Бесконечный кошмар Жона

— Я ненавижу свою жизнь, — пробормотал Жон. Он бросил беглый взгляд вниз, прямо в пасть зияющей бездны, над которой повис. Между ним и стремительным спуском в темные недра оказалась только истертая веревка, соединенная со старым механизмом, который, казалось, вот-вот развалится. Двигая руками с холодной, расчетливой эффективностью, он спускался в темноту так осторожно, как только мог. Не желая разбиться о землю, он осторожно устремился к платформе, пока что-то не сломалось. Веревка, шкив, его терпение, его рассудок, его желание жить. Он не знал, что именно должно оборваться, и знакомое жжение в руках не помогало ему думать об этом. Узнав, что «Идон» реален и способен убить его, просто обратив на него внимание, он получил ответы на столько же вопросов, сколько и получил. Некоторые из них никогда не должны были всплыть, не говоря уже о том, чтобы вообще о них думать. И пусть его нутро кричало ему, что это и есть тот самый «ключ», который он искал. Что если он последует за именем, копнет глубже, то в конце концов наткнется на ответы на вопросы, которые таились в глубине его сознания. Вопросы о крови, о Ярнаме, о рунах и о том, что обрекало его на возвращение в этот забытый богами город всякий раз, когда он засыпал. С другой стороны, его разум кричал ему, что на некоторые вопросы не стоит искать ответы. Ответы на них приведут его лишь к худшим и ужасным откровениям. Лишь безумие лежит на этом пути. Безумие, которое без колебаний расшатает тщательно сбалансированный карточный домик, который он называл психикой. Бросив ещё один мимолетный взгляд в глубины, Жон пробормотал небольшую молитву. Затем он отпустил руки и бесшумно приземлился на платформу. Сердце колотилось в груди, он не смел пошевелить ни единым мускулом, боясь, что от любого шороха платформа рухнет. Он прекрасно видел, насколько прогнившей выглядела древесина. Балка была расколота на четыре части, доски рушились под собственным весом, а ржавые гвозди проедали все вокруг. Двигаясь с мучительной медлительностью, не желая нагружать платформу больше, чем нужно, он схватил свой ручной фонарь. Снежно-голубое пламя ожило, прогоняя бездну назад своими мягкими лучами. Из темноты он увидел слишком знакомую напольную плитку. Сразу же последовал вздох облегчения. С его запасом ауры он не боялся просто прыгнуть на дно. Его аура вместе с его жизненной силой сделали бы это более чем выполнимым. Проблема заключалась в том, что он не знал, что находится внизу. Не говоря уже о том, сколько ауры понадобится, чтобы выжить. Если бы он решился на прыжок веры, то только в том случае, если бы его аура почти разрушилась и он оказался бы в окружении врагов. Вряд ли он погибнет, но он не хотел ставить жизнь на волю случая. И он прекрасно понимал, что снова умрет. Но это не означало, что он собирался разбрасываться воспоминаниями только потому, что был безрассуден. «Просто потому, что ты можешь, не значит, что ты должен». Ещё один урок, который навязал ему Ярнам. Полог звериного рева отозвался эхом вместе с усталым рычанием безумцев Ярнама. Наконец-то он мог слышать не только стук своего сердца. Кроцеа Морс уже был наготове в его руке. На мгновение все в мире отошло на второй план. Никаких существ, способных убить его своим взором, никаких ответов, от которых его бросало в дрожь. Только он, его клинок и охота. Как только он почувствовал, что его жажда крови бьется о цепи, платформа под ним подалась. Готовясь к бою, он почувствовал, как напряглись мышцы, уже готовые взорваться, как только он приземлится на землю. И лишь облако пыли обдало его, когда он врезался в платформу под ним. — Вот уж не ожидал, — пробормотал он. Поднявшись во весь рост, он проигнорировал предсмертный вопль, вырвавшийся из-под платформы. — Платформа такая же гнилая, как и предыдущая, если не больше. Почему она не разрушилась? — бормоча себе под нос, он начал исследовать маленькую платформу, на которой теперь оказался. — Чем же ты так отличаешься? — спросил он, проведя рукой в перчатке по двери и не встретив ничего, кроме здоровой древесины. Краска слегка облупилась, но это было дерево, которое могло прослужить сотню лет. А может, и двести, если за ней периодически ухаживать. По сравнению с хрупкой древесиной платформы разница была слишком очевидной. Одно лишь движение его ботинка оставляло в платформе бороздки. Он не был слеп к тому, что здесь происходит что-то мистическое, даже если часть его не хотела признавать это после того, что он пережил ранее. Платформа должна была рухнуть, она была не в состоянии сдержать его импульс. Она также не должна была выдержать его вес. Опираясь обеими руками на дверь, он застыл в нерешительности. Было бы так просто спрыгнуть с платформы и забыть о том, что здесь вообще была дверь. Но в конце концов любопытство победило. Он прекрасно понимал, что если не исследует все сейчас, то придет сюда гораздо позже. — Покончим с этим, — он слегка выругался, упираясь руками в тяжелую деревянную дверь, а затем толкнул её. С громким стоном дверь медленно поддалась. Она боролась с ним за каждый сантиметр. Пока, наконец, дверь не открылась. На усталых ногах он двинулся дальше, осторожно пробираясь вниз по лестнице. Он вздрогнул, когда прошел сквозь невидимую завесу. Его глаза в тот же миг заслезились, а в ушах раздался тихий шепот. Яростно смаргивая слезы, он протискивался мимо шепота. Крутя мечом в руке, он приготовился к любому препятствию или зверю, на которого наткнется. Лестница оказалась намного короче, чем он ожидал, — это едва ли можно было назвать небольшой прогулкой вниз. Не успел он оглянуться, как ступил в скрытый альков. Скрытый временем, утонувший под тенями возвышающихся зданий Ярнама. Знакомое ощущение нахлынуло на него, как только его сапоги коснулись булыжника. Глубоко вздохнув, он позволил знакомому влажному воздуху Мастерской наполнить его легкие. Сморщив брови, он почувствовал во рту привкус влажной плесени. Затем он ускорил шаг. Он