Песня пустоты.

Фаэн присел у магического факела, что источал бледное сияние в коридоре этой каменной обители. Он положил ладонь на свою шею, где пульсировала тонкая жилка от следов тёмной магии, внедрённой Гиланнайн. Шрамы ещё саднили, а над ними простирались завитки линий валласлина — знака верности своей богине. Он коснулся их кончиками пальцев и поморщился. Пропитанный идеей великого переворота, Фаэн сохранял твёрдую уверенность, что всё это ведёт к освобождению народа, который слишком долго стонал под пятой магистров Тевинтера. Говорят, есть разница между болью, выбранной добровольно, и пыткой без согласия. Но он сам отдался этой службе, чтобы обрести нечто большее, чем свободу. Прошлое рабство стояло в памяти, где он ползал по заплёванным плитам, растирал колени в кровь и замирал при звуке удара кнута. Те времена хранятся в каждом шраме на теле, превращая его мысли в резкую гримасу ненависти. Воздух обволакивал стены застоявшимся запахом. Где-то поодаль тянулся ряд камер, оттуда слышались приглушённые стоны, и цепи бряцали при каждом движении живых «подопытных» — Гиланнайн обожала эксперименты, проверяя самые разные способы внедрить свою магию в плоть. Мало кто выживал, но её волновали лишь результаты. Фаэн поднялся и двинулся дальше. Ему предстояло проверить один из залов, где проводились недавно новые опыты. Едва он приблизился, взгляд упал на очередную неудавшуюся жертву. Человек лежал на холодном камне, лишённый сил и уже приговорённый к смерти за то, что не принёс желаемого результата. Живот еле вздымался, а из приоткрытого рта текла тонкая струйка слюны. Оглядевшись по сторонам, эльф перешагнул через лужицу крови и неспешно наклонился к несчастному. Сверху слышался треск факела, освещавшего пол багровым мерцанием. Во взгляде Фаэна не читалось ни сожаления, ни колебаний — лишь лёгкая усмешка. — У Гиланнайн нет времени возиться с неудачниками, — прошептал он. — Похоже, тебе не повезло. Ответа не последовало. Человек только всхлипнул, не в силах говорить. Фаэн выхватил кинжал, сжал рукоять и вонзил сталь прямо в сердце пленника. Тот дёрнулся и затих, а Фаэн почувствовал едва заметное облегчение — он не любил смотреть на тех, кто мучился без цели. Закончив это мрачное дело, эльф вытер клинок о рукав и обвёл взглядом зал. В углу, за толстыми металлическими прутьями, сидел Луканис, истощённый, но не сломленный. Цепи держали его руки на уровне груди, губы пересохли, а в глазах играла злость. Фаэн прошёл к клетке, приподняв бровь: — Ну как тебе здесь, удобно? — спросил он с насмешкой, касаясь тонкими пальцами прутьев решетки. Луканис глядел исподлобья. Цепи чуть звякнули, когда он сдвинулся, чтобы посмотреть на мёртвое тело. — Ты убираешь мусор за Гиланнайн? — холодно произнёс он. — Когда-то рабов держали в темницах Тевинтера. Не видишь разницы между тем, что делали они, и тем, что делаешь ты? Фаэн прищурился, с показным равнодушием поигрывая кинжалом. — Разница в том, что у меня есть цель. И я не собираюсь отступать, пока наш мир не перевернётся верх дном. Можешь считать меня приспешником новой власти, мне плевать. — Оригинально. Наверняка подобные слова твердили и магистры, которые для оправдания своего господства тянули эльфов на плаху, — Луканис говорил спокойно, но каждая фраза звучала, как вызов. — Власть ослепляет всех одинаково. Фаэн ухмыльнулся: — Звучит так, будто я пришёл послушать лекцию о морали. Нет, спасибо, я в это уже наигрался. Мне знаком трендёжь о «высоких идеалах». Уж кто-кто, а я видел, к чему приводит жажда контроля в Тевинтере. Луканис подался вперёд, цепи скрежетнули. — Тебе надоело слушать о морали, потому что слишком громкие крики у тех, кого Гиланнайн препарирует? — Да хватит, — перебил