Сочетание пряностей

Видимо, Енджуну все-таки нужно быть более внимательным к самому себе. Холодный душ не пошел ему на пользу, последующие три дня в беготне туда-сюда на износе сил с короткими перекусами и несколькими часами сна — тоже. Как бы ни прискорбно звучало, но добило состояние Енджуна явно вечерняя прогулка с Субином. Ведь нужно было хотя бы кофту взять с собой возвращаться обратно. В общем, в здание студии альфа входит в ужаснейшем расположении духа, со слезящимися глазами, гудением где-то внутри черепа, жутким першением в горле и точно поднявшейся температурой. Енджун не мерил ее с утра, чтобы не расстроиться. Волк воет внутри, предлагая положить на все болт и завалиться в постель, чтобы утухнуть в ней на несколько дней. Но альфа держится. Все шарахаются от него, потому что бадьян ощущается тяжестью испорченного настроения. Даже тот настырный омега предпочитает не лезть на рожон и ближе, чем на пушечный выстрел, не подходит. Любые подтормаживания со стороны сотрудников бесят хозяина студии, и поэтому все стараются завершать дела максимально быстро и точно, чтобы не попасть под горячую руку. Енджун со смешком думает о возможности вообще сменить пряник на кнут. Может, тогда в студии начнет царить максимальный порядок и все всегда будут выполнять задачи в срок. Енджун тяжело сопит, когда слышит трель телефона. Звонок набатом отдает ему в голову. Виски́ начинают буквально пульсировать болью. — Да? — отвечает он, прочистив горло перед этим, чтобы голос совсем уж не звучал мертвецки. — Хен, привет, — Тэхен звучит немного обеспокоенно, и Енджун тяжело вздыхает, предвкушая очередные выносы мозга. — Ты как себя чувствуешь? Бомгю вчера заметил, что ты подкашливаешь. Эти двое его скоро с ума сведут. Мольбы позаботиться о себе со стороны омеги на Енджуна не действуют. Он только улыбается и говорит о том, что все в порядке. Бомгю обычно психует дико, угрожает закопать живьем или заколотить входную дверь в квартире альфы, чтобы тот не высовывался лишний раз. И Енджун бесится в ответ, читает нотации о куче несделанных планов и о том, какая ответственность лежит на его плечах. Он всегда старается не обидеть друга, но в его словах все буквально раздраженно отзывается: «Омеге меня не понять». Так что Бомгю в последнее время предпринимает другую тактику: делегирует полномочия докапываться до старшего Тэхену. Ведь тот альфа тоже, а значит, понимает намного лучше. Да и перерычать Тэхена Енджун во времена болезней просто физически не может. Со своим-то вечно больным горлом. — Все нормально, — пытается придать голосу как можно больше силы, но даже его организм идет против него. Горло першит просто адски, и Енджун с сожалением смотрит на горячий чай с медом перед собой, который он даже не успел глотнуть перед звонком. — Ты уверен? У тебя голос хриплый. — Тэхен! Я… — грозное «в полном порядке» остается неозвученным, потому что старший разряжается громким кашлем в попытке выблевать легкие на пол. — Поезжай домой, сейчас же. Я заказываю тебе такси, — зло выговаривает младший в трубку, а на фоне Енджун слышит обеспокоенный голос омеги. От заботы со стороны другого альфы, явно слабее его, волк внутри недовольно бурчит, но тут же глохнет. Сил переругиваться с Тэхеном тупо нет. — Я сегодня на машине, — звучит жалко, да. Альфа признает это. Но слабость во всем теле дает о себе знать, а скуление волка внутри отдает ему пульсацией в голове. В таком состоянии альфу, у которого только прошел гон, в жизни не переспоришь. А зная Тэхена, тот придет прямо в студию и будет распугивать всех сотрудников и учеников феромонами. — Хоть на самолете. Ты как в таком состоянии за руль сел? — Я… — Скажешь, что ты в порядке, — я приеду и набью тебе морду на глазах у всего твоего коллектива. Вот и проверим, сможешь ли ты со мной подраться или упадешь с первого удара. — Ты страшный после гона, — вырывается нервный смешок, и Енджун наконец-то делает большущий глоток чуть остывшего напитка. — Я всегда такой, — не будь старший в таком положении, он бы, наверное, съязвил и выдал то, что Тэхен всегда «такой милый и очаровательный», а младший как обычно завелся, взревев о том, что он ни черта не милый. Дурацкая болезнь поганит все карты и не дает как следует оторваться на друге. — Как скажешь, отец, — хмыкает Енджун, в пару глотков осушает кружку и движется на выход из своего кабинета и, кажется, из студии в целом. — Мы вечером придем тебя проверить. — Нет уж, не надо. У меня начинает закладывать нос, но я уверен, что я ваши виски-ирисковые запахи даже в таком положении учую. И так хреново, а с вами еще блевать захочется. — Ты сам ничего не будешь делать! — несдержанно кричит Бомгю, явно вырвавший трубку из рук Тэхена. — Как придешь, начни пить те таблетки противовирусные, что я в прошлую болезнь тебе купил. Только по инструкции пей! Будильники на приемы ставь! И полоскай горло раз в полчаса. Температуру померь, как придешь, и мне напиши. — Хорошо, папа. Ничего из этого Енджун, конечно же, не делает. Доехав до дома, он со стоном заваливается на постель прямо в уличной одежде, и тут же измученно вырубается. Будит его через два часа настойчивый звонок в дверь. Енджун выныривает рывком из сна — в горле сухо как в пустыне, голова кружится и раскалывается, шея ноет от неудобной позы, нос течет. В общем, весь букет. Потрясающе. Альфа измученно поднимается и двигается к входной двери. Он убьет этих бибу и бобу — Тэхена и Бомгю — попросил ведь не приходить. Хотя сомнений в том, что они его проигнорируют, вообще не было. Но чем ближе он к двери, тем беспокойнее волк вертится в грудной клетке. С чего это вдруг? Енджун списывает это на поднявшееся раздражение за выходку друзей и медленно переставляет онемевшие ноги. С тяжелым вздохом он открывает дверь, которая со вчерашнего дня начала весить, кажется, на несколько тонн больше. Вместо Тэхена и Бомгю его встречает обеспокоенный Субин с несколькими пакетами в руках. И тогда поведение волка становится понятным. Запаха Енджун не слышит из-за заложенности носа, а вот чужие феромоны — вполне себе. Это странное ощущение, и альфа в этот момент ловит себя на мысли, что даже рад болезни. Потому что так бы он не обратил внимание на чужие феромоны как следует и не проследил бы собственную реакцию. Он ощущает исходящую от Субина сильную ауру, которая буквально обволакивает как мягкое одеяло, отзывается легкими-легкими невесомыми покалываниями на коже и щекочет сознание. Волк в грудной клетке виляет хвостиком из стороны в сторону и бьется в решетку, чтобы рвануть навстречу. — Кто сказал? — прокашливается Енджун и запускает гостя внутрь. Хочется вдохнуть наполненного ароматом кардамона воздуха побольше, но нос заложен и не пропускает даже частичку каких-то запахов. У старшего такими темпами скоро начнется ломка. — Тэхен. Но Бомгю выдал целую инструкцию, какими лекарствами тебя лечить, чем поить и что давать есть. — Да не надо ниче… Я в норме, — вообще выправить Субина из квартиры хочется ничуть не меньше, чем прижаться к нему. Потому что волку внутри неприятно, что кто-то видит его в таком слабом и уязвимом положении, но с этим ничего не поделаешь. Енджун также понимает, что Субин отсюда теперь даже под прицелом снайпера с соседнего дома не уйдет. Потому что хочется истинного защитить и укрыть всеми возможными и невозможными способами, окутать заботой и лаской. Енджун это понимает. Сам поступил бы точно так же, поменявшись они местами. Поэтому просто позволяет начать о себе заботиться. — И про это они тоже сказали. Что ты будешь настаивать на том, что все в порядке, а сам будешь в это время еле стоять на ногах. — Я нормально стою, — парирует Енджун, и в это время чувствует какой-то особый накат слабости. Перед глазами начинает стремительно темнеть, а в ушах появляется противный звон. Сквозь толщу всего этого Енджун улавливает беспокойство в чужих феромонах. — Я щас упаду, и это будет твоя проблема, — успевает проговорить он слабым голосом, тычет альфе в грудь, и тут же чувствует, как предательски ускользает его сознание. Перепуганный Субин подхватывает его на руки, выронив все пакеты на пол. Вообще он действует