быстро обогнул поворот, и выражение его лица еще сильнее осунулось, когда его взгляд упал на некогда гордую Мастерскую. Теперь же от нее остались лишь воспоминания. Она выглядела как Мастерская, чувствовалась как Мастерская, даже пахла как Мастерская. Но это была не его Мастерская. В ней не было слабого намека на лунные цветы. В ней не было того слабого эха, которое придавал Сон. Исчезло то неземное качество каждой частички Мастерской. Но это был не сон, а реальность. — Это не моя Мастерская, — тихо пробормотал он, — возможно, именно здесь когда-то была Мастерская, а может, именно здесь зародился Сон. Учитывая, насколько взаимосвязанными казались эти два явления. Слишком знакомые шаги по лестнице наполнили его тихой тоской. Его обуздало желание увидеть Мастерскую во всей её красе. Охотников, ведущих светские беседы перед выходом. Мастеров, обучающих своих учеников. Желание больше не быть одному. Когда он рос, то всегда хотел стать рыцарем, героем, помогающим тем, кто в этом нуждается. В каком-то смысле его желание исполнилось, он стал героем. Только совсем не таким, как он хотел. Охотники были полной противоположностью героям сказок, на которых он вырос. Они были грязными, кровожадными и склонными к убийствам. Но в таком городе, как Ярнам. Именно охотники были необходимы. Положив руку на знакомые двери, он поразился тому, насколько непривычно они ощущаются. — Поступил бы я так же? — задавался он вопросом, чувствуя груз истории, который прилип к этому месту. — Да, — ответил он сам себе, не задумываясь. Даже если бы он понимал, что делает сейчас, ответ остался бы прежним. Ступив в пустую Мастерскую, он обратил внимание на то, насколько все было запущено. Книги и бумага были в беспорядке разбросаны по полу, который разваливался на части. Камин давно остыл, ни одна свеча не горела. Свет от его фонаря только помогал сделать мастерскую ещё холоднее. Быстро оглядев знакомые книжные полки, его взгляд блуждал по знакомым книгам. Некоторые книги он знал наизусть, к некоторым только приступил, а некоторые были в его списке будущих дел. Некоторые названия, которые он никогда не видел, попались ему на глаза, но он быстро отмахнулся от них. У него и так было много дел, и он не собирался пополнять их без необходимости. Он рассеянно щелкнул пальцами, и в лампе зародилась жизнь. Она засияла мягким беловато-голубым светом. Слишком привыкший к мистике, он не обращал на это внимания. Вместо этого он уставился на верстак, пытаясь разобраться в нацарапанных записях. С трудом он разобрал то, что можно было описать как отчаянно нацарапанное безумие. Он с трудом разбирал слова; это был не тот язык, на который он наткнулся в Ярнаме. Он был почти уверен, что это вообще не язык, а просто отчаянная тарабарщина. Он осторожно бросил мимолётный взгляд на метафорического слона в комнате, любопытство в конце концов взяло верх. Осторожными шагами он подошел к алтарю. На алтаре невинно лежала пуповина, сплетённая из глаз. Но Жон был не из тех, кто доверяет тому, что говорят ему глаза. Не после всего, хорошего и плохого, но в основном плохого, что он пережил в Ярнаме. Неописуемое чувство охватывало его, чем больше он смотрел на неё. Благоговение, торжественность, страх, жадность и желание. Все это яростно смешивалось внутри. Боль полыхнула в его руке, озарив её настолько ярким светом, что руна отчетливо виднелась сквозь мягкую кожаную перчатку. Используя боль, чтобы успокоиться, он услышал лишь громоподобное биение своего сердца. Сухо сглотнув, он снова остановил взгляд на пуповине. Он наблюдал за тем, как несколько глаз моргали ему. — Должно быть, я схожу с ума, — прошептал он в смертельном ужасе. В глазах пуповины плескался восторг. В них было столько жизни, радости и манящего желания. Вся пуповина извивалась от радости. Тени выходили из своих укрытий, чтобы потанцевать с ним. Потусторонняя песня спускалась над пустой Мастерской, заполняя её мрачной имитацией жизни. Тени благородных дам и кавалеров танцевали вокруг него. Каждый раз, когда они проходили через него, он чувствовал холодок в костях. Когда он оторвал взгляд от пуповины, в ушах зазвенел резкий шепот. Преодолев нарастающее головокружение, он осмотрел пустую Мастерскую. Танцующие тени давно исчезли. Музыка оказалась плодом его воображения. Вопреки здравому смыслу он снова посмотрел на пуповину. На этот раз его встретили тусклые, безжизненные глаза. Подойдя ближе, он взглядом обшарил пуповину в поисках чего-нибудь необычного. Чем больше он смотрел, тем больше чувствовал, что его взгляд рассеян. Она выглядела неправильно, древней и в то же время совершенного не принадлежавшей этому миру. Шепот подсказывал ему что этого не должно существовать. Но вопреки всему он осторожно поднял пуповину. Его брови поднялись ещё выше, когда ему показалось, что он схватил лишь воздух. Однако движение рукой доказало, что это не так: пуповина двигалась вместе с его рукой. Он наполовину ожидал, что его ждет ещё один ужасный конец. Воспоминания о присутствии Идона всплыли в его сознании. Очередная дрожь пробежала по его телу, заставив его непроизвольно сжать руку. Его глаза вспыхнули, и он в ужасе уставился на пуповину: по её поверхности пошли трещины. Инстинктивно двигая телом, он попытался отбросить быстро трескающуюся пуповину. Но опоздал. Пуповина взорвалась, превратившись в звездную туманность с пляшущими цветами. Глаза превратились в мерцающие звезды. Он не успел даже моргнуть, не говоря уже о том, чтобы подумать. Туманность хлынула в него. С призрачным ревом она исчезла в его легких. Он сильно закашлялся, и танцующая пыль вырвалась из его легких, чтобы затем с силой ворваться обратно. Сердце заколотилось в панике, голова закружилась, он почувствовал фиолетовый вкус и услышал желтое пение. Прислонившись к алтарю, он почувствовал, как боль пронзает его естество. Кровь кипела в его венах. Мир закрутился вокруг своей оси. Он рухнул на пол, и темнота встретила его как старого друга. И только