Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Здесь слишком холодно для тебя, поэтому сейчас позволь мне укутать твои руки в рукава моего свитера.
Часть 13
07 октября 2024, 11:11
Алиса Михайловна стояла у окна, наблюдая, как черный автомобиль плавно отъезжает от дома и скрывается за поворотом. Вздохнув, женщина на мгновение позволила себе расслабиться, но облегчение было мимолетным. Глубоко внутри гнездилась тревога, которая все сильнее накатывала, не давая ее мыслям угаснуть. Это были не просто материнские переживания, это было ощущение надвигающейся беды.
"Увлечение... это просто очередное увлечение", — повторяла себе Алиса Михайловна, пытаясь убедить собственное сердце в том, что Рената скоро одумается, что все эти съемки, поздние репетиции, знакомства с творческими людьми — временные слабости, которые не смогут разрушить устоявшуюся семейную жизнь. Но, несмотря на все усилия, мысль о том, что ее дочь погружается во что-то более серьезное, не покидала ее. Она знала, как сильно Рената может увлекаться, и насколько непредсказуемы могут быть последствия.
Алиса Михайловна всегда понимала, что с дочерью что-то не так. Все началось с мелочей, которые, на первый взгляд, казались безобидными. Рената всегда была особенной и не похожей на других, даже в юности. Пока подружки и одноклассницы встречались с мальчиками, строили отношения, готовились к свадьбам, Рената оставалась одна, погруженная в книги, выставки, искусство. Литвинова-старшая тогда не придавала этому большого значения. В те годы она еще надеялась, что это просто поиски себя, что со временем все встанет на свои места.
Когда Рената отмахивалась от разговоров о женихах, называя их глупыми и скучными, Алиса Михайловна поначалу лишь улыбалась: мол, подрастет — и найдет себе достойного мужчину. Но время шло, и ничего не менялось. Первый брак Ренаты, на который мать возлагала такие большие надежды, развалился через год после свадьбы. Это стало серьезным ударом. Но когда в жизни дочери появился Леонид, Алиса Михайловна снова обрела надежду. Он был серьезным, надежным, деловым человеком — именно таким, с каким она всегда мечтала видеть свою дочь. Это был настоящий подарок судьбы, не иначе. Их семья казалась идеальной: Рената, Леонид и маленькая Ульяна, которую Рената обожала.
Но, несмотря на внешнее благополучие, в душе Литвиновой-старшей всегда оставалась тень сомнения. Рената, при всей своей привязанности к дочери и уважении к Леониду, как будто жила параллельной жизнью — той, в которой не было места для семьи. Едва выдавался свободный момент, она исчезала в театре, на съемочной площадке или в монтажной, словно бегство туда было ее спасением. Алиса Михайловна видела это и понимала: ее дочь не так счастлива, как пытается казаться.
Когда мать Ренаты вернулась в детскую, она заметила на столике Ульяны рисунок. Яркие цвета и грубые линии, такие типичные для детских творений, сразу привлекли ее внимание. На бумаге была нарисована лодка с тремя человечками: маленькая Ульяна, Рената — с ее всегда ярко-красными губами — и еще кто-то. Человечек в черном стоял чуть поодаль, но был рядом с ними на одном корабле. И эта третья фигура на рисунке словно пронзила сердце Алисы Михайловны. Она сразу поняла, кто это.
Земфира. Новая подруга Ренаты. Эта странная девушка, больше похожая на дворового мальчишку, с короткой стрижкой, грубоватыми чертами лица и непринужденной уверенностью в себе, словно была чужеродным элементом в мире ее дочери. Земфира напоминала Алисе что-то дикое, неуправляемое, и это вызывало в ней глубокую тревогу. Внешне она была далека от тех девушек, которых можно было бы назвать "подругами" Ренаты.
Алиса Михайловна попыталась понять эту странную связь между Ренатой и Земфирой, но всё, что она видела, тревожило её ещё больше. Рената слишком много говорила о Земфире. В её голосе сквозило что-то непривычное, когда она рассказывала матери о том, как талантлива её новая знакомая, как тонко она чувствует искусство, как необычно мыслит. Эти разговоры начинались с восторгов о творчестве певицы, но в них было что-то ещё, что заставляло сердце Алисы сжиматься в тревоге. И главное — глаза Ренаты. Никогда у неё не было таких глаз, когда она говорила о Леониде. Даже в начале их отношений, когда, казалось, всё должно было быть наполнено любовью и романтикой. В этих глазах была одержимость, восхищение, слишком глубокое для простого приятельства.
