Зимнее бедствие

Со временем приходит определенная степень зрелости. Альберу научился не поддаваться своим худшим импульсам и контролировать гормоны, которые предвещали его рост. Даже когда он получил очередное письмо с угрозами от своего потенциального жениха, Альберу не чувствовал злости или раздражения. На самом деле он чувствовал себя скорее виноватым за свою незрелость в прошлом году. Альберу понял, что он упустил что-то в своих эгоцентричных эмоциях по поводу своей помолвки с Кейлом Хенитьюзом. Ему не нужно было выходить замуж за Кейла, и он даже не должен был нравиться Кейлу, но ему, конечно же, не нужно было создавать с ним враждебные отношения. На самом деле, плохие отношения с семьей Хенитьюз вообще не пошли бы ему на пользу или на пользу каким-либо его будущим планам. Как старшему и более зрелому из пары, было бы лучше, если бы он преодолел пропасть и подружился с Кейлом. Хотя, возможно, лучше всего было занять позицию ненападения, прежде чем он даже подумывал о том, чтобы затронуть что-либо, приближающееся к дружеским отношениям. Конечной целью Альберу было использовать свои значительные навыки переговорщика и политика для достижения перемирия между ними. Возможно, даже настолько близкого, как дружеское знакомство. До тех пор, пока он не смог расторгнуть эту непродуманную помолвку, лучше всего было использовать эту возможность для создания союза с семьей Хенитьюз. Если бы он был достаточно опытен, возможно, он даже смог бы убедить их пересмотреть свою нейтральную позицию. Новость дошла до него, когда он был примерно на полпути к территории Хенитьюз, представляя все способы, которыми он мог бы восстановить сожженные мосты своим серебряным языком. Слова умерли внутри него. Так же, как и мягкая улыбка женщины, которая назвала его милашкой и относилась к нему так же ласково, как к собственному сыну. Альберу не плакал. Шок от новости приглушил любую реакцию на её смерть. Альберу долго сидел в одиночестве, гадая, когда он в последний раз разговаривал с графиней Джур Хенитьюз. Ему было слишком стыдно смотреть ей в лицо после прошлогоднего инцидента с Кейлом, поэтому его воспоминания о ней за предыдущий год были в лучшем случае отрывочными. На самом деле было только одно воспоминание о ней, которое было настолько сильным, что оно пронизывало весь ужас, потрясение и цветущее горе, которые он испытывал. И в один ужасный момент он вспомнил о своем жестоком желании в то время. Он не это имел в виду. Он действительно не это имел в виду. Логика попыталась развеять его опасения, что он каким-то образом ответственен за эту трагедию. Однако суеверия и чувство вины победили, и в глубине души Элвер знал, что во всем виноват он сам. В то время он даже не задумывался, что такое желание означало бы на самом деле, он просто чувствовал себя таким несчастным и озлобленным. И Кейл... Сердце Альберу упало. Кейл. Это было неподходящее время, чтобы вспоминать его юное лицо, заплаканное и искаженное страхом. Каждая мелкая обида, которую он когда-либо испытывал к ребенку, растаяла с осознанием его потери. Кейл был моложе Альберу, когда потерял собственную мать. Дерьмо. Он плакал? Конечно, граф утешил бы его, Дерут был совсем не похож на Зеда, а положение Кейла и близко не было таким опасным. Он был бы не один. Эта мысль не принесла настоящего утешения его измученному сердцу. За последние несколько лет, проводя зиму с семьей Хенитьюз, Альберу ни разу не пожелал добраться туда быстрее, даже когда его путешествия были неудобными или когда он скучал по теплу графа и графини. Альберу изо всех сил боролся с искушением телепортироваться в остаток пути. Срочное желание увидеть и узнать, что с Кейлом все в порядке, разрывало его изнутри и делало беспокойным. С не по годам развитым отродьем все было бы в порядке просто мысль не соответствовала реальности. Альберу не плакал, когда узнал о смерти Джур Хенитьюз. Он спрятал свое горе и утрату, так же как и со своей матерью, и подошёл к стоящей перед ним проблеме. Он не мог действовать иррационально, у него не было такой привилегии, но он сокращал перерывы и ускорял процессию своего прибытия. С каждым новым днём, который требовался, чтобы прибыть, казалось, что будет слишком поздно. И Альберу с абсолютной уверенностью знал, что было слишком поздно. Неважно, как скоро они приедут, её всё равно не будет.