яркий белый свет вывел его из транса, в котором он находился. Открыв глаза, он почувствовал резкое головокружение. Рвота подступала к горлу, сдерживаемая лишь железной решимостью. Он увидел Мастерскую; он почувствовал лужу холодного пота, в которой лежал. Сбоку к его лицу был приклеен лист старой бумаги. Из другого его глаза открывался совершенно иной пейзаж. Он увидел океан, удерживаемый тремя различными опорами. Из пустоты мягко падали лучи света, которые быстро поглощались морем. Море становилось все больше, жадно поглощая свет. Из его ноздрей вырывалась кровь, он чувствовал, как его Духовность, сама суть его существа насильно изменяется. Перед его глазами заплясали галлюцинации. Спектральные паучьи лилии, появляющиеся вокруг него словно из воздуха, и в тот же миг одна паучья лилия проросла в его душе. Она распустилась из его таланта к ритуалам, росток принес с собой знания. Более сотни ритуалов внезапно возникли в его сознании. От простых молитв о здоровье, больших защитных оберегов до гротескных ритуалов, требующих купания в крови девственных девиц. Вместе со знаниями пришло и Мастерство. Как изготавливать реагенты, рисуя ритуальные круги мелом, солью или кровью. Как подготовить трупы, чтобы из них получились хорошие слуги-нежити. Лепестки паучьей лилии кристаллизовались, стебель разбился, как стекло. Головка цветка погрузилась глубоко в его Духовность. Она яростно набросилась на его Духовность, а затем полностью кристаллизовалась. Став его частью. Из кристаллической головки выросла ещё одна призрачная паучья лилия. Не успел он перевести дух, как в его Духовности материализовались ещё три кристаллических семени. Прекрасная примула расцвела из его исследований в области зелий. Она принесла с собой знания и талант к созданию мистических снадобий. Смеси для исцеления или избавления, мази, масла для оружия, травяные зелья или лекарства. Все дилетантские ошибки, которые он совершал в этом искусстве, выходили на первый план в его сознании. А также способы улучшить свои зелья или другие рецепты зелий, которые его новые знания делали ненужными. Следующим расцвел загадочный колокольчик, проросший из его исследований и многочисленных вопросов к самому Ярману. С ним пришла способность воссоздавать истину, стоящую за всем, что связано с мистикой, тайнами или просто повседневными событиями, благодаря чему он мог безошибочно предсказывать развитие событий по крупицам и обрывкам улик. Он лежал, парализованный страхом, а его разум работал в усиленном режиме, соединяя кусочки знаний, на которые он натыкался во время своих вылазок. Благодаря своей духовной энергии он достиг новых высот. Он соединял нити, на которые раньше не обращал внимания, и отбрасывал в сторону идеи, которые, как ему казалось, были верными, но теперь выяснилось, что они были ошибочными с самого начала. Это принесло с собой несколько ужасающих откровений, которые витали в глубине его сознания. Откровения, которые он изо всех сил старался игнорировать. — Существуют настоящие боги, которые очень даже живы и активны в Ярнаме. Он даже не успел обдумать ужасающую правду своих откровений, как расцвел четвертый, и последний, цветок. Одинокая призрачно-белая лилия, своим рождением заставившая замолчать все вокруг. Над его разумом и духовностью воцарилось спокойствие, и лилия покачивалась в такт невидимой мелодии. С её цветением появилась ещё одна способность, рожденная из его склонности к песням. Он мог произнести любое заклинание, которое только мог себе представить, если пел или читал молитву, обращенную к луне, ночи или крови. От колыбельной, чтобы усыпить нескольких человек, до создания эффекта, похожего на проявление Рена. В тот же момент нахлынуло осознание что если ему захочется, он сможет временно лишить людей воли к жизни. Очередной спазм сотряс его тело. Он отвлекся от радостных мыслей об испытании «настоящей» магии, которая попала ему в руки. Даже если предательская часть его души шептала, что это не столько магия, сколько просто другая часть его самого. Спазм за спазмом проносились по его телу, оставляя кровь кипеть в жилах. Перекатившись на живот, он изверг из себя целый водопад кровавой рвоты. Множество зубов выпало из его рта. Гнилые и почерневшие осколки быстро растворились в рвоте. Жон чувствовал, как растут новые зубы, с силой выталкивая старые. Когда спазмы утихли и он вновь обрел контроль над своим телом, ему удалось подняться на ноги. При этом он выплюнул полный рот окровавленных зубов. — Что за... — выругался он; его рот захлопнулся, когда очередной сильный спазм пронесся по его телу. Не давая ему ни минуты на размышления о новом розовом оттенке его крови. Выпустив дрожащий вздох, он почувствовал, как кровь остывает в его венах. Спазмы становились все слабее и реже. Поджав под себя ноги, он заставил свое уставшее и измученное болью тело встать. Ухватившись рукой за алтарь и подтянувшись на шатких ногах, он почувствовал, как последние спазмы утихают. — Ч-что это было? — потрясенно прошептал он. Он с трепетом посмотрел на пустой алтарь. Он боялся, что ещё одно облако мистической космической пыли прорвется в его горло. Его сердце всё ещё колотилось в груди. Но вся жгучая боль, которую приносили с собой спазмы и кипящая кровь, ушла. Осталось только ужасающее чувство правильности. Голоса исчезли, затихли. Его сознание обрело спокойствие, как будто рассеялся туман. Выпустив дрожащий вздох, он почувствовал, как последние отголоски покидают его. Проведя языком по зубам, он не удержался и удивленно моргнул. Сорвав перчатку, он сунул палец в рот и посчитал свои зубы. — Тридцать шесть. Почему у меня тридцать шесть зубов? — пробормотал он слегка истерично. Он никогда точно не считал, сколько у него зубов, но отчетливо чувствовал, что его рот стал «полнее». Вытащив Кроцеа морс, он провел пальцем по лезвию. Зачерпнув единственную каплю розовой крови. — Что со мной случилось? — прошептал он, уставившись на свою кровь розового цвета. Голова