Бесконечный кошмар Жона

      — Меня зовут Аврора Гаскойн? — эхом пронеслось у него в голове. Девочка, чьего отца он убил, вежливо улыбнулась ему. То, что она была похожа на Блад, его вторую младшую сестру, только заставило его сердце опуститься ещё ниже.              — Приятно познакомиться, маленькая леди, — вежливо ответил он. Он изо всех сил старался изобразить невозмутимость, в то время как внутри у него все умирало. — Но мы не можем позволить себе терять ни секунды. Давайте немного ускоримся.              Краем зрения он уловил отблеск чего-то. Что-то металлическое, тающее в тени. «Мне казалось, что я очистил площадь», — задумался Жон.              Сдерживая колотящееся сердце, он повел девушек прочь с площади. Он внимательно следил за тем, кто у них на хвосте. Он чувствовал, как что-то скрывается в переулках.              — Твой отец - священник здешнего округа? — спросил Жон, желая завязать хоть какое-то проявление разговора. Напряженная тишина, повисшая над ними, почти убивала. — Я слышал об охотнике под именем «отец» Гаскойн. Слышал, что он был хорошим человеком, причем очень набожным.              Встретив неловкое молчание, он разразился неловким смехом. — Не обращай внимания. Я не из Ярнама. Уверен, ты слышала, как та дрянь раньше тявкала, что я «чужак», и это правда. Хотя я и стараюсь, изучаю этикет то тут, то там, а ещё мне помогает ворчливый старик с моими манерами. Но я всё ещё чужак, поэтому не слишком хорошо знаю все «до» и «после». Так что если я перегнул палку, то приношу свои извинения.              Это вызвало некоторую реакцию со стороны двух девушек. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что Арианна закатила на него глаза. Вся её манера поведения кричала: «Не верю».              — Он был... он был хорошим человеком, — со смешком пробормотала Аврора. Легкий смешок получился больше похожим на подавленный всхлип, чем на что-либо ещё. — Может, когда-то он и был хорошим отцом. Но этого человека уже давно нет в живых, —яд в её голосе прозвучал неожиданно резко. — Он умер, когда поднял руку на маму. Когда вернулся домой, пропахший кровью, гнилью и разложением. Когда перестал переживать. Может, он и был хорошим человеком, когда ещё улыбался... но я не помню, когда в последний раз видела его улыбку.              «А я помню», — с досадой вспомнил Жон. В памяти мгновенно всплыла отвратительная улыбка, которую Гаскойн носил во время их поединка.              — Я так понимаю, он и на тебя поднял руку, — догадался он. Аврора промолчала — это был весь ответ, который ему был нужен. — Если уж на то пошло, мои соболезнования. Ты не должна была проходить через подобное.              Его банальность не понравилась девочке, она сочла его слова бессмысленными или снисходительными.              Решив оставить этот вопрос, он задумался, не стоит ли ему «призывать» Вайолет. Ему не хотелось, но он был уверен, что встреча с сестрой будет полезной. Часть его души недоумевала, почему он никогда не слышал, чтобы Вайолет упоминала о своей сестре. «Теперь, когда я думаю об этом. Я никогда не слышал, чтобы она упоминала своего отца, да и мать тоже, с тех пор как она плакала на их могиле», — пробормотал про себя Жон.              Когда он проходил мимо переулка, его внимание быстро отвлек знакомый блеск стали.              — Что ты сказала? — он улыбнулся Арианне. Не услышав, что она спросила. Её заглушал стук его громогласного сердца. Быть добычей, а не охотником — вот что выводило его из равновесия. Однако какая-то часть его, извращенная часть, слюной истекала от возбуждения. Он знал, как легко перевернуть «монету». Не успеет охотник опомниться, как станет добычей.              — Ничего важного. Я просто хотела узнать, есть ли кто-нибудь ещё в часовне, — спросила Арианна. Она жестом указала на мрачный взгляд Авроры. Уловив её взгляд, он слегка улыбнулся.              — Ну, нас не так много, — начал Жон. Он был более чем готов сменить тему на что-то другое. Не желая, чтобы Аврора утонула в мрачных мыслях больше, чем Арианна. — Обитатель часовни — бедный, добросердечный человек, который просто хочет помогать людям, и это при условии, что он не может ходить. С первого взгляда его внешность может показаться тебе настораживающей, но тебе будет трудно найти кого-то столь же доброжелательного, как он. Ещё есть старая карга. Злобная, если что, женщина. Но если ты сможешь пробиться сквозь её оболочку, то поймешь, что она более чем готова поведать тебе истории, потерянные во времени.              — Всего двое? — скептически спросила Арианна.              — Да, несмотря на все мои способности, я не нашел многих желающих отважиться выйти на улицы, — вздохнул Жон. Решив не упоминать Вайолет. Не рискуя сейчас «подставлять» Аврору. «Лепесток» или нет, но за то короткое время, что он наблюдал за ней, она вела себя весьма нервно. Она выглядела готовой схватить Арианну за руку и броситься наутек.              — Звучит весьма правдоподобно. Мы — своенравная и параноидальная парочка, — вздохнула Арианна. Она была рада, что ей есть на чем сосредоточиться, кроме унылой архитектуры, разбросанных трупов и свободно текущей крови. Даже самый каменный сердцем ярнамец не мог бы остаться равнодушным к кровавой бойне, засорившей улицы.              Бесцельные разговоры разносились в ночи, пока они поднимались по одной из многочисленных длинных и извилистых лестниц Ярнама. Герман мог бы попенять его за то, что сосредоточился на такой небрежной вещи, как поддержание бодрости духа, но ему сейчас было все равно. Если простой разговор мог поддержать их дух, то он был только за.              Достигнув вершины лестницы, он увидел часовню. Возвышающуюся в ночи. Минуту он просто стоял и наблюдал. Внимая великолепию часовни. И не только он: бросив шальной взгляд в сторону, он увидел, как двое его подопечных тоже восхищались ею. Позволив своим плечам расслабиться, он приготовился. Он знал, что должно произойти сейчас, когда они вышли на финишную прямую.              — Спасибо, что проводил нас так далеко, но этот отрезок пути мы пройдем в одиночку. Мы и так отняли у тебя много времени, — вежливо намекнула Арианна.              — Не думай об этом, — начал Жон. — Есть кое-что, что я хотел обсудить с обитателем. И раз уж я уже здесь, то могу убить двух зайцев одним выстрелом.              Арианна бросила на него скептический взгляд и покачала головой, решив поверить ему на слово. Когда они снова начали двигаться, он незаметно встал между ней и Авророй.              