a little death

      Полумрак спальни был наполнен запахом сигаретного дыма, смешанного с едва уловимым шлейфом парфюма. Рената лежала рядом с Земфирой, прижимаясь к её обнажённой, тёплой коже, тихо вдыхая запах певицы. Этот запах кружил голову. Брюнетка курила, не удосужившись даже встать — ей нравилось чувствовать себя свободной, пусть и нарушая привычные правила. Девушка лениво выпускала дым, который растекался по комнате лёгкими, почти призрачными кольцами, исчезая так быстро, что за ними невозможно было уследить. В этом был свой символизм — прикосновения голубоглазой, их мимолётные встречи, — всё было таким же эфемерным.              Режиссёр с тоской смотрела на медленно тающий огонёк сигареты в руках Земфиры. Желание остаться, никуда не уходить, переполняло её, но внутренний голос напоминал об обязательствах, возвращая к реальности. Леонид давно привык, что она пропадала ночами, оставляя его в одиночестве. Но необходимость оставаться в их общем доме, даже в соседней комнате, походила на соблюдение условных правил.              Земфира сделала ещё одну затяжку, выпуская дым медленно, лениво, как будто замедляя ход времени.              — Ты устала? — спросила она, не отрывая взгляда от потолка.              — Немного, — тихо ответила блондинка, прижимаясь ближе. Она осторожно провела рукой по животу девушки, чувствуя лёгкое движение под своей ладонью. Хотелось остановить время, не дать моменту исчезнуть, как всему остальному в их жизни.              Рамазанова усмехнулась, опуская взгляд на режиссёра. Зелёные глаза, даже в полутьме, были яркими и живыми, будто светились изнутри. Она неспешно стряхнула пепел в пепельницу.              — Ты не выглядишь уставшей, — заметила она с улыбкой. — Скорее… довольной.              Эти слова вызвали в Ренате лёгкий трепет. Она чуть отвела взгляд, смущаясь.              — А разве это плохо? — наконец спросила женщина, улыбнувшись.              Зелёные глаза внимательно изучали её лицо, а уголки губ дрогнули в едва заметной улыбке.              — Нет, совсем нет. Я люблю, когда ты такая.              Эти слова повисли в воздухе, а Рената поймала себя на том, что снова смотрит на её губы, обрамлённые лёгким дымом. Ей хотелось поцеловать любимую, прикоснуться к её лицу, но вместо этого она прошептала:       — Мне нужно ехать.              Рамазанова молчала всего несколько секунд, но этого хватило, чтобы во взгляде промелькнуло лёгкое разочарование. Она докурила сигарету, затушила её и спокойно спросила, глядя прямо в голубые глаза:              — Такси вызвать? — в её тоне не было упрёка, только хрупкая, почти привычная отстранённость.              Рената улыбнулась, чувствуя лёгкую боль в груди от этой холодной фразы. Она покачала головой, прикрыв глаза, будто надеясь, что это поможет подавить внезапный прилив эмоций.              — Нет, я сама… Даже не попытаешься остановить меня?              Земфира слегка приподняла бровь, а затем улыбнулась.              — Литвинова, — произнесла она, глядя прямо в её глаза. — Если бы всё было так просто, я бы ни на шаг тебя не отпустила. Но у тебя там ответственность, дочь… Я понимаю.              Эти слова прозвучали так искренне, что Рената на секунду замерла, смятение отразилось в её глазах. Ей никогда не удавалось так легко разрывать связи между долгом и желаниями, между тем, что должно быть, и тем, что хотелось.              — А ты бы смогла? — тихо спросила она, едва слышно, боясь ответа. Рука блондинки скользнула по одеялу и, неосознанно, коснулась ладони Земфиры. Этот жест был почти незаметным, но осязаемым, как просьба о поддержке.              — Что смогла? — певица смотрела на неё теперь уже внимательно.              — Смогла бы жить со мной? — блондинка замолчала на мгновение, набирая воздух. — И с моей дочерью?              Рамазанова ненадолго задумалась, опустив взгляд. Она не ответила сразу, взвешивая каждое слово, каждую возможную эмоцию. Её пальцы привычно прижались к губам, которые она машинально прикусила. После нескольких секунд, казавшихся вечностью, она посмотрела на Ренату.              — Почему нет? — произнесла она с лёгкой улыбкой. — Ты же знаешь, я отлично лажу с детьми.              Эта простая фраза звучала так естественно, что блондинка не сразу поверила своим ушам. Литвинова пристально смотрела на Земфиру.              