Зимнее бедствие

В возрасте одиннадцати лет Альберу не очень-то надеялся вернуться в поместье Хенитьюз. После катастрофической первой зимы, когда никто не мог убедить молодого мастера Кейла Хенитьюза даже взглянуть на Альберу, не плюясь и не ругаясь, как бешеная собака, было принято решение, что Альберу должен возвращаться каждую зиму, чтобы способствовать более тесным отношениям между ними. У Альберу в голове не укладывалось, как кто-то мог подумать, что это действительно поможет. В то время как Альберу едва ли думал о своем юном "женихе", кроме смутных планов о будущем расторжении брака, было очевидно, что Кейл ненавидел его всё больше с каждой встречей. Наглый ребенок даже отправил принцу довольно угрожающий вид письма со словами [не смей приезжать в этом году], написанными с такой силой, что Альберу удивился, как он не проткнул пергамент. Очевидно, что безжалостная ненависть Кейла к своему жениху не изменилась с разницей в год. Однако у визита были и некоторые положительные стороны. Альберу научился тайно управлять делами в поместье Хенитьюз. Это дало ему больше свободы передвигаться незамеченным. Он фактически превратил неприятный сюрприз в довольно продуктивную зиму. И, в качестве дополнительного преимущества, каким бы неприятным ни был Кейл, его родители были добрыми и гостеприимными. Сначала Альберу не совсем понимал, что с этим делать, но после долгих раздумий решил принять их доброту. Если бы у него было хоть какое-то намерение жениться на Кейле, они были бы идеальными родственниками. По крайней мере, сентиментально выражаясь. Дерут был справедливым и добрым, прилагал больше усилий, чтобы сблизиться с Альберу, чем когда-либо его собственный отец. И Джур была спонтанной и веселой, восхитительно веселой женщиной, которая заставила сердце Альберу болеть за его собственную потерянную мать. Было удивительно, как у таких добрых людей оказался такой избалованный ребенок, как Кейл, который, казалось, был совершенно неспособен ориентироваться в комнате или понимать чью-либо ситуацию, кроме своей собственной. У Альберу не было ненависти или любви к Кейлу, его взгляд на ребенка можно было выразить одним простым словом: сопляк Его это не возмущало. Сколько ребенку было? четыре? У какого ребенка не было склонности к своеволию в таком юном возрасте? Однако от этого иметь дело с ним не стало приятнее. Альберу надеялся, что, как и в прошлом году, он сможет передвигаться самостоятельно. Польза от жениха, который не хотел иметь с ним ничего общего, заключалась в возможности делать всё, что ему заблагорассудится, в оставшееся время. И Альберу очень понравилось строить свою базу. Было полезно, чтобы люди смотрели на него свысока, пока он был "слаб". В связи с этой помолвкой, большинство общества оценило его точно так же, как и Альберу. Это была открытая попытка короля Зеда Кроссмана подавить политическое будущее Альберу. Для принца, у которого не было материнской поддержки, это был последний гвоздь в его гроб. Альберу очень хорошо пользовался их невежеством, чтобы действовать за кулисами. Он был достаточно изобретателен, чтобы превратить что угодно в возможность для себя. На этот раз король не поехал с Альберу, и за это он был благодарен. Это позволило ему сделать гораздо больше по пути. Переутомлённый одиннадцатилетний мальчик был взволнован, несколько дней почти не видя Кейла Хенитьюза в большом поместье. Так почему же вскоре после его прибытия его усадили напротив Кейла за чашкой чая и закусками, в то время как мальчик свирепо смотрел на него, как будто это импровизированное чаепитие было каким-то образом его виной. Прошлогодний Кейл уже перевернул бы стол и умчался прочь, предоставив Альберу целый день времени, чтобы использовать его по своему усмотрению. Было слишком надеяться, что сопляк повзрослел всего за год, особенно после того, как он был достаточно глуп, чтобы отправить первому принцу такое откровенно враждебное письмо. Альберу спокойно потягивал свой чай. Его слабые опасения, что причиной внезапной перемены Кейла было желание отравить своего жениха, смягчались тем фактом, что ребенку было шесть лет. Альберу конечно был параноиком (чего требовала жизнь во дворце) , но он не был им настолько что бы думать, что его решит отравить шестилетний ребенок. - Я вижу, ты проигнорировал мое письмо - сказал Кейл, нарушая тишину обиженным тоном, который плохо подходил для шестилетнего ребенка. - Я не игнорировал его – мягко поправил Альберу - Я прочитал его, обдумал предложение, а