Неизбежное столкновение

Немыслимое пробуждение было реальным. Леонид проснулся в чьей-то хижине и не подумал проверять, есть ли следы насилия на его теле, не были ли связаны его руки, не произошло ли ещё бог знает чего, к чему могли быть причастны хулиганы или, на худой конец, бандиты. Он знал, что очнулся от сна где-то вне дома не по воле другого человека. Его перенесло сюда пространство. Некий неизвестный науке закон природы. Аномалия. Мысль об этом была такой же понятной, как и нелогичной. Он осмотрелся. Одно из двух окон хижины методично, назойливо царапала голая, без почек и зелени ветвь. Но не похоже, чтобы за окном стояла зима. Два стекла на смежных сторонах хижины торчали в перекошенных коричневых рамах. Снегопад бы давно выбил те стёкла, а от ливня залило бы всю хижину, но ни того, ни другого не случилось, поэтому Леонид предположил, что с погодой – хотя бы с погодой – ему повезло. Ему очень не хотелось становиться замёрзшим «Робинзоном», а по возвращению домой свалиться с ангиной. В пользу хорошей погоды говорило к тому же тепло внутри хижины. К окнам явно не прикасалась рука человека. Никто не позаботился о том, чтобы забить поролоном, заклеить скотчем щели. За окнами царила ночь. Сплошная ночь. Ни тебе яркой зеленоватой, ни блёклой белёсой звезды, ни величественного проводника-Сириуса. Припаздывала луна. Полная двадцать четвёртого апреля, она только-только пошла на убыль и, если бы показалась, могла наливной своей белизной осветить путь-дорогу. Поскольку ни звёзд, ни луны не было, Леонид не видел, что же находится за окном кроме одного дерева. Он лежал, затем сидел на жёсткой, напоминающей нары кровати, скинув и примяв ногами тяжёлое от пыли одеяло. Чужеродное, одеяло походило на кандалы, орудие пытки. Леонид снова осмотрелся. Хижина представляла собой небольшой деревянный дом без каких-либо следов, указывающих на хозяина. С прогнивших кое-где стен не свисало ружьё, по углам не стояли чучела животных, хотя хорошо, что именно чучел животных не было: они, пожалуй, сильно бы напугали гостя. Не было салазок, или печи, или ведра, которые могли бы сказать, что хозяин хижины – охотник, торговец или пекарь. Либо хозяин был отшельником, либо хозяина... попросту не существовало. Но кто-то же построил хижину, кто-то же когда-то здесь жил. И вот в глаза юноше бросилась первая странная деталь, таки указывающая на другого человека – чайник! Небольшой белый чайник был как из магазина или на второй-третий день пользования, без следов ржавчины, без чёрных горелых кусочков, а внутри, как оказалось, без накипи. Чайник-то чайник... Новый ли, старый ли, он не вызвал такого удивления, как следующая чертовщина. Рассматривая чайник и чувствуя мурашки на гусиной коже, Леонид провёл по левой руке. На руке он обнаружил дедовские часы. Он не заметил их раньше. – Я же их снимал, – обратился сам к себе Леонид и решил, испугавшись собственного голоса, больше ничего не говорить. «Я же всегда снимаю часы перед сном» – додумал он. Он посмотрел на часы и обомлел. Часы от деда Модеста Прохоровича никогда не останавливались, чем особенно хвастался Леонид в пятом классе. Тогда даже случилась вот какая история. Какой-то старшеклассник, вроде бы выпускник, комментировал, по его мнению, дорогие часы и угрожал отобрать их и сдать в ломбард. Леонид тогда увильнул от хулигана, крикнув вдогонку, что часы действительно дорогие, но не потому что стоят дорого, а потому что это память о его дедушке, что он никогда не переведёт память ни в золото, ни в рубли. Старшеклассника буквально за ухо поймал директор и повёл к себе, наверняка его ругали, но подробностей воспитательного процесса Леонид не знал, да и не интересовался ими. С ним самим директор не говорил, а между тем Леонид почувствовал, что ему тоже не хватает воспитания. Вот кто заставлял его хвастаться? Кто?.. Леонид пожурил себя, пообещал себе больше не хвалиться и сдержал обещание. Что касается часов, они никак не пострадали. И до той истории, и после неё, всегда они шли, отбивая ровно столько, сколько нужно секунд, тихонько цокали их стрелки в застеклённой стороне, а сзади пахли зеленеющей