Complex anatomy

Запах привлек его внимание. В животе у Канеки заурчало, и девушка, сидевшая рядом с ним, вздрогнула, ее телефон с сердитым щелчком упал на пол. Он встал и поспешил к двери, прежде чем поезд успел отойти. Вкус желчи и прокисшей еды из Big Girl's тяжело ощущался у него на языке, но этот запах… По подбородку Канеки текла слюна. Люди переходили улицу, чтобы избежать встречи с ним, но любое понимание того, что его окружает, давно исчезло. Позже Канеки вспоминал, что чувствовал себя так, словно он был под водой, как будто какое-то существо — другое контролировало его тело. Но он пришел в себя с каким-то недоеденным жареным мясом на палочке, зажатым в потном кулаке, и хорошо одетым мужчиной, тупо уставившимся на него. Они были в парке, сидели на скамейке, их колени были прижаты друг к другу, как будто это было какое-то свидание. Черт. Черт. — Я… я просто — Канеки бессмысленно заикался, возвращаясь с пустыми руками в своих отчаянных поисках оправдания для кражи еды у какого-то случайного парня, о черт. Мужчина поднял руку, обрывая его. — Тебе нравится? — Это было настолько непоследовательно для абсолютно самого унизительного момента в жизни Канеки, что все, что он мог сделать, это тупо кивнуть. — У тебя превосходный вкус, — растерянно заметил его спутник. Он уставился в точку над плечом Канеки. Вероятно, потому, что искал офицера полиции. Канеки посмотрел на остатки шампура, затем снова на мужчину. — Пенни, за фунт, — прикинул он и отправил остатки в рот. Мужчина продолжал наблюдать за ним с почти приятной улыбкой, как будто полусумасшедшие студенты колледжа все время крали еду у него из-под носа. — Спасибо за еду, — пропищал Канеки, потому что он был ничем иным, как самой вежливостью, прежде чем вскочить на ноги и со всех ног умчаться к чертовой матери.

***

Канеки пинком захлопнул за собой дверь и, отвлекшись, отбросил сумку в сторону. Он поел. И это было вкусно, так вкусно. Рельеф продрался сквозь него, почти ощутимо. Он ел, поэтому он не мог быть гулем. Он был человеком. Он точно был человеком. — Я человек. — Чем больше он это говорил, тем лучше это ощущалось. Но какой-то коварный голос заговорил в глубине его сознания, «если ты человек, тогда съешь что-нибудь ещё», и, что ж, с этой логикой он не мог поспорить. Ресторан Big Girl's был просто случайностью. Все это было каким-то странным, огромным, ужасающим недоразумением, и, возможно, ему все это привиделось с Ризе, потому что, серьезно? Как доктор мог не заметить, что она была… тем, кем она была. Что он не ел две недели, что все было так, явно неправильно. Уверенный в себе, Канеки вытащил плитку шоколада — любезно предоставленную одной из многочисленных упаковок Hide care — и быстро запихнул ее в рот. Через несколько секунд он оказался перед кухонной раковиной.

***

Так что, возможно, Ризе была гулем. Возможно, он тоже был им. Возможно, он просто сошел с ума, и все случившееся было просто еще одним пунктом в списке причин, по которым с Канеки Кеном не все в порядке. Сон на кухонном полу с засыхающей на лице блевотиной, конечно, не принес бы ему никаких ответов, но он все равно это сделал. Ему снилось, как Ризе предлагает ему свои внутренности на шампурах, как он смотрит в зеркало и видит гигантское насекомое, уставившееся на него в ответ. Он проснулся измученным. «Ты пропустил занятие» — было первым из серии сообщений, которые он получил от Хиде, пока был… недееспособен. У него психический срыв. Надеюсь. Он хотел сказать Хиде, что это больше не повторится, что он вернется в кратчайшие сроки, но его большой палец завис над клавиатурой, застыв от неуверенности. Может быть, в следующий раз, решил он. Он все обдумает, и напишет позже. Сначала ему нужно было много чего обдумать. Возможно, он и не смог бы есть ничего другого, но что бы он ни получил от этого парня, на вкус оно не было похоже на неочищенные сточные воды. Это было первое с момента пробуждения в больнице, от чего у него не выворачивало желудок, за исключением человеческой плоти. И он не планировал есть людей. Проблема, конечно, заключалась в том, что Канеки понятия не имел, кто этот парень и откуда еда. Это был уличный торговец? Он приготовил ее сам? Напрашивался вопрос, существует ли определенный способ приготовления пищи, который все еще может быть аппетитным для человека с телом гуля, если это действительно то, что с ним происходит. Его телефон снова зажужжал. Канеки взглянул на экран, поморщился, увидев имя Хиде, и быстро убрал его в карман. Он позвонил бы Хиде, как только понял, что с ним происходит, и ни секундой раньше. Ради Хиде.