закружилась, в животе забурчало. Сдерживая нарастающую панику, он схватился за алтарь, чтобы успокоиться. В отчаянии он обратился к своей руне за ответами. Потому что что-то произошло. Он изменился. И он не знал, что именно. Просматривая свои характеристики, он все больше и больше падал духом по мере того, как читал дальше. Он не видел никаких изменений ни в жизненной силе, ни в стойкости, ни в силе, ни в мастерстве. Его глаза затуманились, когда он дошел до Оттенка Крови и Тайной силы. Он также увидел, что его Осознание увеличилось на три, но по сравнению с тем, как тяжело он себя чувствовал, это почти не стоило упоминания. Последние два показателя увеличились на целых десять пунктов каждый. Кровь поднялась с четырнадцати до двадцати четырех, став его третьим по значимости статом после тайной силы. Который теперь покоился на отметке двадцать пять. Также увеличившись на десять пунктов. — Вот откуда вся эта боль? От того, что два атрибута увеличились с таким большим отрывом? — хмыкнул он. Все ещё хмурясь, его разум работал в усиленном режиме. — Но это невозможно. Когда я только начал увеличивать свои атрибуты, я тупо влил все в свои статы, чтобы они были больше десяти. Тогда я не чувствовал ничего похожего, что же случилось? Вряд ли проблема в том, что я получил столько атрибутов находясь в Ярнаме а не в Мастерской. Ну или это не главная причина… Рычание сорвалось с его губ; с криком ярости он ударил по алтарю. В результате все рухнуло на пол. — ПОЧЕМУ! — прорычал он. Слезы потекли по его лицу. — Почему я? Чем я заслужил все это? — прорычал он, захлебываясь рыданиями. Как всегда, ответом ему была лишь тишина. Слабый звук воющего зверя отдавался эхом вдалеке. Когда он вытер слезы, его сердце сжалось от боли и отвращения. Серебристые брызги ртути покрыли его руку. Его губы искривились в отвратительной гримасе, и он почувствовал, как слезы свободно стекают по его лицу. — Нет. Не срывайся сейчас, Жон. Держи себя в руках. То, что в Ярнаме есть божественные сущности, а ты насильно изменился, — не повод срываться. Ты выше этого. Ты справишься… — почувствовав себя немного уверенней, он вытер слезы. Он с любопытством уставился на капли ртути в своей руке. Сунув руку в перчатку, он начал размышлять в ускоренном режиме. Пытаясь дать ему ответы на вопросы, на которые он не хотел отвечать. «Расшифровка», как и другие способности, которые он получил в результате частичной «метаморфозы», не имея подходящих слов для её описания, была постоянно активна. Однако даже если бы другие способности были всегда активны, он бы не чувствовал их, пока активно не работал над ритуалами, не готовил зелья или не пел. Так что хотя они и были постоянно активны, но в то же время находились в спящем состоянии. Расшифровка, будучи преимущественно ментальной способностью, а не привязанной к какой-либо области, была постоянно активна. Учитывая, что она, по сути, была кумулятивной эволюцией его исследований, рожденной из желания получить ответы на все вопросы, которые мучили его с момента первого пробуждения в Ярнаме. Его способность наблюдать, ассоциировать мысли и делать выводы вышла на новый уровень. С этим было связано столько же взлетов и падений. Даже если он хотел зарыться головой в песок и забыть, часть его все равно хотела все выяснить. Его разум работал на пределе возможностей, пытаясь заполнить пробелы. Взойдя на маленький помост, он дал своему разуму возможность сосредоточиться на чем-то другом. На кукле. Она была мертвой, неодушевленной. Небрежно прислоненная к стене и колонне. Полностью похожа на свою копию в Мастерской. Больше ничего не цеплялось за глаза, ничего, кроме безжизненной куклы с тусклыми, безжизненными глазами. Даже если она была создана, чтобы походить на человека, она была лишь хорошей имитацией. Опустившись перед куклой на колени, он взял в руки одну из её рук и поднял её. Он почувствовал, как старые и ржавые суставы затрещали и застонали, когда он пошевелил её рукой. Отпустив, он позволил её руке мягко опуститься на место. Он снова взял её руку в свою и перевернув, в тот же миг увидел, как дернулся один палец. Невозможно, ведь её рука была холодной, как лёд. Но снова дернулся тот же палец. — Что ты наделал Герман? — прохрипел он. На первый план вышли знания из способностей «Мистический зельевар» и «Практик ритуалов». С помощью заклинаний он мог подчинять себе волю других людей. Привороты, изгоняющие душу и оставляющие пустое тело. Создание гомункулов, оживление мертвых, создание ложной жизни. Всевозможные мерзкие ритуалы и методы, с помощью которых пытаются создать жизнь. Он никогда не стал бы создавать ничего из этого, не стал бы проводить ритуалы, он не был столь далек от этого. Но он был более чем готов использовать обретённые знания в качестве основы, чтобы попытаться получить столь необходимые ответы. Чем глубже он погружался в свои вновь обретенные знания, тем меньше находил. Чаще всего он натыкался на пустые поля. Ни один гомункул или другое подобие жизни не могло проявить свободу воли, но Кукла могла. Все, что он узнал, кричало ему, что воскрешенные или связанные трупы вместе с гомункулами и куклами всегда будут лишены части себя. Будь то воспоминания, способность чувствовать или выражать определенные эмоции, не говоря уже о тех случаях, когда их интеллект регрессирует. Кукла не должна уметь выражать широкий спектр эмоций, которые он видел в её глазах. От нее никогда не исходило чувство «неполноты». Если бы он не видел щели в её суставах, то принял бы её за настоящего человека. Помести её в больничную палату Бикона, и никто бы и глазом не моргнул. — Во сколько это обошлось Герману? — спросил Жон, уже зная ответ в глубине души. Глядя в безжизненные глаза куклы, он искал в них хоть что-то, что могло бы намекнуть хотя бы на крошечную частичку жизни. Но все, что он нашел, — это пустую оболочку. Вздохнув, он отпустил её руку. Не найдя ничего, кроме ещё большего количества вопросов, роившихся в его