от времени и тёплой от солнца медью. Часы не раз помогали Леониду на уроках, особенно на контрольных: подгоняли быстрее и, конечно, правильно выполнить задания. Подсказывали, сколько времени осталось до перемены. С утешением сообщали, что домой отпустят всего через каких-то две или три минуты. С недавних пор часы провожали Леонида на встречах с Ликой. Малыши-батарейки, похожие на таблетки, плотно закрытые, выносливые, как привели часы в действие в далёком... боязно сказать каком году, так с тех пор не прекратили своей ответственной работы, а часы ни на секунду не сбились! Время шло, и дедовские часы должны были сказать об этом, но в ночь на двадцать шестое апреля они остановились. Они показывали час ночи и двадцать три минуты. Секундная стрелка, казалось, вот-вот да дёрнется, но она, тонкая, обессиленная, не добежала круг, сдавшись на сорока семи секундах. – Так... Хорошо, разберёмся, – не побоялся сказать Леонид. Голос показался ему не таким тревожным, как в первый раз. Напротив кровати, в которой проснулся Леонид, стояла приземистая, на вид тоже жёсткая, без одеяла, кровать. Между кроватями, у единственной двери без замков, но с железным засовом, расположился спальный мешок. На мешке на удивление аккуратно были сложены джинсы, чёрные брюки с широким ремнём, пара футболок и женское платье тяжёлых тонов. Платье вверху было цвета жжёной умбры, проще говоря, тёмно-бордовым, как гаражи в спальных районах, а снизу грубо переходило в тошнотворный оливковый цвет. Оно было с выпирающими жёсткими нитями, словно забытыми нерадивой швеёй. При взгляде на такое платье Леонид захотел его выбросить, даже не думая, опасно или нет там, за дверью, но повиновался совету Иосифа Виссарионовича и сохранил всю одежду. Мало ли кому когда оно может понадобиться, и вообще он здесь не хозяин, он... гость, просто гость, а хозяин... Кто хозяин? – Непонятно, – тихо сказал Леонид. Блик тусклой, висящей без абажура лампочки белел на поверхности чайника. Леонид, по запаху и по своей интуиции убедившись, что жидкость в чайнике – обыкновенная вода, отпил прямо из носика. Жмурясь, утоляя жажду, он молил, чтобы луна хоть одним лучом, взятым в долг у солнца, осветила хижину. Но не заглянула в окно луна, не появились и звёзды, ещё вчера завораживающие взоры влюблённых припятцев. Итак, на улице стояла тьма. Часы, бесперебойно работавшие столько лет, остановились и не шли снова. «С Кингом меня познакомил Богдан. Вообще-то у Кинга самое известное произведение, я так думаю, «Оно», но я начал знакомство с писателем с «Лангольеров». Про самолёт, застрявший в прошлом с этими самыми лангольерами после того, как пролетел сквозь необычное северное сияние. Там был такой момент. Когда самолёт приземлялся среди пустых дорог, затихших лесов и совершенно не гудящего, не пахнущего ни бензином, ни горючим транспорта, пассажирка Лорел Стивенсон сказала: «Всё нормально! Всё там на месте! Всё как и должно быть!» На что пассажир Роберт Дженкинс разочарованно ответил: «Мадам. Боюсь, что вы глубоко ошибаетесь». Я тоже глубоко ошибался, думая, что покинуть хижину и её окрестности будет легко. Я обманывал себя, что незнакомая хижина находится где-то в моём мире, где-то недалеко от Припяти. Думаю, если бы у меня имелся тогда смартфон, «2gis» или Гугл-карта смеялась бы надо мной, показывая самые разные места земного шара, либо отказавшись работать. Всё было не нормально. Всё было не на месте. Всё было не так, как должно быть. Мой мозг обманывал меня, спасая от шока. Но никуда не ушло моё первое впечатление о мистическом перемещении. Я понимал, что теперь не сплю, что теперь всё по-настоящему, и виной происходящему – не человек. (Мне было удобно думать о том, что у хижины есть хозяин). Я также понимал, что не Распад, не Атом перенёс меня туда: я находился в резервуаре, куда некая сила перенесла меня ОТ Распада. Буфер обмена, если хотите. Распада рядом не было. Но безопасности ожидать тоже не приходилось. События начали стремительно разворачиваться спустя примерно час после моего пробуждения. Пока была ночь, а часы не шли, я мог ориентировался только по биологическим часам».