Мягкий, рассеянный свет подчеркивал каждую чёрточку на её лице, и в этот момент Ренате казалось, что она не может дышать без неё, не может представить своей жизни без этой девушки рядом. Голубоглазая облизнула пересохшие губы и, наконец, выдохнула.              — И ты правда сможешь жить так? — спросила она, стараясь удержать голос ровным.       — С тобой? — девушка посмотрела на режиссёра так, как умела только она: глубоко, пристально, словно заглядывая прямо в душу. — Смогла бы.              Блондинка отвела взгляд, чувствуя, как тёплое, почти болезненно-приятное ощущение разгорается в груди. Эти слова казались нереальными, но она верила им безоговорочно. Литвинова снова повернулась к певице и, не думая больше ни о чём, просто обняла её, погружаясь в чувство, которое теперь заполняло всё её существо.              Земфира не отстранилась, напротив, её руки мягко обвили спину Ренаты, стараясь удержать её как можно ближе. Это молчаливое признание, выраженное в жестах, оказалось красноречивее любых слов.              — Но знаешь, у меня есть одно условие, — произнесла Рамазанова после короткой паузы, слегка отстраняясь, чтобы посмотреть на неё.              — Что за условие? — Рената подняла голову, её взгляд был настороженным.              — Ты станешь моим постоянным режиссёром. У тебя классно получается. И монтажи по ночам мне тоже очень нравятся.              Женщина прищурилась, её губы дрогнули в лёгкой усмешке.              — Это звучит так, будто ты рассчитываешь на скидку, — поддела она.              — Скидка? Ты меня раскусила, госпожа режиссёр, — брюнетка рассмеялась. Её смех был тихим, но заразительным. Она наблюдала, как Рената неспешно встаёт с кровати, натягивает футболку, затем чулки. Каждое её движение было грациозным и уверенным, словно это был эпизод из тщательно продуманного ею фильма.              — Ну, раз уж ты сегодня так откровенна, — насмешливо бросила женщина через плечо. — Скажу прямо: скидки у меня только за вдохновение. А вдохновением ты в последнее время не блещешь.              Земфира приподнялась на локтях, её зелёные глаза блеснули, как у охотника, приметившего цель.              — Это ты сейчас серьёзно? — протянула она, приподняв бровь. В голосе звучал вызов, от которого невозможно было уклониться.       Рената обернулась. В тусклом свете её светлые волосы отливали мягким золотом. Она посмотрела на Земфиру с лёгким вызовом, а её голубые глаза будто провели невидимую линию между ними.              — Абсолютно.              Зеленоглазая прикусила губу, скрывая усмешку, и вдруг, совершенно неожиданно, вскочила с кровати. Прежде чем Рената успела что-либо понять, она бросилась к ней, почти сбивая с ног.              — Ты сама напросилась! — выкрикнула она, смеясь. Их смех, искренний и заразительный, наполнил комнату, разбавив прежнюю тишину яркими нотами.              Они упали обратно на кровать, запутавшись в одеялах и друг в друге. Это было мгновение абсолютной свободы, счастья и того самого ощущения, что за пределами этих четырёх стен нет ничего более важного.       

      ***

             Они находились в рабочей комнате Земфиры, терпеливо ожидая, когда за Ренатой приедет водитель. В воздухе витал аромат кофе, смешанный с мягким, сладковатым запахом благовоний. Эти пахучие палочки Литвинова принесла пару недель назад и теперь зажигала их почти каждый раз, когда была здесь, создавая ту самую уютную атмосферу.       Брюнетка стояла у окна, небрежно прислонившись к подоконнику, держа чашку с крепким кофе в руках. Лунный свет, пробиваясь сквозь ветви деревьев, играл на её лице, то скрывая, то подчёркивая выразительные черты. Её взгляд был устремлён куда-то вдаль, за кроны, словно она искала что-то невидимое, или, напротив, пыталась убежать от собственных мыслей. В её позе сквозила та самая расслабленная уверенность, которой она всегда покоряла окружающих, а лёгкая, почти незаметная улыбка на губах говорила о чем-то только ей известном.              Блондинка, в свою очередь, устроилась в большом кожаном кресле. Она поджала одну ногу под себя, как грациозная кошка, и лениво водила карандашом по краю нотной тетради. Лист бумаги был едва ли не единственным их тех, что нашлись под рукой, но, похоже, она вполне обошлась и этим. Свет торшера мягко падал на её лицо, подчёркивая чёткие скулы и задумчивый взгляд. Она время от времени украдкой косилась на Земфиру, будто ожидала от неё чего-то — слова, движения, возможно, повода для новой фразы.              — Так ты хочешь ещё один клип? — неожиданно нарушила тишину Рената, её голос звучал лениво, но провокационная нотка в нём угадывалась легко. Она прищурилась, не отрывая взгляда от брюнетки.              Девушка обернулась, прежде чем ответить, сделала небольшой глоток кофе.              — Ну… если твой муж так легко отпускает тебя на съёмки, не задаёт вопросов про ночные монтажи… грех не воспользоваться ситуацией, — её голос зазвучал чуть теплее, а на губах заиграла хитрая усмешка. — Тогда можешь снять клипы на все мои песни. А я ещё новых напишу.              — Очень щедрое предложение, —Рената, подняла одну бровь, отвечая с лёгкой иронией.              — А если серьёзно… — Земфира собралась, её брови чуть нахмурились, а улыбка исчезла. Она сделала короткую паузу, подбирая слова. — Я хочу как-то «Самолёт» запечатлеть.              Карандаш в руках Литвиновой замер. Она отложила его на край стола, пристально глядя на девушку. Что-то в её словах показалось ей важным. Это было больше, чем просто желание снять клип.              — Что ты имеешь в виду? — спросила блондинка, слегка нахмурившись.              Рамазанова пожала плечами, пытаясь выглядеть невозмутимо, но её движения выдавали лёгкую неловкость.              — В общем… не важно, — произнесла она, глядя в сторону, словно пытаясь свернуть разговор.              — Что не важно? Говори, — Рената, как всегда, была настойчива. В её голосе прозвучала нотка строгости, которая, казалось, заставляла Земфиру чувствовать себя разоблачённой.              Брюнетка тихо усмехнулась, снова перевела взгляд на окно. Но через несколько секунд, будто сдаваясь, аккуратно поставила чашку на подоконник и обернулась.              — Ладно, только не смейся, — сказала она, в её голосе сквозило лёгкое смущение. — Помнишь, ты нарисовала самолёт? Тогда, на кухне? На салфетке. Так вот… я хочу набить его как тату. Этот счастливый самолёт. Я таскаю эту салфетку с собой везде, как талисман. Думаю, пора сделать его частью себя. На удачу.              Рената на мгновение застыла, рассматривая её, будто пытаясь уловить, шутит она или говорит серьёзно. Несколько секунд тишины показались бесконечно долгими.              — Серьёзно? — наконец спросила она.              — Ну да. Почему нет? — Земфира сделала шаг вперёд, затем медленно опустилась на ковёр напротив кресла. Она устроилась прямо перед Ренатой, глядя на неё снизу вверх. — Это твой самолёт. Думаю, он приносит мне удачу.              На лице блондинки появилась едва заметная улыбка. Она вдруг наклонилась вперёд, её глаза загорелись от новой идеи.              — Слушай… А что, если… в клипе показать, как тебе её это самое… ну, бьют? Вживую! — голос прозвучал возбуждённо, как всегда, когда её захватывала новая идея.              Земфира рассмеялась, запрокинув голову, наполняя комнату теплом и лёгкостью. Но, как всегда, она быстро взяла себя в руки, выпрямилась, прищурилась и бросила Ренате тот самый взгляд — насмешливый, с искоркой.              — Ну… интересный концепт, — протянула она, невинно подняв брови. — Опять я страдаю во имя искусства? А ты снова будешь меня бить? — Рамазанова лукаво намекнула на съёмки «Блюза», когда Литвинова ударила её по лицу в кадре.              Рената замерла, её глаза расширились, словно в лёгком шоке, а затем она всплеснула руками.              — Зе! Я уже миллион раз извинилась! Я не хотела тебя бить, ты же знаешь! Это для эмоции! — воскликнула она, наклоняясь ещё ближе. Её лицо стало почти серьёзным, но Земфира прекрасно видела в этих голубых глазах смех.              — Эмоции получились, конечно, на славу, — сдерживая улыбку, протянула певица. — Так что, теперь ты не только бьёшь, но ещё и колешь? Рената Муратовна, удивляете! — брюнетка хитро улыбнулась, слегка склонив голову набок.              В тоне певицы было что-то игривое, лёгкая дразнящая насмешка, но в то же время что-то заставило Ренату вспыхнуть.              — Земфира! — притворно возмутилась Литвинова, взметнув руки, будто сдаваясь. Её тонкие пальцы на миг сжались в кулаки, губы всё же дрогнули в улыбке, обещавшей ответный выпад.              Однако всё разрушил внезапный хохот, вырвавшийся из её груди, когда Земфира неожиданно схватила её за запястье и дёрнула вниз, вовлекая в свою игру.              — Признайся, — шепнула Земфира, обвивая Ренату руками, будто удерживая в мнимом плену.              — Земфира, щекотно! Пусти, пусти! — взвизгнула женщина, стараясь вырваться, но сопротивляясь только наполовину. Её голос дрожал от смеха.              — Никогда не отпущу, — насмешливо отозвалась Земфира, невзначай прижимая её ближе.              Их беззаботный хохот разлетелся по комнате — лёгкий, искренний, почти детский. В какой-то момент они обе рухнули на мягкий ковёр, устав от этого импровизированного спектакля, раскинув руки и пытаясь отдышаться.              Брюнетка лежала на спине, её дыхание постепенно выравнивалось. Волосы слегка растрепались, а на лице застыла довольная, почти мечтательная улыбка. Рената устроилась рядом, приподнявшись на локтях, её взгляд остановился на певице. На мгновение она застыла, изучая её лицо — расслабленное, немного задумчивое, с лёгким оттенком озорства.              — Ты и правда хочешь это сделать? — тихо спросила она.              Земфира повернула голову, её взгляд встретился с голубыми глазами Литвиновой.              — Правда, — ответила она, её голос стал чуть серьёзнее, но в нём оставалась мягкость. — Кстати, — вдруг добавила она, садясь и обхватывая колени руками. — Можно возьму с собой двух сорванцов? Они давно просятся в Москву на каникулы. Всё клянчат, чтобы я сводила их на Мосфильм. А тут такой случай: ты будешь снимать свой очередной шедевр, а я, как обычно, страдать перед камерой. Им интересно будет. Они не помешают, обещаю.              Рената улыбнулась, чуть наклонив голову вбок, будто раздумывая, но в её взгляде уже читался ответ.              — Без проблем. Пусть приезжают. Думаю, с ними будет даже веселее.              В глазах брюнетки мелькнула неподдельная радость. Она улыбнулась шире, по-настоящему, как ребёнок, которому только что разрешили сделать что-то запретное. На мгновение Рената подумала, что готова отдать всё, лишь бы этот момент длился вечно.              

***

             На этот раз съёмки проходили прямо в квартире Земфиры. Никаких громоздких декораций, сложных световых решений или излишнего антуража — только мягкое естественное освещение, серые стены, простая мебель. Этот минимализм идеально подчёркивал главное: эмоции, движения, детали.              К привычной обстановке добавился новый участник — Иван, мастер тату, которого Земфира пригласила через общих знакомых. Изначально он не горел желанием участвовать в этом проекте, но в конце концов поддался на уговоры сестры, которая уверяла, что работа с певицей — это уникальный опыт.              — Сниматься? Ну, не знаю… — бормотал он несколько дней назад в трубку, когда сестра настойчиво убеждала его.              — Вань, да ладно тебе! — почти возмутилась она. — Это же не какой-нибудь рекламный ролик! Это Земфира! Ты поймёшь, какой это шанс, только попробовав. Тебе просто надо сделать свою работу, а камеры — они тебе вообще не помешают.              Скепсис постепенно уступил месту любопытству, и вот теперь Иван сидел напротив самой Земфиры за небольшим столом. Его оборудование было аккуратно разложено, инструменты в полном порядке. Но взгляд молодого человека то и дело метался от певицы к камере, словно он всё ещё не мог до конца осознать происходящее.              — Значит, этот эскиз вы сами нарисовали? — спросил он, подняв бровь и внимательно рассматривая рисунок на мятой салфетке.              —Рената нарисовала, это по её части, — с лёгкой улыбкой подтвердила Земфира, скрестив руки на груди. Её взгляд на мгновение остановился на Литвиновой, которая в этот момент проверяла настройки камеры. — Мне кажется, он действительно приносит удачу.       — Ммм… интересно, — протянул Иван, прищурившись, словно анализируя детали. — Рисунок хороший. Простой, минималистичный, а это всегда смотрится выигрышно. Но… — он провёл пальцем по одной из линий, затем указал на крыло. — Здесь стоит чуть доработать, чтобы линии в татуировке смотрелись чище. Крыло можно сделать длиннее.              Он потянулся за ручкой, и быстро наметил свои поправки на отдельном листе бумаги. Девушка внимательно следила за его действиями, прищурив глаза и сжав губы — словно решала для себя, согласиться или нет.              — Мне нравится, — произнесла она спустя минуту. — Главное, чтобы было похоже на оригинал.              — Не переживайте, будет похоже, — заверил её парень, слегка смущённо улыбнувшись.              Далее он попросил певицу откинуть волосы, чтобы уточнить место нанесения. Рената, почти не отрывавшаяся от камеры, тут же направила на неё взгляд. Её глаза на мгновение задержались на шее Земфиры. Эта зона всегда привлекала её внимание —нежная, изящная, словно созданная для прикосновений.              — Шея — место эффектное, но очень чувствительное, — предупредил Иван, осторожно проводя пальцем по её коже. — Вы уверены?              — Абсолютно, — ответила брюнетка, её голос звучал твёрдо, но в уголках губ пряталась лёгкая улыбка, которая выдавала волнение.              Татуировщик кивнул и аккуратно начал набрасывать рисунок ручкой прямо на её шее. Каждый штрих, каждое движение фиксировала камера Ренаты. Её глаза следили за процессом, словно боялись пропустить что-то важное: как пальцы мастера касаются кожи, как линии плавно ложатся на поверхность, становясь частью Земфиры.              — Вау, круто! — прошептал Артём, стоявший неподалеку. Он наблюдал за происходящим с безопасного расстояния.              — Земфира, а можно и нам сделать? Мы давно хотели. Что-нибудь миниатюрное, мама точно не заметит, — вдруг выпалил Артур, не выдержав.              Певица обернулась, подняв брови.              — О, ещё как заметит, — ответила Земфира, хмыкнув. — Вам по шестнадцать. Какие татуировки?              Мальчишки разочарованно вздохнули, но, переглянувшись, вновь уставились на процесс. Было видно, что они явно решили вернуться к этой идее позже.              Иван, закончив набросок ручкой, внимательно всматривался в линии, проверяя, всё ли получилось идеально. Земфира сидела неподвижно, слегка наклонив голову, чтобы не мешать мастеру.              Литвинова отступила на шаг, стараясь найти идеальный ракурс. Камера в её руках плавно скользила вдоль шеи певицы, улавливая мельчайшие детали: как Иван аккуратно прикладывает влажную салфетку, стирая лишние линии, как пальцы касаются кожи, проверяя её ровность.              — Ну что, готовы? — спросил мастер, проверяя машинку и наполняя её краской. Его голос звучал спокойно, но в нём всё ещё ощущалась лёгкая напряжённость — быть частью съёмок и работать с такой известной личностью для него было чем-то непривычным              — Готова, — коротко кивнула Земфира. Её взгляд был твёрдым, но губы едва заметно дрогнули.              — Скажите, если будет слишком больно, — проговорил татуировщик, не отрывая взгляда от своей работы.              — Если я скажу, — с лёгкой иронией ответила Земфира, прищурив глаза. — Будет уже слишком поздно.              — Начнём, — выдохнул Иван, включая машинку.              Равномерное жужжание тут же наполнило комнату, нарушив тишину. Этот звук был ровным, размеренным, почти гипнотическим. Пальцы мастера двигались с точностью хирурга, машинка будто стала продолжением его руки. Рамазанова сидела неподвижно, только её пальцы время от времени непроизвольно сжимались в кулак, а потом расслаблялись. Рената, наблюдая через объектив, напряглась, словно боль ощущала она сама.              — Больно? — тихо спросил Иван, подняв взгляд на клиентку.              — Не смертельно, — ответила брюнетка с лёгкой, почти ободряющей улыбкой.              Машинка снова ожила, и мастер вернулся к работе. Он осторожно вёл иглу по коже, сосредоточенный на каждом движении. Рената заметила, как пальцы любимой крепко сжимают подлокотник стула. Камера улавливала мельчайшие изменения: дрожание ресниц, чуть более глубокие вдохи.              — Вы… удивительно терпеливая, — проговорил Иван, заканчивая первую часть контура. Он мельком взглянул на певицу, но тут же опустил глаза к своей работе, явно стараясь не отвлекаться.              — Привычка, — коротко ответила девушка, слегка расслабляя плечи.              Рената двигалась по комнате плавно, почти танцуя. Её движения были точными, выверенными, но в то же время лёгкими, будто она боялась нарушить атмосферу. Тонкие пальцы ловко регулировали фокус: объектив то приближался к лицу Земфиры, то задерживался на руке мастера, двигающейся с размеренной точностью метронома.              Она умела создать ту магию, которая приковывала взгляд каждого, кто попадал в её поле зрения. Даже два юных помощника — племянники Земфиры, Артём и Артур, — следили за её указаниями с полной серьёзностью. Но при этом в их глазах искрились задор и азарт.              — Артём, подними немного выше. Вот так, отлично. А теперь наклони отражатель, — блондинка с лёгкой улыбкой наблюдала, как парнишка старательно ловит нужный угол света.              Мальчик послушно подвинул отражатель, но его взгляд всё время возвращался к процессу. Он с интересом следил, как игла оставляет чёрные линии на коже Земфиры.              — Рената Муратовна, а если вот так? — вмешался Артур, экспериментируя с отражателем. Он поднял его под немного иным углом, и свет мягко обрамил лицо Земфиры, высветив её скулы и тонкие черты, придавая образу почти неземную хрупкость.              — Гениально! — с воодушевлением воскликнула Рената, поправляя выбившиеся из строгой прически волосы. — У вас с братом природное чутьё, Артур. Совсем как у вашей тёти.              — Ну, это точно от неё, — с улыбкой заметил Артём, поглядывая на брата.              Рената замерла, глядя на их улыбки. Эти уголки губ, эти выразительные глаза, эта искра в их взгляде — всё это было так похоже на Земфиру. Она невольно улыбнулась в ответ.              — Вы отлично справляетесь, — сказала она тепло, кивнув им обоим.              Съёмки шли гладко. Близнецы, несмотря на юный возраст, быстро схватывали всё, что требовалось. Они смеялись, перешучивались, но становились серьёзными, когда Рената брала в руки камеру.       — Земфира, — вдруг тихо сказала женщина, продолжая снимать.              — Что? — ответила певица, не открывая глаз.              — Это выглядит… очень красиво. Ты сама. Этот момент. Я… просто снимаю.              Земфира улыбнулась — так, как это могла только она: тонко, едва заметно, но с каким-то бесконечным теплом.              — Хорошо, что ты снимаешь, — негромко произнесла она, и в её словах была искренность.              Иван сделал паузу, чтобы сменить иглу и протереть место работы.              — Осталось немного. Почти закончили.              Машинка снова заработала. Мастер медленно обводил последние штрихи, его рука не дрогнула ни разу. Камера Ренаты следила за каждым его движением, приближаясь к лицу Земфиры, на котором застыло странное сочетание боли и спокойствия. Когда всё было завершено, Иван аккуратно отложил машинку и протёр свежую татуировку.              — Всё, готово. Посмотрите, — сказал он, отодвигаясь в сторону.              Певица поднялась со стула, её движения были немного скованными. Она откинула волосы назад и подошла к зеркалу. Несколько секунд она просто смотрела на своё отражение, словно не веря, что теперь это часть её самой. На шее, чуть выше ключицы, чёрными линиями красовался изящный силуэт самолёта.              — Нравится? — тихо спросил мастер.              Земфира слегка наклонила голову, её губы тронула едва заметная, застенчивая улыбка.              — Это идеально, — сказала она.              Рената, выключив камеру, подошла ближе. Она внимательно посмотрела на татуировку, потом на любимую, её губы тронула тёплая улыбка.              — Это твоё. Идеально твоё, — подтвердила она.              Когда последний кадр был отснят, квартира наполнилась едва уловимым гулом голосов и шуршанием собираемого оборудования. В углу тихо загудел световой прожектор, прежде чем его выключили. Мальчишки, довольные и немного уставшие, подбежали к блондинке. Их щеки раскраснелись, а в глазах был настоящий восторг — тот, который бывает только у тех, кто пережил что-то по-настоящему захватывающее.              — Спасибо, что разрешили нам помогать, — выдохнул Артём, едва справляясь с дыханием. — Это было просто… просто невероятно! Намного круче, чем на Мосфильме, правда, Артур?              Артур, чуть более сдержанный, кивнул, но в его взгляде читались восхищение и уважение. Он старался выглядеть серьёзным, но уголки его губ всё же выдали слабую улыбку.              — Намного, — подтвердил он, глядя прямо на Ренату. — Вы… ну, правда, классный режиссёр.              Рената смотрела на них, слегка наклонив голову, её светлые волосы упали мягкими прядями на лицо. Она улыбнулась, её тонкие пальцы на миг замерли на кнопках камеры.              — Спасибо, ребята. Вы сегодня отлично справились. И, знаете, я думаю, вы могли бы легко стать ассистентами на любой съёмочной площадке.              — Правда? — Артём мгновенно распрямился, в его глазах загорелась искра.              — Конечно, — кивнула блондинка, поправляя выбившуюся прядь. — А теперь бегом в центр. Пока ваша тётя не передумала и не придумала вам ещё какую-нибудь задачу.              Мальчишки переглянулись, рассмеялись и, как вихрь, помчались на улицу. Их шаги стихли где-то в коридоре, оставляя после себя ощущение детской искренности и лёгкой суматохи.              Литвинова вернулась к монитору. Она сидела на стуле, сосредоточенно вглядываясь в отснятые кадры. Её губы были плотно сжаты, но время от времени на них появлялась едва заметная улыбка. Позади стояла певица, её фигура отражалась в экране. Она молча смотрела на кадры, её руки были свободно скрещены на груди.              — Попытка была одна, — задумчиво произнесла Рената, откинувшись на спинку стула. Её голос звучал чуть тише обычного, словно слова были предназначены больше самой себе. — Хорошо, что всё получилось. Татуировку на шее невозможно “переиграть”.              Земфира усмехнулась, её губы дрогнули в полуулыбке.              — А ты сомневалась?              Блондинка обернулась, их взгляды встретились, и в этой короткой тишине произошёл тот момент, когда слова становятся излишними.              — Нет, — сказала она после паузы, её голос стал мягче. — Просто понимала, насколько важно не ошибиться.              На мониторе застыл кадр: тонкая игла татуировочной машинки медленно приближалась к шее Земфиры. Это была чувствительная зона, настолько, что певица чуть вздрогнула, когда игла коснулась её кожи. Рената хорошо знала это место. Она знала, как шея реагирует на прикосновения, знала, как мягко кожа поддаётся, когда к ней прикасаются губы.              — Почему именно шея? — вдруг спросила режиссёр, не отрывая взгляда от экрана.              Земфира стояла за её спиной, прислонившись к краю стола. Свет от монитора мягко освещал её лицо, придавая ему голубоватое свечение. Она не ответила сразу, лишь слегка нахмурила брови, обдумывая ответ.              — Потому что это твоё место, — сказала она наконец. Голос прозвучал тихо, но его глубина наполнила пространство. — Место, где ты оставляешь свои следы.              Женщина отвела взгляд, пытаясь скрыть смущение. Быстро переключив внимание на экран, она сделала вид, что проверяет свет и композицию. Пальцы нервно пробежались по клавишам ноутбука.              — Вроде бы всё нормально, — произнесла она после короткой паузы. — Нужно будет только всё смонтировать.              Рамазанова, заметив эту перемену, улыбнулась краешком губ, но промолчала. Вместо этого она плавно опустилась на диван рядом, скрестив ноги, и стала наблюдать за Ренатой. Та, казалось, пыталась сохранить спокойствие, как будто её ничто не могло выбить из равновесия.              — Отлично, — тихо ответила певица, устроившись поудобнее. — И спасибо, что разрешила мальчишкам поучаствовать. Они давно хотели увидеть, как работает настоящий режиссёр.              Рената улыбнулась, вспоминая, как мальчишки увлечённо выполняли её просьбы, поднимали отражатели, спорили, кто держит их правильнее, и изредка поглядывали на неё, будто перед ними стояла волшебница, создающая магию.              — Они замечательные. И, знаешь, у них действительно есть талант. Это… семейное.              Земфира фыркнула и покачала головой, как бы отмахиваясь от комплимента, но на губах её всё же появилась лёгкая улыбка.              — Не смущай меня, Ре…              — Это правда, — мягко перебила режиссёр. Её пальцы, тонкие и тёплые, накрыли руку Земфиры. На мгновение певица задержала дыхание. — У тебя удивительная семья, Зе.              Тишина повисла между ними. Взгляд брюнетки невольно скользнул по лицу Литвиновой — светлая кожа, утончённые черты, едва уловимый блеск в глазах, который всегда завораживал.              “Как бы я хотела, чтобы ты когда-нибудь стала моей семьёй”, — мелькнула мысль, почти болезненная в своей откровенности. — “Не просто частью моей жизни, а её центром. Навсегда”.              Голубоглазая, заметив, как изменилось выражение лица певицы, чуть приподняла бровь.              — О чём ты думаешь?              — О будущем, — уверенно ответила Рамазанова, её взгляд стал серьёзнее. — И о том, как однажды оно станет идеальным.              Рената не нашлась, что ответить. Её пальцы всё ещё лежали на ладони девушки, но теперь они чуть сильнее сжались, будто обещая, что однажды всё, о чём они мечтают, станет реальностью.       