Не обращая внимания на её опасения, Жон приготовился к предстоящей схватке. Он наполовину жаждал, наполовину боялся узнать, что преследовало их на протяжении всего пути сюда. И взяли ли они с собой друзей.              Когда он ступил во двор, ничего не произошло.              Мертвое дерево качалось в такт невидимому ветру. Надгробия молчали. И слышно было только усталое дыхание Арианны и её «лепестка».              Проходя мимо дерева, он услышал тихий звук хрустящего гравия — это был единственный звук, который издал преследователь перед нападением.              Поймав серебряную пулю на свой клинок, он отразил её в мощеную землю. В ночи раздался крик, но Жон не обратил на него внимания. Вместо этого он перепрыгнул через надгробие, Кроцеа со свистом пронесся по воздуху. Звук визжащей стали отозвался эхом, когда его меч попал между зубьями пилы-клевера.              — Затащи Аврору в часовню. Быстро, — выкрикнул Жон, видя, как при упоминании этого имени в глазах враждебного охотника разгорается безумный пыл. Быстро отбив удар ногой, он зашипел, когда охотник уклонился. Шипение разочарования поспешно отбросило его в сторону, когда на него обрушился тесак, намереваясь наказать его за поспешный удар.              Действуя на чистом инстинкте, он схватил свои ножны, подняв их как раз вовремя, чтобы не дать зубьям пилы вгрызться в него. Он не хотел, чтобы секреты его ауры были раскрыты, когда у него были зрители.              — Дядя Генрик! Что ты делаешь! Одумайся! — крикнула Аврора. Её слова принесли с собой полсекунды суетливой ясности. В потрескавшихся зрачках тускло светились эмоции.              — Боже какой был шанс! — пробормотал Жон себе под нос. Разум работал на пределе возможностей, когда он вдруг оказался перед выбором: убить или победить. Не хотелось хоронить одного из последних родственников Вайолет. Проблема заключалась в том, что чудовищ нельзя было победить в традиционном смысле. Избиение Генрика до кровавой кашицы не вернуло бы ясности. Он уже упал за грань, и пути назад не было, кроме, может быть, небольших намеков на то, что просвечивает под пеленой безумия.              — Арианна, отведи Аврору в часовню. Тащи её, если надо, — приказал Жон, не сводя глаз с Генрика. Жажда крови этого человека почти ощущалась в ночном воздухе. Возмущенный крик пронесся сквозь ночь, ещё больше подстегнув Генрика к кровожадному безумию.              Нечеловеческий рык — звук, невозможный для человека, — вырвался из Генрика, когда старый охотник перемахнул через надгробия. Выстрелы эхом разносились по воздуху, когда он бросился на него, и каждая его атака становилась все более и более дикой. Желание насытиться его кровью сокрушало то, что осталось от некогда гордого охотника по имени Генрик.              Парируя удар за ударом, Жон боролся с нарастающей жаждой крови, пытаясь найти способ хотя бы попытаться вернуть его с края пропасти. Может быть, это идиотизм. Но он чувствовал, что обязан хотя бы попытаться сделать это для своей ученицы.              Увернувшись от очередного удара Генрика, он наконец разработал план. Если уж на то пошло, он должен был проверить единственную «активную» способность, полученную им в результате метаморфозы. И если не получится, он сможет сказать себе, что хотя бы попытался.              «А Песнь Ночи вообще работает со стихами или песнопениями?», — подумал он, так и не найдя момента, чтобы как следует проверить это. Между собственным изучением обрядов, школьной работой, охотой, чашей, обучением и воспитанием Вайолет, планированием тренировок команды, общением с друзьями, сшиванием воедино подсказок, на которые он наткнулся в Ярнаме. Он никогда не давал себе времени на отдых и даже на проверку своих способностей.              — Вот сейчас и проверим, — поморщился он, вздрогнув от нахлынувшего на него дурного дыхания. Заглянув в глаза Генрика, он ничего не увидел. Зрачки, радужка и склеры смешались, как желток разбитого яйца. В воздухе висело что-то жаждущее, кровожадное, жаждущее резни.              Распахнув глаза, Жон вспомнил, когда он в последний раз ощущал такой «голод». За несколько секунд до того, как Гаскойн превратился в оборотня. С этим откровением, свежим в памяти, он отбросил осторожность на ветер и нараспев произнес.              — Лунный свет сплетает спокойное заклинание...              Как только слова покинули его губы, он тут же почувствовал изменение в воздухе. Запах лунных цветов смешался с вонью крови, создав пьянящий коктейль. Запах, который ещё больше подстегивал Генрика в его кровожадном безумии. Маска, закрывавшая его нос и рот, была сорвана, когда гнилые и грязные зубы попытались вгрызться в него.              — Отбрасывая тень там, где творится история.              Атаки Генрика становились все более и более дикими. Из его горла вырывался звериный рев, когда он вскидывал пистолет.              — Симфония тишины, мягкая и тягучая...              Соединив клинки с Генриком, Жон не увидел в его пустых глазах ничего от того человека, которым он был раньше.              — Ночное спокойствие, совершенная мелодия.              И ночь возвысилась над ними, украв с собой все краски, оставив большую часть двора окрашенной в серый цвет. Наполнив пространство вокруг них атмосферой спокойствия. Спокойствие принесло с собой чувство умиротворения. Облегчая его мысли и приглушая жажду крови, которую он держал в себе.              Беззвучный крик вырвался у Генрика. Пильный тесак без звука упал на землю, приземлившись рядом с его пистолетом. Его руки медленно трансформировались, кончики пальцев и ногти превратились в злобные когти, челюсть треснула, когда во рту освободилось место для растущих рядами зубов. Его тело под тяжелым кожаным плащом выпячивалось, увеличиваясь в размерах по мере роста мышц. Как будто по швам его тело отслаивалось.              Быстрым взмахом меча Генрик был освобождён от мучительной трансформации. Его отрубленная голова понеслась по воздуху, кровь давала жизнь окружающему их серому цвету. Безжалостно разбив тишину, как стекло, его голова безжизненно врезалась в землю.              Не успел он собраться с мыслями, как мимо него пронеслось маленькое тело. Она бросилась на скрюченного полузверя-получеловека, который остался от некогда гордого охотника. Громкий, прерывистый вой пронесся сквозь ночь, когда Аврора зарыдала над ещё теплым трупом Генрика.              Арианна поспешила к ней, осторожно оттащила её от трупа и заключила в теплые объятия.              Не в силах оторвать взгляд от этой сцены, Жон почувствовал, как на него наваливается знакомое оцепенение. Оцепенение, которое он испытывал, когда все становилось непосильным, когда ему хотелось просто свернуться калачиком и умереть, оцепенение, которое он заставлял себя преодолевать.              