затем решил действовать по-другому Кейл крепче сжал чашку с чаем, хмуро глядя на принца - И это значимое отличие от игнорирования, потому что ...? Альберу на мгновение растерялся. Из-за поведения Кейла в прошлом году у него почти не было ни одного разговора с ребенком, поэтому он был совершенно не осведомлен о манере Кейла разговаривать. Его дикция и словарный запас были намного выше его возрастной группы, и теперь, когда Альберу присмотрелся повнимательнее, Кейл сидел с идеальной осанкой и соблюдением этикета для чаепития. ... возможно ли это для такого маленького ребенка? Альберу попытался вспомнить, каким он был в том возрасте, и на этом его скептицизм закончился. Альберу также делал всё возможное на всех своих курсах этикета. Не только для того, чтобы преуспеть в своих занятиях, но и для того, чтобы показать миру, что он больше, чем ребенок, и заслужить уважение. Детская попытка заставить взрослых относиться к ребенку уважительно. В конечном счёте, дурацкая игра, поскольку никакие усилия не могли обуздать затуманенные глаза. Лучшее, что кто-либо мог изменить, это вместо этого рассматривать "ребенка" как "талантливого ребенка". Это различие было недостаточно значимым, чтобы что-то значить. Однако этому удалось изменить оценку Альберу о Кейле с "сопляка" на "решительного сопляка". Действительно, это была победа Кейла, достойная празднования. Помимо бессмысленных изменений в статусе, Альберу всё ещё предстояло ответить на вопрос решительного сопляка. - Если бы я проигнорировал его, я бы не стал ни читать, ни рассматривать его содержание – он спокойно проинформировал Кейла. Этого было достаточно, чтобы вернуться к прежнему положению. Драматично. Крепко сжатая чашка пролетела мимо головы Альберу с такой скоростью и силой, что он на мгновение даже вздрогнул. - Я не могу разговаривать с этим идиотом! – заявил Кейл, спрыгивая со стула и бросая на Альберу уничтожающий взгляд - Когда ты готов вести настоящий разговор, а не спорить о семантик- нет, оно того даже не стоит! Ты безнадежен! И отвратителен! Было удивительно, как быстро ребенок перешёл от почти здравого аргумента к обзывательству. Почти впечатляет. Альберу с некоторым облегчением наблюдал, как мальчик умчался прочь. У него не было времени нянчиться с детьми, особенно когда ещё предстояло выполнить столько важных дел. Альберу даже не считал позором то, что он не поладил со своей будущей невестой. Кто хотел проводить время с сопляком, особенно с таким решительным? Он, скажем так, не ревновал, но внутри него был намек на обиду из-за того, что Кейлу выпала честь быть сопляком. Любящие родители, никакой борьбы за престолонаследие и даже выгодная помолвка. Это была не ревность, это было уникальное негодование, которое может испытывать человек, видя, как кто-то жалуется на то, что у него есть всё то, чего он не мог бы иметь, даже если бы захотел. Вот почему одиннадцатилетний ребенок был гораздо более взволнован, чем следовало, после того, как пережил истерику Кейла. Он притворился, что это не так, изящно поставил чашку и без всякой суеты отошёл от стола. Ближайший слуга уже начал убирать за провальной вечеринкой, и всё, что ему нужно было сделать, это уединиться в своей комнате в поместье. Он сохранял самообладание во время гораздо более напряженных событий. Это была прогулка с тортом. Графиня из дома Хенитьюз заметила его, когда он почти сбежал в сладкую передышку. - Ваше высочество? – её голос был мягким, материнским - Что случилось, милашка? Ты дрожишь. Джур Хенитьюз была, вероятно, единственной дворянкой во всём королевстве Роан, имевшей наглость называть его высочество первого принца "милашкой" Альберу это в ней очень нравилось. Она была бесстрашной, страстной и сострадательной. И у неё всегда находилось теплое слово для него, когда бы их пути ни пересекались. Он не совсем хотел видеть её прямо сейчас. Шокирующее напоминание о том, что в его жизни не было такого материнского присутствия вскоре после того, как он столкнулся с миниатюрной истерикой её сына. Это был не самый худший пренебрежительный взгляд или поведение Кейла по отношению к нему. Это был не единственный момент, когда он оплакивал потерю своей матери. Это был далеко не единственный момент во времени, когда он был перегружен работой и чрезмерно увлечён своими устремлениями. Возможно, именно отвратительное сочетание всех этих вещей заставило его лицо исказиться от её вопроса. Он всё ещё был ребенком. Он не овладел искусством сохранять самообладание