Сегодня и Завтра

      Рик

      Проснувшись утром, я почувствовал себя гораздо лучше. Я помнил, что ночью мне стало совсем паршиво, и я даже пытался встать, чтобы выйти наружу. Это последнее, что я отчетливо помню. Я едва ли мог сказать, что происходило потом. Вероятнее всего, я отключился еще до того, как сделал нелепую попытку подняться. Я все еще чувствовал слабость во всем теле, но по крайней мере у меня не болела голова, и я сумел спокойно открыть глаза. Правда, рана в боку по-прежнему вызывала неприятные ощущения даже в состоянии покоя.       Посмотрев по сторонам, я обнаружил Нигана, спящего на полу в нескольких шагах от меня. Интересно, когда он вернулся? На столе стояла сумка. Я не был точно уверен, но, кажется, ее не было в прошлый раз. Наверняка это припасы, которые он собрал вчера, и если он пришел поздней ночью, а то и под утро, то неудивительно, что он до сих пор спит. Я приподнялся на локтях и слегка поморщился от боли. На полу около двери валялся флакончик от лекарств, а чуть ближе к соседней стене — окровавленная повязка в небольшой лужице крови. Моя повязка и…моя кровь? Значит, мне все-таки удалось встать? Я с трудом силился вспомнить события прошлой ночи. Что же все-таки было? Неужели мне было настолько плохо, что воспаленный мозг стер все воспоминания? Я лег на подушку и посмотрел на свои руки. Засохшая кровь. Черт возьми.       Мысленно я попытался выстроить вероятный сценарий, и все мои варианты сводились к тому, что Ниган вернулся посреди ночи, обнаружил меня на полу и…снова спас меня. Я посмотрел на него краем глаза. Зачем он это делает? Чем дольше он находится в относительной близости от Александрии, тем больше вероятность, что его могут обнаружить. Я ведь даже не знал, что сейчас происходит дома. Что если, потеряв наш след, Оливер отправился в Александрию? В нашем с Ниганом побеге он может обвинить их, ни в чем не повинных александрийцев, которые и не догадывались, что мне хватит ума вытворить подобное. Я не знал, на что способен Оливер и его люди, но что-то мне подсказывало, что от них в случае чего не стоит ждать милосердия, а это значило, что я должен вернуться домой как можно скорее.       Я вздохнул в ответ на свои мрачные мысли и взял в руки банку с консервированной кукурузой, которую еще вчера оставил для меня Ниган. Если верить ему, то я не ел уже больше трех дней. Самое время снова начать питаться. Еда отозвалась острой болью в желудке, и я продолжил есть только после того, как мне немного полегчало. Аппетита не было, и этот прием пищи был простой необходимостью. Высыпав остатки кукурузы себе в рот, я поставил пустую банку на пол и предпринял попытку встать, надеясь, что все не обернется неудачей. Я поднялся на ноги и слегка пошатнулся. Снова закружилась голова, но это неприятное ощущение быстро прошло. Что же, я действительно чувствую себя лучше, что странно, учитывая, какой нелегкой выдалась ночь. До двери я добрался без приключений, и толкнул входную дверь. Она открылась со скрипом, и Ниган тут же зашевелился.       — Эй, ты куда это собрался?       Он мгновенно вскочил на ноги, подошел ко мне и резким движением закрыл дверь. На его лице промелькнула тень беспокойства, и я даже засомневался, не померещилось ли мне, потому что в ту же секунду оно сменилось его обычным, немного самодовольным выражением.       — Я что, не могу выйти? — возмутился я. — Может, мне еще и штаны перед тобой расстегнуть?       — Не вижу в этом никакой проблемы, — нисколько не смутился Ниган. — Гораздо более серьезная проблема, если ты в своем нынешнем состоянии будешь расстегивать их перед мертвецом или еще кем похуже. Не может же тебе все время так везти.       — Мне уже лучше, ничего страшного там не случится, — заверил его я, чувствуя себя полным дураком. Если бы мне совсем недавно сказали, что я буду вести подобный диалог с Ниганом, я бы посчитал этого человека выжившим из ума.       — Да ты даже не поел, а я ведь… — Он посмотрел на пустую консервную банку и осекся. — Хорошо, — кивнул он после короткой паузы. — Если тебе так срочно надо выйти, то я пойду с тобой.       — Зачем? — прямо спросил я. — Зачем ты это делаешь? Даже если меня сейчас за углом поджидает ходячий, что с того? Какое тебе до этого дело?       — Ты знаешь, что ты чуть не умер этой ночью? — совершенно серьезно сказал Ниган. Он стоял совсем рядом, нависнув надо мной и сжав дверную ручку. — Ты хоть помнишь, что было, Рик?       