на каком-то автомате, практически в бессознательном состоянии, на уровне рефлексов и инстинктов. Дойти до спальни с ношей, уложить побледневшего парня в отключке на кровать, стянуть с него толстовку, оставив в одной тонкой футболке, открыть окно настежь, чтобы запустить воздух в комнату, добежать до ванны и обмакнуть первое попавшееся полотенце в холодной воде. Все эти действия укладываются чуть ли не в пару секунд. Субин понимает, как отчаянно дрожат у него руки, когда аккуратно обтирает мокрым полотенцем горячие щеки и лоб. Волк внутри уже не рычит или скулит, он истошно орет во всю глотку. Не доглядел, не обратил вчера внимание на редкие шмыганья носом и покашливания, эгоистично предпочел продлить прогулку как можно дольше, не оказал нужную поддержку. Енджун морщится, и младший альфа чуть выдыхает только тогда, когда чужое лицо начинает приобретать здоровый румянец, а карие глаза распахиваются, начиная быстро моргать в попытке развеять дурацкие темные пятна. — Лежи! — рявкает Субин, когда старший пытается приподняться на локтях. — Да нормально все, — вяло отмахивается от него Енджун и упрямо пытается сесть. — Я тебя щас ебну! — ревет младший альфа и придавливает ладонью упрямца к кровати. Енджун не сопротивляется и ничего не говорит, но по злостной морде и так становится понятно, о чем тот думает. К тому же в нос ударяет тяжелый запах бадьяна. — Ты издеваешься?! Ты в обморок грохнулся, а еще злишься на меня? Лежи, кому сказал! — Я не хочу-у-у, — хнычет вдруг Енджун. — Скучно. Что мне делать? Ноутбук со стола в мгновение ока оказывается у Субина в лапищах. Тот агрессивно и громко клацает по клавишам, пока набирает в поисковике дораму, которая недавно вышла и набрала кучу восторженных отзывов, запускает первую серию и ставит технику на кровать рядом со старшим. Енджун мгновенно переворачивается набок, притягивает экран ближе и затихает, тихонько сопя. Субин сует ему градусник под мышку, идет на кухню разгребать в панике брошенные на пол пакеты и параллельно строчит сообщения брату, где жалуется на полный пиздец, в который успел вляпаться (причем по собственной воле, ведь стоило ему узнать о болезни старшего, как ноги сами несли его по маршруту «магазин-аптека-скинутый адрес»). Бомгю предупреждает его о том, что завтра Енджун стремглав побежит к себе на работу, так что Субину придется придумывать то, как его удержать. Стон отчаяния вырывается изо рта, пока омега завершает диалог лаконичным: «Ебанные альфы». Молитвы работают, и купленный в милом ресторанчике суп по пути к дому Енджуна не разливается от небрежного отношения и полета на пол. Субин переливает его в глубокую тарелку, разогревает, достает закуски, вываливает на стол все лекарства, которые насоветовал купить ему Бомгю, и углубляется в чтение их инструкций. Подготавливает несколько таблеток, чтобы скормить их Енджуну после еды. Да поможет ему хоть кто-нибудь, думает Субин и идет в спальню с супом. — Давай-ка ты лапшу поешь, — произносит тихо, присаживается на край кровати и ставит тарелку на прикроватную тумбочку. Высунутый градусник безжалостно показывает отметку «38,7». — Острая? — с надеждой спрашивает Енджун, ставит дораму на паузу и оборачивается. — Нет. — Тогда не буду, — тут же отвечает старший и разворачивается обратно к экрану. Кому-то щас свернут шею, ей-богу. Енджун явно чувствует сгустившиеся тяжелые феромоны, поэтому тяжко вздыхает (насколько ему позволяет заложенный нос) и начинает приподниматься. Субин тут же хватает под локоть, удерживая и страхуя. И на удивление, не видит никаких попыток отказаться от помощи. Старший берет с тумбочки тарелку с ложкой, пробует. — Она безвкусная, — морщится он и сидит с таким видом, как будто Субин навалил ему огромную порцию… земли, да. Отборной такой, мокрой после дождя земли со двора из-под самых красивых ярких цветочков. — Она безвкусная, потому что у тебя нос, блять, не дышит! Жри, сука! — психует младший, перехватывает ложку, зачерпывает побольше супа и пихает обалдевшему Енджуну в рот. Субин злится. Злится на себя по большей части. Он в принципе зачастую винит себя во всем, что случается с ним самим и близкими, а тут все его чувства как будто выкручивают до самой максимальной отметки. Стрелка, отмечающая деления, вообще со свистом рушит все пределы и устремляется далеко вперед. Субин не может отделаться от мысли, что это он виноват. Если бы он сдержался без чужого запаха, то не пошел бы к Енджуну на работу, не пригласил того гулять поздно вечером и не заставил возвращаться в ночи. Субин вязнет в мыслях, зачерпывает побольше супа и скармливает его притихшему альфе. Енджун вдруг спустя время дергается, отворачивается от новой порции, хватает за запястья и тянет от себя. — Я прожевывать не успеваю! И дышать! — выговаривает он с полным ртом и двигает челюстями в десять раз быстрее обычного. Повисает небольшая пауза. Субин вглядывается в мило набитые едой щеки, наблюдает за тем, как Енджун перехватывает у него ложку и сам принимается за злосчастный суп, шмыгает носом и тяжело дышит через рот между порциями. — Прости, — выдыхает Субин и прикрывает глаза на время, понимая, что успел завестись достаточно сильно. — Все нормально, — пожимает плечами Енджун. — Есть еще что? А то один суп наяривать слишком тускло. Субин кивает и поднимается с кровати, уходит на кухню и возвращается с коробочками закусок и порцией таблеток в придачу. — О, нормально, — кивает удовлетворенно старший и отправляет в рот маринованную редиску. Младший альфа вдруг совсем уж затихает на краю кровати, молча наблюдает за кушающим с аппетитом Енджуном, собирает пустые коробки из-под еды и складывает их на тумбочку. Выхватывает из чужих рук пустую тарелку и высыпает в ладонь таблетки. Енджун понимает его без слов — тянется за бутылкой воды, стоящей всегда поблизости у кровати, и закидывает все в рот. — Бяка, — морщится и трясет головой. — Ты че утух-то? Почему грустишь? — Да я не… — осекается вовремя Субин. Его феромоны, должно быть, так и кричат о состоянии альфы. И если чужие волки могут этого не почувствовать, то обостренное чувство истинного точно все щелкает как орешки. — Точно все нормально? — Точно, — закатывает глаза Енджун. — Ты винишь сейчас себя за то, что я заболел, вот и злишься на самого себя. И хотя я бы и так заболел, с тобой или без, потому что игнорировал свое состояние, тебе щас вообще похер на мои слова. Мне бы тоже было. Так что просто меня корми, давай таблетки и следи за мной. И тебе станет лучше. Тем более, что я быстро выздоравливаю. Через два денечка все прекратится. Субин смотрит в серьезные глаза напротив и чувствует, как сердце пропускает парочку ударов, а волк внутри выкручивает сальто в воздухе как цирковая собачка. Да, у него были отношения с другими альфами, он встречался с разными ситуациями, но все они сводились к одному. Волки его пассий сопротивлялись заботе со стороны Субина, потому что «не по-альфьи», и все отношения в конечном счете сводились к постоянному перениманию контроля. И вот Енджун, сидит перед ним, сопливый и краснющий, и спокойно говорит: «Я понимаю тебя. Как альфу понимаю. Но и как альфа позволяю о себе заботиться». — Ты урчишь, — мягко смеется Енджун и не сдерживается — запускает пальцы в чужие волосы, перебирает их и слышит вмиг усилившееся урчание. Милый момент рушит сильный кашель. Субин тут же перестает урчать, поднимается и направляется набадяжить какую-нибудь ядреную смесь, чтобы пропихнуть ее Енджуну для полоскания. Возвращается спустя пару минут и видит, что старший складывает уличную одежду в шкаф, будучи уже в темном лонгсливе и спортивных штанах, которые использует как пижаму. — У меня есть право голоса? — жалостливо спрашивает он, когда видит странного цвета жидкость в стакане подошедшего Субина. — Нет. У нас тоталитаризм. Дуй полоскать. Младший альфа стоит коршуном. Контролирует полоскание Енджуна, брызгает с боем и криками ему в ноздри и горло какие-то противные пробивные лекарства, от которых старший потом громко чихает на всю квартиру и показательно шлепает ногами по полу, когда перемещается по квартире (типа злится, ага). Субин следит за тем, чтобы