон на динамик. Когда омега обращается к нему на «хен» — быть беде. — …Ты тут? — Да, — хрипло отзывается. — Енджун тоже. — Спите что ли?! — недовольно тянет Бомгю и раздраженно вздыхает. — Ах вы псы блохастые. Хоть бы один ответил на тонну наших с Тэхенни сообщений и звонков! Хватит там дрыхнуть, пиздуйте к нам — мы ужин приготовили! — Пошел нахуй, Чхве Бомгю, — четко проговаривает Енджун и тянется к телефону истинного, чтобы скинуть трубку. — Дальше спим, — облегченно изрекает он и возвращается на прежнее пригретое место на груди. — Вот это я называю — настоящая дружба, — ржет немного прихуевший с такого разговора Субин и морщится от противных звуков последующего миллиарда уведомлений и скорого звонка. — Почему он мне звонит, а не тебе?! — Потому что, — выдыхает раздраженно старший, садится, понимая, что сон ушел полностью, и принимает входящий звонок на динамик. — Сам пошел нахуй, Чхве Енджун, — отчеканивает омега и сразу сбрасывает трубку. Старший хмурит брови, морщит все лицо, и тут же самостоятельно перезванивает. Субин садится, разминая задубевшую спину, и таращит глаза на разворачивающийся перед ним выездной цирк. Ржать как в последний раз в жизни хочется до безумия, но он держится, чтобы послушать продолжение представления. — Да? — Скажи «м», — вдруг выдает Енджун и вглядывается напряженно в экран телефона. — «М», — безропотно подчиняется ему Бомгю. — Скажи «о». — «О»! — Скажи «а» теперь. — «А», — тянет вопросительно омега. — Тебе папа не говорил, что за другими слепо повторять не нужно? Своя голова на плечах должна быть, еблана кусок, — выговаривает Енджун скороговоркой и сбрасывает звонок. Субин моментально закрывает себе рот руками, чтобы не разразиться хохотом. Он складывается пополам в приступе самого сильного беззвучного смеха в истории человечества и пытается не перестать смотреть на старшего, который с хитрым предвкушением ждет последующего звонка. Который, конечно же, наступает спустя пару секунд. — Знаешь, почему я повторял? — Ну? — Потому что папа говорил мне, что аджосси не слушать — себе дороже. — Вы заебали!!! — ревет на заднем плане в трубке наполовину от хохота, наполовину от раздражения редко матерящийся и поднимающий голос Тэхен, и Субин моментально выпускает рвущийся наружу громкий истерический смех. Енджун и Бомгю тоже смеются. — Каждый раз одно и то же, придурки! — Через полчаса будем! — вырывает телефон Субин и сразу сбрасывает, как только лицо старшего кривится в хмуром выражении и готовности и Тэхена заодно обработать фразами, доставаемыми непонятно откуда. Видимо, у Енджуна с Бомгю есть дополнительные части мозга, которые работают на износ и генерируют подобную дребедень. — Вставай давай, — поднимается с пола Субин и с кряхтением разминает затекшие после лежания на полу конечности. — Сам к ним поедешь, — буркает Енджун с надувшимися губами и смотрит снизу вверх как на предателя. — Я спать хочу. — А Тэхен там, наверное, стейк говядины приготовил… Креветки еще небось зажарил, если ему Бомгю позволил. Токпокки с раменом в кастрю-… — Погнали быстро! — рычит на него Енджун, за секунду сметает остатки магазинной еды в один пакет и в мгновение ока материализуется возле двери, открывая ее. — Че стоишь столбом? Такси заказал? — Нет… — Почему?! По итогу спустя двадцать минут Енджун уже грозно стучится в квартиру друзей, чуть ли не пинками снося бедную дверь и подстегивая бедного Тэхена бежать ко входу. Тот, кстати, открывает дверь уже подготовленный: бесцеремонно вручает Енджуну миску рамена с токпокки прямо под нос и разворачивает в сторону кухни. — Ты во всеоружии, я смотрю? — смеется Субин и наблюдает за тем, как его истинный завороженно смотрит в глубокую тарелку, семеня в сторону кухни. Двое оставшихся в коридоре альф приветственно обнимают друг друга. С кухни тут же начинает доноситься привычная дружеская перепалка омеги и альфы, заканчивающаяся выкриками «старый пердун» и «мелкий утырок», после которых все затихает. Ничего необычного — просто обменялись любезностями. Сразу видно, что соскучились. — Это вам. — Тут на неделю, — присвистывает Тэхен, пока рассматривает содержимое пакета. — Енджун бы с тобой поспорил, — хмыкает Субин, решая умолчать о том, что они вдвоем вообще-то схомячили точно такой же пакет в один присест. Стол заставлен закусками и разнообразной едой, которую Тэхен на пару с Бомгю готовили весь вечер. Енджун сразу же затихает, накладывает себе в тарелку всего и сразу по чуть-чуть и лишь слушает разговор трех парней, изредка что-то вставляя. Тэхен разливает соджу по стопкам, и откладываемый семейный ужин наконец-то объявляется открытым. Веселый смех разливается в комнате, разрушаемый чоканьем стекла время от времени. Чем дольше они сидят, тем дальше темы разговоров уходят с привычных будней и насущных проблем на работах до возвышенно-философских, сетованием на бренный мир и, наконец, политики. Субин решает оборвать