всё время, независимо от ситуации. У него просто были воля и решимость оставаться сильным, когда казалось, что никакого ответа недостаточно. Стыд от того, что он позволил боли и страху отразиться на своем лице, вызвал лавину. Буквально через мгновение Джур заключила мальчика в объятия и нежно напевала ему что-то утешительное, утешая его. Это только сломило его ещё больше, смущение и стыд, когда он дрожал в объятиях женщины, которая не была его матерью. У него не было матери. Его отцу было на него наплевать. Его тётя была занята в столице, ухаживая за его подручными, пока он был заперт на территории Хенитьюз с этим ужасным маленьким отродьем, которое ничего не понимало . В ужасный и злобный момент Альберу захотел, чтобы он понял. Чтобы Кейл узнал, каково это - пережить такую ужасную потерю и осознал, сколько маленьких счастливых привилегий он принимал как должное. Это была отвратительная мысль, и он ненавидел себя за неё. Он ненавидел Кейла за то, что тот вселил в него такую злобу. И больше всего он ненавидел прерывистое рыдание, вырвавшееся из его горла. Альберу не позволял себе плакать в течение двух лет с тех пор, как умерла его мать. Не позволял себе ни пощады, ни настоящей передышки. Он хотел заслужить право скорбеть должным образом. Стать мужчиной, которым гордилась бы его мать, и создать подходящее время и место, чтобы оплакивать её. Он хотел почтить её память грандиозным образом, что могло быть достигнуто только после того, как он взойдет на трон. Предполагалось, что он будет достаточно сильным и умным, чтобы все это сдержать. Когда Альберу исчерпал даже отдалённые остатки слёз, графиня осторожно отвела его в постель и подоткнула одеяло, от нежности которой ему ещё больше захотелось плакать. Однако он сохранил набирающее силу самообладание и стыдливо отвёл от неё взгляд. - ... Мне жаль – сказал он, не уверенный, как ещё он мог ответить после того, как вел себя так по детски. Джур нежно заправила прядь волос ему за ухо и поцеловала в макушку - Глупый мальчик, извиняться не за что – она мягко отчитала его. Альберу чувствовал себя вором. Джур Хенитьюз не была его матерью, и шестилетний ребенок, который только что закатил очередную истерику, несомненно, нуждался в матери гораздо больше, чем он. Он украл чужую мать в минуту слабости и ненавидел это. Это была незрелая логика. С таким же успехом можно сказать, что у братьев и сестер не может быть общей матери или учитель не должен утешать ученика. Но он всё ещё чувствовал себя вором и даже предателем по отношению к своей собственной покойной матери. Убедившись, что усыпила мальчика, Джур вышла из комнаты, чтобы перекинуться парой слов с мужем и сыном. Вежливый и терпеливый принц, которого они пригласили в свой дом, ни разу ни о чём не просил и всегда был благодарен за то, что получал. В глубине души её беспокоило то, как взросло он вёл себя. Особенно после такой потери. Им нужно было бы лучше вести себя как хозяевам. Чтобы защитить хрупкое сердце, которое едва ли знало, что нуждается в защите.

****

Кейл не чувствовал себя виноватым. Он этого не делал. Он заметил, как Альберу избегал его после того богатого событиями чаепития. Он думал, что швырять чашей - это уж слишком, но он хотел показать, что Альберу здесь не рады. Что Кейлу ненавистна даже мысль о том, чтобы провести остаток своей жизни с каким-нибудь несносным паинькой, на лице которого всегда была самая фальшивая улыбка, которую Кейл когда-либо видел за всю свою жизнь. Он хотел заставить Элвера избегать его. Так что он определенно не чувствовал себя виноватым. Неприятное чувство в животе, когда он заметил, что Альберу делает поворот, чтобы не попадаться ему на пути, не было чувством вины. Ему не за что было чувствовать себя виноватым. Даже если его мать настаивала, что он непременно должен извиниться перед ним. Кейл не был противным ребенком, и в любое другое время года он был далек от ребенка с плохим поведением. Он был послушен своим родителям, преуспевал в учебе, и в нём была такая нежность, что он мог очаровать практически любую цель. - Вы хорошо себя чувствуете, молодой мастер Кейл? Кейл посмотрел на добродушную улыбку Рона с дрожащей нижней губой и нахмуренными бровями. - Я плохой? - Как этот Рон мог осмелиться судить о характере молодого хозяина? – Рон тактично ответил в ответ, и Кейл нахмурился на него. - Это значит, что ты считаешь меня плохим – угрюмо сказал он, глядя вниз и пиная землю. Рон промычал что-то в ответ, и Кейл подумал, что в такие