Фаэн, цокнув языком. — Больно смотришь сочувствующе. Если бы был на моём месте, давно бы бахвалился своим превосходством. — Уверен? — Луканис склонил голову набок, с презрением выдыхая. — Я не ставил опыты на живых, чтобы доказать преданность. А ты? Смотришься забавно — такой весь сильный, с валласлином, магией богини, но при этом врёшь себе, будто делаешь благое дело. Фаэн оскалился, как волк, которому наступили на хвост: — Смотри-ка, ты ещё умудряешься язвить. Только забываешь, что сейчас ты трешься о решётку клетки, а я снаружи. Плохая позиция для высокомерия, не находишь? Луканис не отвёл взгляда. — Плохая для меня, но тебя такой расклад превратил в очередного фанатика. Ты не лучше тех, кто издевался над тобой в Тевинтере. — Ну, это мы ещё обсудим, — насмешливо процедил Фаэн, упирая кулаки в бока. — Может, вспомнишь, как держал меня связанным. Тоже был милосерден, да? Хочешь — верь, хочешь — нет, а я прекрасно запомнил твои «беседы» со мной. — Моей целью было узнать нужную информацию, а не развлечься за чужой счёт, — ответил Луканис, чуть повысив голос. — Ты пытаешься выставить меня садистом, но, глядя сейчас на тебя, становится ясно, кто из нас получает удовольствие от кровавых сцен. Фаэн фыркнул, убирая кинжал обратно в ножны. — О, я точно не наслаждаюсь криками, если хочешь знать. Я — инструмент Гиланнайн, и это всё, что тебе нужно понимать. — Инструмент, который испытывает магию на живой плоти. А потом выкидывает пустые оболочки за порог. Запиши в ежедневник, может, успокоишь свою совесть. — Откуда в тебе столько занудства, не пойму. Или играешь в героя? — Фаэн усмехнулся и подошёл вплотную к решётке, рассматривая Луканиса с неприязнью. — Богиня позабыла, что ты здесь. Видимо, ты слишком ничтожен даже для экспериментов. Луканис при этом не выглядел растерянным. — Что, решил поиздеваться? Может, замахнёшься на эксперимент сам? Проткнёшь меня иглой, чтобы проверить новую порцию магии? Фаэн прищурился, бросая на пленника косой взгляд. — Может, и проверю, если прикажут. Мне не впервой. На мгновение между ними повисла тишина, нарушаемая тяжёлым дыханием Луканиса. В коридорах раздался очередной стон — остальные узники тянули свои дни в сырости. — Глянь на себя, — Луканис не сдавался, хотя было видно, как усталость сказывается на голосе. — Превратился в цепного пса, который не понимает, чего хочет. Тебя гоняли магистры в Тевинтере, а теперь гоняет Гиланнайн. Фаэн повёл плечом: — Пёс, не пёс — разберёмся. И на всякий случай уточню: тебе точно не стоит надеяться на спасение. Твои друзья не станут ломиться в эту крепость ради одного смазливого мужичка. — Посмотрим, — Луканис презрительно скривился. — Я по крайней мере не продал душу сомнительной затее ради призрачного шанса на месть. — А как насчёт твоих претензий ко мне, когда-то? Чуть не зарезал, а теперь жалуешься, что я себя нашёл в другой компании? Смешно слушать. — О, я знаю, ты не упустишь случая вставить колкость, — Луканис стряхнул пот со лба, вытирая лицо о плечо. — Но ты зря думаешь, будто держишь контроль. По факту, ты на поводке у Гиланнайн. Фаэн фыркнул, сощурив жёлтые глаза: — Спасибо за наставления. Если станешь особенно раздражать, то можешь оказаться следующим объектом эксперимента. Тебе ведь любопытно, что там наша богиня готовит? — Да хоть посади меня на алтарь и пропусти через сто кругов магических пыток, ты не убедишь меня в твоей праведности. — Не собирался убеждать, — отозвался Фаэн, пренебрежительно хмыкнув. — Я просто зайду полюбоваться, когда придёт твоё время. Он крутанулся на пятках и отправился прочь от клетки. — Эй, Фаэн, — окликнул его Луканис по имени, и в голосе прозвучали стальные нотки. — Не думай, что всё сойдёт вам с рук. Фаэн безразлично пожал