***

Сказать, что ему нужно найти вчерашнего парня, теоретически было легко, но Канеки едва мог вспомнить его лицо. Он достаточно хорошо помнил, как был одет парень, так что, вероятно, кто-то с деньгами.? И это определенно было так. Но он был так голоден, что было трудно вспомнить что-либо, кроме отчаянного тумана, в котором он был пойман в ловушку, и вкуса того мяса. При одной мысли об этом у него заурчало в животе. Что он должен был делать? Бродить вокруг, пока не увидит того парня? Канеки вспомнил, что сошел с поезда раньше, на одну или две остановки, так что ничего не оставалось, как выйти на одной из этих остановок и начать поиски. Он потратил впустую несколько часов на первой остановке, разгуливая повсюду, высунув нос, как собака. Когда взгляды, направленные на него, сменились с недоуменных и неловких на враждебные, он принял исполнительное решение попробовать вторую остановку. Немного деликатности не помешало бы, подумал он, смиряясь с тем, что ничего там не найдет. Расстроенно проведя рукой по волосам, Канеки сошел с поезда и огляделся. Ничто не выглядело особенно знакомым. Не было никакой светящейся стрелки, указывающей ему, куда идти, и никакие внезапные озарения о его вчерашнем пути не поразили его. — Глупо, — пробормотал он, удрученно пиная землю. Это была жизнь, а не роман. Он не был каким-то трагическим героем, ищущим спасения. Он был всего лишь одним из семи миллиардов человек, человеком с невезением и плохим вкусом в отношении женщин. Резко тряхнув головой, Канеки заставил себя вернуться в настоящее. У него не было времени жалеть себя. Вместо этого он подумал о Хиде, о том, как его лучший друг мог бы узнать, что он монстр. Он попытался представить выражение лица Хиде, переходящее от радостного к испуганному. Помни это, подумал он, когда воображаемый Хидэ в ужасе убежал. Если ты все испортишь, случится именно это. Или еще хуже. Решив выполнить свою задачу, Канеки пошел дальше. Бесполезно, всё, все его усилия. Канеки едва мог вспомнить что-либо о парне, на которого он чуть не напал, кроме того, что он ел что-то вкусное. Он никак не мог его найти. Он в унынии присел возле железнодорожного вокзала. Над его головой мерцал уличный фонарь, мотыльки кружили рядом, отбрасывая тени на улицу. Было уже поздно, но Канеки не мог точно сказать, который час. В течение дня он чувствовал, что его телефон периодически вибрирует в кармане, но чувство вины удерживало его от того, чтобы даже взглянуть на экран — и не нужно было. Никто, кроме Хиде, ему не звонил. Прежде чем он набрался смелости вытащить телефон, чья-то тяжелая рука опустилась ему на плечо. — Ты сегодня выглядишь лучше! — Канеки вздрогнул так сильно, что упал со скамейки и с