болеющий упрямец лег в постель, а не решил исполнить тройное сальто назад и парочку эйртвистов в качестве разминки. Енджун затихает только тогда, когда возвращается к просмотру дорамы. А Субин решает испечь сладкий пирог. Достает легкие ингредиенты, которые находятся в шкафчиках и холодильнике. Даже разрыхлитель обнаруживается с не истекшим сроком годности. Сразу ушедший в процесс готовки Субин опоминается только тогда, когда его телефон звенит громкой трелью будильника, напоминая о необходимости выпить Енджуном новую порцию лекарств. Младший входит со стаканом воды в спальню и замирает. Потому что Енджун сладко спит, укутанный в одеяло как в рулетик. Лицо расслабленное, ресницы подрагивают во сне, но при этом брови отчего-то нахмурены, а пухлые губы выпячены вперед. В общем, спит старший с выражением грозного альфы на лице. Только вот Субин видит почему-то перед собой маленький пушистый сопящий комочек, и никто и ничто не докажет ему обратное. Аромат бадьяна ощущается легким флером вокруг спящего, окутывает его поверх одеяла и щекочет аккуратно ноздри младшего. Субин со вздохом ставит стакан на тумбочку, выключает ноутбук с начавшейся новой серией, а затем проигрывает всем импульсивным мыслям. Аккуратно, практически невесомо, одними подушечками пальцев касается гладкой кожи, проводит по щекам и скулам, по носу и манящим с самой встречи в подъезде губам. Енджун дергается во сне, мычит, но лицо тут же разглаживается. И никакого злого и серьезного альфы не остается. — И как тебя теперь будить, а, хитрец? — тихо шепчет младший и закрывает форточку. Накормивший вкуснющим пирогом Субин уже поздно вечером наотрез отказывается покидать квартиру, аргументируя тем, что ночью может стать хуже. Енджун устало сдается спустя несколько минут спора и отворачивается от него с показательным «Я спать». Младший ничего другого и не ожидал, вот честно. Субин уходит постелить себе в гостиной на диване, аккуратно достает новое чистое белье сверху шкафа в спальне, просто по наитию понимая, что где-то там оно должно лежать, наконец-то переодевается во взятые из дома домашние вещи и ложится в темноте. Только за тем, чтобы услышать топот босых ног спустя минуту. — Ты чего? — спрашивает Субин с удивлением, когда на диван рядом плюхается сто восьмидесяти двухсантиметровая туша. — Нормально ты придумал. Вычистил мне все сопли и решил, что я там в комнате спокойно буду спать, когда кардамоном воняет буквально по всей квартире, — бубнит Енджун, возится рядом как гусеница, залезает под одеяло, по-хозяйски сует ступни под бок, слыша паническое «Холодные!», и прижимается в позе эмбриона справа. И буквально через секунду начинает тихонько сопеть, тут же утухнув. Субин принюхивается к легкому спокойному аромату бадьяна и чувствует, как начинает успокаиваться сам. Он не позволял себе расслабиться весь этот тяжелый длинный день, так что спасительные сладкие нотки на конце пряного запаха становятся ему необходимы. Вряд ли бы он сомкнул и глаза ночью без Енджуна под боком. Серьезно, это самый поразительный альфа в жизни Субина. Сила буквально исходит от Енджуна, а его запах кричит о том, кто он такой. И при этом этот альфа не стесняется быть собой — ему нравится иногда капризничать, обижаться, дедовски шутить и по-детски дурачиться. А еще он позволяет обращаться другому альфе к себе с нежностью и заботой, охотно идет на контакт сам и не пытается выказать никакого сопротивления. Нет, пожалуй, это самый замечательный альфа в жизни Субина.       

***

Субин поселяется в чужом доме на ближайшие дни и следит за тем, чтобы Енджун принимал все лекарства и хорошо кушал (хотя с этим у него вряд ли вообще проблемы будут хоть когда-то). Они вместе едят, много разговаривают, смотрят фильмы и сериалы, вместе спят, потому что старший альфа капризничает и отказывается засыпать один. Даже днем, когда его одолевает сонливость от накатившей слабости, Енджун пришлепывает прямо к пекущему что-то Субину, останавливается в дверях и начинает прожигать умоляющим взглядом до тех пор, пока истинный не обернется с легкой улыбкой и словами: «Пошли спать». С каждым днем, часом, минутой, проведенными вместе, ни у одного из них не возникает и мысли о том, как несправедлива природа или сама судьба, которые свели их вместе. И кажется, что они с каждой секундой падают в омут чувств все больше и больше. Пряные запахи за такой небольшой промежуток времени становятся любимыми и какими-то привычными, как будто они всю жизнь знакомы. Переплетение бадьяна и кардамона стоит в квартире Енджуна тяжелым облаком, окутывает их, и хозяин квартиры принимает решение убрать в дальний шкаф ароматические свечки и диффузоры, расставленные во всех комнатах, чтобы не перебивать сочетание пряностей. А сдерживаться между тем становится все труднее. Субин думает, что еще чуть-чуть, и у него крыша будки отлетит так, что он потом ее не догонит. Бадьян начинает уже действовать на нервы, а не успокаивать, потому что просто надышаться им не представляется возможным. Субин пытается держать себя в руках, когда Енджун прижимается к нему слишком близко во сне или обнимает откуда-то со спины. Приходится контролировать собственные феромоны и утихомиривать волка в грудной клетке, чтобы не сорваться и по-звериному не накинуться. Потому что Енджун ничего такого не проявляет, даже за поцелуями не лезет, хотя тоже кидает украдкой взгляды на чужие губы. И дело тут уже не в кризисе ориентации, а в том, что старший альфа просто такой человек сам по себе. Стать его другом проще простого, но слишком близко к себе тот подпускает медленно и аккуратно. Они просто разные. Субин спокоен и рассудителен, и его голос может запросто убаюкать. При этом он все еще дурашлив, смешно шутит, ругается как матерный сапожник и начинает читать рэп со скоростью сто слов в секунду, если его выбесить (не доводить его до такой кондиции очень сложно, потому что он становится чертовски забавным). Субин предпочитает играть в игры, смотреть аниме, что-то печь или просто лежать в свободное время. Он весь состоит из какого-то умиротворения и размеренности. Енджун другой. В нем энергии даже во время болезни просто глубокий бездонный колодец, из которого он легко вычерпывает какие-то сумасшедшие идеи, которые тут же исполняет, а его мозг параллельно умудряется еще и генерировать дедовские шутки со скоростью света. Вообще весь Енджун какой-то шумный и громкий: смеется, рандомно кричит и ругается на все подряд. А еще он плачет навзрыд над мелодрамами, что сначала Субина удивляет и вводит в ступор. Потому что не по-альфьи, но никто из них не видит в этом ничего зазорного. Они врубают «Хатико», споря о том, кто быстрее сдастся, и оба горько плачут в объятьях друг друга под конец. Представления о заботе у них тоже разные. Субин молчаливо и спокойно находится рядом, печет вкуснющую выпечку, старается помочь и закрывает острые углы мебели громадной ладонью, когда Енджун наклоняется. На Субина в ответ льется поток неожиданных комплиментов и всяческих похвал в самые, казалось бы, неподходящие моменты, на что младший альфа мило смущается. Еще Енджун — олицетворение слова «липучка». Он липнет к Субину, постоянно обнимает, трется носом, виснет на руке и обхватывает всеми конечностями, когда они засыпают. У Енджуна какая-то агрессивная забота: он бурчит и ругается под нос, когда помогает с чем-то, и с любовной яростью отряхивает крошки с чужих щек после печенья.        