Я закрыл глаза, прекрасно понимая, что мне нечего ответить ему, ведь я и в самом деле толком ничего не помнил. Я отрицательно помотал головой и открыл глаза, встретившись взглядом с Ниганом, который, кажется, теперь стоял ко мне еще ближе.       — Неудивительно, — усмехнулся он. — Когда я вернулся, тебя трясло от лихорадки так, что я начал сомневаться в том, что ты выживешь. Ты умирал, сидя вот у этой самой двери весь в крови и в поту. Представляю, как тебе было хреново, если ты даже ни черта не помнишь. Знаешь, ты напугал меня до чертиков. Ночью здесь так темно, что сначала я даже не заметил тебя. Может, и потом бы не заметил, если бы ты не начал бормотать.       — Бормотать? — Я похолодел. Что бы я ни говорил, вытаскивая слова из подсознания, Ниган — последний человек, который должен это слышать.       — Ага, — ответил он, неотрывно смотря мне в глаза, а затем приблизился вплотную и стал шептать мне на ухо, от чего у меня невольно по коже побежали мурашки. — Не хочу смущать тебя, Рик, но ты, кажется, уже и так смущен, так что мне все-таки придется рассказать тебе все, что происходило этой ночью. Но я сделаю это только после того, как ты ответишь на мой вопрос. Надеюсь, ты еще помнишь наш вчерашний разговор?       Он отстранился, и я снова был вынужден выдерживать взгляд его карих глаз.       — Я спрашивал…       — Я помню, — коротко ответил я, надеясь, что он не видит, как запылало мое лицо. Что же, черт возьми, могло произойти этой ночью? Что такого я мог сказать в лихорадочном бреду, что теперь он едва ли не шантажирует меня этим?       — Я рад, что ты не забыл, — улыбнулся Ниган. — Я заинтриговал тебя, да? О да, я вижу, что заинтриговал. Нас ждет интересный разговор, Рик, и я очень надеюсь, что ты находишься в таком же предвкушении, как и я. Но только… все по порядку. Сначала ты ответишь мне, а потом я отвечу тебе.       — Я могу заняться своими делами? — резко спросил я, разозлившись, и Ниган тут же посторонился.       — Разумеется. Кстати говоря, в прошлую свою вылазку я нашел тебе новую рубашку, — сообщил он. — Старая ведь уже никуда не годится. Она вон там, в углу. Можешь одеться и делать все, что твоей душе угодно.       — Как далеко мы от Александрии? — все так же грубо спросил я.       — Для тебя далеко, — ответил Ниган. — То, что ты встал на ноги и не упал, еще не значит, что ты здоров. Ах да, чуть не забыл, я нашел лекарства, там есть антибиотики. Не знаю, от чего у тебя вдруг среди ночи начался такой жар, но лучше выпей их, чтобы не было заражения. Я, правда, не уверен, что из них лучше подойдет. Говорил же, я не разбираюсь в этом дерьме.       Я молча прошел мимо Нигана и нашел темно-серую, почти черную рубашку, о которой он говорил, поверх кучи барахла в углу. Так же молча я оделся, подошел к выходу из хижины, открыл дверь, сделал шаг вперед и замер. Неужели я воспринимаю все это как должное? Да, я не позволил тем людям убить его, но я не был уверен, что сделал бы для него то же, что и он делал для меня все эти дни. Несмотря на то, что иногда мне хочется задушить его голыми руками, я не мог отрицать, что обязан ему жизнью в какой-то степени даже больше, чем он мне своей. И… он не просто спас мне жизнь. Я вынужден был признаться самому себе, что чувствовал его заботу. Не мог не чувствовать. Какая к черту разница, что я говорил в бреду… Он позаботился обо мне, и благодаря этому я выжил.       — Спасибо, Ниган.       Оба эти слова стоили мне немалых усилий, и я был даже рад, что моя скупая благодарность осталась без ответа. Я продолжал стоять спиной к Нигану и не видел его лица, но буквально чувствовал на себе его настойчивый взгляд. Поборов желание обернуться, я вышел из хижины и закрыл за собой дверь, пока он не вспомнил, что собирался сопровождать меня.       В тот день мы почти не разговаривали. Я не хотел лишний раз провоцировать его на долгие беседы, да и он был не слишком разговорчив. Если бы я не знал его, я бы даже подумал, что он обиделся на что-то. Погуляв вокруг хижины и обнаружив трупы, о которых вчера говорил Ниган, я вернулся, а он сразу же куда-то ушел, оставив меня одного. Разговор, который якобы должен был состояться между нами, повис в воздухе, и ни я, ни он не решались начать его.       