голове. Все его зацепки указывали на вещи, которые он не хотел признавать. Он быстро встал и вышел из Мастерской, с каждым его шагом стены смыкались над ним. Его дыхание становилось все более неровным. Свежий воздух не помогал. Слишком много откровений, одно за другим сокрушающих разум, не давали ему времени на то, чтобы обработать одну вещь, прежде чем что-то придет и ударит его по лицу. Ухватившись за ограждение, Жон посмотрел в бездну внизу. Он смотрел в пустоту, глядя на подземный город Ярнама. Хотя это и не совсем трущобы, но все же они были таковыми. Наклонившись ещё дальше к ограждению, он задумался о том, чтобы просто быстро нырнуть за край. Быстрая и легкая кнопка перезагрузки… Выпустив долгий вздох, он оттолкнулся. Утешаясь старыми камнями под ногами. Груз нежелательных откровений грозил раздавить его. Но если задуматься, то это уже его норма. Он не знал, что сломает его первым: постоянно растущая кровожадность охоты или ужасающие откровения, на которые он наткнется дальше. Не то чтобы он был особенно заинтересован в том, чтобы выяснить это. Бросив последний прощальный взгляд назад, на Мастерскую, место, где возможно родился Сон. Жон застыл на месте. Он с трудом верил своим глазам. Вокруг были разбросаны десятки серебристых форм других охотников. Охотники всех мастей и возрастов, и молодые, и старые, смотрели на него с гордостью, сверкающей в серебристых глазах. А на закаленных лицах застыли мягкие, почти нерешительные улыбки. — Устрой им ад вместо нас, парень. — Убей за нас несколько зверей, хорошо? — Заставь нас гордиться, покажи им, как это делают настоящие охотники. Подул легкий ветерок, взъерошив его волосы и заставив закрыть глаза. Когда он снова открыл их, он стоял один перед Мастерской. Серебристые призраки прошлого, исчезли вместе с ветром. Оставив лишь облако серебристых пылинок, мягко падающих на грязь. Из грязи пробивались серебристые лилии. — Я заставлю вас гордиться мной, — поклялся Жон, даже если рядом не было никого, кто мог бы его слушать. — Мы уже гордимся~— прошептал воздух. И Жон почувствовал, как груз на его плечах немного полегчал. /-/ В ожидании профессора Гудвитч, которая просматривала результаты тестов Вайолет, не было и половины того стресса, который он себе представлял. Впрочем, если сравнивать с той ночью, которая у него была, это было не так уж и удивительно. Он даже не был уверен, что у него снова будет такая же сокрушительная ночь. Однако, если бы он был человеком, делающим ставки, он мог бы увидеть закономерности. Ночь была ужасной, но это был лишь проблеск того, что будет дальше. Если бы только он мог уберечь от этого Вайолет... Сейчас же бедная девочка судорожно теребила подол своего плаща. Нервно постукивая ногами, она бросала на него короткие взгляды всякий раз, когда думала, что профессор Гудвитч не смотрит. Не обращая внимания на укоризненный взгляд мисс Гудвитч, он подошел к ней. Его сердце растаяло стоило ему видеть блестящую улыбку Вайолет. Подняв её, он опустил её себе на плечи. Её легкое хихиканье эхом отдалось в пустом классе. Даже суровое выражение лица профессора Гудвитч слегка дрогнуло. Бросив последний взгляд на работу Вайолет, она слегка вздохнула. — А теперь... — начала она, нарушив напряженную тишину пронзительным взглядом. — Я хочу, чтобы вы знали, что я категорически не согласна с этим ученичеством. Когда директор решил досрочно зачислить мисс Роуз на первый курс, я не согласилась, и сейчас не соглашусь. Каким бы чудом ни было ваше проявление, мистер Арк, столь юной особе, здесь делать нечего. К сожалению, как и в случае с мисс Роуз, директор решил, что её ученичество под вашим началом правомерно, и как бы то ни было, я мало что могу сделать. — Но это не значит, что я не буду присматривать за вами, — продолжила мисс Гудвитч, бросив на него взгляд холоднее льда. — Образование Вайолет имеет не меньшее значение, чем всех остальных. Однако я не уверена, что этот тест был уместен именно сейчас. Для той, кто только недавно начала правильно читать и писать на другом языке, если верить её результатам, то этот тест приносит лишь стресс и никакой пользы. — Вайолет не глупа, ей просто нужно немного времени, — заявил Жон, без колебаний встав на защиту своей ученицы. — Я никогда не говорила, что она такая, мистер Арк. Но в девять или двадцать лет сдавать экзамен по языку, который вы только начали изучать, — бесполезное занятие. Если уж на то пошло, я даже удивлена, что она правильно написала большинство букв, — ответила профессор Гудвитч, осыпая её похвалами. Отодвинув бумаги в сторону, она посмотрела на него. — Вот что мы будем делать. В следующем месяце ваша подопечная будет сдавать тест на понимание прочитанного и написанного. Каждый последующий месяц будет проводиться по одному такому тесту, чтобы отметить её прогресс. Так как она находится у вас в учениках, вы будете в основном отвечать за её образование, что включает в себя обучение её наукам, математике, истории и всем остальным аспектам, которые полагаются общему образованию. — Конечно, я уже знаю, с чего начать, — решительно заявил Жон. Он знал, что брать ученика — это огромная ответственность. Образование Вайолет — лишь одна часть горы, лежащей на его плечах. К счастью, это был не первый раз, когда он этим занимался: занятия с младшими сестрами и помощь им с домашними заданиями ведь не так уж сильно отличаются, верно? «Если что, способности, которые дала мне моя вынужденная «метаморфоза», пригодятся», — размышлял он. Пусть обстоятельства его вынужденной метаморфозы всё ещё были свежей раной, но он не собирался смотреть в рот дареному коню. Ему не нужно было вытаскивать свои прорицательные штучки, чтобы понять, что это было одностороннее превращение. Не тогда, когда у него была инстинктивная способность к дедукции, даже если это была лишь часть чего-то большего. Но, как и с любым другим «инструментом», ему просто нужно было понять, как использовать его в своих целях. Неважно, при каких