жаркий спор между двумя разгоревшимися альфами фразой о том, что площадь под пекарню наконец-то достроена и почти выкуплена. Радостное «Нужно за это выпить!» от Бомгю становится зеленым светом для вновь заполненных стопок. Все четверо безумно скучали друг по другу все эти дни, в которых они увязли по личным делам, и поэтому открыто наслаждаются долгожданной компанией. — Кто под кого лег?! — безжалостно атакует Бомгю, пока остальные разнеженно растекаются по стульям. — Гю-я, милый, успокойся, — хмыкает Тэхен и гладит предплечье взвинченного истинного. — Нет, пусть скажут!!! — кричит омега пуще прежнего. Енджун, чьи оттопыренные уши вдруг окрашиваются в красный цвет, кряхтит и давится куском мяса. Субин же, кинув на него секундный победный взгляд, обхватывает чужую талию одной рукой и получает нахмуренные брови в ответ. — Енджун, ты, что ли? — Я тебе «хен»! — Реально Енджун?! — Тэхен практически взвизгивает, что для него нехарактерно вообще, и несильно сжимает собственные волосы. — Я тебе еще больше «хен»! — Дорогой, ты проиграл, — скалится ехидно Бомгю и потирает ладошки друг о друга. — Мы едем в Таиланд лежать на пляже, никакого тебе футбольного матча в Сингапуре. — Вы на нас что, спорили, ебланы? — стучит огромным кулаком по столу Субин и хмурится. — Нет, хен, подожди, — Тэхен резво в панике встает с места, обходит стол и останавливается прямо рядом с Енджуном, беря его ладони в свои. — Как ты мог меня подвести? — и с такими еще округлившимися блестящими глазками, которые имеют влияние похлеще, чем у самого приторного омеги. — Да я не подвел, Тэхенни, — Субин с замиранием сердца смотрит на то, как растягиваются пухлые губы в улыбке. — Вы не так вопрос поставили, — кидает хитрющий взгляд на истинного и подмигивает. А в огромных глазах Тэхена тут же мелькает догадка. — Не смей, блять! — рычит Субин и понимает, что проиграл. — Я не хочу на футбол! — вскакивает Бомгю на ноги с показательным плачем, чувствуя неладное. — Кто вел? — выпаливает Тэхен в секундной паузе между рычанием и плачем двух братьев. — Я, — самодовольно так же быстро отвечает ему Енджун. Бомгю с воем скатывается на пол и тихо ругается себе под нос с надувшимися губами о том, что не сможет высидеть полтора (в лучшем случае) часа, наблюдая за снующими туда-сюда чуваками в форме. — Да и к тому же, фактически это он под меня лег, — усмехается Енджун, а Субин в панике рэпует оправдания где-то сбоку, но его никто не слушает. — Хен, я в тебе никогда не сомневался! — с энтузиазмом пожимает ладонь Тэхен и, растрогавшись, вообще тянется за объятьями. Енджун по-доброму похлопывает чужую спину и мягко смеется. Тэхен после, все еще держа старшего за руку, прыгает на месте с радостным тихим криком радости. Милашка такой, и кто скажет, что он альфа, блин? — Ты как посмел?! — подлетает к сникшему смущенному Субину Бомгю и трясет его за плечи. — Ты мне не брат после этого, в курсе?! Извращенцы! — взвизгивает омега и подпрыгивает от злости. — Не кипишуй, милый. Давай я куплю тебе парные бутсы, чтобы ты не плакал? — лицо Тэхена буквально светится от очаровательной улыбки, и он отбивает пять Енджуну под завывания отчаяния Бомгю сбоку. Так проходит их ужин, заканчивающийся в десять часов вечера по причине слипающихся глаз самого старшего в их компании. Енджун уже практически спит на плече Субина, пока тот вполголоса с его одобрения рассказывает о завале в студии и о том, что концерт под угрозой. Тэхен и Бомгю кидают сочувственные взгляды, слова поддержки и предложения о помощи. Как только в бадьяне начинает опасно проскальзывать умиротворенное спокойствие, Субин тормошит старшего и предлагает закончить ужин. От предложения остаться на ночь Енджун отмахивается, пока вязнет в мечтах о тишине собственной квартиры и попытке выспаться, послав все подальше. Субин не успевает проследить за тем моментом, когда старший проворно отменяет вторую точку в указанном для таксиста маршруте. Так что теперь он отправляет полусонного Енджуна в душ, заваривает чай, который они разделят перед сном с остатками бадьяно-кардамонного печенья. И после укладывает с трудом остающегося в сознании альфу себе под теплый бок, где тот мгновенно сворачивается калачиком. — Спасибо, — шепчет Енджун полусонно, и бадьян следом разряжается всей той благодарностью за пройденный день. Неизвестно, что бы было со старшим, не окажись Субина рядом в критический момент. Енджун был опасно близок к опусканию рук впервые, кажется, за всю жизнь. Его основу из застывшего крепкого от уверенности бетона нахально выбили кувалдой прямо из-под ног, и он безжалостно провалился в пучину зверских сомнений и раздражения. А потом пришел Субин и все вернулось на места. Субин — его место спокойствия. И он дарит ему все те же чувства и эмоции в ответ, становясь верной поддержкой для выстраивания пока еще неуклюжего чертежа будущего исполнения мечты в виде желанной пекарни.