****

Кейл Хенитьюз проснулся, был одет своим верным слугой, присутствовал на завтраке и стоял снаружи на холодном зимнем воздухе. Сразу за ним стояли шестеро слуг. Его дворецкий, три горничные и ещё два дворецких. По мере приближения времени собиралось все больше людей, чтобы организовать соответствующую процессию для встречи своих гостей. Последним сообщением, которое они получили от прибывающих гостей, было предполагаемое время прибытия во второй половине дня. Среди различных обязанностей по подготовке к их прибытию приветствие считалось довольно важным. В зависимости от того, насколько влиятельным был гость, могли возникнуть определенные проблемы, если первый ключевой момент знакомства пойдет не так. За последние несколько недель Кейл Хенитьюз поприветствовал довольно много людей. Семьи вассалов, родственники и прочая разная знать. В доме Хенитьюз ещё не было дня тишины из-за суеты подготовки и приема, дел, которыми необходимо заняться, и вопросов, которые не следует игнорировать. Кейл Хенитьюз теперь стоял с двенадцатью слугами в холодном утреннем воздухе. Кейл съел свой завтрак в компании трёх слуг. Кейл проснулся в компании одного. - Он рано Голос ребенка был пуст. В нём не было ни горя, ни гнева. Просто констатация факта, когда приближалась грандиозная процессия первого принца Королевства Роан, его карета выглядела потрепанной в путешествиях, но всё ещё, несомненно, величественной. Кейл заметил, что это была одна и та же карета. Каждый божий год. Признаки ремонтных работ можно было заметить даже при ближайшем рассмотрении. Возможно, принц питал какие-то сентиментальные чувства к экипажу или, возможно, он был просто бережлив. Это не имело значения. Он прибыл, и поэтому Кейл должен поприветствовать его. Если у него страшно дрожали руки по бокам, был только один дворецкий, который обратил на это внимание. Страх был роскошью, которой у него в настоящее время не было. Альберу Кроссман выглядел почти так же, как всегда. Или, вероятно, так и было. Кейл не присматривался ни к кому из гостей. Ему не понравилось то, что он увидел. Он совершил ошибку, посмотрев в глаза дальней родственнице, и все, что он увидел, были жадность и возбуждение, хотя ее лицо было тщательно подобрано для скорбной гримасы. Никто не мог полностью скрыть свои намерения от посторонних глаз. Страх, грубый, свежий и жалкий, охватил его, когда он вежливо склонил голову перед принцем. - Мы приветствуем его высочество, первого принца Королевства Роан – его слова были жесткими и официальными. Им не хватало никаких эмоций. Альберу сделал шаг к нему, и, несмотря на все усилия Кейла сохранить самообладание, тот вздрогнул. Кейл был слишком хорошо осведомлен о ситуации Двенадцать слуг поклонились, приветствуя принца, и ни у одного из них не было никакой силы, чтобы защитить его от принца. Графа не было на месте. Графиня… Кейл сжал дрожащие руки в кулаки и поднял голову. - Ты, должно быть, устал с дороги. – сказал он, выпрямляясь и поворачиваясь спиной к Альберу. - Рон, пожалуйста, проводи его высочество в комнату С этим коротким и неохотно вежливым приветствием Кейл отступил обратно к поместью. Оставалось ещё много других дел, которыми нужно было заняться. У него не было времени вспомнить ужас, который он испытывал в тот день. Отчаяние подкрадывалось с каждым его шагом. Ничто из того, что кто-либо делал с ним, больше не имело значения. Она пропала. Альберу подождал, пока Кейл отойдет, чтобы последовать за Роном. Он уже знал планировку поместья лучше, чем королевский дворец, и он был знаком с комнатой, которая всегда была приготовлена специально для него, но этикет требовал, чтобы он следовал за дворецким и… У Альберу не было возможности сделать что-либо ещё. У него были смутные планы утешить Кейла или, по крайней мере, выразить свои соболезнования, но то, как Кейл вздрогнул, дало понять, что всё, что он сделает или скажет, только усложнит жизнь мальчика. Он никогда раньше не видел Кейла таким. Это потрясло его Кейл не был аномалией среди детей знати. Большинству приходилось быстро взрослеть в определенных аспектах, особенно в образовании, и большинство были так или иначе избалованы. Но