Я принял таблетки, найденные Ниганом, увидев среди них знакомые. Да уж, мне действительно повезло. Теперь я начинал это понимать. День прошел спокойно, и на следующее утро я чувствовал себя почти здоровым, правда, пока еще не полным сил. Ниган вернулся ночью, видимо, из очередной вылазки, судя по сумке, которую он принес. Благодаря ему, у нас были бинты, и я сменил повязку. Рана все еще ныла, но уже не так сильно. Не знаю, что было бы, не будь у меня лекарств.       Утром я вышел из хижины, но вернулся через несколько минут и сразу же плюхнулся в старое кресло у стены, чувствуя, как у меня начинает кружиться голова. Я прикрыл глаза и облокотил голову о мягкую спинку. От Нигана, разбиравшего сумку у стола, не укрылось мое состояние.       — Хорошо, что это не случилось, пока ты расстегивал штаны за углом.       Он произнес это таким серьезным тоном, что я невольно открыл глаза, чтобы увидеть выражение его лица. Конечно же, он издевался надо мной.       — Если ты хотел пошутить, то у тебя ужасное чувство юмора, — заметил я и отвернулся, чтобы не видеть его насмешливой улыбки.       — Правда? Знаешь, ты всего лишь второй человек, который говорит мне об этом. — Ниган вытряхнул оставшиеся упаковки еды из сумки и бросил ее в угол. Его слова вызвали мое любопытство, и я снова повернул голову в его сторону, чтобы задать внезапно заинтересовавший меня вопрос.       — Кто был первым?       — Моя жена. — Его ответ был кратким и сухим, что подхлестнуло мое любопытство.       — У тебя была жена?       — Представь себе, была. — Эти слова прозвучали еще более сухо, чем предыдущие, и даже будто с некоторой долей обиды в голосе. Быть может, мне показалось, но он отошел к окну, и я не решался продолжить разговор. Я не думал, что безобидный вопрос может так задеть его. В голове вертелись и другие вопросы, но все они вдруг стали казаться какими-то глупыми. Конечно, у него была жена. Возможно, он даже любил ее. Даже такой человек, как Ниган, наверное, способен испытать это чувство, если встречает особого человека. Я попытался представить, какой она могла быть. Наверняка, очень красивой. Под стать ему.       Последняя мысль, пронесшаяся в моей голове, явно была лишней.       — На днях я нашел машину, — снова заговорил Ниган, по-прежнему стоя лицом к окну и не глядя на меня. — В ней оставалось достаточно бензина, и позавчера я ездил на ней за припасами. Надеялся подзаправиться, но так ничего и не нашел. Эта колымага заглохла на обратном пути, так что теперь машины опять нет.       — Я останусь здесь еще на одну ночь, а потом отправлюсь домой, — сообщил я о своем только что принятом решении. — Я думаю, ты тоже не собираешься оставаться здесь надолго. В принципе, ты можешь уйти уже сейчас.       — Я пока не планировал.       Меня всегда раздражала его манера изображать из себя этакого весельчака, но сейчас его сухость и некоторая отстраненность не нравились мне еще больше. Я не выдержал и, не понимая причины своих действий, решительно встал с кресла, подошел к Нигану и заглянул ему в глаза.       — Давай поговорим, — твердо сказал я, наблюдая за легким удивлением на его лице. — Ты хотел поговорить, так что давай не будем тянуть с этим.       Ниган внимательно посмотрел на меня, недоверчиво сузив глаза и, судя по всему, не зная, как реагировать на мой внезапный порыв. Я застал его врасплох.       — Не думаю, что ты готов, — наконец изрек он после долгой паузы.       — К чему я, черт возьми, должен быть готов? — не выдержав, я повысил голос, и это еще больше убедило Нигана в его правоте.       — Я знаю, чего ты добиваешься, Рик. Тебя буквально всего потряхивает и распирает от страшных догадок. Ты хочешь знать, что же такого ты мог сказать мне ночью под влиянием лихорадки. Я бы рассказал тебе это просто так, в этом нет никакого секрета. В конце концов ты сам сказал мне то, что сказал, хоть и не отдавал себя в этом отчета. Однако… — Еще одна пауза, которая сводила меня с ума, но я не прерывал ее, понимая, что Ниган еще не закончил. — За тебя говорило твое подсознание, а подсознание, как известно, хранит самое сокровенное и то, что там хранится, иногда не осознает даже сам человек. А ты, как мне кажется, еще пока не осознал. Я ведь уже сказал, что мы продолжим разговор, когда ты доберешься до второй стадии.       Я продолжал смотреть ему глаза, уже пожалев, что подошел к нему и сам поднял эту тему. Я лишь хотел, чтобы он перестал быть таким холодным… Да какая к черту разница? Почему это так волнует меня?.. Я догадывался, о чем говорит Ниган. Я сразу догадался. Но я не хочу думать об этом, и я не хочу знать, что мое пылающее подсознание могло сказать ему. Я все равно не смогу правильно ответить на его вопрос, а значит, этот разговор не имеет никакого смысла. Боже, почему я вообще стою к нему так близко?..       