Им легко открываться друг другу, темы для разговоров не иссякают. Расхождения во взглядах находятся, куда без этого? Но им нравится спорить о чем-то, склонять собеседника на свою сторону, приводить аргументы. Каждый всегда остается при своем мнении по итогу, но оба обладают способностью выслушивать и спокойно отвоевывать собственную точку зрения. Мирно и тихо. Енджун вообще не возникает в эти дни по поводу нахождения еще одного человека в доме, хотя раньше его раздражали даже вечерние гости в виде Бомгю и Тэхена в своей конуре, которую он эгоистично не хочет ни с кем делить. И вот наступает тот момент, когда у двух альф буквально случается чуть ли не настоящая грызня на смерть. Старший орет ближе к вечеру, что больше дома быть не намерен — и так пролежал почти пять дней, температуры нет, а из симптомов только заложенный по ночам нос и редкий кашель. Субин спокойно и терпеливо объясняет в ответ, что выздороветь нужно до конца, чтобы не заболеть снова. Старшему вообще все равно на любые слова. У него концерт горит, беда с костюмами, которую не могут решить без него, увольнение одного из хореографов и нужда быстро заменить его кем-то другим. Еще нужно провести мастер-класс, который пришлось перенести из-за болезни и бла-бла-бла. Ссора двух сильных альф — это вам не шутки. Особенно, когда никто из них уступать не намерен. Субин слишком переживает за состояние истинного, и все его инстинкты по защите партнера обостряются до предела, становятся чем-то неконтролируемым и пугающим. Енджун же просто банально устал от лежания плашмя дома, и, хотя ему действительно приятно в чужой компании, его волк уж слишком энергичен и активен, так что пять дней — это предел, который можно выдержать. Тяжелые запахи кардамона и бадьяна перемешиваются друг с другом, и каждый подсознательно хочет посильнее надавить феромонами, по-звериному показать все мысли, чтобы оппонент в споре сдался. Субину кажется, что он вот-вот капитулируется, потому что чужие феромоны ощущается неподъемным грузом, от пряной специи начинает не только першить в горле, но и глаза мылятся и слезятся. И страшно тут от того, что кардамон вообще никак не действует на Енджуна. Тот продолжает спорить, как будто чужая пряность является для него просто фоном, чем-то, что не достойно внимания. И именно в последний момент, когда Субину кажется, что он на пределе, Енджун идет на попятную. Издает напоследок нервный рык, разворачивается и уходит в спальню, громко хлопнув дверью. Субин приходит к нему спустя час с тарелкой шоколадного печенья. — Ты не можешь постоянно откупаться от меня едой! — недовольно бурчит Енджун, но сам тянется навстречу. — Могу и буду, — хмыкает Субин, уходит на кухню, чтобы взять стакан сделанного какао и возвращается в спальню, молча протягивая напиток. Енджун смотрит на него испепеляющим взглядом со сведенными бровями, агрессивно выхватывает стакан и громко разламывает зубами бедное печенье, отправляя большой кусок в рот. Субин предпринимает все усилия, чтобы не засмеяться в голос с такой психологической атаки, но стойко сдерживается. Запах бадьяна тает с каждым последующим куском печенья, а значит, старший успокаивается. — Почему ты сдержался? — вдруг задает мучающий вопрос Субин и приглаживает складки на простыне, не поднимая взгляд наверх. Енджун отвечает вопросительным мычанием, смешно причмокивает губами, пока ест, и выучивший его за эти дни младший понимает, что тот тупо ничего не услышал, поглощенный едой. — Ты… мог задавить меня аурой, но ты этого не сделал. А я ведь чувствовал, что ты можешь это сделать. Но ты все же не сделал. Почему? — Субин бы стукнул себя по лицу от умения формулировать собственные мысли. — Потому что тогда бы я заставил тебя принять то решение, какое хочу я, но не хочешь ты. Я не из тех альф, кто злоупотребляет своей силой, — выговаривает Енджун таким тоном, как будто рассказывает, почему солнце горячее. Чем там этот громадный альфа думает, раз задает такие глупые вопросы? — Я тоже, — выдыхает Субин и прикрывает глаза. Часто ему было сложно строить отношения с альфами, потому что те всегда пытались вести. Любыми способами. Именно поэтому, наверное, дальше простых интрижек в более сознательном и взрослом возрасте ничего и не заходило. — Знаешь, я рад, что ты наконец-то принял, что я сильнее тебя, — ухмыляется Енджун с хитрющей мордой и ставит пустой стакан на прикроватную тумбочку. — С чего это? — вмиг хмурится Субин. Вообще-то он на грани того, чтобы действительно согласится с этим утверждением. Енджун правда силен — это чувствуется вовсе не по его ауре, тяжелому запаху или физической составляющей. Нет. Енджун силен, потому что он вообще не предпринимает никаких усилий показать доминирование, а наоборот, позволяет Субину контролировать многие ситуации, уступает и сдает позиции. Как будто не видит смысла ничего доказывать. Младшему иногда кажется, что делает это Енджун снисходительно, мол, пусть себе истинный поиграется, раз ему так хочется. И именно это ощущение, чувство того, что ему так нагло поддаются, не позволяет Субину принять ситуацию в полной мере. Все-таки альфью гордость задевает. — То есть ты хочешь сказать, что сильнее меня? — Да, — облизывается Субин, почувствовав в пряном бадьянном запахе какие-то новые, до этого не встречающиеся нотки, которые становится интересно распробовать. Феромоны Енджуна буквально проникают под кожу, будоражат сознание, а хитрющий взгляд суженных глаз не помогает прийти в себя. Альфа напротив как будто искусно играет с волком Субина в грудной клетке: протягивает ему раскрытую ладонь, чтобы тот уткнулся туда, и в последнюю секунду отдергивает руку от решетки. А затем повторяет это снова, снова и снова. Волк скулит и рычит, бешено мечется из стороны в сторону, потому что такие поддразнивания ему новы и непривычны — никто никогда не пытался погладить его против шерсти — но почему-то одновременно с этим и урчит где-то глубоко внутри, чувствуя влияние другого волка. И все это Енджун проворачивает с ним одними лишь феромонами, направленными в его сторону. Субин гулко и слишком громко сглатывает, сдавая себя со всеми потрохами и шерстяной шкурой, когда Енджун вдруг резко поддается вперед, размещает ладони где-то опасно близко к чужому паху. Лицо с необычными глазами и милой родинкой на скуле оказывается слишком близко, и самое страшное здесь то, что Енджун не разрывает зрительного контакта. Смотрит прямо и с вызовом, выпускает феромоны еще чуть больше, так, что они щекочут практически все тело, отдаются маленькими покалываниями миллиона булавок и мелкой дрожью пальцев. Бадьян смешивается с жалкими попытками кардамона дать ответ, и Субин начинает состоять из этой гремучей пряной смеси, чувствуя, что вот-вот взорвется. Енджун, чертов соблазнитель, вдруг мягко и опять, блять, снисходительно улыбается, наклоняется к чужой шее и проводит кончиком носа, практически невесомо, от подбородка прямо к пахучей железе. Вдыхает побольше кардамона, а Субин в ответ начинает крупно дрожать. Потому что невозможно. Невозможно чувствовать горячее дыхание прямо на самом чувствительном месте, но еще хуже осознавать, что у обладателя бадьяна есть силы противостоять чужим феромонам, а у Субина — нет. — Блядство, — рык буквально срывается с губ, когда Енджун вновь выпрямляется и придвигается еще ближе, так, что можно ощутить прикосновения его пухлых губ на своих. Большие пальцы на внутренней стороне бедер начинают медленно поглаживать кожу под ними сквозь ткань легких домашних штанов. Ошейник с поводком с треском лопаются, потому что волку наконец-то, так нагло и нахально, дают долгожданную команду «апорт». — Сдаюсь. Субин первым несдержанно сминает чужие губы, полностью проигрывая и почему-то ни капли не жалея о том, что победа всецело достается другому альфе. Пока он мешкается и упивается тем, насколько желанные губы мягкие и теплые, Енджун шустро берет инициативу на себя: углубляет поцелуй, а затем нагло лезет языком в рот. Субин тут же хватается за чужие волосы и, да, поступает грязно, когда сжимает и оттягивает их на загривке, слыша в ответ утробное тихое недовольное рычание в поцелуй. Зато это работает как надо — Енджун напор рефлекторно сбавляет, пытаясь высвободиться из хватки. Эта маленькая заминка позволяет Субину укусить нижнюю губу и оттянуть ее. — Хорошо, твоя взяла на этот раз, — улыбается ему снисходительно Енджун, когда они отрываются друг от друга. Субин наконец-то разжимает пальцы, отпускает чужие волосы и видит, как недовольно кривится лицо напротив. Вот и гадай теперь, отчего Енджун такую морду корчит — то ли хватка на волосах была ему неприятна, то ли ему просто ее не хватило. Ладони Субина как-то проворно перемещаются под растянутый домашний лонгслив, поглаживая живот и очерчивая кубики пресса, а затем обхватывают с силой талию. — Такая