в Кейле всегда было что-то уникальное. Несокрушимый и упрямый дух, который проявлялся в каждом его действии. Он был бесстрашен, до глупости, и нёс в себе порочную решимость и высокомерие, которые своим жаром могли расплавить сталь. Альберу никогда раньше не задумывался об этом, никогда раньше не задумывался о Кейле, но внутри него всегда было что-то безошибочное и по-своему совершенно невероятное. Видеть глаза Кейла, лишенные жизни, было невыносимо. И всё же высокомерие осталось. Его плечи были, несомненно, благородными. То, как Кейл властно держал голову, когда говорил, его слова требовали повиновения. Идеально исполненное приветствие даже без присутствия графа Хенитьюз. Отсутствие Дерута было заметным и вызывало беспокойство. У Альберу не было ничего, кроме высокого мнения об этом человеке, но его мысли переключились на внезапную перемену в поведении его собственного отца после того, как он потерял мать. Когда его отец посчитал, что сын, оставшийся без матери, больше не достоин своего времени, и вместо этого решил сосредоточить свою энергию на сводных братьях Альберу. Казалось, что только дети, у которых есть мать, считались достойными родительской любви. Однако он не хотел судить Дерута так строго. Это правда, что Альберу прибыл значительно раньше запланированного, ему каждые несколько дней приходилось посылать на Территорию Хенитьюз сообщение о том, что им удалось сэкономить больше времени на своих путешествиях Однако… Элвер обратил свое внимание на дворецкого средних лет, которого он много раз встречал во время своего визита. Он знал, что его зовут Рон, поскольку слышал, как Кейл несколько раз звал его раньше, но в остальном он был совершенно незапоминающимся. Он выглядел для всего мира как любой другой дворецкий, которого можно встретить в поместье любого дворянина. Его единственной уникальной чертой было постоянно вежливо улыбающееся лицо, которое гораздо больше походило на доброго старика. Насколько мог судить Альберу, он был дворецким, который чаще всего находился рядом с Кейлом, и, таким образом, у него было наибольшее представление об ответах, которые искал Альберу - Как дела у графа? – Альберу спросил так небрежно, как только мог. Комок застрял у него в горле, когда он понял, что больше не может спросить того же о своём женихе - Граф очень занят – коротко сказал Рон, его тон выражал максимально вежливо, что его не убедят сплетничать о его светлости. Альберу мог уважать слугу, который умел держать рот на замке, даже если это причиняло ему неудобства. Он кивнул в сторону Рона, когда тот входил в его комнату, неосознанно позволяя растущему беспокойству отразиться на его юном лице. Возможно, из беспокойства или, возможно, просто по прихоти, дворецкий ещё раз открыл рот, прежде чем уйти, чтобы вернуться к своему молодому хозяину. - Я не очень часто видел Господина в последнее время Это было короткое и простое предложение с сильным подтекстом, чтобы Альберу мог думать о нём, что угодно. - ... дерьмо – сказал Альберу в пустоту, как только остался один. Подтекст был очевиден. Если Рон не видел Дерута, то и Кейл не видел. - Дерьмо...! Альберу Кроссман не был импульсивным ребенком. Несмотря на свои юношеские ошибки на протяжении многих лет и неспособность должным образом ладить с молодым мастером Кейлом, он был расчетливым и терпеливым человеком. Возможно, у Кейла был способ пробудить в нём импульсивность. Или, что более вероятно, эта ситуация слишком близко приняла его к сердцу, чтобы утешать. Альберу принял импульсивное решение, которое он не сможет изменить. Он не мог поговорить с Кейлом, не напугав его, и ему не хватало уверенности, чтобы встретиться лицом к лицу с графом Дерутом Хенитьюз, не перепутав его с собственным отцом и не потеряв самообладания. Он вспомнил озорную улыбку Джур Хенитьюз, когда она дразнила его за то, что он неуклюжий ребенок. Как она настаивала, чтобы он больше играл, и каким мягким было выражение её лица, когда она говорила о своем любимом сыне. Если он мог сделать только одну вещь, чтобы исправить свои ошибки, то был ясен единственный реальный способ загладить свою вину перед ней. Он даже не колебался.