Я повернулся к окну и незаметно выдохнул. Мое сердце снова бьется сильнее обычного, но это явно последствия лихорадки. Я чувствовал, что Ниган стоит позади, все так же близко. На этот раз я вторгся в его личное пространство, а он теперь не хочет покидать мое. Я буквально чувствовал тепло, которое исходит от его тела, и меня бросило в жар, и в этот раз это было не из-за ранения.       Мне нужно успокоиться, нужно взять себя в руки. Я должен отойти от окна, и все закончится, но я не мог заставить себя пошевелиться, словно прирос к полу. Внезапно что-то привлекло мое внимание в окне. Какое-то шевеление за деревьями. Листва была слишком густой, но там явно кто-то двигался. Это мог быть всего лишь ходячий, но что если…       — М-мишонн?..       Я остолбенел, увидев ее дреды, показавшиеся из-за деревьев, а затем и ее саму, настороженно двигавшуюся по направлению к хижине.       — Твою же мать!       Ниган схватил меня и резко оттащил от окна. Мы оказались у самой двери, и он прижал меня к стене своим телом. У меня перехватило дыхание, и снова заныл бок, но сейчас это было ничто по сравнению с тем фактом, что Мишонн здесь. Мне было необходимо увидеть ее, обнять и сказать, что со мной все в порядке. Вероятно, она искала меня все эти дни и волновалась. Мне так нужно поговорить с ней и узнать, как дела в Александрии.       — Я должен…       — А ну заткнись, — прошипел Ниган и зажал мне рот рукой. Я не мог сопротивляться, я все еще был слишком слаб, а он проявил силу, прижав меня к стене мощью своего тела. Как бы рана снова не начала кровоточить… Но мне плевать. Я постарался укусить его за ладонь, и, как бы дико это ни звучало, у меня получилось, и от неожиданности он отдернул руку.       — Я должен поговорить с ней, — еле слышно прошептал я, воспользовавшись моментом. — Ниган, отпусти меня. Я прошу тебя по-хорошему…       — Ты не в том положении, чтобы просить по-плохому, — сразу ощетинился он.       — Сейчас она зайдет сюда, — сказал я, не обращая внимания на его недовольство. — Она зайдет, я ее знаю. И тогда все будет еще хуже. Позволь мне выйти и поговорить с ней.       Казалось, мы смотрели друг на друга целую вечность, а ведь прошло всего несколько секунд. Я знал, что он принимает решение, которое дается ему нелегко.       — Она заберет тебя с собой.       — И что с того? — непонимающе спросил я. — Ты ведь этого и ждешь. Теперь есть кому присмотреть за больным мной. Ты свободен. Можешь идти, куда пожелаешь.       — Мы же оба знаем, Рик… — В эту самую минуту он казался таким растерянным. Снаружи раздался такой знакомый звук — звук меча, рассекающего плоть. На Мишонн напал ходячий. Или она обнаружила его, медленного бредущего из леса.       — Ниган, я благодарен тебе за то, что ты сделал для меня, но теперь все закончилось. Я могу наконец пойти домой, а ты… Ты можешь отправиться искать себе новый дом, лучше как можно дальше отсюда и от Хиллтопа. Так уж сложилось, что ты снова на свободе, и я не буду отнимать ее у тебя. Я выйду из хижины. Один. Ей необязательно видеть тебя. Я скажу ей, что ты спас меня и ушел. Ниган, пожалуйста…       Его взгляд буквально прожигал меня. Я чувствовал тепло его тела даже через одежду. Так близко мы никогда еще не были, разве что, когда дрались, одержимые ненавистью. Он мельком взглянул на окно, а затем наклонился к моему уху. Боже, он же почти касается его губами… У меня сбилось дыхание, и к лицу прилила кровь, но я старался ничем не выдать себя.       — Вчера ночью ты шептал мое имя, Рик. Много-много раз, как будто хотел, чтобы я наконец пришел и услышал тебя. Я нужен тебе. Ты сам это сказал, и пусть это было лишь криком о помощи в тот момент, когда тебе было действительно хреново, мы оба знаем, что в твоих словах кроется нечто другое. Нечто большее. То, в чем ты так боишься себе признаться. То, чего ты, возможно, даже стыдишься. Если раньше я мог сомневаться в этом, то после этой ночи…       Одно биение сердца. Второе. Третье… Его губы опустились чуть ниже и коснулись моей шеи. Боже, это было так внезапно и горячо, что с моих губ слетел непроизвольный тихий стон.       — О да, черт возьми, — выдохнул Ниган, и у меня по коже побежали мурашки. От его обжигающего дыхания и влажных губ на моей шее мысли спутались, словно я снова страдал от лихорадки. Он приблизил свое лицо к моему, и мне едва хватило сил, чтобы выдержать его взгляд. — Вот ты и ответил на мой вопрос. Здесь не нужны слова. Теперь я точно знаю, что ты хочешь быть моим, Рик. Во всех смыслах.       Собрав оставшиеся силы, я резко оттолкнул его. Вышло довольно грубо, но я сделал это скорее потому, что боялся увидеть, как открывается дверь хижины и заходит Мишонн. Она могла появиться здесь в любую минуту, и нам повезло, что она все еще медлила где-то снаружи. Не глядя на Нигана, я выскочил из хижины и закрыл за собой дверь.       — Рик! — Мишонн замерла в нескольких шагах от меня, будто не веря своим глазам. Я быстро преодолел расстояние между нами и обнял ее. — Рик, я… я так волновалась…       — Все в порядке. — Я взял ее за руку. — Меня слегка подстрелили, но это такая мелочь. Скажи мне, дома все хорошо? Оливер и остальные…       — Они были вне себя, когда вернулись в Александрию тем утром, но никто не пострадал. Покажи мне, насколько все плохо, — попросила Мишонн, с тревогой смотря на меня. Я провел ладонью по месту, где несколько дней назад проскочила пуля, и тревога в ее глазах сменилась ужасом. — Господи, Рик… Ведь могло начаться заражение, сними рубашку и покажи мне немедленно.       — Давай не здесь, — попросил я. — Я хочу вернуться домой и увидеть Джудит. Не лишай меня такого удовольствия.       — Как ты себя чувствуешь? — не унималась Мишонн. Я понимал ее беспокойство, но сейчас мне хотелось покинуть это место как можно скорее.       — Если честно, не очень, — признался я, слегка улыбнувшись. — Но все же сейчас мне гораздо лучше. Я собирался пробыть здесь еще немного, может, до завтра, а потом наконец вернуться.       — Все это время ты был в этой хижине? — спросила Мишонн.       — Да, — кивнул я. — Идем. Не хочу больше туда возвращаться.       — Ты был там один?       Мне стало понятно, к чему она клонит, но я не знал, в каком свете Оливер преподнес александрийцам наш с Ниганом побег, и поэтому какое-то время колебался перед тем, как ответить.       — Я расскажу тебе все, когда мы вернемся.       К моему облегчению, Мишонн не стала спорить. Она лишь кивнула и двинулась вперед. Я пошел за ней, борясь с неистовым желанием оглянуться назад. Я был уверен, что Ниган наблюдал за нами. Возможно, он даже слышал, о чем мы говорили, ведь мы стояли совсем недалеко от двери. Сейчас мы скроемся за деревьями, и он уже не увидит меня. Я смогу оглянуться и остаться незамеченным. Моя шея все еще горела в том самом месте, где ее коснулись губы Нигана. Я не мог не чувствовать этого, как и его взгляд на себе, когда я удалялся от хижины. Я не буду оборачиваться, потому что именно этого он и ждет. Я продолжал идти вперед следом за Мишонн, и, когда мы наконец оказались вне его поля видимости, я позволил себе посмотреть назад. Густая листва деревьев и больше ничего. Мы в лесу, и хижина осталась позади. Ниган остался позади.       Сейчас я не могу думать о нем. Я возвращаюсь домой.       До Александрии мы добрались без происшествий. От хижины она оказалась дальше, чем я думал, и путь дался мне нелегко. Я и Мишонн почти не разговаривали по дороге, лишь изредка обменивались ничего не значащими фразами. Она не давила на меня, не пыталась узнать все и сразу, хотя было очевидно, что она находится в некотором замешательстве и в голове у нее назрела куча вопросов ко мне относительно того, что произошло. Раньше я бы ни секунды не сомневался, что она все поймет, но сейчас все обстояло иначе. И дело не в том, что я начал сомневаться в Мишонн. Совсем нет. Как раз наоборот, с каждым днем я все больше убеждался в том, каким замечательным человеком она была: чутким, понимающим и всегда готовым прийти на помощь. Все дело в том, что я начал сомневаться в себе и в том, что я могу доверять собственным решениям. Если раньше у меня получалось хоть как-то анализировать свои поступки и даже получалось убеждать самого себя, что я все сделал правильно, пусть это было и не так, то сейчас я не был уверен ни в чем. Я не понимал ничего из того, что произошло за последние несколько дней. Пожалуй, кроме того, что я мог погибнуть из-за своей глупости и необдуманных решений.       