тонкая, — Енджун слышит чужое довольное урчание и тут же маскирует внезапно охватившее его смущение за очередным жадным поцелуем. Глотки жжет у обоих нещадно. Специи вторгаются через рот, пока они с остервенением целуются, бьют в нос, когда они стараются вдохнуть побольше воздуха и оседают на губах, которые даже неприятно пощипывает. Ни в кардамоне, ни в бадьяне вообще не чувствуется и отголосок прежних сладостей — пряные, жгучие специи смешиваются в каком-то непонятном сочетании, заполняя собой все вокруг. Субин не сдерживается, разрывает поцелуй и наклоняется прямо к пахучей чужой железе, откуда буквально смердит бадьяном. Только вот кажется, что это самый приятный и желанный запах на свете. Субин тупо вдыхает в грудь побольше этого аромата, до боли где-то в легких от остроты, инстинктивно трется носом, щеками и даже лбом, стараясь оставить на себе побольше бадьяна. Енджун крупно вздрагивает от такой стимуляции самого уязвимого места, а затем и вовсе как-то странно и несдержанно урчит, явно пытаясь спрятать таким образом неожиданный стон, когда Субин вылизывает манящий участок тела и пробует наконец-то специю на вкус. Все губы обжигает, во рту непроизвольно скапливается слюна от пряности, и где-то только в районе гланд, когда Субин сглатывает, ощущается та самая непонятная сладость. Она не приторная, как у омег, вовсе нет. Она такая же матерая, с резким насыщенным привкусом и першением, отдающим в горле. Но эта сладость вдруг становится самым прекрасным, что Субин когда-либо пробовал. Намного прекраснее тех булочек, которые он пек, и лучше любого свежего хлеба. Так что он, издав тихий несдержанный полурык, не может противостоять животным инстинктам и отчаянно орущему волку внутри и с силой кусает железу. Енджун дергается, хватается за чужие волосы и, плюя на все на свете, громко стонет, пока Субин вслед за болезненным укусом тут же осыпает место вокруг более мелкими и слабыми. Енджун вообще не сторонник всяких грубостей в свою сторону в сексе, но он впервые понимает, что значат животные инстинкты. Потому что от болезненных звериных укусов хочется только выть громко и протяжно. Выть от удовольствия. Выть, потому что приятно, когда чужой волк показывает доминирование. И пусть Енджуну это скоро наскучит, а его волк вспомнит о том, что он альфа. Пока же выть хочется так, как будто он настоящая сука в течке. Их волки чувствуют друг друга совершенно по-другому, и эти ощущения становятся просто сумасшедшими. Вот они — Субин и Енджун — просто несдержанно целуются, проводят ладонями по первому попавшемуся участку чужого тела, в общем, делают все, что делают простые влюбленные люди. Но только в груди у них волки, которые друг для друга являются истинными. И они рвутся наружу друг к другу, сверкают глазами в темноте где-то там, в самых потаенных частях души, царапают пол под лапами от звериного яростного желания, которое их охватывает, рычат, бегают из стороны в сторону. Субин инстинктивно, не отдавая себе отчета в этом, хочет пометить. Кусает шею на какой-то грани отчаяния — сожмет челюсти чуть сильнее, и Енджун вскрикнет уже от неприятной боли, оттолкнет и пошлет ко всем чертям. Но Субин сильнее не укусит точно так же, как не укусит слабее. Потому что чувствуется в бадьянных феромонах, что Енджуну именно так приятно. Поэтому Субину остается хаотично перемещаться по всей шее, тиранить ее, оставляя красные отметки, и непременно возвращаться вновь к железе, кусая и вылизывая. Он выпрямляется и смотрит в затуманенные глаза с горстью страстного желания на дне, целует уголок губ, опускает ладони сначала на бедра, а затем и вовсе на ягодицы. Енджун вновь дергается, агрессивно скалится, но вместо того, чтобы с колен соскочить — никто из них не понимает, в какой именно момент он там оказался — вдруг придвигается еще ближе, пах к паху. — И кто теперь сильнее? — облизывается Субин самодовольно и сжимает поочередно обе ягодицы, как бы подтверждая свой статус. — Все еще я. — Но… ты буквально… на моих коленях, — удивленно проговаривает Субин. Вот тут он действительно запутался. — И в засосах. А еще стонешь. — И что с того? Не в этом проявляется сила. — А в чем тогда?! — рычит. Почему этот Енджун уже просто не признает, что он, сука, ему уступает? Ему ведь ничего не сто́ит, ему вообще посрать, а вот у Субина из-за прошлых отношений какой-то отчаянный комплекс доказать статус доминанта. И Енджун при всем при этом в курсе этого, потому что они все грехи друг другу за эти дни поведали. Старший альфа в один из полуночных разговоров вообще признался, что ему начхать сверху быть или снизу, если человек хороший, чем обескуражил истинного. — В этом, — улыбается он поистине страшной улыбкой, и Субин весь поджимается на секунду. А затем Енджун упирается ладонями ему в грудь и надавливает. Проходит секунда — Субин, не ожидающий такого поворота событий, летит спиной на матрац, пока на его пресс садятся сверху, а сильные бедра по бокам прижимают друг к другу собственные ноги, обездвиживая. Субин кривит морду в настоящем оскале и чуть приподнимается на локтях. — Лежи, Субин-а, — произносит Енджун тихим, глубоким и низким голосом, от которого по спине тут же бегут мурашки, и едва ощутимо надавливает на грудь. Чужие феромоны ощущаются наждачкой — настолько они сильные и бьющие прямо под дых, что отдышаться от бадьяна невозможно. Субин смотрит в темные глаза, которые буквально гипнотизируют и натурально сводят с ума, и медленно, как будто в трансе, ложится обратно. Енджун улыбается, хотя улыбка эта выходит какой-то кровожадной и звериной. И только тогда, когда собственную пижамную рубашку нагло распахивают, до заплывшего мозга Субина доходит: Енджун не давил на него аурой. Выпустил феромоны, да, но ведь и субиновы сейчас ощущаются точно так же, потому что альфы возбуждены. Енджун не предпринимал попытки доминировать грязным способом, не заставлял слепо повиноваться ему и не делал из Субина марионетку, готовую на все. В этом заключается сила. В том, когда другой альфа не может противостоять простым феромонам. Готов ли Субин быть не доминантом? К сожалению для его альфьей натуры, да. К счастью его волка, тоже да. Он с самого начала, с самой первой встречи, когда почувствовал крепкий и терпкий бадьян знал, что окажется в таком положении. Но не ожидал, что это произойдет так быстро. И на самом деле, это пугает. — Прости, дорогой, но в последние дни волк внутри хочет быть трахнутым, а не трахать, так что сегодня я просто отымею себя тобой. В следующий же раз ты окончательно решишь, хочешь ли мой член в себе. — Пиздец, — выдыхает Субин и ощущает, что его просто отвратительно потряхивает. Енджун ломает все рамки, которые известны альфам. Ни одна из пассий Субина никогда не говорила так прямо о желаниях, и ему всегда приходилось самостоятельно подбивать их на осознание уязвимости, подготавливать почву для их принятия собственной, нуждающейся, стороны. Он никогда не думал, что сам окажется в таком положении. — Это полный пиздец. — Тебя кроет, — просто факт, потому что Енджун наклоняется к его пахучей железе и вдыхает наконец-то полной грудью манящий запах, в котором полностью отражаются все чувства. Если Субину кажется, что все вокруг утонуло в бадьяне, то Енджун может сказать абсолютно то же самое про кардамон. Ему нравится, что по мере возбуждения пряный аромат видоизменяется и как-то раскрывается. Да, жгучая специя першит в горле и заставляет слезиться глаза, но еще сейчас можно явственно уловить лимонные нотки, которые до этого времени были где-то вообще на заднем плане, являлись полупрозрачным призраком в пряности. От кислоты собираются слюни во рту, и Енджун точно так же, как и сам Субин некоторое время назад, трется о пахучую железу, собирая аромат на щеках, носу и, конечно, волосах, потому что именно на последних запахи задерживаются дольше всего. Высовывает язык и проводит размашисто им по сосредоточению аромата, без которого теперь Енджун вообще жить не может. От кислоты вперемешку с пряностью хочется тряхнуть легкими, чтобы они вылетели нахрен через рот, но будет ошибкой сказать, что ему противно. — Нравится? — Субин замирает и