плечами, оборачиваясь напоследок: — Тебе, может, и есть дело, кому что сойдёт, а у меня дела поважнее. Не скучай, наслаждайся видом. Он сделал несколько шагов, оставляя позади сумрачный зал. Труп неудавшейся жертвы эксперимента лежал в центре комнаты, кровь постепенно запекалась на холодном камне. Луканис провожал тяжёлым взглядом, но эльф лишь усмехнулся, проходя к выходу. В коридоре он заметил очередной магический факел, напоминавший о том, где он сидел совсем недавно, борясь с внутренней дрожью. Фаэн подошёл к нему, провёл пальцем по металлу, глядя на своё отражение. Лицо было худое, волосы взъерошенные, жёлтые глаза с красными прожилками вследствие магии, что пропитала его кожу при ритуале. В голове застучала мысль: «Я не хотел быть копией тех, кто держал меня в кандалах в Тевинтере, но у меня нет выбора.» Голова опустилась. Зрел в корень — становилось ясно, что богиня готова открыть ему силу только при условии, что он отринул бы жалость. А воспоминания о сестре не давали покоя, требуя расплаты с людским миром, который давно прогнил. Пальцы вновь скользнули по линиям валласлина. Фаэн не до конца понимал, почему сердце сводит судорогой при мысли, что он мало чем отличается от рабовладельцев. Зажмурился, старался не погрузиться в эти рефлексии. Ведь присягнул богине осознанно. Где-то на грани сознания бился страх: Гиланнайн не прощала предательства, и любая слабость считалась бы изменой. Его рука непроизвольно дрожала. Он поднялся, расправил плечи, и сделал вид, что был целеустремлён. Слова Луканиса звучали, как назойливая муха, жужжавшая в глубинах ушей: «Ты сам пошёл к тому, кого называл врагом.» Фаэн отвернулся от факела и, не глядя по сторонам, ушёл. Сзади оставались стоны пленников, мёртвец, и Луканис, чей взгляд до сих пор ощущался на спине, как заноза. В мозгу горела точка сомнений, но он давил её небрежным шагом. Сегодня он уже выполнил приказ, пролил кровь, доказал верность. Завтра наверняка нашлось бы новое задание, требовавшее больше жестокости. Опять вспомнилась сестра: ей не вернуться в этот мир, поэтому пускай богиня сама решит, кто достоин существовать, а кто нет. Холодные стены крепости смыкались над ним. Пахло сыростью. Из-за поворота тянулся шёпот, будто кто-то звал, но он не хотел слушать. Сжимая челюсти, он проклинал себя за вспышку чувств после разговора с Луканисом. Предательская тень сомнения скребла сознание. Говорят, нельзя служить двум господам, а ему приходилось подчиняться Гиланнайн, будто он должен был изгнать из головы все старые страхи и намёки на совесть. Однако там, в глубине, билось что-то, не дававшее стать бездушным. Он продолжал шагать, стараясь выглядеть уверенно, не выпускать наружу свою слабость. Миновав очередной тупик, Фаэн остановился и прислонился к стене, стирая пот со лба. Проклятия рвались наружу, но он лишь тихо дышал, прокалывая тишину собственным стуком сердца. Он посмотрел на клинок, которым когда-то защищался от цепей, а теперь разил пленников. «Доволен?» — спрашивал он себя в мыслях. Не было ответа. Оставалось лишь мрачное понимание: выхода не виделось. Богиня захватила его душу, как магистр в Тевинтере, и он сам пошёл на это. Наконец он сорвался с места и двинулся к лестнице наверх, где Гиланнайн наверняка ждала, что он подтвердит свою преданность. Фаэн стиснул зубы, сжав рукоять кинжала до боли в костяшках. В коридоре не горел ни один факел, только магическая плесень на стенах испускала тусклый отсвет. Шаги гулко бились о плиты. Ноги поднимали его по ступеням. На лице играло привычное выражение угрюмого фанатика, но внутри червь сомнения продолжал точить. По щекам пробегала болезненная судорога, когда он вспоминал реакцию Луканиса. «Ты такой же, как твои враги...» Этот