Убрав клинок в ножны, он опустился на колени рядом с рыдающей девочкой. Осторожно положив руку ей на плечо, он почувствовал, как скрутило живот, когда она яростно отшатнулась от него. Она посмотрела на него сердитыми, полными слёз глазами.              — Мои соболезнования. Он... Я пытался... Но он слишком далеко зашел... — это был пустой жест — утешать племянницу человека, которого он только что убил. Аврора только сильнее зарыдала. Полностью игнорируя его. «Может, оно и к лучшему», — вздохнул он, встал и оставил девочку наедине с её горем.              — Похоже, я опоздала, — раздался женский голос. Айлин с сожалением вышла из тени, держа в руке клинок.              Страх пронесся по спине Жона, когда он не почувствовал её приближения. Если бы она хотела его смерти, он бы не узнал об этом, пока не вернулся в Мастерскую. Быстрым шагом он перемещался между «вороном» и девушками. Он встречал её всего один раз, и то мельком. Только спросил дорогу. Но то, как она шла, казалось, без звука, насторожило его.              — Я здесь не ради тебя, мальчишка, — мягко произнесла Айлин, подойдя к нему сбоку и бросив взгляд на Аврору. Или ему показалось, что она это сделала. Трудно было разобрать, на что она смотрит, так как маска чумного доктора скрывала её лицо. — Большинство охотников долго не живут. Они либо умирают, либо теряются в своей жажде крови. Сегодня ты оказал Генрику услугу. Пусть лучше его запомнят как человека, а не как зверя. Запомни его таким, каким он был, юная леди. А не за то, кем он стал.              Её слова потеряли смысл для Авроры, которая разрыдалась до хрипоты. Налитые кровью глаза поднялись, чтобы посмотреть на них, но в них не было ясности. Только боль, с которой был знаком каждый в Ярнаме.              — Будь добра, присмотри за ними, пока я схожу за лопатой и гробом, чтобы похоронить его в гробнице, — попросил Жон, вызвав у Авроры сдавленный всхлип: — Пожалуйста... — выдохнула она, прежде чем её слезы хлынули наружу.              — Иди. Я прослежу, чтобы они были в безопасности, — пообещала Айлин. Почему-то он ей сразу поверил. Резко повернувшись, он поднялся по ступеням часовни. Вопли Авроры стихли до захлебывающихся рыданий.              — Что, черт возьми, там произошло? Мы слышали крики, звон клинков и плач, — потребовала старая карга, как только он ступил внутрь часовни. Он устало вздохнул. Бросив взгляд на бабку, отчего та быстро закрыла рот, почувствовав, что он не в настроении терпеть её острый язык. — Я нашел ещё двоих и решил направить их сюда. К сожалению, у одной из них дядя был охотником. Он сошел с ума от жажды крови и преследовал нас всю дорогу, и как ты уже могла понять все закончилось не лучшим образом.              Часть его ненавидела признавать это, но он чувствовал себя хоть немного оправданным, когда она захлопнула рот. Конечно, это было мелочно, но как бы он ни ценил её знания о Ярнаме, она начала действовать ему на нервы.              — Охотник, если можно, — воскликнул обитатель, жаждая быть полезным. — В комнате Преподобного должен лежать ключ, который отпирает все двери в часовне. Он должен отпереть и дверь в покои гробовщика. Если ты планируешь провести похороны, то найдешь там все необходимое.              — Спасибо, — ответил Жон с искренней улыбкой. Обитатель часовни засиял от его похвалы. Следуя его совету, он зашагал в комнату Преподобного. Воздух всё ещё был спертым, но уже не таким, как раньше. Более того, большая часть пыли исчезла. Как будто кто-то недавно убирался.              Покачав головой, он подошел к письменному столу, открыл ящик и облегченно вздохнул, увидев ключ. Он внутренне порадовался тому, что Преподобный не приложил особых усилий, чтобы спрятать его.              «Что теперь?», — задался он вопросом, ведь как бы ни была велика часовня. Она была, мягко говоря, пуста. К счастью, он знал, у кого спросить.              — Ты уверен, что это здесь? — обратился он к обитателю, стоя перед стеной. Осматривая её в поисках замочной скважины.              — Да, — отозвался обитатель, нетерпеливо кивая. — Здесь должна быть потайная дверь, ведущая в комнату священнослужителя. Она была встроена в часовню для безопасности.              Пожав плечами, Жон вернулся к внимательному изучению стены. Его глаза остановились, когда его пальцы почувствовали, что что-то движется. Осторожно отодвинув камень в сторону, он увидел замочную скважину. Улыбнувшись с облегчением, он вставил ключ и повернул его. На удивление большая и легкая дверь открылась. Но он совсем не был готов к ужасающей вони, которая ворвалась следом.              — Фу, воняет так, будто здесь что-то умерло, — скривился он. Он зажег свой ручной фонарь и смело двинулся в пропахший коридор. К счастью, он быстро наткнулся на двери, которые выглядели ничуть не хуже. Взявшись за первую попавшуюся ручку и открыв дверь, он увидел голую спальню.              Спальня за спальней, молитвенная комната, лаборатория с большими урнами, полными благовоний, пустая кладовая, заброшенная кухня. Не найдя того, что искал, он спустился по лестнице вниз. Тошнота подкатила к желудку, когда он увидел большую открытую мастерскую.              Она выглядела непритязательно, бруски лежали в стороне, ведра с краской стояли в углу, стеллаж с инструментами был забит всевозможными приспособлениями для работы по дереву. Она выглядела как мастерская столяра, только готовые гробы в стороне выдавали в ней прибежище гробовщика. Но не это его насторожило. Нет, эта привилегия принадлежала неприметной двери.              Осторожно пробираясь через мастерскую, не желая ничего опрокинуть, он подошел к двери. Открыв её, он увидел ещё одну скрытую лабораторию Преподобного. Она выглядела идентично той в которой он делал переливание крови Вайолет. Единственное отличие заключалось в том, что другой вход был закрыт книжной полкой. — Неужели Преподобный взял на себя обязанности гробовщика? Или лаборатория появилась совсем недавно? — спросил Жон, а затем покачал головой. Отбросив эти мысли в сторону, он схватил лопату и быстро привязал гроб к спине.              В душе он поблагодарил Ярнам за их склонность к гигантизму. Протащить большой гроб через узкое пространство было бы невозможно.              Когда он ступил наружу, рыдания Авроры совсем стихли. Её лицо было испачкано кашей из слез и соплей. Налитые кровью глаза следили за каждым его движением, пока он опускал гроб. Осторожно он поднял скрюченного получеловека-полузверя Генрика и бережно положил его на место последнего упокоения. Он осторожно взял руну, которая попала ему в руку.              — Есть ли что-нибудь, что ты хочешь оставить себе? Может быть, что-то на память о нем? — спросил Жон, быстро пришивая голову к телу. Он нашел применение своей аптечке, которой, казалось, никогда не пользовался. Это была кровавая работа, с которой он был более чем знаком. Но по тому, как благодарно посмотрела на него Аврора, он понял, что сделал правильный выбор. Она заслуживала того, чтобы ей помогли. Особенно с учетом того, что ему предстояло рассказать ей позже.              Нахмурившись, он попытался подумать о чем-нибудь другом. Это было не то, чего он с нетерпением ждал, но она заслуживала того, чтобы знать.              — Нет, — тихо ответила Аврора.              Кивнув, Жон положил крышку на гроб и заколотил её гвоздями. Поднявшись, он посмотрел на Айлин. — Не могла бы ты понести гроб вместе со мной? Я бы предпочел не греметь нашим братом по оружию на пути в загробный мир, где бы он ни оказался.              — Может, я и охотник, но не все так физически одарены, как ты себя показал, — Айлин покачала головой. Разочарованный, но тем не менее понимающий Жон только вздохнул. Привязав гроб к спине. Он осторожно поднялся, чтобы как можно меньше греметь мертвецом.              — Надгробию придется подождать до утра, а пока давай дадим ему законный отдых. Следуй за мной в гробницу, — отозвался Жон. Он терпеливо ждал, пока Аврора соберется с силами, чтобы последовать за ним. Протянув руку, он с пониманием отнесся к тому, что она отмахнулась. Вместо этого она предпочла держаться за руку со свой наставницей.              Провожая их через часовню, он рассеянно отметил, что старец и карга делали небольшие религиозные жесты над грудью, когда мимо них проходила их маленькая похоронная процессия.              Будучи самым приспособленным из них, он первым направился вниз. Дав Авроре время прийти в себя от случившегося. Положив гроб на землю, он взял лопату и принялся за работу.              — Охотник. Учитель. Паромщик. А теперь ещё и гробовщик, и могильщик. Сколько обязанностей ты собираешься взять на себя, прежде чем в конце концов сломаешься? — спросила Айлин, внезапно появившись рядом с ним.              — Паромщик? — спросил Жон, бросив на нее растерянный взгляд, пока опускал лопату.              — Я знаю, что ты сделал для старого Гилберта, — Айлин произнесла это с бездушным пренебрежением к тому, как он застыл на месте. — Не многие сделали бы то, что сделал ты. Ты составил компанию больному старику, отправив его в прекрасную жизнь. Это было очень мило с твоей стороны.              — Я поступил правильно. Никто не должен так страдать или сомневаться в том, кем он умрет — человеком или зверем, — вяло ответил Жон. Он не был в здравом уме и даже не желал говорить об этом. Айлин не разделяла этого чувства.              — Как бы то ни было. Ты поймешь, что здесь мало тех, кто разделяет твои чувства, — Айлин сказала это с усталым безразличием. С апатией, которую в конечном итоге разделяли все охотники. — Но, если что. Приятно вспомнить старые традиции. Хотя бы на одну ночь.              — Какие старые традиции? — спросил Жон. Он был рад, что ему есть что послушать, пока он разгребал грязь. Ему не особенно хотелось сейчас оставаться наедине со своими мыслями.              — Паромщики, — так называли священников и врачей, которые проводили последние обряды для больных и умирающих. Составляли им компанию в последние минуты жизни, — объяснила Айлин. — Старая традиция, которая давно угасла. Как и многие другие, она была отброшена в сторону после чумы.              Хмыкнув, Жон сосредоточился на рытье могилы. Это была не быстрая работа, но он возложил на себя ответственность за упокоение Генрика и собирался выполнить всё до конца.              Наконец могила была вырыта, и гроб поставлен на землю. Аврора и Арианна, тихо подошли к ним. Аврора выглядела на удивление более собранной, чем раньше. Её глаза всё ещё были красными, но она уже не выглядела так, будто проплакала несколько дней подряд.              — Спасибо… — прошептала Арианна, когда они присоединились к ним. Рука обхватила плечи Авроры, когда слезы снова полились ручьем. — Может, для тебя это покажется пустяком, но спасибо, что ты дала моему «лепестку» эту возможность. С учетом того, что многие просто исчезают в ночи, иметь что-то, что можно похоронить, уже редкость.              — Это не меня ты должна благодарить, девочка, — хихикнула Айлин, кивнув в его сторону. Покачав головой, он повернулся к Авроре. Ему было неприятно, когда его благодарили за то, что он похоронил человека, которого убил. Это оставляло во рту, мягко говоря, гнилой привкус.              — Не думай об этом, — улыбнулся Жон, стараясь дать Авроре самую ободряющую улыбку, на которую был способен. — У тебя есть последние слова? — мягко спросил он. — Если нет, то я займусь его погребением.              — Нет. И спасибо... Но, если ты оставишь меня в покое после того, как закончишь, я буду тебе очень благодарна, — подавила вздох Аврора. Она дрожала, как свеча на ветру.              Следуя её пожеланиям, он начал сгребать грязь. Каждая лопата грязи, которая приземлялась на гроб, была ещё одним ударом по его сердцу. Честно говоря, он не знал, что делать. Хотя он мог просто бездушно сообщить ей о смерти её родителей. Он не хотел видеть, как разбивается её сердце. Но это было неизбежно. В конце концов, он был предвестником ужасных новостей.              Все молча наблюдали за тем, как медленно наполняется могила. За все время не было произнесено ни единого слова. Прислонив лопату к одному из многочисленных надгробий, он проглотил ком. Нагнувшись, он слегка сдвинул маленькую каменную кучку, обозначавшую место упокоения Гаскойна и его жены, и переместил её в середину обеих могил.              — Н-не… — прошептала Аврора в пустоту.              — Прости. Я... твоя сестра попросила меня принести эту музыкальную шкатулку твоей матери, — начал он, доставая из кармана потрепанную музыкальную шкатулку и осторожно передавая её Авроре. Он видел, как что-то сломалось внутри бедной девочки. — Я опоздал. То, что случилось с твоим дядей, уже поглотило твоего отца. Я ничего не мог сделать… только похоронить их вместе.              — Вайолет... Моя сестра... Она знает? — с хрипом спросила Аврора. — Она мертва?              — Она в безопасности, — успокоил он. Аврора рухнула на Арианну с облегчением от его слов. Не то чтобы от этого слезы, которые она выплакала, прекратились. — Я сожалею о твоей потере... но... ты заслуживаешь того, чтобы знать.              