****

Кейла лучше всего охарактеризовать как пустого В промежутках между различными делами, которыми он был занят, у восьмилетнего ребенка было очень мало места или способности по-настоящему чувствовать всё, что происходит у него внутри. Он научился тонкому искусству целенаправленной диссоциации и за короткое время овладел продвинутым навыком разделения. И то, и другое лучше всего использовать, когда есть чем отвлечь разум, но в течение дня всегда будут моменты, когда отвлечься будет нечем. Итак, Кейл сидел в состоянии осторожной пустоты, потому что единственная случайная мысль или эмоция могли уничтожить его. Он выбрал неудачное место для сидения. Сад, где он часто играл со своей матерью, был ужасным местом, о котором нельзя было думать, но Кейл сосредоточил свое внимание на единственном бутоне розы, сосредоточив всю свою энергию на желании, чтобы он расцвел. Ему было все равно, произойдет это или нет, и ему не хватало детского воображения, чтобы поверить, что он сможет это осуществить, но это был полезный центр его внимания. Вот как Кейл совершенно случайно научился медитировать и почему он был совершенно не готов к тому, что его вытащат обратно в реальность. - Ты в порядке? Кейл взвизгнул, замахал руками и чуть не упал навзничь на скамейку. Чья-то рука метнулась вперед и поймала его запястье, ловко удерживая его, когда Кейл посмотрел в пару незнакомых, но глубоко обеспокоенных карих глаз. - Ты в порядке? – незнакомец выглядел настолько обеспокоенным за Кейла, что это полностью разрушило его защиту и его обычное нежелание разговаривать с незнакомцами, особенно с теми, кто вторгся в его дом. Кейл молча кивнул, удивление на мгновение стерло суровость с его юных черт. - Это хорошо – сказал незнакомец, отпуская руку Кейла и опускаясь на колени перед скамейкой со вздохом облегчения. Кейл собрался с духом. - Что ты делаешь? Незнакомец не казался опасным, но Кейл был уверен, что узнал бы его, если бы видел раньше. У него была необычная для этого региона каштановая кожа, темно-каштановые волосы и моложавое лицо, достаточно привлекательное, чтобы выделяться в любой толпе. - Кто ты? Как ты сюда попал? Почувствовав растущую панику Кейла, незнакомец невинно поднял руки. - Я Боб, я один из слуг его высочества Кейл нахмурился. Он не узнал его, но он не разглядел никого из людей, пришедших с Альберу. Он обязательно исправит это в будущем - Ты не приезжал в прошлом году – огрызнулся Кейл, защищаясь. Он внимательно следил за всеми людьми принца, чтобы быть уверенным, что сможет избежать любого возможного взаимодействия с ним. - Да – Боб кивнул, умиротворяюще улыбаясь подозрительному ребенку. - Я здесь впервые. Я заблудился, выполняя поручение, и увидел тебя здесь Кейл нахмурился. Объяснение имело смысл. Конечно, он подтвердит это в журнале регистрации гостей и спросит у своего же– Лицо Кейла погасло. - Тогда продолжай свое поручение – холодно сказал он, оглядываясь на выбранный им бутон розы. Боб, к своему неудовольствию, не двинулся с места. - Прошу прощения, молодой господин. Не думаю, что мне следует этого делать Кейл набросился на него. - А почему бы и нет?! – рявкнул он с явной угрозой в голосе. - Тогда кто останется с тобой ? Кейл почувствовал себя так, словно его ударили. Сильно. Несколько раз. Чем-то острым. Прямо в сердце. Его крошечные ручки сжались в кулаки, и он прикусил дрожащую нижнюю губу, которая угрожала показать его подавленные эмоции. Чтобы избежать прямого поражения, Кейл снова посмотрел на бутон розы и мрачно ответил. - Поступай, как знаешь Боб так и сделал. Он сел на скамейку рядом с Кейлом и не сказал ни слова. Это было удивительно, но Кейл действительно почувствовал, как часть ужасного напряжения, которым он был вызван, растаяла. Он, конечно, не знал Боба и не доверял ему, но, по крайней мере, почувствовал себя лучше. Пусть и всего на мгновение. Когда