обстоятельствах он это получил, теперь это было частью его самого. Кто знал, может быть, в процессе он наконец-то найдет способ включить и выключить свое «духовное зрение». — Хорошо. Это большая ответственность, и я рада, что вы не отмахиваетесь от нее просто так. Если бы вы так поступили, у нас был бы совсем другой разговор, — ответила профессор Гудвитч. На её губах мелькнул призрак улыбки. — Но если на этом все, то вы можете идти. Сегодня пятница, и я уверена, что вы предпочли бы провести свой вечер, занимаясь чем-то другим. Слегка помахав профессору Гудвитч рукой, он снял Вайолет со своих плеч. Не обращая внимания на её небольшое возмущение. — В таком случае мы не будем вас больше беспокоить, — с этими словами они ушли. Вайолет, естественно, держала его за руку. Она бросала осторожные взгляды на каждого студента, мимо которого они проходили. Он был рад, что она уже не так напугана, как раньше. Он не был уверен, как относиться к её паранойе. Не то чтобы он собирался «бросать камни». Его глаза также непринужденно перебегали с ученика на ученика. Быстро оглядывал их, замечая позы, изгиб губ, блеск в глазах, вероятность того, что другие студенты вмешаются, если начнется драка. В его голове всплывали сто и один способ слишком быстро и эффективно убить их… Он даже не заметил, как стал замечать больше деталей в облике своих товарищей охотников, пока они не оказались ближе к своей комнате. Маленькие вещи, на которые он раньше не обращал внимания, выделялись, скрытые детали, которые было почти невозможно заметить, если не знать, что искать. Тихонько отметив этот момент, он почувствовал, как на его губах появилась ехидная улыбка. «Просто ещё одна вещь, к которой нужно привыкнуть». — Я так и не успел спросить тебя об этом, но кем ты хочешь стать, когда подрастешь? — спросил Жон у своей ученицы. Ему нужно было чем-то занять свои мысли. Чем ближе они подходили к комнате, тем сильнее он чувствовал, как стены смыкаются. По сравнению с тем, что во время теста профессора Гудвитч была для него и опорой, и якорем, приближение к комнате больше походило на добровольный шаг к своей гибели. — Я не знаю. Разве я не буду охотницей? — с любопытством спросила Вайолет. — Да, безусловно. Но взросление — это нечто большее! Хотя бытие охотником — это и работа, и обязанность, но в жизни есть нечто большее, чем просто охота, — добавил он. — Тогда я хочу стать леди, — в конце концов Вайолет остановилась на этом. Она провела пальцами по своей броши, которая висела над её сердцем. Бросив на него любопытный взгляд, она спросила. — А как насчет тебя... Мастер? Кем ты хочешь стать, когда станешь старше? — Мы это уже проходили, Вайолет, зови меня Жон, — он мягко отчитал её, не обращая внимания на то, как она надулась. — Это было бы неприлично, — надулась Вайолет. Бросив на него невинный взгляд. Часть его была рада, что она выходит из своей скорлупы. Но другая часть его души не могла не задаваться вопросом, почему она так упрямится в этом вопросе. Он готов был поклясться, что услышал серебристые отзвуки смеха, после свой мысли. — … Но, возвращаясь к твоему вопросу. Если я и хочу кем-то стать, когда стану старше... то только добрым человеком, — мягко ответил Жон, на его губах заиграла слабая улыбка. — А не слишком ли мало ты желаешь? — тихо прошептала Вайолет. — Если уж на то пошло, я думаю, что прошу слишком многого, — тоскливо произнес Жон, слегка улыбнувшись ей. Вайолет не знала, что на это ответить, и замолчала. На нее опустился задумчивый взгляд. Подойдя к комнате, он глубоко вздохнул, не желая показывать, как близок он к тому, чтобы «поскользнуться». Открыв дверь, он лишь тупо уставился на журнальный столик посреди комнаты. Журнальный столик, которого, как он знал, не было здесь несколько часов назад. Быстро введя Вайолет внутрь, он закрыл за ними дверь. — Вот видишь, я же говорила, что он не сможет вымолвить и слова! — возбужденно ухмылялась Нора. Она бросила взгляд на Рена, который кивнул скорее рефлекторно, чем как-то иначе, ни разу не отвлекшись от своей каллиграфии. Он всё ещё находился в начальных гранях магии «онмё», как он её называл. Оттачивание его каллиграфии — большая часть магии. — Как? — спросил он, зная, что Нора никогда не беспокоилась о таких глупых деталях, как «зачем», и «почему». — Эх, просто подумала, что наша командная встреча будет казаться более «официальной», если мы не будем просто сидеть на своих кроватях или столах, — бесстрастно пожала плечами Нора. — Итак... мы все здесь, может, начнем? Быстро сорвём «пластырь» и всё такое? — Сейчас самое подходящее время, — вздохнул он, усевшись на одну из подушек. Вайолет прижалась к его коленям выглядя при этом одновременно нервной и взволнованной. Рен отложил кисть для каллиграфии, изобразив на лице абсолютную безмятежность. Пирра тем временем только выглядела облегченной. Она быстро присела на одну из разбросанных вокруг подушек. — Где ты взяла подушки? — спросил он, бросив взгляд на Нору. — Там, где я нашла стол. Ты знал, что в Биконе есть кладовая, забитая мебелью? Так вот, я позволила себе ещё и подушки, — пожав плечами ответила Нора. — Что? По мне, так это лучше, чем сидеть на полу. — Если отбросить в сторону моральный компас Норы, думаю, нам пора вернуться к теме, — произнес Рен. В ответ Нора надулась. — Эй! Мой моральный компас не сбивается! Если мне разрешили войти со свитком, то не может быть, чтобы учителя об этом не знали. Если что, я думаю, что это комната для нас, студентов, и там можно купить ещё немного мебели, не выбрасывая на ветер всю нашу стипендию. — Короче. Жон, как будешь готов, начинай, — мягко сказал Рен, снова переключая внимание на него. — Да, — вздохнул он, понимая, что не может больше откладывать это на потом, не начав напрягать свои отношения с командой. — Но перед этим, — он достал свой ритуальный нож, не обращая внимания на укоризненный взгляд, который послал ему Рен. Быстро надрезав указательный палец, он не обратил внимания на цвет