Не получив от Авроры никакого ответа, кроме ещё более захлебывающихся рыданий и слез, он встал. — Я уйду. Позаботься о ней, пожалуйста, — попросил он Арианну. Женщина лишь кивнула в ответ на его слова. Обняв Аврору, она изо всех сил старалась утешить её. — Эта гробница безопасна. Просто останься с ней, пожалуйста...              Арианна слегка кивнула ему, после чего отстранилась от него. Ему не нужно было повторять дважды, он присоединился к Айлин у лестницы. Два охотника, молодой и старая, возвращались в часовню и погрузились в тишину.              — Могу я спросить тебя кое о чем? — спросил Жон, пока они стояли в маленьком дворике, желая получить хоть какие-то ответы, перед уходом. — Я ищу подсказки о Бюргенверт. Альфред, другой охотник, сказал мне, что именно они первыми нашли кровь...              — И зачем тебе эта информация? — Айлин ответила со своим обычным безразличием, оборвав его прежде, чем он успел спросить дальше. — Что ты планируешь с ней делать?              — Я... я не знаю, — пробормотал Жон, когда они выходили из часовни. Бесцельно глядя на луну, он чувствовал себя потерянным. — Моя интуиция подсказывает мне, что я найду там ответы. На какие вопросы это даст ответ, я, честно говоря, не знаю. Но это лучше, чем просто бесцельно бродить.              — Я не могу помочь тебе в твоем поиске. Боюсь, мои интересы лежат в другом месте, — укоризненно ответила Айлин. — Может быть, у Викарии исцеляющей церкви найдутся ответы, которые ты ищешь. Но я не думаю, что она будет особо склонна делиться какими-то секретами своей церкви.              — Этого я и боялся. Не то чтобы я этого не ожидал, — хмыкнул Жон, барабаня пальцами по рукояти своего меча. Знакомая жажда крови захлестнула его с головой. Не обращая на это внимания, он выдохнул туман. — Но... я очень хочу избежать пролития крови на святой земле, если смогу.              Безумный смех вырвался из уст Айлин и исчез вместе с ней в ночи. Расставшись со старой охотницей, Жон начал пробираться обратно к грандиозному собору. Он видел его вдалеке, когда вел девушек к часовне. Его просто невозможно было не заметить. Даже в центре Ярнама часовая башня возвышалась над городом.              Дорога назад была в основном пустынной, если не считать нескольких ворон, которые выпорхнули откуда-то и принялись пожирать разбросанные вокруг трупы. Они быстро разобрались с ними, как с назойливыми насекомыми. — Хорошие мишени для Вайолет, чтобы приучить ее к крови, — рассеянно отметил Жон, быстро остановившись и записав это в дневник.              Ступив на большую площадь, он перешагнул через отрубленную голову и направился к большой лестнице. Он нахмурился, когда эмблема главы охотников не открыла вторые большие ворота.              — Странно, что она открыла одни ворота, а другие такие же — нет, — пробормотал он. Прижавшись лицом к решетке, он попытался увидеть другой обходной путь. Дав себе волю осмотреться, он замер, увидев какую-то крышу по ту сторону ворот. Он двинулся вправо, и его духовность зашумела рядом с его мыслями. Улыбка появилась на его губах, когда он разглядел едва заметный намек на башню.              Отойдя назад, он заметил какой-то мост, соединяющийся с башней. Оглядев площадь в поисках пути наверх, он хмыкнул про себя, направляясь к левым воротам. Он знал, что нашел дорогу.              Выхватив Кроцеа Морс, он пробился через ворота. Раздавив череп ворона под своим сапогом. Улыбка появилась на его лице, когда он увидел ещё один арочный проем. У него был свой путь внутрь.              — Сюда, парни! Мы поймали зверя! — закричал кровожадный охотник, широко жестикулируя факелом в сторону Жона. Из арки на него набросился оборотень. Холодная жестокость сверкала в его глазах, пока он на всех парах бежал к нему.              Его встретил безразличный ствол Игнис.              По всему району пронесся гром. Жон издал резкое шипение. Отдача серебряной пули, которую он назвал улучшенной версией обычных ртутных пуль, полученных в результате обряда трансмутации, стала для него неожиданностью.              — Почему же тогда Пирра не испытывала никакой отдачи, когда стреляла пулями с усиленными наконечником? — пробормотал Жон, перепрыгивая через забор и всаживая сапог в лицо очередному охотнику. Кровь и мозги брызнули из-под его сапога, когда голова охотника оказалась раздавленной между ним и булыжником. — У пули была какая-то система уменьшения отдачи?              — Полагаю, это вопросы на потом, — размышлял он. Уклонившись от удара топора, он решил отказаться от своего более «изысканного» стиля в пользу более «варварского». Не желая больше терять время. Уловив знакомый звук меча, проносящегося по воздуху, он поднял свою ауру. Он готов был обменять небольшой кусок на то, чтобы выдержать удар и крутануться на месте. Подняв клинок, он плавным движением отбил руку и голову виновника.              Используя манёвр, чтобы уклониться от удара топором снизу, он почувствовал, как кровь и осколки костей брызнули наружу, когда резкий удар разорвал грудь другого охотника.              Не прошло и минуты, как от группы из четырех охотников остался лишь один стрелок, застывший на месте. В затуманенные глаза на мгновение вернулась ясность. Ясность, которая принесла с собой страх. Но не успел он начать реагировать на вновь обретенную ясность, как раздался очередной гром.              Убрав револьвер в кобуру, Жон схватил лестницу и поспешно вскарабкался наверх. Он был не в том настроении, чтобы обыскивать трупы. Достигнув вершины лестницы, Жон улыбнулся. Пройдя по мосту, он попал в башню, которую видел ранее. Спустившись по лестнице вниз, он не сразу оказался по ту сторону врат. Ему пришлось немного поплутать, чтобы добраться туда.              Поднимаясь по ступеням, он встретил двух призрачных бледных служителей церкви которые спускались вниз. Жон без раздумий бросился на них, Кроцеа Морс пронзил того, что стоял справа. Священник потерял руку с фонарем и покатился вниз по лестнице. Схватив свободной рукой священника за плечо, он с силой развернул ещё живого священника под углом к удару своего товарища. Его шея затрещала от силы удара.              Не желая терять темп, Жон использовал тело жертвы в качестве живого щита и бросился на ещё живого священника. Кроцеа Морс пронзил и его. Прокрутив меч, Жон не обратил внимания на брызги и кровь, а просто направил Кроцеа Морс вверх. Он рассёк шею служителя церкви.              Вытащив меч, он уронил труп рядом со своим товарищем.              Стряхнув кровь с Кроцеа Морс, он продолжил свой поход по лестнице. Он вздохнул, услышав звон колокола церковного великана. Проще всего было убить великана ударом по ногам. При всей силе, которую давал им огромный рост, ноги у них были хрупкими.              