О том, что произошло в хижине за несколько минут до того, как я снова смог обнять Мишонн, я старался не думать. Мысль о том, что мы с Ниганом были настолько близки, пугала меня и сводила с ума. И ужасала меня не столько его проявленная инициатива, так как я уже давно начал догадываться о чем-то подобном, сколько тот факт, что его прикосновения не вызвали у меня отвращения, что было бы весьма естественно. Я не понимал, что со мной не так, и ненавидел себя за эти ощущения в моем теле, возникающие каждый раз, когда он пересекает невидимую черту и находится так близко, что я чувствую его обжигающее дыхание. Сегодня он зашел слишком далеко, а я ему позволил. Мне было страшно представить, что подумала бы Мишонн, узнав о том, что произошло. Я и без этого не имел ни малейшего понятия, как объяснить ей, почему я снова спас Нигана. Кто бы мне ответил на этот вопрос… Снова прикрываться Карлом было глупо. Я чувствовал себя каким-то ничтожным существом, представляя, как говорю это Мишонн и всем остальным.       Я сделал это ради Карла. Черт возьми, я ведь даже до конца не знаю, чего он на самом деле хотел!       Когда Аарон открыл передо мной ворота, мне хватило сил лишь кивнуть ему в знак приветствия. Он кивнул в ответ и, кажется, послал вопросительный взгляд Мишонн. Теперь я шел впереди и, судя по тому, что я не услышал ее голоса, между ними состоялся безмолвный диалог. Я почувствовал раздражение. Не хватало еще, чтобы меня обсуждали в моем же присутствии, словно какого-то психически нездорового человека, отрешенного от реальности.       Я шел по дороге к своему дому и ощущал на себе взгляды александрийцев. Каждый из них был занят работой, что не могло меня не радовать, но сейчас я не мог думать об этом. Мне хотелось зайти в свой дом, подняться в комнату Джудит и прижать ее к себе. Эти несколько дней, казалось, перенесли меня в другой мир, чуждый мне, ограниченный одним лишь Ниганом и стенами хижины, в которой я засыпал, просыпался и истекал кровью. Теперь мне было необходимо вернуться в мир, который мне привычен.       Вот я уже на втором этаже своего дома. Я захожу в комнату в предвкушении появления Джудит, которая вот-вот радостно встретит меня. Но девочки в комнате не оказалось, а на диване, стоявшем у окна, лежал темноволосый паренек, на вид лет шестнадцати-семнадцати. Судя по перебинтованной груди и плечу, он был ранен. Заметив меня, он повернул голову и еле заметно улыбнулся.       — Простите, — виновато сказал он. — Я тут совсем не к месту, знаю. Но я тут временно, пока рана не заживет. Это была единственная свободная комната, так что…       — Нет, нет, все в порядке, лежи спокойно, — успокоил я паренька. Он заметно расслабился и даже повеселел.       Я присел на стул недалеко от дивана.       — Тебя Аарон нашел?       — Аарон? Я пока не всех здесь знаю, у меня было не так много времени, чтобы познакомиться. Но нет, думаю, это был не он. Да и вообще меня никто не находил, скорее, я нашел вас, если можно так сказать.       — Может, расскажешь? — попросил я, стараясь быть дружелюбным. — Меня не было в Александрии несколько дней, и я как будто выпал из реальности. Кстати говоря, как тебя зовут?       — Шон. Но отец никогда меня так не называет, — добавил паренек, усмехнувшись. — Он считает, что это имя делает меня слабым. Моя мать так назвала меня, а ему не нравилось. Он все время зовет меня Бенджамином, говорит, что великие имена создают великих людей, а не наоборот. Он придерживался этого мнения всю свою жизнь, и его не переубедить, так что у меня по сути два имени. Можешь выбирать любое.       — Ну, а ты сам, какого мнения придерживаешься? — поинтересовался я. — Какое имя больше нравится тебе?       — Большую часть моей жизни мама называла меня Шоном, и я к этому привык. С отцом мы виделись не так часто, как с ней, особенно в последние несколько лет до того, как начался этот кошмар. А когда он начался, она погибла, я остался с отцом и стал Бенджамином. Я не считаю, что это так важно, как люди обращаются к тебе. Главное — кто ты есть на самом деле и как ты сам воспринимаешь себя. Шон, Бен или как-то еще… Для меня нет разницы. — Он слабо улыбнулся.       — Мне жаль, — сказал я. — Твою маму. Но у тебя есть отец, который о тебе заботится. Это много значит, ведь так?       — Да, наверное, — кивнул Шон. — Иногда с ним нелегко. С ним всегда было нелегко, но после начала эпидемии, он так изменился. Хотя мы все изменились, и я тоже.       — Это верно, — задумчиво подтвердил я. — Мне вот даже стало интересно, как зовут твоего отца, учитывая его отношение к именам. И кстати где он сейчас?       — Его зовут Оливер, — ответил Шон. — Он должен быть где-то здесь, он собирался остаться, пока я не поправлюсь.       — Оливер? — озадаченно повторил я. Неужели тот самый Оливер? Как такое возможно? — Как, ты говоришь, оказался здесь?       — Мы пришли сюда с отцом и с другими людьми на переговоры. Так отец сказал. Это было несколько дней назад. Дня три-четыре. Или даже пять.       — Почему тогда ты здесь? Что произошло? — У меня в голове не укладывалось все происходящее. Я сидел и мило беседовал с сыном человека, который, вероятно, собирался хладнокровно нас убить и наверняка убил бы, если бы у него была такая возможность. — Расскажи мне все немедленно.       — Я находился в лесу вместе с остальными и не видел, что здесь было. Нам было велено ждать. Спустя какое-то время я услышал выстрел, а затем отец связался с нами по рации и сообщил об опасности. Что-то пошло не так, и мы должны были найти двух человек, которые сбежали. Отец сказал, что они опасны. Мы разбрелись по лесу. Я был с Дэйвом. Он что-то заметил между деревьями и побежал вперед. Я не погнался за ним, потому что… — Он замолчал и через некоторое время продолжил. Я не перебивал его, внимательно слушая и пытаясь разобраться в ситуации. — Я не хотел участвовать в этой погоне, потому что не был уверен, что мой отец поступает правильно. Дэйв выстрелил, а затем…раздался второй выстрел. Дэйва ранили, и продолжать погоню он уже не мог.       — Так как ты оказался здесь? — не выдержал я.       — Мы встретились с отцом на дороге, когда я вернулся вместе с Дэйвом. Те люди сбежали, но за ними отправили еще двоих человек. Они так и не вернулись, кстати говоря. Еще один из наших был ранен, и мы вчетвером пришли сюда, в Александрию.       — Вчетвером?       — Я, Дэйв, отец и второй раненый, Трэверс. Правда, сейчас здесь только я и мой отец.       — Где же остальные?       — Дэйв не выжил, ранение оказалось серьезнее, чем мы думали. Его не смогли спасти. А Трэверс… его выгнал отец, после того, как…       — Рик?       Я обернулся на голос Мишонн. Она стояла в дверях и тревожно смотрела на меня и на Шона. Она не успела рассказать мне, что здесь происходило, пока меня не было, так же, как и я не торопился сообщать ей события последних дней.       — Я искал Джудит, — пояснил я. — Ее здесь не оказалось, зато нашел Шона.       — Джудит сейчас у Беттани, она согласилась присмотреть за ней временно, — ответила Мишонн и слегка улыбнулась. — Вижу, вы уже познакомились. Не знаю, успел ли он рассказать тебе или нет, но Шон спас Гэбриэля. Пуля предназначалась ему, но Шон бросился ему на помощь и едва не погиб сам.       — Что? — растерянно спросил я. — Кто стрелял?       Она помедлила с ответом, обменявшись взглядами с Шоном.       — Трэверс, — наконец ответила она. — Тот, который был с Оливером…       — Да, я знаю, кто это, — поспешно сказал я, подумав о том, что мне следовало стрелять точнее, и, встав со стула, направился к выходу из комнаты. Опомнившись, я обернулся и посмотрел на Шона, у которого по-прежнему был немного виноватый вид.       — Я Рик, кстати, — представился я. — Поправляйся, и… спасибо.       — Рик — это ведь, Ричард, верно? Кажется, это имя можно отнести к разряду великих, если имена, конечно, могут быть великими сами по себе. — Он улыбнулся, и я невольно улыбнулся ему в ответ. Этот паренек произвел на меня приятное впечатление, несмотря на то, что я до сих пор не до конца понимал, что же все-таки случилось. Мне казалось, что я выпустил какую-то часть из своей жизни, на время заменив ее другой.       Мы вышли из комнаты, и закрыли за собой дверь, оставив Шона в одиночестве. Мишонн взяла меня за руку и заглянула в глаза. Это всегда успокаивало меня каким-то особенным образом, и сейчас не стало исключением. Я прижал ее к себе и поцеловал. Несколько минут мы стояли у двери, не размыкая объятий и наслаждаясь близостью друг друга. В этот момент я старался не думать ни о чем, кроме нас двоих. Почему-то сейчас для меня было важно не допускать посторонних мыслей, но избежать их мне все равно не удалось. Перед моим взором предательски возникло лицо Нигана, и я невольно отстранился от Мишонн, словно почувствовал себя грязным и недостойным касаться ее. Она не догадывалась, что творилось у меня в голове, и от этого мне становилось чуточку легче.       