моменты он действительно раздражает. Рон был единственным человеком, которого он когда-либо встречал, которого он не очень хорошо понимал, и у него тоже никогда не удавалось добиться конкретного ответа. В то время как любой другой человек в мире казался совершенно восприимчивым к его манипуляциям, Рон был непроницаем и всегда вел себя вопреки тому, чего хотел Кейл. Это заставило его полюбить и возненавидеть Рона. Рон был надежным человеком, у которого всегда находилось для него время, даже когда граф и графиня были слишком заняты, и он был слишком хитер, чтобы попасться на уловки Кейла. Если Рон думал, что он ведёт себя плохо, то Кейлу пришлось бы принять это как факт. - Я не хочу извиняться ... – тихо сказал Кейл, больше для себя, чем для слуги, который послушно следовал за ним - Что, если он поймет неправильно? - Что было бы неправильной идеей, молодой мастер Кейл? – спросил Рон, и в его тоне слышалось явное веселье. Кейл был почти готов пнуть его в голень, но он определенно почувствовал бы себя плохо, если бы даже попытался, и он также прекрасно понимал, что рефлексы Рона были слишком быстрыми для него. Время, когда он убедил Рона поиграть с ним в игру на ловкость и рефлексы, было временем, когда он познал абсолютное поражение. - Что, если он подумает, что он мне нравится? – спросил Кейл, его лицо скривилось от отвращения при одной только мысли. Рон усмехнулся. - Молодой мастер Кейл, я боюсь, что нет абсолютно никакой опасности развития этого неправильного представления Кейл бросил на него взгляд. - ...что это значит? Рон снова промычал, и Кейл понял, что добиться от него ответа бесполезно, поэтому он фыркнул и пошел по тропинке. Возможно, ему следует извиниться перед Альберу. Он ненавидел глупого сопливого принца, но даже он мог понять, что перешёл черту, если Альберу так явно избегал его. Он определенно не чувствовал себя виноватым. Он просто ... хотел доказать, что он больший человек. Да, он просто решил быть добрым, потому что Альберу был жалким. Несмотря на свое решение, Кейл всё ещё не набирался смелости подойти к принцу ещё несколько недель, когда пребывание Альберу подходило к концу. К его чести, он вёл себя прилично во время семейных трапез и вообще не смотрел на Альберу. Хотя он, вероятно, этого не знал, потому что вообще избегал смотреть на Кейла. Что не принесло ничего хорошего для облегчения невиновности Кейла. - Эй! Альберу перестал спускаться по лестнице в сторону сада, глядя на краснолицего мальчишку, который преследовал его. С тихого неба начал мягко падать снег, и Альберу не мог отделаться от мысли, что ярко-алые волосы Кейла резко выделялись на фоне снега. - Да? – спросил Альберу - Ладно, прости меня! – Кейл закрыл глаза, чтобы спрятаться от реакции Альберу. - Я не должен был швырять в тебя чашкой! Так что перестань меня бояться, это раздражает! Что касается извинений, то это были ужасные извинения. Незрелый и глупый, и даже близко не проявляющий должной доли раскаяния. Губы Альберу изогнулись вверх, и он подумал, что Кейл действительно решительный мальчишка. - Я тебя не испугался – мягко сказал Альберу. - Я давал тебе пространство Кейл заартачился, подошёл к принцу, чтобы высказать ему свое мнение, и выглядел немного глупо, когда снежинка упала на его розовый нос. - Нет, это я дал тебе пространство! – он сказал вопреки концу. По правде говоря, у Альберу не хватило смелости снова встретиться с Кейлом лицом к лицу из-за сложного чувства стыда и смущения из-за украденного момента с матерью Кейла. Где он был настолько презренным, что поддался детским капризам. Было трудно даже смотреть на Кейла, когда он вспоминал. Смотреть на него было намного легче, когда Альберу вспоминал, каким невыносимым маленьким сопляком он был. Альберу погладил его по голове. - Да, да. Это ты давал мне пространство Кейл шлёпнул его по руке. - Не надо меня опекать! Ты–ты– тупой какашник ! Это было действительно самое гнусное оскорбление, которое мог придумать шестилетний ребенок, несмотря на его обширный словарный запас. Альберу рассмеялся и отвернулся. - Думаю, мне не следует принимать твои извинения – он поддразнил, чувствуя себя немного более покладистым. Возглас недоверия, который издал Кейл в ответ, был уморительно драматичным. Вторую зиму, которую Альберу провел с Кейлом Хенитьюзом, он узнал, что тот был решительным и не по годам развитым ребёнком с плохим поведением, который был непреднамеренно забавным. Кейл узнал, что Альберу Кроссман был невыносимым придурком.