Подбежав к бегущему великану, Жон бросился на него. Не дав ему ни секунды на осмысление происходящего, он вогнал свой меч до рукояти в колено великана.       Могучим рывком он собрал всю свою силу, и его клинок, рассекая кости и сухожилия, полностью раздробил колено великана.              Пронзительный крик боли, гнева и страха вырвался из чудовища, которое попятилось назад. Второе колено затрещало под его весом. Небольшой быстрый порез на боку колена — вот и все, чего хватило, чтобы оставшаяся нога великана полностью отказала. Он едва не раздавил Жона под своим весом, когда рухнул на пол. Снова раздался вопль боли и страха. Но они резко затихли, когда Жон, словно палач, занес свой меч.              Тяжелая тишина окутала лестницу.              Трясущимися руками он бесцеремонно стер кровь со своего меча. Стальным усилием воли он заставил себя убрать улыбку. Он чувствовал себя грязным из-за чувства радости, которое возникло после того, как он с легкостью завалил нечто, превышающее его рост в два раза.              Покачав головой, он продолжил подниматься по лестнице, на его лице застыла гневная гримаса. Вытащив пистолет, он быстро сделал два выстрела, не дав своим противникам и шанса среагировать. Два служителя церкви, одетые в черное, рухнули. Их странные деревянные колья потеряли красное свечение и безвредно грохнулись о землю. Он не знал, что они делали, и предпочел бы этого не узнавать.              Ступив на лестницу, Жон убрал меч в ножны. Смахнув кровь, покрывавшую его одежду, он постарался придать себе как можно более презентабельный вид. Он сдался, когда не добился никакого результата. К счастью, темные цвета помогали скрыть кровь. Немного пройдя вперед под ним, внезапно раздался невинный хор брызг из образовавшейся лужи кроки.              Когда он открыл двери собора, его встретили зловещие лестницы. Статуи знакомых ужасающих бесформенных существ с раздутыми головами, наполненными множеством глаз, держащих в руках шесты, словно они охраняют своего короля, встретили его. Преодолевая нарастающую панику, вызванную напоминанием об «этом», он быстро прошмыгнул мимо них. Он слегка вздрогнул, почувствовав, что многочисленные каменные глаза следят за каждым его движением.              — Пожалуйста, Викарий. Пожалуйста, образумься, — умоляющий мужской голос эхом прокатился по лестнице. — Пожалуйста, позволь нам отвести тебя в безопасное место. Здесь небезопасно.              — Наша жажда крови насыщает нас, успокаивает наши страхи. Ищите древнюю кровь, но бойтесь слабости людей. Их воля слаба, их разум молод…, — отчетливый женский голос ответил молитвой, мгновенно заглушив то, что хотел сказать мужчина.              Придерживая шляпу перед грудью, он мягко направился вверх по лестнице. Терпеливо стоя в стороне, пока женщина молилась. Одетая в белое, она выглядела такой маленькой по сравнению с двумя своими охранниками. Оба были одеты в одежды священников, как и Альфред, только с большим количеством украшений и золотой вышивкой, разбросанной вокруг. Они даже носили какие-то украшения тут и там.              Охотник слева от нее, мужчина с черными волосами цвета ночи, повернулся к нему с мрачной гримасой. Страх был смыт праведным рвением.              — Тебе здесь не рады, охотник, — прорычал он. При этом он старался не мешать женщине молиться. — Пожалуйста, уходи, и ты сможешь увидеть утро.              — Ищите древнюю кровь. Давайте помолимся, давайте возжелаем принять участие в общении. Давайте примем участие в общении и в празднике на древней крови. Если бы не страх, смерть бы не оплакивали, — она продолжала молиться. Не обращая внимания на вопиюще кровожадный взгляд одного из её хранителей. — Грязные звери будут качать нектар и заманивать невинных в глубины. Опасайся и дальше слабости людей. Их воля слаба, их разум молод. Если бы не страх, смерть была бы безжалостной.              Когда её молитва подошла к концу. Вместо того чтобы поднять глаза на умоляющие взгляды своих верных защитников, она продолжила. — Если бы не страх, смерть бы не оплакивали…              Сделав один шаг вперед, молящаяся Викарий начала стонать и слегка подрагивать в конвульсиях. В это время хранители в панике бросились к ней, но едва приблизившись они рухнули как марионетки без нитей. Из них вырвались придушенные стоны, когда они тоже начали биться в конвульсиях.              Затем конвульсии усилились. Болезненный всхлип вырвался от Викарий, после чего её тело начало резко увеличиваться. Последовал взрыв крови, окрасивший алтарь и покрывавшие его религиозные чучела в красный цвет.              Затем последовало ещё два кровавых взрыва, заливших алтарь тошнотворной красной кровью.              Монстр, которым была Викарий, повернулся к нему. Больше похожая на волка, чем на человека, пара рогов поднималась из её черепа. Она была крупнее любого зверя, которого он когда-либо видел, её белая ткань ниспадала на нее. Это придавало ей ауру святости. Завывания двух церковных чудовищ отражали её собственный вой, когда звери сосредоточились на нем.              Два церковных чудовища, как один, начали двигаться, расходясь в стороны, пока Викария пряталась за ними.              Метнувшись в сторону, он спровоцировал двух церковных чудовищ на рывок. Их шерсть стала темнее, а звериная пасть оскалилась в жестоком оскале. Проскользнув под взмахом огромной лапы, он последовал верному и испытанному методу: в первую очередь атаковал колено. Раздался крик, когда он пустил кровь.              Панический вопль вырвался у него, когда другой монстр приблизился к нему, его огромная лапа надвигалась на него, как копье. Вовремя увернувшись от одного из них, он открыл спину для другого. Сокрушительный удар откинул его к стене. Быстро придя в себя, он отскочил влево, успев увернутся от очередного яростного удара. Оба чудовища неслись на него с непревзойденной яростью. Его сердце упало, когда он увидел, как на него набрасывается монстр, которого он точно вывел из строя. От того, что должно было быть поврежденным коленом, осталась только окровавленная шерсть.              В последний момент Жон метнул Молотов, остановив рывок монстра, когда огонь лизнул его шерсть. Уклонившись от другой лапы в виде огромного копья, Жон завороженно и одновременно с ужасом наблюдал, как с небес падает золотой свет. Он гасил пламя и исцелял обугленную плоть.              