Из дневника Леонида Перегудова

Рядом с чайником возникла, именно возникла ваза со свежей алой розой. Леонид убедил себя, что роза стояла здесь всегда, то есть тот самый «биологический час» и неизвестно сколько – до его таинственного визита, но от его самоубеждения правда не менялась: ваза с розой возникла только что, как по волшебству. Мелкие бульбочки чистой воды зрительно увеличивали и облепляли уголочек виднеющегося сквозь вазу носика чайника. Не трогая вазы, Леонид обратил внимание на ящик стола и выдвинул его. – Ух ты! С голоду не умру, – обрадовался он. В ящике оказался хлеб. Самый настоящий, белый, с хрустящей корочкой и пахнущий свежей выпечкой. (Ненакрытые, такие же хлеба будут лежать на полках магазинов утром двадцать шестого апреля). Он был завёрнут в странный пакет: очень плотный, белый, с красной надписью «Класс». Магазин какой-то что ли, этот «Класс», пожал плечами Леонид. Или здесь неподалёку находилось поселение с названием Класс? Вряд ли. Поселения могут называться... Тревога не позволила Леониду вспомнить названия поселений, деревень и сёл, кроме мультяшного Простоквашино, но всё равно было логично, что Класс – странное название, если так и называть что-то, то какую-нибудь школу или детский сад. Вспомнив «Васюткино озеро», Леонид решил поступить так же, как мальчик из рассказа. Он не тронет хлеб, если не будет в том острой нужды, а пока у него даже не урчит в животе, не нужно искать ничего иного съестного. Вода была в чайнике, в крайнем случае – в вазе. И была она хорошая, пригодная для питья. – Что здесь ещё есть? – Леонид покосился на дверь, спрашивая разрешения на «обыск» у невидимого хозяина дома. Выждал две секунды. Хозяин – само собой разумелось – не явился. За пакетом с хлебом лежал сложенный пополам листик в клеточку. Леонид взял его интереса ради, заранее посчитав листик не важным, но спустя мгновение его лицо переменилось. Медленно, как бомбу, которая того и гляди рванёт, Леонид положил листок на место. Отошёл, выждал, а затем быстро вернулся, вновь открыл листик и вчитался в написанное. В написанное – после того, как секунду назад лист был абсолютно чист! Как ему показалось по мелкому шрифту и не старательному наклону, некий парень (не девушка) написал короткую записку: «Кто здесь? Кто положил карту?» Сердце Леонида словно кто-то уронил. Перегудов оглянулся, ощущая, как воздух сдавливает его со всех сторон. Воздух параллельного измерения, или прошлого, или будущего, или отдалённого уголка Земли, где, однако, кроме него был ещё какой-то русскоязычный человек. – Эй! Э-ге-гей! Здесь есть кто-нибудь? Нет ответа. – Кто написал записку? – Леонид широко распахнул ящик, и тот наклонился, рискуя выпасть. Он обыскал все углы. Кроме хлеба в странном «Классе» и листка в столе ничего не было. – Здесь нет никакой карты. Леонид простоял у стола так долго, как стоят зимой в ожидании троллейбуса, и вернувшись к кровати, просидел не меньше, чем сидел однажды над сложным уравнением. Свесив голову, Леонид обхватил её руками, стыдясь, что выглядит, как сумасшедший, хотя никто его со стороны не видел. Он пощипал себя, проверяя, может, он всё-таки спит, может, он вот-вот проснётся. Но он не спал. Он начал строить версии, как могло произойти его престранное перемещение, где его родные, где мама, папа, Лика, где, в конце концов, одноклассники... И тут кромешную тьму за окном разразил человеческий крик. – He-e-e-e-elp! – протяжный булькающий звук и отдалённый плеск зазвучали где-то в низине, со стороны дверей. Окружающий мир, по счастью, подчинялся тому же самому закону физики относительно распространения звука, и Леонид примерно понял, что находится вокруг хижины. Но не это сейчас было главным. Там, в ночи, молил о помощи человек. Иностранец. Не раздумывая более ни секунды, Леонид распахнул дверь, с деревянными искрами ударившую по стене, и побежал, разрезая тьму, навстречу голосу утопающего.