практически не моргает, впитывая каждое мгновенье, и от этого взгляда волк внутри выламывает когтями погнутые прутья решетки, вырываясь на свободу. Вместо ответа Енджун вгрызается в чужие губы, но быстро остывает и позволяет Субину вести хотя бы в поцелуе, раз иное ему сегодня явно не светит. Тонкие длинные пальцы бессовестно блуждают по груди и шее, а ногти скребутся о выступающие от напряжения кубики пресса. Енджун слышит в потяжелевшем кардамоне, что Субин заводится все больше и больше, и от этого крышу сносит похлеще, чем от собственного возбуждения. Вообще альфа под ним держится, что надо, в отличие от этих гадких стонущих мямль-омег, с которыми приходилось иметь дело. Енджуну нравится то, что Субин старается отвоевать себе место хотя бы в поцелуях: кусает обе губы с какой-то несдержанной злостью, что для него вообще не свойственно. — Руки, — разрывает резко поцелуй и выдыхает Енджун со злостью, как только чувствует большие ладони на талии. Он, гипер-тактильный в обычной жизни, вообще, если честно, не любит, когда его лишний раз трогают во время секса. Он, конечно, в какой-нибудь другой раз позволит себя откровенно облапать, но пока… — Сука, — Субин чувствует угрозу в бадьянных феромонах и тут же отдергивает ладони, до побелевших костяшек сжимая простынь между пальцев. — Какой ты, оказывается, хороший мальчик, — насмехается над ним Енджун и слышит прилив лимона в аромате кардамона. — Пошел ты. Вены на руках у Субина набухают, потому что приходится прикладывать все усилия, чтобы не сжать волосы на чужом затылке, когда его шею кусают, не схватиться за плечи, когда поцелуи спускаются ниже, к груди, не притянуть обратно, когда язык чувствуется на кубиках пресса. Субин чувствует, что задыхается от бьющей в нос пряности, когда шаловливые пальцы вдруг невзначай проходятся по его паху, а после Енджун приземляется туда задницей. И вот тогда волк в груди срывается с цепи, на которую его насильно посадили. Или не насильно. Субин уже запутался в собственных желаниях, поэтому просто резко поднимается, кладет ладони на чужую талию и с каким-то остервенением целует. Енджун на поцелуй не отвечает. И только когда в бадьяне начинает чувствоваться холод и какое-то разочарование, Субин в панике отстраняется и вглядывается в злые глаза. — Лежать, — командует Енджун и вдруг поднимается с бедер вовсе. — Да блять! — Субин бы испугался, что все закончилось, но возбуждение все еще чувствуется в ставшем жгучем бадьяне, так что не остается ничего, кроме как лечь обратно с тихим рыком. — Где у тебя там всякие приблуды? У меня все закончилось. — Смазка в заднем кармане джинс. Там же презервативы, — машинально отвечает Субин, пропуская мимо ушей фразу «все закончилось» и не придавая этому значения. — Зачем они нам нужны? Альфы не беременеют. Енджун распахивает шкаф, выуживает чужие джинсы, достает оттуда маленький тюбик, захваченный перед самым выходом просто на всякий случай, и движется обратно. Кидает смазку на кровать, чуть отходит и улыбается так развратно и пошло, что Субин хочет эту улыбку распечатать и повесить себе на внутреннюю сторону век, чтобы видеть ее каждый раз, когда глаза закрываются. Енджун просто быстрым движением снимает домашний лонгслив и кидает его через плечо куда-то на пол. Субин правда хочет выдержать насмешливый взгляд, направляемый прямо ему в глаза с вызовом, но противостоять оголившемуся торсу просто невозможно. Енджун — стопроцентный альфа. У него подкачанное красивое тело, мышцы на руках перекатываются при малейших движениях, а кубики пресса явно выглядят лучше, чем у самого Субина. При этом в чужом теле отсутствует какой-то тяжелый альфий тестостерон, потому что талия действительно узенькая, а живот, если его не напрягать, гладкий и явно мягкий на ощупь. Не успевает Субин насладиться открывшимся перед ним зрелищем, как Енджун хватается за резинку спортивных штанов, которые использует как домашние, и стягивает их вниз. Теперь можно увидеть накачанные от танцев ноги и восхитительные бедра, которые потом будут не давать покоя по ночам. Субин тянется к резинке пижамных штанов, чтобы тоже избавиться от раздражающего элемента одежды. — Руки, — снова тихо напоминает ему надзиратель, и не остается ничего, кроме как отдернуть ладони и просто смиренно ждать, пока ему позволят сделать хоть что-либо. Енджун подходит ближе к кровати так медленно и аккуратно, как будто крадется за добычей. Субин слышит бьющий в нос бадьян, от которого буквально собираются слезы в уголках глаз, ощущает чужие феромоны, которые вгрызаются ему под кожу и щекочут самые нервы. Все тело превращается в какую-то одну большую бомбу, которая неприятно пикает и отсчитывает каждую секунду. Волк внутри в ступоре — вроде хочется поменяться ролями, потому что непривычно. Да, не Субина будут грязно трахать, но именно он ощущает себя загнанным в клетку, пока перед ним размахивают добротный кусок мяса, и все, что волку остается — рычать грозно в ответ в требовании перестать им играться. Странное жжение чувствуется по всему телу, жар как будто наполняет комнату, от которого все покрывается противными мурашками и по́том. Субин не хочет быть ведомым, как альфе ему некомфортно. И в то же время волку пиздец как нравится такое положение дел, хочется подчиняться до беспамятства, слушать тихие приказы и смиренно ждать для того, чтобы получить разрешение, словно лакомый кусочек валяного мяса после успешно выполненной команды. И это желание пересиливает и заглушает все остальные, и Енджун, жадно вдыхающий кардамон, непременно это чувствует. Теперь Субин понимает весь тот спектр сгустка противоречивых эмоций, которые испытывали его прошлые партнеры. — Хотя, знаешь… — шепчет Енджун, остановившийся в миллиметре от кровати. Бадьян буквально разжигается какой-то идеей, внезапно пришедшей в голову, и Субин крупно сглатывает, когда тонкие пальцы скользят к резинке дорогущего нижнего белья. Это самая настоящая пытка. Глаза в панике захлопываются, а остаток сил уходит на то, чтобы унять крупную дрожь, охватившую все тело. — Смотри. Приходится распахнуть глаза, чтобы не ослушаться снова. Енджун легко и без какой-либо заминки снимает нижнее белье, и Субин в этот момент пихает скулеж себе куда-то в глотку, чтобы не выглядеть слишком уж жалко. Хотя он, наверное, и так ведет себя хуже некуда — лежит на кровати по стойке смирно, держит руки вдоль тела, сжимая простынь, и позволяет себе только глазеть на открывшийся перед ним вид полностью голого альфы, который бесстыдно залезает обратно на прежнее место, прямо на пах. Субин чувствует, как неприятно собственный член трется о ткань, но хуже становится, когда он ощущает, как Енджун спокойно восседает прямо на нем своим блядским голым задом. — Ен… Енджун, дай мне потрогать, — голос предательски надламывается от желания и приходится прочистить горло прежде, чем продолжить. Взгляд Субина метается от кубиков пресса, к груди, оттуда — совсем вниз, к стоящему чужому члену, и снова вверх, к поистине дьявольской улыбке пухлых губ. — Нет, — получает твердое в ответ. — Ты меня не послушался. — Енджун, блять! — разряжается таким громким и страшным рыком, на который вообще не думал до этого момента, что способен. Руки Субин убирает под подушку и хватается там за край матраца, чтобы хоть чем-то их занять. — Я сказал: «Нет». Дальше спорить абсолютно бесполезно. Субину страшно представить, какая пытка его ждет, если он ослушается и на этот раз, хотя честно, он не может представить положение хуже, чем сейчас. На нем чертовски красивый и привлекательный альфа, чьи сильные феромоны будоражат сознание. При этом сам этот альфа прямо говорит о своих желаниях, бессовестно трется о член под домашними штанами голой задницей. Протяни руку — дотронешься до этого желанного сильного тела. Ах, да, вот и загвоздка. Трогать запрещено. Енджун ему аурой вообще не наседает, а в феромонах чувствуется такое же возбуждение, что и в кардамоне, плюс налет угрозы и предупреждения о непослушании. И вроде тут Субин тот, кто ведет, а вроде он и вел-то от силы первые минут пять, пока Енджун был опьянен его ароматом и позволял себя кусать. Это кошмар