Торопливо вытащив револьвер, он сделал два выстрела в сторону Викарий. Ту, что отвечала за исцеление других чудовищ. Рев чистого гнева эхом разнесся по величественному собору. Церковные чудовища, казалось, в одно мгновение превратились в берсерков.              Уклонившись от очередной гигантской лапы, он выругался, бросившись прямо в захват другого монстра. Тот поднял его и со всей силы швырнул прямо в пол. Не прошло и секунды, как другой монстр набросился на него. Прыгая, топча и обрушивая на него свою здоровенную лапу, как кувалду.              Его аура держалась долго, стойко защищая его от непрекращающегося натиска. Но, не имея возможности подняться или уклонится от удара, она в конце концов рассыпалась. И сколько бы он ни вкладывал жизненной силы, он не был несокрушимым.              Вздрогнув, он проснулся и вернулся в Мастерскую. Его сердце гулко стучало в груди. Рухнув на землю, он издал болезненное сипение: фантомная боль охватила его. Когда он встал на ноги, его снова охватила дрожь.              Жону было не привыкать к смерти. Но нечасто он испытывал такие сильные фантомные боли, как сейчас. Да и не часто его бои были такими односторонними.              Спотыкаясь, он медленно взял себя в руки и снова начал двигаться. Он точно знал, что ему нужно делать. Не обращая внимания на Куклу, он бросился вверх по лестнице, спеша к верстаку. Сорвав перчатку, он достал жертвенный кинжал.              Не успел он начать рисовать ритуал трансмутации, желая получить дополнительную огневую мощь для предстоящей охоты. Старая трость вонзилась ему в запястье. Кинжал со звоном упал на пол. Шокированный и преданный, он повернулся к Герману.              /-/              — Нет? — решительно произнес он. Выражение предательства на лице его протеже не причиняло такой боли, как взгляд в его глаза. В его левом глазу, некогда голубом, как небо, было две трещины. Они шли от зрачка до самой склеры и дальше. Одна серебристая, другая багрово-красная.              — Что... Почему! — закричал Жон. Впервые повысив на него голос. Предательство переросло в жгучий гнев.              — Пора заканчивать с этим… — Герман говорил мягко. Знакомое чувство вины вгрызлось в него, когда он взглянул на своего «ученика». Ученика, для которого он ничего не сделал. — Я не позволю тебе охотиться так, как ты охотишься сейчас.              Над ними повисла напряженная тишина, лишь изредка нарушаемая тяжелым дыханием Жона. Его протеже был в секунде от того, чтобы ударить его ножом.              — Иди за мной, — приказал он и направился к двери. Он бросил на своего протеже пристальный взгляд. Жон лишь сердито вздохнул. Но все же покачал головой, и подошел к нему. Он всё ещё злился, это было видно по тому, как он сдерживал себя. Взявшись за ручки его инвалидного кресла, он осторожно покатил его к выходу.              Колеса плавно заскользили по лестнице, и, слегка жестикулируя, Жон привез их на открытое кладбище. Он чувствовал себя странно, в каком-то смысле сюрреалистично, приходя на свое поле казни не для того, чтобы забрать жизнь, а чтобы, как он надеялся, спасти одну, пока та не превратилась в его копию. Жон, каким бы наивным и упрямым он ни был со своей добротой, не заслуживал такой участи.              Лунные цветы танцевали под невидимую мелодию; могильные камни стояли разбросанными по полю, а несколько надгробий были украшены лунными цветами в память о некогда великих охотниках. Это было все, что у него осталось в памяти о них.              Посреди поля, укрытая лунным светом, спала Вайолет. Жон издал испуганный вздох. Полсекунды отделяли его от того, чтобы бросить всё и метнуться к ней.              — Сюда, к дереву, — произнес он. Жон подчинился его желанию, слегка бормоча себе под нос, пока толкал его вверх по небольшому холму. Усевшись поудобнее, он развернул коляску. Легким взмахом руки он создал рядом с ним каменную скамейку. Жон тем временем терпеливо ждал, глядя, как его спящая ученица плавно летит к ним.              — Посиди со мной, — терпеливо попросил Герман, не обращая внимания на странный взгляд его протеже. В конце концов, его протеже мог злиться на него, но это было ничто по сравнению с тем, как сильно он ненавидел себя.              Закрыв глаза, он постарался поудобнее устроиться в коляске. Он терпеливо ждал, пока Жон возьмет свой пыл под контроль. Незаметно бросив взгляд на него, он почувствовал в груди чужое тепло, когда увидел невинную картину, как Вайолет обнимает Жона. Используя его и как подушку, и как плюшевого мишку.              — Что случилось? — спросил он. Позволив вопросу повиснуть в воздухе. Давая своему протеже столько времени, сколько ему было нужно. Когда тот не ответил через десять минут, он спросил снова. — Что случилось, парень. Что заставило тебя так испугаться?              — Я не знаю, — отрешенно ответил Жон. — Я думал, что со мной все кончено. Я проснулся, мои друзья помогли мне, я оставил все позади. Но потом я дотронулся до чего-то... и это изменило меня, — голос Жона слегка надломился. — Похоже, это сказалось на мне сильнее чем я думал.              — Нет ничего плохого в том, чтобы бояться. Это естественно. В страхе нет ничего плохого. Твой страх — это просто очередная помеха, которую нужно преодолеть, — начал Герман. Воспоминания о том времени, когда он был молод, вырвались на первый план. Страх всегда был старым спутником, преследовавшим его с юных лет. За свою жизнь он испытал множество видов страха, хотя один страх занимал большую часть его жизни, если не всю.              — Ты... что-то видел... или тебя заставили что-то увидеть, я полагаю, — до того, как Жон успел ответить, Герман кивнул сам себе. Он был слишком хорошо знаком с состоянием, в котором сейчас находился Жон. — И этот страх разжег в тебе огонь. Ты потерял концентрацию, стал безрассудным. Хотел, нуждался в том, чтобы доказать себе, что ты сильный. В итоге на тебя свалилось слишком много всего. И прежде чем ты спросишь, нет. Я не буду учить тебя ускоренным заклинаниям.              Заглушив взглядом возмущение своего протеже, он встретился с горящими от разочарования глазами. К счастью, трещина в его глазу исчезла. — Я не буду учить тебя этому, потому что оно тебе просто не нужно.              Сухая усмешка вырвалась наружу, когда его протеже посмотрел на него. Он позволил себе мягкий намек на улыбку. Он был так похож на Людвига. Те же неукротимые светлые волосы и небесно-голубые глаза. И все же ему всегда казалось, что больше всего он похож на Лоуренса. Даже когда он злился, он все равно был таким добрым. Даже когда страдал, он предпочитал помочь другим пережить их боль.              — Что ты имеешь в виду? — спросил Жон, возвращая его к разговору до того, как он потерял себя в воспоминаниях.              — Ты... ведь вообще не понимаешь, насколько сильно ты раздвигаешь границы Обрядов Крови? — спросил Герман, и глупое выражение лица Жона стало для него ответом на этот вопрос. — Конечно, нет, вы, гении, все одинаковые.              — Гении? Ни в коем случае. Я добился хороших успехов, но гением я бы себя не назвал, — ответил Жон, преуменьшая свои заслуги.              — Гением в боевых искусствах тебе не стать. Это правда, — кивнул Герман, признавая его правоту. — Но когда дело доходит до тайной силы, тебя можно назвать одаренным богом. Своими Зельями ты создал целую новую ветвь. Новый способ исполнения заклинаний с помощью песен. И разве ты не работаешь над тем, чтобы найти способ превращать обряды крови в заклинания? Если ты не гений, то кто же тогда?              Он позволил Жону скривиться от его похвалы. Такого он не говорил уже давно. С тех пор как его предыдущая ученица покинула его. Глядя на Жона, он задался вопросом, как бы они с Марией поладили. Они оба были добрыми, сшитыми из «одной ткани». Но там, где Мария вела себя изящно и вежливо, она создавала барьер между собой и всеми остальными. Жон был добрым и доступным. «Чего бы я только не отдал, чтобы увидеть, как они встретятся».              Отвлекаясь от того, что никогда не произойдет, он продолжил. — Именно из-за твоей непоседливости я не буду учить тебя ускоренным заклинаниям. У тебя и так слишком много забот. Я лучше объясню тебе основы позднее и поручу воссоздать их так, как ты посчитаешь нужным, —мягко добавил Герман. Он терпеливо ждал, пока его протеже впитывал новую информацию.              Прежнее отчаяние давно исчезло из его глаз, сменившись неуверенной гордостью, когда Жон сел ровнее. На его губах появилась мягкая, благодарная улыбка. Его глаза блестели от желания учиться, проводить с ним время. То, чего он совершенно не заслуживал.              Терпеливо ожидая, он ждал, когда Жон возьмет слово. Они сидели в уютной тишине, просто наслаждаясь обществом друг друга. Роскошь, которую Герман не разделял, по крайней мере, десятилетиями. Он хотел насладиться ею, но клубок эмоций в его нутре не хотел оставлять его в покое.              Он не просил Жона везти его сюда только для того, чтобы он его похвалил. Даже когда было ясно, что парень в этом нуждается. Чтобы узнать, что у него есть кто-то в его углу. Старая гордость пылала внутри, сталкиваясь со всепоглощающей апатией. Но когда он повернулся и взглянул на мирный вид своего протеже и ученика. Слова как-то сразу стали и тяжелее, чем раньше, и легче.              — Я... — начал он, его кровь забурлила в знак неповиновения тому, что ему предстояло сделать, но железная решимость заставила его смириться. — Я хотел извиниться... Я подвел тебя.              Найдя в себе искру мужества, которая, как он думал, давно угасла, он продолжил. Не обращая внимания на ошеломленное выражение лица Жона. — В своей апатии я ранил тебя. Я списал тебя со счетов, так и не дав тебе шанса научиться. Я принял тебя в Мастерскую, но так ничему и не научил. Пришло время сделать шаг вперед. Пришло время исполнить свой долг.              Он хотел сказать ещё столько всего, что мальчишка рядом с ним заслуживал услышать. Но слова подвели его, когда по лицу его протеже скатилась серебристая капля. Жон быстро стер её, слегка поморщившись.              Страх в глазах его протеже остановил его. В его голове крутилось столько вопросов. Жгучих вопросов, которые требовали ответов прямо сейчас. Но этот страх, боль и ужас в глазах Жона заставили его придержать язык.              Оглянувшись на пустое поле, он посмотрел на танцующие цветы. Тяжело вздохнув, он откинулся на спинку коляски, решив бросить своему протеже подходящий кривой мяч, чтобы вывести его из равновесия. Он позволит своему протеже хранить свои секреты, как он позволял это делать и своей дорогой Марией. Ему пришлось напрячься, чтобы не взглянуть в сторону входа на поля казни, зная, что там стоит Кукла. В нем поднималось отвращение к тому, что он создал. Что он натворил.              Воистину, иногда он не мог отделаться от мысли, что его заточение в кошмаре было заслуженным.              — Наш первый урок состоится завтра вечером, — решился Герман, нуждаясь в том, чтобы остановить привычную нисходящую спираль. — Я не смогу научить тебя многому в плане боя, — он лгал, как и подобает лживому лжецу. — Но я хочу помочь направить тебя в нужное русло. Ты ведь снова умер? И это не выглядело равным боем.              Жон скорчил гримасу и нерешительно кивнул.              — Тогда мы начнем с этого. Я буду помогать указывать на недостатки и подкидывать тебе идеи, помогая отточить стратегию или указывая на другое направление, чтобы ты мог вернуться позже. Нет ничего постыдного в том, чтобы отступить от битвы. То, что сон позволяет тебе продолжать возвращаться, — это привилегия, а не право. Не злоупотребляй этим только потому, что ты можешь вернуться. За все нужно платить, — напутствовал он, чувствуя, как формируется маленькая предвкушающая улыбка. Он кивнул самому себе, глядя на сдерживаемую жажду крови, которая светилась в глазах Жона.              Он был рад, что он держит все под контролем и не является рабом своих страстей.              — Но сегодня я хочу, чтобы ты выспался, — мягко добавил он. Закрыв глаза и откинувшись в коляске. — Пока твое тело спит, пока ты находишься во сне. Твоему духу тоже нужно отдохнуть.              Взглянув на Жона сквозь тяжелые веки, он увидел, что его протеже, хотя и смущенный, решил последовать его совету. Он лег на каменную скамью, закинув одну руку за голову, как подушку, а другой прикрыл Вайолет, которая лежала, раскинувшись на нем.              Закрыв глаза, он быстро уснул.              И впервые за долгое время Герман почувствовал себя свободным от кошмаров.              /-/              Стоя в тени дерева, Кукла улыбалась, глядя, как Герман и добрый охотник засыпают. Присоединившись к надежде на завтрашний день в стране снов.              Благодаря своей связи со сном она чувствовала, как Оно предвкушает, глядя на то, как его дети и внуки проводят время вместе.              Она также чувствовала Его непревзойденное любопытство.              Сможет ли Великий наконец разорвать свои цепи? Хватит ли ему искры мужества, чтобы восстать? Вырвется ли он из своего дома и отправится на последнюю охоту?              Станет ли средний ребенок тем, кто увидит, как исполняются его желания? Хватит ли едва зажженной надежды?              Или это будет надежда на завтрашний день? Она будет нести факел и желания своего отца.              Оно просыпалось.