      ***

             Леонид Добровский сидел в своём просторном кабинете, освещённом лишь настольной лампой с абажуром из зелёного стекла. Полумрак придавал комнате камерность, ещё больше подчёркивая её атмосферу. Плотные шторы, обрамляющие высокие окна, надёжно скрывали это пространство размышлений от посторонних глаз. В комнате едва слышно тикали настольные часы, отмеряя минуты его затянувшегося одиночества.              Воздух был пропитан запахом древесного лака, старых книг и лёгким оттенком табачного дыма, хотя Леонид бросил курить несколько лет назад. На массивном дубовом столе лежали три газеты, их страницы развернуты так, будто специально для того, чтобы заставить его снова и снова смотреть на эти фотографии. Заголовки, напечатанные жирным шрифтом, кричали: «Скандальный дуэт: дружба или нечто большее?», «Тайны творческого тандема», «Любовь или работа? Эксклюзивные кадры Ренаты Литвиновой и Земфиры».              Леонид выпрямился в кресле, проводя руками по вискам, пытаясь унять ноющую головную боль. Пальцы остановились на стакане с виски, стоявшем рядом. Пустой. Мужчина задумчиво покрутил его в руках, потом налил себе ещё — щедро, как будто алкоголь мог потушить пожар, разгоревшийся внутри. Янтарная жидкость заполнила гранёное стекло, но пить он не спешил.              Взгляд снова упал на фотографии. На одной из них Рената и Земфира стояли слишком близко друг к другу — их глаза светились чем-то таким, что не требовало пояснений. На другой певица, слегка обернувшись, что-то шептала на ухо его жене, а та улыбалась своей загадочной, мечтательной улыбкой. Мужчина почувствовал, как горячая волна злости поднялась от груди к горлу, сжимая дыхание. Он залпом выпил виски и поставил стакан на стол с такой силой, что по комнате разнёсся резкий звук.              — Что это значит, Рената? — хрипло проговорил он в пустоту, словно ожидая, что стена или тикающие часы дадут ответ.              В его голове давно зрели сомнения, но до сегодняшнего дня он старался их отгонять. Они редко бывали дома вместе. Рената всегда была занята: съёмки, репетиции, творческие встречи. Он привык к её переменчивой натуре, к её загадкам, к тому, что она часто казалась неуловимой. Но что-то внутри него ломалось, словно эти фотографии и заголовки вскрыли то, что он так старательно пытался игнорировать.              Леонид с силой ударил кулаком по столу, так что стакан слегка подпрыгнул и накренился, но не упал. Боль в руке отдалась тупой пульсацией, но это его не остановило — второй удар был ещё сильнее.              — Чёрт! — выкрикнул он, поднимаясь со стула. Его голос прозвучал глухо в этой комнате, полной тишины.              Он обошёл кабинет, зацепив взглядом семейные фотографии, стоящие на полках. Рената, в светлом платье, сдержанно улыбалась в объектив, но её глаза светились. Он стоял рядом с ней, полный гордости и надежд. Тогда, пару лет назад, он верил, что сможет стать для неё всем — опорой, другом, мужем.              Но теперь… теперь это чувство угасло, как старый костёр, в который давно не подбрасывали дров. Её загадочность больше не принадлежала ему. Её мысли, её сердце, её мир давно унеслись куда-то, где его нет.              Он остановился у окна, раздвинул шторы, впустив немного уличного света. За окном шумел ночной город — далёкий и безразличный. Леонид глубоко вдохнул, но это не принесло облегчения.              Добровский посмотрел на часы. Без десяти одиннадцать. Ренаты всё ещё не было дома. Он знал, что она сегодня собиралась на съёмки. Её работа всегда была её любовью, её жизнью. Мужчина уже привык быть вторым, привык оставаться на заднем плане. До сих пор это его устраивало.              Сейчас что-то изменилось.              «Ну и чего ты ждёшь?» — спросил он себя. Ревность вспыхнула в нём с новой силой. Не бурная, не очевидная, а горькая, изматывающая ревность человека, который понимал, что проигрывает.              Ответ был прост. Он ждал её. Её присутствия, её слов, её объяснений — чего угодно, что вернуло бы ему чувство уверенности: что эта женщина, с которой он прожил годы, всё ещё с ним. Всё ещё его.              Но в глубине души он знал: мир его жены был гораздо шире, сложнее и загадочнее, чем его собственный. И теперь в этот мир проникла Земфира — яркая, талантливая, дерзкая. Счёт явно был не в его пользу.              Леонид снова сел за стол, уставившись на фотографии. На ум пришла их недавняя ссора. Она была тихой, почти незаметной, но каждый выпад бил точно в цель. Рената тогда сказала, что устала от его вечных претензий, а он ответил, что устал от её бесконечного отсутствия.              Он взял в руки стакан и долго смотрел на остатки виски.              «И всё же я жду её», — подумал он, осознавая всю горечь этой мысли. Он ждал её, как человек ждёт спасения, как ждёт ответов. Но всё больше чувствовал, что этих ответов может и не быть. И битвы может не быть. Потому что он, судя по всему, давно её проиграл.