пришло время Кейлу выполнять его следующее задание, Боб проводил его к ожидавшим слугам и исчез в толпе. Кейл считал его странным слугой, но он был молод и, вероятно, ему ещё многое предстояло узнать о соответствующем этикете и иерархической структуре общества. Кейл умел видеть людей такими, какие они есть внутри, и всё, что он видел, когда смотрел на Боба, было серьезным человеком, который хотел помочь. Итак, когда Боб снова нашёл его на следующий день, когда Кейл пытался психически заставить розы распуститься, Кейл не жаловался. Он позволил мальчику сесть рядом с ним и почувствовал себя немного спокойнее из-за этого. Ему была ненавистна мысль о том, что его жалеют, и он ненавидел то, что был настолько слаб, что поддался собственным слабостям, но после долгого дня, когда он терпел жадность и ожидания своей большой семьи, Боб был его единственной передышкой. Тихий и спокойный. Он никогда не задавал вопросов и никогда не переступал границ Кейла. Это постепенно разрушало его стены, пока Кейл не начал рассчитывать на его присутствие. Только после недели таких визитов Кейл наконец нарушил молчание. - Если ты сидишь со мной из жалости, не утруждай себя – резко сказал он. - Я не нуждаюсь в твоей жалости Боб посмотрел на него, слегка удивленный нарушенным молчанием, прежде чем грустно улыбнуться мальчику. - Мне тебя не жаль – сказал он. Кейл пристально посмотрел на него, но не нашел лжи в его словах. - Почему нет? – спросил он надменно. - Тогда мне пришлось бы пожалеть себя – улыбка Боба была тяжелой от тяжести горя. - А я ненавижу жалость - О Пара погрузилась в дружеское молчание, пока Кейл обдумывал его слова. У Боба наверняка были свои обстоятельства. Он был достаточно молод, и не было бы ничего странного, если бы он не работал, а вместо этого полагался на своих родителей. Кейл тактично решил не спрашивать, с каким унижением Боб относился к нему, он мог догадаться. Было почти на закате, когда Кейл заговорил снова. - Моя мама умерла Это был первый раз, когда он произнес это так прямо вслух. Слова были кислыми на языке, и непрошеные слезы навернулись на глаза. Боб не сказал ни слова, молча кивнув и успокаивающе положив руку на руку Кейла. - Я один Это было жалкое признание, и необходимость признать это разрывала Кейла на части. Он повернул руку и крепко сжал ладонь Боба для утешения, а затем отстранился, стиснув обе руки на коленях и свирепо уставившись на розовый бутон. - Но я не жалкий – он произнес эти слова с такой убежденностью и гордостью, что его подбородок был высоко поднят, а плечи выглядели слишком сильными для ребенка. Сердце Альберу разрывалось, когда он видел ребенка таким сильным перед лицом трагедии, несущего бремя, которое, как он считал, он должен был нести, и подавляющего все свои разбитые эмоции. - Ты не такой – сказал Альберу, его голос был честным и ясным. Решительный мальчишка не вызывал жалости. Можно ли вообще называть Кейла отродьем? - Ты сильный и храбрый. Ты делаешь все, что в твоих силах Лицо Кейла, олицетворявшее решимость и высокомерие, наконец сломалось. Слезы текли одна за другой, жалкими жгучими дорожками стекая по его лицу, пока он жалобно всхлипывал. Руки Альберу нерешительно обвились вокруг него, и в разительном контрасте с тем, как Кейл кричал и отбивался годом ранее, Кейл прильнул к его груди и зарыдал в его рубашку. Сломленный ребенок, который мог выдержать всю критику в мире, но полностью сломался после единственного комплимента. Той зимой Кейл всё больше и больше времени уделял встречам с молодым слугой. Они мало разговаривали, но когда разговаривали, это было приятно. Это был первый год, когда Кейл почувствовал какие-либо угрызения совести, когда принцу пришло время уезжать, поскольку все его приближенные и слуги должны были уйти вместе с ним. Это был первый год, когда он с нетерпением ждал того времени, когда снова наступит зима