болезненным глухим стуком ударился о тротуар. — Кто… кто вы такой… Мужчина был явно на несколько лет старше и одет в самый причудливый блейзер, который Канеки когда-либо видел, в комплекте с фиолетовыми и красными шашечками, которые, очевидно, должны были сочетаться с его волосами. Так безвкусно! — Хм, а я? — Канеки закусил губу, беспомощно глядя на мужчину. — Я вас знаю? — Вид у него был почти оскорбленный — он откашлялся. — Вы присвоили мой обед вчера, — услужливо указал мужчина. Желудок Канеки скрутило. «О». Его голос был тихим. Так или иначе, найти его было так же плохо, как и не найти. Прежде чем он смог прервать Канеки — и, честно говоря, Канеки не хотел знать то, что он собирался сказать, — он продолжил: — Мне жаль, что я сделал… то, что я сделал! Мне просто, — он запинался на полуслове, взволнованный, — действительно понравилось. Э-э, еда. Мне было интересно, где ты ее взял. — Цукияма Шуу, — неожиданно заговорил мужчина с довольной улыбкой на губах. — И я это приготовил. — Я, ну, это так? — Ты здесь новенький, — сказал Цукияма, — не так ли? Канеки растерянно кивнул. — Да, обычно я не выхожу на этой остановке. — Взгляд Цукиямы скользнул по Канеки, оставив у него отчетливое впечатление, что он был застигнут врасплох. — Хочешь научиться? — Научиться, чему? — Готовить, конечно! Создавать что-то изысканное! Отлично, парень был каким-то странным гурманом. Что ж, это может сработать в пользу Канеки. — Да, — быстро сказал он. — Совершенно верно. Я… ну, пахло так вкусно, и я, гм, на самом деле искал тебя! — Я своего рода шеф-повар, — признался Цукияма, прихорашиваясь. — Так ты слышал обо мне? — Конечно! — Это… не совсем то, что он имел в виду, но неважно. — И это после того, как я чувствовал себя таким недооцененным, — вздохнул Цукияма. — Ты мне кого-то напоминаешь… как, говоришь, тебя зовут? Он ещё не говорил этого, но не было никакого вреда, если бы он сделал это сейчас. — Канеки Кен. — Не родственник, — удовлетворенно заявил Цукияма. Что бы это, черт возьми, не значило. — Отлично. Дай мне свой номер. Я пришлю тебе адрес. Будь там завтра вечером, ровно в шесть. Я покажу тебе, как это делается. Канеки нащупал свой телефон, послушно набрал цифры, которые продиктовал Цукияма, и отправил сообщение. У него было странное чувство, будто он зашел в конец шутки и неправильно понял кульминационный момент. — Тогда увидимся, Канеки-кун — В его сообщениях появился адрес. Цукияма, не теряя времени, ушел. То, что все прошло так гладко, нервировало Канеки. Так ли это на самом деле? Он узнает, как готовит Цукияма, и тогда снова сможет есть по-человечески? Это казалось слишком простым, невозможным. Но, учитывая альтернативу, он не хотел подвергать ее сомнению.