упрёк не давал покоя. Позвоночник замирал, пропуская холодный ток. Без лишних слов он толкнул тяжёлую дверь и вышел на центральную площадку крепости, где мучительно воняло остатками магического дыма. Сверху слышался женский голос, громко отдававший приказы. Гиланнайн редко говорила лично, чаще пользовалась приближёнными, но её присутствие пропитывало эти залы жутким величием. Фаэн замер у порога, удерживая равновесие. Никто не встречал его с объятиями, не было оваций. Здесь всё обстояло иначе: одно неверное слово — и он оказался бы на месте тех, кого уже принесли в жертву. Снова вспыхивало воспоминание о сестре. Тот же холодный пол, попытка попросить о пощаде, крики, оборвавшиеся навсегда. Он моргнул, возвращаясь в реальность. Нет, богиня не допустила бы панибратства. В тот миг ему всё стало яснее: он захлопнул дверь за спиной. В груди была пустота, а разум скребся мыслью: «Зачем я пришёл сюда?» Отвечал сам себе: «Ради правды, ради свободы эльфов.» Но слышались отголоски насмешки Луканиса. Фаэн сделал последний шаг вглубь зала. Хотелось прокричать, что всё было правильно, что мир заслужил кровавую расплату. Но он прикусил язык. Затаённое отвращение к собственным поступкам снова сжимало горло, хотя он старался не показывать этого. Свет факелов впереди слепил глаза. Он вглядывался в коридор, где темнела фигура эмиссара. В любую секунду прозвучит новая команда. Очищение, казнь, пытка — не имело значения. Он продолжал подчиняться, ведь пути назад не существовало. Тени колебались вокруг, и в его сердце колола игла сомнения, не дававшая спокойно ступить к свету. Но он всё-таки шёл, сохраняя горькую решимость и упрямство эльфа, который не видел иного выхода. Его мысли разрывали противоречия. Ещё минуту назад он издевался над Луканисом, а теперь ощущал, как эта победа отравляла душу. Пожилой эльф-эмиссар жестом подозвал Фаэна, тихо проговорив: «Богиня требует доклада. Прошлый ритуал прошёл удачно, верно?» Фаэн молча кивнул, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони. Не произнёс ничего о сомнениях, а на лице виднелась только усталая маска. Глядя на уверенный шаг подчинённого, эмиссар ушёл, пропуская его вперёд. Всё вокруг пропахло кровью, властью и холодным рассудком, которому было плевать на чужие страдания. Фаэн собрал остатки воли, переступая через внутренний страх. Тень сомнения не отпускала, но он загнал её глубже, принимая новую реальность. В дальнем конце зала виднелся вход в покои Гиланнайн. Прежде чем войти, он остановился у двери. Отражение в зеленоватой глади стекла показывало худое лицо с валласлином. При мысли, что он лишился права выбора, сердце переставало биться ровно. Рука дрогнула. Сомнение не умирало. Он не мог ответить себе на вопрос, почему требовалось перебить столько людей ради мира. Да, магистры Тевинтера заслуживали смерти, но почему уничтожались невинные? В голове звучали горькие нотки, утверждавшие: «Ты повторяешь то же самое. Ты остался рабом.» Фаэн оттолкнул эти мысли. Согнул спину, выдохнул, заставляя себя обрести решимость. Прошло столько времени, не развернуться же назад. Новая эпоха пришла, и он примкнул к богине, которая владела своей особой силой. Цель оправдывала средства, так он думал, а остальные чувства были мусором. Стук сердца возвращался, когда он сделал шаг к дверям покоев Гиланнайн. Кулаки были напряжены, а внутри звучала холодная мантра: «Это ради высшего блага, ради нового порядка.» Он открыл дверь и вошёл, готовясь к новому испытанию. Унылые коридоры за спиной были полны стонов, в клетке по-прежнему сидел Луканис, который бросал в его лицо слова о фанатизме. Фаэн безмолвно принял эту реальность. Жгучая обида и страх смешались, но снаружи осталась лишь маска безразличия.