какой-то. Настолько это все похоже на нереальный сон, вся эта абсурдность ситуации, и при этом картинка затягивает сознание, туманит его, буквально топит, не дает выбраться. Да и не хочется этого. Хочется увязнуть поглубже, ощутить все на себе и только потом бороться с последствиями и успокаивать волка, когда осознание накроет суровой реальностью того, что его используют и вертят им, как хотят. А Субин только и рад. Субин только и делает, что машет хвостиком из стороны в сторону и выпускает непроизвольно как можно больше феромонов, чтобы принюхавшаяся к ним пара наконец-то соизволила себя вытрахать по-нормальному, а не понарошку. Енджун времени зря не теряет. Елозит задницей с явно мягкой упругой кожей, на которой будут оставаться вмятины от пальцев, если ее сжать. Субин чувствует все эти трения, и мимолетно думает о том, что ему еще никто не сносил крышу так профессионально. Енджун явно чувствует его возбуждение в полной мере и двигается так, что задница проходит именно по самым нуждающимся участкам, где-то надавливает сильнее, а где-то слабее. И хуже всего то, что в бадьяне чувствуется нарастающая нетерпеливость, чужие движения становятся хаотичнее и быстрее, а возбуждение ударяет в нос новой порцией. Потому что быть на Субине, чувствовать его стоящий член между ягодиц намного, намного лучше, чем грязно втрахивать стонущих текущих омег. Распластанный альфа на кровати вдруг несдержанно грязно и протяжно стонет, не сдерживается и резко двигает бедрами вверх. Енджун теряет равновесие и заваливается вперед, утыкаясь ладонями в тяжело поднимающуюся и опускающуюся грудь. Такой толчок, наверное, вышиб бы весь дух и подарил незабываемые ощущения. — Прости! — выдыхает Субин и закусывает нижнюю губу чуть ли не до крови, когда встречается с недовольным взглядом. — В первый раз прощу, — снисходительно и как-то покровительственно кивает ему Енджун, но какие-либо движения прекращает. Задумывается на пару секунд, наклоняется и бегло чмокает губы. — Мне понравилось. Сделай так еще. Да это же просто, блять, невозможно. Какой альфа на этой земле, черт возьми, будет самостоятельно нетерпеливо тереться о член и, более того, просить имитировать толчки в голую задницу? Идущий откуда-то из недр груди полурык-полустон срывается с губ, руки под подушкой держать уже не получается — приходится их оттуда вытащить. Енджун ладони тут же перехватывает, придавливает к кровати по бокам от головы и переплетает пальцы. Субин беспорядочно двигает бедрами вверх и вниз, потираясь между ягодиц, и нескоро понимает, что стонет громко и слишком уж протяжно, практически скулит от того, насколько ему не хватает этой имитации секса. Енджун сверху тоже издает редкие отрывистые стоны, смотрит прямо в глаза и явно наслаждается тем, как разбито выглядит Субин. Как самый нуждающийся омега во время пика течки. Беспорядочные движения бедер в попытке ухватить больше мимолетных ощущений, неспособность противостоять поддразниваниям, скулеж, спутанные мокрые волосы, заплывший взгляд. Как же жалко. Субин начинает мелко дрожать и зажмуривает глаза, чтобы не видеть того, как Енджун по инерции валится вперед на каждый грубый толчок. — Я сказал тебе смотреть, — зло рычит на него Енджун, вырывает руки из сильной хватки и за подбородок разворачивает к себе. — Хватит со мной играться. Чего ты добиваешься?! — Субина кроет нещадно. Он никогда не был в такой кондиции и в таком положении. Прекращает движения, чтобы прислушаться к себе, и с ужасом понимает, что никогда еще в жизни не был настолько возбужден. Любое касание отзывается в нем потоком неприятных мурашек, мозг вообще не функционирует, а возможности кончить он просто не видит. Потому что ему как действительно сильному альфе не хватает подобной стимуляции. Субин, на самом деле, знает, чего добивается Енджун. — Ты сильнее, — выдыхает он еле слышно и прикрывает глаза, чтобы не видеть пытку перед ним в виде явно победного выражения морды. — Что ты там мямлишь? Я не расслышал, — Енджун, конечно же, все прекрасно слышит. Он просто бесстыдно издевается, и в его действиях нет и капли раскаяния. К тому же, Субин слышит, как рад волк истинного. — Да сильнее ты! — выпаливает Субин и резко распахивает глаза, чтобы встретиться с таким же затуманенным от желания и похоти взглядом. — Хороший мальчик, — произносит Енджун таким отвратительным тоном, каким хвалят собачек за выполнение сложного трюка, который у них все никак не получался. И Субин, этот действительно громадный сильный альфа, просто радостно урчит в ответ на похвалу. Енджун наклоняется к лицу, бегло мажет губами по выступающей скуле. — Целуй. И Субин слушается. Жадно сминает пухлые губы, движет языком глубоко в чужом рту, вылизывает все, что может, пока Енджун тихонько сползает чуть ниже выступающего из-под домашних штанин бугорка. Субин рефлекторно тянется вслед за отдаляющимся лицом, когда поцелуй разрывают, и проклинает себя за то, что такой слабый. Недолго, правда, потому что быть таким ему по-настоящему нравится. Енджун хватает резинку штанов и стягивает их немного вниз сразу вместе с нижним бельем просто для того, чтобы чужой член наконец-то почувствовал свободу. Субин морщится от того, насколько неприятным оказывается прохладный воздух на разгоряченной плоти. Тело дергается, когда Енджун обхватывает ладонью член и пару раз проводит ладонью вверх-вниз. — Он же гигантский, — нервный смешок срывается с пухлых губ, и Субин чувствует неуверенность в бадьяне, что позволяет кардамону, наоборот, обрести уверенность. — Струсил? — приподнимается на локтях и видит целый процесс загрузки на чужом лбу. В ответ ему лишь усмехаются. Енджун наклоняется вниз и проводит языком по головке, собирает кардамон и заставляет его обладателя обессилено рухнуть обратно, растеряв появившуюся на секунду уверенность. Это что-то неосознанное, инстинктивное и животное, потому что вкус истинного хочется распробовать полностью. Кисло и пряно. Одним словом, потрясающе. Енджун тянется за отброшенным на край кровати тюбиком под напряженный чужой взгляд. — Смажь член хорошо, — советует ему Субин. — Я в курсе. Лежи смирно. Субин слушается и просто смотрит на то, как искусно размазывают пальцы смазку по члену, покрывая каждый участок. А в голове только мысли о том, что надо как-нибудь этого тирана нагнуть хорошенько, например, прямо в коридоре, чтобы всю его спесь сбить. Только шансы нулевые, если сам старший этого не захочет. Субин напрягается, когда Енджун вместо того, чтобы запустить пальцы в смазке внутрь себя, сразу же обхватывает член и приподнимается над ним для вполне конкретной цели. — Нет, Джун-и, растяни себя хорошо, — Субин паникует и приподнимается. — Все нормально, — трясет головой Енджун и делает попытки сесть. — Нет! — Субин останавливает его за бедра и заглядывает со страхом в глаза. Да, он хочет почувствовать старшего, потому что все говорят, что секс с истинным ощущается совершенно по-другому, красочнее и в миллионы раз прекраснее. Но он не хочет доставить неудобства, и уж тем более причинить боль. — Ты меня, кажется, не понял, — отвечают ему спокойно. — Я сказал, что волк внутри хотел быть трахнутым. Ты думаешь, я просто так терпел все дни с первой нашей встречи, что ли? Знаешь, как округлилось лицо консультанта в секс-шопе, когда он на пожелание «Надеюсь, вашему омеге понравится размер» услышал «Это я себе взял»? Пока ты по делам разъезжал в эти дни, я времени зря не терял. Сегодня тоже. — Пиздец, — рухает обратно на кровать Субин и закрывает пылающее лицо руками. Этот альфа его скоро до могилы доведет, потому что дышать спокойно просто не получается, ведь приходится тупо давиться воздухом. — Ты в курсе, что в твоем словарном запасе только «блять» и «пиздец»? — Пошел на хуй! — рычит Субин и дергается всем телом от злости. — Это и собираюсь. Стон срывается с губ, как только Енджун упрямо, но осторожно начинает насаживаться. С каждым разом дает себе чуть времени привыкнуть, но чем дальше он движется, тем меньше времени отводит на привыкания. Почувствовать полностью этот пахнущий кардамоном член хочется до устрашающего безумия. — Помедленнее, — советует ему Субин, который