крови. Вместо этого он нацарапал в центре рунический круг. Затем он достал длинный подсвечник. Аккуратно поставив его в центр, он щелкнул пальцами. В тот же миг ожило серебряное пламя. Он не знал, почувствовали ли остальные ту мистическую «пленку», которая опустилась на комнату. Беглый взгляд вокруг показал, что только Рен что-то заметил. Заметил ли он сам, или Йозефка что-то подсказала, он не знал, да и не испытывал желания лезть на рожон. Нора и Пирра выглядели скорее обескураженными его случайной демонстрацией членовредительства, чем чем-либо ещё. По сравнению с его командой, тихое «ох» вырвалось из Вайолет, глаза которой были прикованы к серебряному пламени. — Просто предостережение. Все, что здесь будет сказано, будет «секретом», нас не смогут подслушать, и то, что будет сказано, также нельзя будет раскрыть, — пояснил он, развеивая их беспокойство. Внутренне он радовался тому, что с первой попытки смог провести ритуал, о котором только догадывался. При этом он досконально знал, откуда пришел его успех. — Паранойя? — усмехнулась Нора, делая все возможное, чтобы разрядить внезапно возникшую напряженную атмосферу. Её вопрос остался без ответа, когда Вайолет встала перед ним на колени и повернулась к нему со звездами в глазах. — Научи меня! — почти потребовала она. — Всё зависит от того, насколько хорошо ты справишься с тестом на понимание чтения и письма в следующем месяце, — спокойно ответил он, не обращая внимания на то, как она надулась. Она хмыкнула и села обратно к нему на колени, скрестив руки. — Опустим паранойю Жона. Не могли бы вы просто сказать нам, что вы оба скрываете? Пожалуйста, — мягко попросила Пирра, бросив суровый взгляд на него и Рена. Вздохнув, зная, что не получит поддержки от Рена, он прокрутил слова в голове. Не зная, с чего начать. — Ну, возможно, я немного соврал. Есть семь атрибутов, а не шесть, — с этими словами он заговорил об Осознании. Описал его как «оттягивание ткани вселенной», рассказал, что это значит, что он знает о нем на данный момент, как оно связано с Духовностью. Пока он объяснял, его команда, к счастью, молчала. Даже Вайолет молчала. Он был уверен, что она уловила суть, но большинство слов пролетело мимо её ушей. Когда он наконец закончил, то вздохнул с облегчением. Он почувствовал, что с его плеч свалился неподъемный груз. Быстрый взгляд на Рена показал, что он тоже выглядел более спокойным из-за того, что вся команда была в курсе. — Подожди. Ты сказал, что можешь видеть эмоции? — резко спросила Пирра, когда он закончил. — Ну, это не совсем точно, — начал он, не зная, как себя чувствовать под её пристальным взглядом. — Скорее я вижу смесь цветов, причем каждый цвет представляет собой определенный тип наполнения. Красный — это страсть и возбуждение, оранжевый — тепло и удовлетворение, зеленый — спокойствие и умиротворение, а темный — беспокойство, печаль и прочее в том же духе. Так что я не вижу эмоций как таковых, это скорее мои догадки. Учитывая то, как Пирра чуть не рухнула от облегчения, он понял, что она, должно быть, переживает из-за своей влюбленности в него. Он не был слеп к этому факту, не тогда, когда он буквально мог видеть преобладающие эмоции и психическое состояние каждого. Он не хотел продолжать водить её за нос, но и не знал, как закрыть эту тему. Поэтому он поступил по-взрослому, сделав вид, что не знает. Было ли это правильным поступком? Он знал, что нет. И как бы он ни восхищался своей напарницей, он не мог заставить себя любить её иначе, чем как отличную подругу и, возможно, сестру от другой матери. Он не знал, способен ли он сейчас на романтическую любовь. Не с тем, что произошло прошлой ночью. Он даже не был уверен, что способен завести детей. А если бы и смог, стали бы они другими? Такими, каким он был сейчас? Он содрогался при одной только мысли об этом. — И это все?! — воскликнула Нора, наполовину не веря. Смятение омрачило её черты, но затем её охватило облегчение. Улыбаясь, она столкнулась плечами с Пиррой, и на её лице появилась мегаватная ухмылка. — Вот видишь! Я же говорила тебе, что Жон просто самоотверженный идиот, каким он обычно бывает, когда слишком зацикливается на своем. А ты сомневалась во мне! — Думаю, Жон не единственный, кто порой бывает немного идиотом, — мягко улыбнулась Пирра. — Наверное, я тоже слишком зациклилась на своём. — Но вернемся к вам, мистер, — Нора надула грудь и одарила его самым суровым взглядом, какой только могла изобразить. По сравнению с тем, к чему он успел привыкнуть, это было не так уж и больно. Он прекрасно осознавал, что это была его подруга, а не нечто, желающее его смерти. — О чем ты думал? Почему не решился рассказать об этом? Мы же не из стекла сделаны. Разве ты нам не доверяешь? — Доверяю, — мгновенно ответил Жон, после чего тихо прошептал. — Доверяю… — вздохнув, он позволил своим плечам расслабиться. — Я просто не хотел беспокоить вас. Не хотел обременять кого-то из вас ещё больше. Я знаю, что мое проявление может сделать меня весьма «требовательным». И каким бы постоянным кошмаром это ни было, я не могу сказать, что не привязался к Ярнаму. Не все так плохо, — на это Вайолет улыбнулась, оберегающее обхватив его руку и слегка сжав ее. — Но... Это слово повисло в воздухе, не нуждаясь в продолжении, чтобы рассказать им, насколько плох Ярнам. Они все получили представление о том, с чем он сталкивался. Они знали, что там не всё в «блеске и золоте». — Жон. Если бы мы не считали, что ты заслуживаешь поддержки, мы бы ушли, — спокойно добавил Рен. Это развеяло его тревоги. — То, что твое проявление — это кусок дерьма, не делает тебя менее хорошим другом. На самом деле я не думаю, что хотел бы видеть кого-то другого в качестве лидера команды. — Ага! Теперь ты застрял с нами! — возбужденно хихикнула Нора. — Ты не избавишься от нас в ближайшее время. Жон почувствовал знакомый укор в глазах, закрыв глаза и сделав глубокий вдох, он отогнал его. Он знал, что если друзья увидят, как он плачет ртутными