***

Он пытался убить время до следующего вечера, одержимо гугля, как добраться до этого адреса, и сопротивлялся желанию написать Цукияме с просьбой разъяснить, сказал ли он шесть или нет. Конечно, он это сделал, но Канеки был очень беспокойным человеком. Его мать умерла от этого, и в самые болезненные моменты — а в последнее время их было много — он подозревал, что пойдет тем же путем. Когда наконец пришло время выходить, ему пришлось прятаться от Хиде, который нарисовался у его дома. Это стоило ему пятнадцати минут, поэтому он опоздал. К двери большого дома была прикреплена записка, которая казалась неуместной в одной из городских частей 20-го округа. «Заходите. Чувствуйте себя как дома». «Это справедливо», — решил Канеки. Цукияма, наверное, уже начал. Он открыл дверь и вошел внутрь, чувствуя, что на этот раз все для него меняется. В коридоре, примыкающем ко входу, стояла девушка, завернутая в полотенце, с мокрыми от купания волосами. Ее щеки покраснели, она улыбнулась Канеки, ее глаза остекленели. Лицо Канеки горело. Он не мог достаточно быстро выйти из комнаты, но к тому времени, когда он попятился на кухню — удачная догадка — он понял, что девушка следует за ним. — Ты опоздал, Канеки-кун. — Цукияма прислонился к стойке, белый фартук был аккуратно завязан на спине и закрывал его от колен до шеи. — Скорее, скорее, садись! Это то, что ты надеваешь на изысканный ужин? — Он щелкнул языком. — Неважно, мы разберемся с этим позже… Ах, моя дорогая, поторопись, — он указал на девушку. — Ты остынешь! — Он, казалось, не удивился тому, что она была почти обнажена у него на кухне. Кажется, он ничему не удивлялся, понял Канеки, будь то, что его еду украл пускающий слюни незнакомец, или что-то еще. Это должно было сделать Цукияму крутым или типа того, но вместо этого у Канеки волосы встали дыбом. — Что происходит? — Неправильно, что-то определенно было не так. Канеки не мог побороть желание встать между Цукиямой и девушкой, к горлу подкатывала тошнота. — Для меня было такой… — Цукияма сделал паузу, подыскивая слово, — такой честью познакомиться с тобой, Канеки-кун. Кто-то, кто оценил мое ремесло. — Цукияма по-кошачьи улыбнулся. — Будет правильно, если я позволю тебе насладиться всем, а не конечным продуктом. Мадемуазель, если позволите? — Он указал на стол. Улыбаясь, с отсутствующим взглядом, она отбросила полотенце и запрыгнула на стол. Цукияма шагнул вперед, положив теплую ладонь на ее обнаженный живот. — И расслабься, — сказал он, глубоко вздохнув. Девушка тоже вздохнула, все еще улыбаясь. Затем рука Цукиямы переместилась и аккуратно скользнула внутрь её живота. Канеки впал в ступор. Он даже не смог пошевелится при виде руки Цукиямы, копающейся в кишках и других органах девушки, не смог отреагировать на тот факт, что она была жива и в сознании, корчась от боли. Он просто… застыл. Он не мог найти в себе сил броситься вперед, как следовало, попытаться спасти ее, сделать что-нибудь, потому что запах — он был тот же самый. Вкусное, теплое, витающее в воздухе, совсем как рагу, которое готовила его мать, как самое счастливое из его воспоминаний. Он хотел. — При обращении с органами нужно быть исключительно нежным. Если что-то разорвется, это будет ужасно! Такой идеальный экземпляр, как этот, не должен быть испорчен грубым обращением — Цукияма рассказывал об этом как о своем личном кулинарном шоу, и эта девушка была не более чем зарезанной свиньей. Его глаза были темными, слабый намек на красный цвет едва заметен под тенью челки. Он вытащил что-то из девушки, аккуратно положив это на тарелку, и девушка обмякла, как марионетка, у которой перерезали ниточки. Как и следовало ожидать, именно тогда Канеки пришел в себя. — Какого черта вы делаете? — Хотя он пытался казаться сильным, устрашающим, его голос прозвучал очень тихо, и будто стеснительно. У него не было никакой власти, не здесь, не с Цукиямой, который был таким расслабленным рядом с мертвым телом в собственном доме. Не с этой странной демонстрацией силы и жестокости. Цукияма отодвинулся от девушки. — То, о чем ты меня попросил. Осознание обрушилось на него, выбив дыхание из легких. — То мясо… это человечина? — А ты ожидал чего-то другого? — Цукияма