Ближе к вечеру Мишонн и Аарон наконец ввели меня в курс дела. Кое-что я уже обрывками слышал от Шона. Например, то, что вскоре после моего побега с Ниганом, он вместе со своим отцом Оливером, неким Дэйвом и подстреленным мною Трэверсом прибыл в Александрию. Как оказалось, Оливер рассказал им все до малейших подробностей, включая и то, что я поставил Нигана на колени, дал ему право последнего слова, снял с него наручники, а потом совершил то, чего никто не ожидал. Раненный в плечо Трэверс был вне себя от гнева. Он грозился перестрелять всех александрийцев, если ему сейчас же не выдадут Нигана, а заодно и меня. Затем, для того, чтобы доказать, что его слова — не пустой звук, этот кретин направил пистолет на Гэбриэля и выстрелил, но попал в Шона, который бросился ему наперерез. Оливер набросился на Трэверса, и они дрались, пока наконец Оливер не выхватил у него пистолет и не прогнал прочь, пригрозив выстрелом. В тот же день вернулся Сиддик, которого, как оказалось, прислал Иисус, беспокоясь о том, что ночная стычка не пройдет для нас бесследно. Он приехал как раз вовремя, чтобы помочь Шону, но не успел помочь второму парню, Дэйву. Я уже не сомневался, что именно Дэйв ранил меня в лесу и сам был подстрелен Ниганом из моего пистолета мгновением позже.       Я слушал их рассказ и все больше чувствовал вину. Своими безрассудными действиями я подставил всех под удар. Всех. Свою семью. Было тяжело думать о том, каким жестким эгоизмом был наполнен мой поступок там, на дороге. Но страшнее всего было признать то, что в тот момент, когда я принимал злополучное решение спасти задницу Нигана в очередной раз, я думал не о Карле, как я себя убеждал. Я думал даже не о себе и не о будущем процветании Александрии. Я думал о Нигане. Об этом самовлюбленном подонке, который убил моих друзей.       К счастью, Мишонн и Аарон не задавали мне никаких вопросов, они лишь сообщали факты, за что я был им безмерно благодарен. Вряд ли они понимали причину, по которой я снова решил не убивать Нигана. Но они делали вид, что понимали. Они притворялись. Проблема только в том, что этой причины не понимал я сам. Вернее, понимал, но боялся принять и осознать. Да, между этими двумя словами действительно большая разница.       Выслушав их, я рассказал им всю свою историю, оставаясь немногословным. Я не стал скрывать то, что Ниган спас меня, что он дотащил меня до хижины, пока я истекал кровью, что он нашел лекарства и сбил жар. Я умолчал лишь о том, что он был в хижине, когда туда пришла Мишонн. Я сказал им, что он ушел накануне, и я не стал его задерживать, потому что был слишком слаб. И, разумеется, я умолчал о нашем разговоре, о котором я сам старался не вспоминать. Они выслушали меня, кивнули и порадовались, что все обошлось и я жив. Боже, они реагируют так, как будто это все в порядке вещей! А ведь Ниган теперь спокойно разгуливает на свободе, несмотря на все совершенные им злодеяния… Эта мысль не давала мне покоя.       Ночью я лег спать рядом с Джудит. Боль в боку по-прежнему беспокоила и напоминала о времени, проведенном в хижине. Сиддик осмотрел меня, перевязал рану и выдал мне какие-то лекарства. Я сообщил ему, что принимал морфин от температуры, и он удивился, что мне удалось его найти. Ложась спать, я искренне надеялся, что, проснувшись утром, я забуду обо всем, что произошло. Забуду о Нигане. Я надеялся, что больше никогда не услышу о нем. Он уедет далеко-далеко, начнет там новую жизнь и станет лишь плохим воспоминанием для меня. Да, он так и сделает. Он не рискнет оставаться поблизости.       Вчера ночью ты шептал мое имя, Рик.       Его слова искрой пронеслись у меня в голове и опалили сознание. Я слышал их, как будто он снова стоял рядом со мной и шептал мне в ухо. Не хочу верить в это. Это может оказаться ложью. Но самое ужасное в том, что я знаю: об этом он не врал. Какая разница… Все это не имеет для меня никакого значения. Я должен забыть об этом как можно скорее.       Теперь я точно знаю, что ты хочешь быть моим, Рик.       Снова и снова в памяти всплывали его слова. Его голос звучал в моей голове. Шепот, из-за которого все мое тело покрывается мурашками, а сердце начинает бешено колотиться, будто стремится вырваться за пределы грудной клетки. Я не мог обманывать себя, убеждая свою совесть, что и эти его слова ложь, и от этого во мне закипала ненависть. Ненависть к самому себе за то, что я позволяю себе подобные мысли, за то, что позволяю своему телу реагировать так на каждое его приближение, за то, что я допустил тот слишком интимный момент между нами. Момент, который не выходил у меня из головы, как бы я ни старался.       Во всех смыслах.       Как же самоуверен этот придурок…