слезами, то на него обрушится море вопросов, которых он не хотел. — Подожди минутку, — мягко прошептала Пирра, повернувшись, чтобы бросить на Рена острый взгляд. — У тебя есть Осознание, так, Рен. Вот почему ты был так категоричен в том, чтобы Жон рассказал обо всем начистоту. — Да, — ответил Рен, слегка кивнув. — Я могу видеть мертвых. Я бы и не знал, если бы не тот факт, что Жона преследует призрак. — Что! Повтори?! — воскликнула Нора. Повернувшись к напарнику со смесью ликования и шока. — Что значит «призрак»? Ты хочешь сказать, что в нашей комнате все это время жил призрак, а ты мне так и не сказал! — Ну, да, — просто ответил Рен. Не обращая внимания на испепеляющий взгляд, который послала ему Нора, он невозмутимо продолжил. — Йозефка — немного чувствительная тема для Жона, поэтому я счел наилучшим не поднимать её. — Нет, — решительно заявил Жон, не дав Норе сказать и слова. Уже зная, о чем она собиралась спросить. — Просто знай, что есть судьбы хуже смерти. И сколько бы я ни считал Йозефку другом, я также не могу найти в своем сердце силы, чтобы простить её. Может быть, в будущем я это сделаю, но это всё ещё свежая рана, о которой я не хочу говорить. К счастью, они не решили давить на него дальше. После прошлой ночи он смог лучше понять, почему Йозефка хотела умереть человеком. Однако это не уменьшило боль, которую он испытывал, когда его заставили лишить жизни женщину, которую он хотел бы назвать другом. — Теперь о другой, но не менее важной теме. А именно о Вайолет, — девочка, о которой шла речь, оживилась при упоминании своего имени. До этого она довольствовалась тем, что просто сидела и слушала. — Ты говорил, что Сон может увеличить её атрибуты, как и в случае с тобой. А чтобы это стало возможным, нужно Осознание. Как ты планируешь с этим справиться. — С максимально объективной точки зрения, само по себе Осознание не опасно, — видя, что на него вот-вот посыплются вопросы, он поднял руку. — Давайте я объясню. — Осознание можно сравнить с наркотиком. В небольших дозах оно в основном безвредно, его даже можно смягчить. Когда же Осознание достигает определенного порога, становится опасно. Пусть и у Рена, и у меня есть Осознание, мы все равно видим и взаимодействуем с миром нормально. Однако «реальность» каждого человека отличается. Она складывается из того, что они могут видеть, слышать, чувствовать и с чем взаимодействовать. Если перешагнуть определенный порог, то реальность человека станет совершенно чуждой. Ведь они живут в мире, сильно отличающемся от «настоящего» или «нормального». Именно тогда все становится опасным. Что это за порог, я толком не знаю, да и не хочу узнавать. — А что касается Вайолет, то я планировал сделать так, чтобы она получила только нужное Осознание. Ни больше, ни меньше. — Значит, есть вероятность, что мы сойдем с ума? — осторожно спросил Рен. — Может быть? — нахмурился Жон. — В основном это зависит от того, насколько хорошо мы сможем адаптироваться к нашей «новой» реальности. Наступит время, когда наш взгляд на мир станет совершенно чуждым. Но если ты будешь делать размеренные шаги. Ты сможешь привыкнуть к ней по мере развития. Может быть. По крайней мере, я на это надеюсь. — Ура! — сухо пробормотал Рен, бросив на него нечитаемый взгляд. Покачав головой, он переключил свое внимание на Вайолет, которая ерзала у него на коленях. — Но пусть ты немного развеял мои опасения. Но ты не ответил на мой вопрос. — Скажу лишь, что я наткнулся на некоторые предметы, которые должны помочь, — ответил Жон, вспоминая все черепа безумцев, которые валялись у него в Тайнике. Безопасно ли было использовать один из них? Нет. Но это был самый простой способ, который он мог придумать, не подвергая Вайолет опасности. — Как ты думаешь, мы могли бы использовать эти предметы, чтобы разблокировать и наше Осознание? — с любопытством спросила Нора. — Просто... ну... Мы же команда? И если ты всерьез думаешь, что кто-то из нас собирается идти по этой скользкой дорожке без меня, то ты уже сошел с ума. Мы все в одной лодке. Одна команда. И в хорошем, и в плохом. — Мы — команда; я могу не понимать нюансов «Осознания» и того, что оно собой представляет, должным образом, — подхватила Пирра, голос её становился все более уверенным. — Но это не то, с чем ты или кто-то другой должен столкнуться в одиночку. Как сказала Нора, мы в одной лодке. И я уверена, что четыре головы лучше, чем одна. — Завтра, — решительно ответил Жон. Достаточно было одного взгляда на девушек, чтобы понять, что они настроены серьезно. — Не то чтобы я сомневался в вас. Но, пожалуйста, выспитесь. Это необратимо, я не хочу, чтобы в будущем вы пожалели об этом. Это не просто способ пробудить свою Духовность и попрактиковаться в «магии», это может и сведет вас с ума, если вы не отнесетесь к этому с должным отношением. — Отлично! — воскликнула Нора, хлопая в ладоши. Она выглядела намного бодрее, чем за последние несколько недель. Как будто с её плеч сняли невидимый груз. — Теперь, когда с этим покончено. Что теперь? Ещё рано, что будем делать? — Вечер кино? — предложила Пирра. — Киноночи быть! — кивнула Нора. — Я уверена, что смогу найти в Биконе проектор или что-то в этом роде. Проблема в том, что посмотреть. На этом разговор разгорелся. Откинувшись на спинку стула, Жон испустил вздох облегчения. Он был рад, что в кои-то веки все обошлось. Он не был слеп к нервозности, которую пыталась скрыть Пирра, или к легкомыслию, которое излучала Нора. В них чувствовалась неуверенность, но он не мог их винить. Не обращая внимания на свои чувства по этому поводу, он решил проигнорировать их до завтра. Сегодня Вайолет присоединится к охоте. И поэтому у него на уме были другие заботы. Завтра первым делом он собирался утешить плачущую девочку. Кино вряд ли могло улучшить его настроение. — Что такое кино? — мягко спросила Вайолет, отрывая его от размышлений. Он не успел ответить, как Нора подхватила её с его коленей с мегаулыбкой: — Ну, видишь ли...