все еще был спокоен, но улыбка уже начала сползать с его лица. — Гуль. — Канеки хотел рассмеяться, или заплакать, или закричать, что угодно, но его страх был тяжелым грузом, удерживающим его на месте и прожигающим до глубины души. — Признаюсь, ты пахнешь весьма непривычно, но гуль есть гуль, — Цукияма пожал плечами, стряхивая кровь с рук. А потом он замер, глядя на Канеки так, будто видел в первый раз. — Один глаз? — его голос звучал совершенно изумленно. — Я раньше не замечал, но… да, теперь я вижу. Рука Канеки взлетела вверх, ладонь впилась в пораженный глаз. — Я не гуль, — сказал он, обретя наконец дар речи. — Я не такой, как ты! — О, правда? — Его глаза заблестели, и словно гипнотизировали. — Тогда кем, скажи на милость, являешься ты? Я человек! Тот доктор… он совершил ошибку! Это была ошибка! — «Убирайся, убирайся, убирайся» голос в голове раздавался эхом. Цукияма остановился перед ним, осматривая Канеки нечитаемым взглядом. — Действительно? — это все, что он сказал. Так легко, будто Канеки тут не бился в истерике, без результатно пытаясь выбраться. — Бедняжка! Неудивительно, что ты так оголодал! — Он говорил так, будто понимал Канеки, но это невозможно. Ничего он не знал, и даже близко не мог понять. Каким-то непонятным образом Цукияма оказался позади него. Он нежно сжал его плечи и подтолкнул вперед, нашептывая в ухо: — Моя бедная птичка, твои зубы так скрипят от голода. Просто ужасно. — Он говорил успокаивающим тоном, но Канеки нельзя было успокоить, его нельзя было спасти, ничто не могло помочь. Он был гулем. Он был гулем, и он был таким голодным. Словно прочитав его мысли, Цукияма прижал его к столу и вырвал кусок кишечника девушки, прежде чем сказать со злой улыбкой: — У нас будет время для демонстрации моего исскуства чуть позже, — запихивая мясо в рот Канеки. Он проглотил это прежде, чем ужасное осознание настигло его, прежде, чем его человечная сторона смогла взбунтоваться. Еще хуже было от того, что в тот первый раз он уже пробовал это мясо, знал, как оно буквально тает во рту. Лучшее, что он когда-либо пробовал. Он начал есть и не мог остановиться. Его губы касались руки Цукиямы каждый раз, когда его желудок насыщался. И только после этого разум Канеки прояснился, оставив ему оплакивать свою человечность. — Нет, — сказал он, сначала оцепенев, но ужас нарастал. — Нет! — Тебе не понравилось? — Цукияма шептал ему на ухо, его лицо было слишком близко. — Она была почти идеальным экземпляром. Я присматривался к ней неделями. — Что-то мокрое коснулось его щеки. Цукияма слизывал кровь и крошечные кусочки фасции, прилипшие к уголкам его рта, и на подбородке. — Отойди от меня! — взревел Канеки громче, чем когда-либо мог припомнить. Он толкнул Цукияму так сильно, как только мог, ярость, стыд и страх слились во всепоглощающее ощущение, которое оставило его где-то между желанием умереть и жаждой убивать. — Я не такой, как ты, — не уверенно проговорил он, спотыкаясь, и выходя из комнаты. Человек, он был человеком, он все еще мог быть человеком. — Не обманывай себя, Канеки-кун, — Цукияма незаметно подкрался к нему. — Мы с тобой одного поля ягоды. Канеки снова оттолкнул его, услышал что-то, должно быть, звон бьющегося стекла, и убежал. Не оглядываясь назад.

***

Канеки не мог вспомнить, как добрался домой. Он не хотел вспоминать, не мог заставить себя даже близко думать о том, что произошло. Все, что он знал, это то, что пришел в себя в душе, холодная вода лилась на его тело, и на нем не было ни следа крови. Шок, Услужливо подсказал его разум. Ты в шоке. Ему нужно было отвлечься. Хидэ мог бы помочь. Не важно как, но он смог бы помочь, смог бы это исправить. Канеки, спотыкаясь, вышел из душа, вода лилась. Он не потрудился её выключить, просто дико метался по квартире в поисках своего телефона, «куда, черт возьми, я его засунул». Его одежда, пропитанная кровью, валялась у двери. А телефон все еще был в кармане. Он вытащил его и слепо открыл свое последнее сообщение, ожидая, что слова Хиде, как всегда, успокоят его. «Канеки-кун, я думаю мы могли бы помочь друг другу, как придёшь в себя, будь добр напиши мне.

Цукияма.»

На этот раз Канеки не успел дойти до кухни, как его вырвало.