от напряжения вообще не концентрируется на приятных ощущениях. Он лишь смотрит с беспокойством и выжидает малейшего намека на дискомфорт, чтобы все прекратить. — Не хочу, — мотает головой Енджун и, прежде чем его альфа предпримет хоть что-либо, насаживается полностью. — Блядство, — выговаривают они одновременно. Енджун стонет и чуть ли не заваливается от ощущений, которые дарит ему распирающий его член внутри. Вовсе не больно (потому что старший действительно уделял себе достаточно времени для тщательной подготовки), но неприятно и жутко непривычно. Субин страхует за талию, не давая упасть назад, и старается лишний раз не двигаться и вообще не обращать внимание на то, как тугие стенки его обволакивают. Какой смысл получать удовольствие в одиночку, если партнеру некомфортно? — Это глубже, чем я доставал, — вымученно улыбается Енджун и на лице отражается непонятная смесь эмоций. — Я вытащу, — со страхом проговаривает младший и даже чуть приподнимает за талию. — Не смей! — рычит на него Енджун, и всего Субина неожиданно обдает тяжелой злостью, от которой тот дергается и снова падает на спину. Альфа на его члене вдруг громко и протяжно стонет. Чертову Субину с его огромным размером достаточно поменять положение члена внутри своими неаккуратными действиями, и все тело вдруг пробивает крупной дрожью, а вспышка удовольствия перекрывает весь дискомфорт. Енджун упирается руками в чужой живот и тяжело дышит с опущенной вниз головой. От пережитого хочется отчаянно скулить и повторить не меньше тысячи раз. Перед глазами вспыхивают темные точки, и приходится вспомнить, что нужно вообще-то дышать для того, чтобы функционировать. — Джун-и? — с беспокойством проговаривает Субин и старается не двигаться вообще, чтобы правильно понять, что же происходит в голове у притихшего альфы с его членом в заднице. И ровно в тот момент, когда в кардамоне отчетливо бьется нарастающая паника, Енджун вдруг приподнимается и опускается вновь до упора. Субин непроизвольно тихонько стонет, потому что все эти заголовки статей «Секс с истинным дарит незабываемые эмоции!» оказываются правдивыми. Тело реагирует на манящий запах с готовностью, упивается и наслаждается им, даже легкие покачивания на члене дарят весь спектр удовольствий, а волки внутри урчат громко, ложатся на землю и открывают брюхо, кувыркаясь на спине. И все это ощущается так правильно, так замечательно и так прекрасно, как будто они всю жизнь этого ждали. Вообще-то так и есть, если подумать. Енджун как-то слишком быстро набирается смелости. Поднимает голову, чтобы видеть чужой приоткрытый рот и раскрасневшиеся щеки, и тут же двигается вверх и вниз с каким-то страстным упоением. А затем снова, и снова, и снова. Субина кроет от окружающего его запаха бадьяна, который ощущается пленкой, обволакивающей все тело. Руки сами непроизвольно тянутся к скачущему на его члене парню, и в последнюю секунду он себя останавливает. — Можешь трогать, Субин-а, — дает разрешение ему Енджун. — Только не смей толкаться. Спустя все, через что младший прошел за этот вечер и что вытерпел, такое снисхождение становится настоящей наградой и самым лакомым кусочком в жизни. Субин тут же хаотично проводит по кубикам пресса, сжимает до, конечно же, приятной боли действительно упругие ягодицы, получая в ответ вырвавшийся неконтролируемый вскрик, и оставляет ладони на талии, которая явно становится его главным фетишем. Член так потрясающе скользит внутрь. Енджун так потрясающе выполняет всю работу, насаживаясь с каким-то садистским наслаждением и горящей страстью. Его тугие стенки так потрясающе сжимают член внутри, что становится дурно. Кардамон и бадьян так потрясающе смешиваются друг с другом — содержание пряностей в воздухе становится просто катастрофическим, и дышать практически невозможно. Ощущение, как будто они созданы друг для друга. А ведь так и есть. И именно это осознание становится решающим. Наверное, это имеют в виду люди, когда описывают сексуальный опыт с истинными. Потому что трахаться до потери пульса можно с любым человеком, а вот чувствовать какую-то странную непонятную связь, ощущающуюся на уровне феромонов, можно не с каждым. Енджун и Субин как будто молча (ну или с громкими стонами) кричат о том, что лучше никого нет, что они — самое потрясающее, что случалось в их жизнях. Волки тянутся друг к другу, шипят, скулят, урчат, рычат, но при этом получают такое наслаждение, которое выбивается из списка всего того, что им известно. Кардамон и бадьян перестают в какой-то момент ощущаться тяжелыми и пряными, прекращают драть глотки, и остается только наслаждаться необычными вкусами друг друга. Субин довольно урчит и обхватывает немаленьких размеров чужой член, пока Енджун громко стонет. Да, тот явно больше, чем у большинства альф, но в гигантскую ладонь помещается как влитой, вызывая у его обладателя очередную порцию вздохов и самых развратных стонов. Субин двигает рукой вверх-вниз, и у него позорно плохо получается подстроиться под темп, которого достиг раскачивающийся на его члене Енджун, но кажется, того это не волнует. Спустя небольшое количество времени старший альфа подозрительно замирает, вытягивается в струнку, и кончает обильно и много в чужую ладонь. — Блять, — протяжно тянет с мыслью о том, что первый сдался, но вообще-то он был обречен в тот момент, когда младший обхватил его член. Енджун заваливается на чужую грудь без сил и подрагивает. Такое маленькое поражение — это ничто по сравнению с тем, что пришлось пережить сегодня его истинному. — Можешь. Субину два раза давать разрешение не надо. Он обхватывает Енджуна за талию, практически вжимает в собственное тело и грубо беспорядочно толкается в попытке ухватиться за наконец-то приближающуюся разрядку. Старший утыкается ему в железу, глубоко вдыхая и тихонько постанывая, и помогает быстро кончить тем, что начинает ее покусывать. Стимуляция там, в районе шеи, и то, как Енджун потрясающе сжимает стенки вокруг члена, — финальные штрихи. Субин кончает внутрь с протяжным рыком. Енджун не сдерживается от вибраций, исходящих от младшего, и от того, как внутри становится позорно мокро, и в панике кусает за выпирающий кадык. Субин быстренько снимает старшего с члена, пока узел не распух от окружающей его узости. Младший и так боялся, что порвет Енджуна и омрачит его первый раз, так что опыт с узлом они оставят на потом. Лежащий на нем альфа смешно матерится себе под нос, ощущая неприятное резкое опустошение, и тогда Субин аккуратно вставляет внутрь два пальца, заботливо массирует стенки и дает прийти в себя после большого размера. Младший старается не думать о вытекающей наружу сперме, когда достает сначала один палец, а затем второй. Он с легкостью может завестись второй раз, а ему сейчас так не хочется этого. Субин оставляет аккуратные поцелуи на спутавшихся мокрых волосах, пока Енджун довольно урчит, уткнувшись ему куда-то в шею, поближе к манящему запаху, который потихоньку теряет кислоту. Младший тяжело дышит тоже, следит за тем, как меняется бадьян и вновь приобретает сладость в конце. — Спать, — зевает Енджун и трется напоследок о кардамон, чтобы точно оставить его на волосах хотя бы до завтрашнего приема душа. — Время восемь, — смеется Субин мягко, взглянув на время в телефоне, который все это время лежал на прикроватной тумбочке. — И что? Спать хочу. Укрой нас, — капризный тон явно контрастирует с тем, какие приказы отдавал ему Енджун недавно, но повиноваться таким командам все равно хочется. Так что Субин тянется за спасительным краешком одеяла, которое практически полностью оказалось на полу, и укрывает их. Енджун тихонько начинает сопеть у него на груди, и младший вновь оставляет несколько поцелуев на волосах, пахнущих его ароматом, и умудряется извернуться так, чтобы чмокнуть чужую переносицу. Енджун, хорошо измотавшийся, что вообще раньше не случалось с ним после секса, быстро отключается под тихое приятное урчание. Субин еще нескоро засыпает, нежно поглаживает спину и думает о том, что падла-собака внутри него вообще не возмущается с того, что сегодня произошло. Он эту суку больше волком называть не будет.