Детский рисунок стал для неё осязаемым подтверждением того, что опасения были не напрасны. Она уже давно заметила, как дочь стала проводить больше времени с этой Земфирой, как отдалялась от Леонида, от семьи.
Не задумываясь, Алиса Михайловна взяла рисунок и начала рвать его на мелкие кусочки, бросая их в мусорное ведро. Каждый кусочек бумаги был для неё словно попытка уничтожить этот опасный, разрушительный элемент из жизни дочери. Она понимала, что рисунок — лишь символ, и, разорвав его, она не сможет уничтожить реальность. И всё же, когда последние клочки рисунка оказались в мусорном ведре, она почувствовала облегчение, словно хоть на мгновение вернула себе контроль над ситуацией.
Алиса всегда считала себя умной и рассудительной женщиной. Она знала свою дочь, знала её склонность к эмоциональным увлечениям и импульсивным поступкам. В этом была вся Рената: порывистая, мечтательная, непредсказуемая. Но сейчас неподходящая компания могла разрушить семью дочери. Женщина не могла сидеть сложа руки.
Разговоры с Ренатой становились всё более трудными, почти невозможными. Они словно говорили на разных языках. Но Литвинова-старшая была твёрдо уверена: она должна найти способ убедить дочь в своей правоте. Спасти Ренату от самой себя. И эта Земфира, как и остальные до неё, — всего лишь временное явление, которое не может длиться вечно.
"Всё должно вернуться на свои места", — твёрдо решила она, обдумывая каждый свой шаг. Она знала, что не может напрямую противостоять Ренате — это лишь оттолкнёт её ещё сильнее.
Леонид, её зять, всегда был для Алисы источником противоречивых эмоций. Он был не самым лёгким в общении человеком, их отношения всегда оставались холодными и формальными. Но сейчас ей пришлось признать: он был единственным союзником в борьбе за сохранение семьи. Литвинова-старшая понимала, что, несмотря на внешнюю грубость и отстранённость, Леонид всё ещё любил свою жену, и её холодность по отношению к нему ранила Добровского сильнее, чем он показывал. Он был упрям, но в конце концов, они оба хотели одного — чтобы Рената осталась в семье. Значит, нужно было как-то с ним поговорить, убедить его, поддержать в этой непростой ситуации.
Чтобы отвлечь себя от мрачных мыслей, Алиса Михайловна решила заняться чем-то полезным. "Путь к сердцу мужчины лежит через желудок", — вдруг вспомнилась ей старая поговорка. Она направилась на кухню и начала замешивать тесто для пирога, её руки двигались автоматически, словно готовка была единственным способом выпустить накопившиеся эмоции. Запах выпечки вскоре наполнил дом, и это немного успокоило её.
Леонид, проснувшись утром, не спешил вставать. Его лицо было помятым, следы вчерашнего выпитого алкоголя были на нём очевидны. Он инстинктивно провёл рукой по второй половине кровати, но жены рядом не оказалось. Это не удивило его. Рената давно перестала спать с ним, ссылаясь на усталость и личное пространство, хотя он иногда продолжал надеяться на примирение. "Неужели она решила что-то испечь? Может, наконец всё обдумала?" — мелькнула у него мысль, когда он уловил вкусный запах пирога, выходя из спальни.
Но, войдя на кухню, он увидел не Ренату, а Алису Михайловну, сидящую за столом с Ульяной. Девочка радостно поедала кусочек пирога, её глаза светились от счастья, когда она увидела отца.
— Папа, кушать! — требовательно произнесла Ульяна.
Леонид улыбнулся, глядя на дочь, которая была словно лучик света в его жизни. Она напоминала ему Ренату, ту самую, в которую он когда-то влюбился — яркую, необычную и полную жизни. Он нежно обнял Ульяну и сел рядом с ней за стол. Но вскоре почувствовал на себе напряжённый взгляд тёщи. В воздухе повисло неловкое молчание, и Леонид сразу понял, что это не просто утренний завтрак. Отношения с тёщей всегда были сложными — её властная натура сталкивалась с его внутренней агрессией, и они предпочитали держаться на расстоянии друг от друга. Но в последнее время Алиса Михайловна всё чаще старалась занять активную позицию в их жизни, предлагая свою помощь. Он чувствовал это, но не знал, как к этому относиться.
— Алиса Михайловна, — начал он с лёгкой осторожностью в голосе. — Спасибо за завтрак. Очень вкусно.
Она молча взглянула на него, продолжая пить чай. Тишина становилась невыносимой. Леонид всегда ненавидел такие моменты. Алиса умела заставить его чувствовать себя неловко даже без слов. Но он знал: разговор неизбежен.
— Леонид, — наконец, тихо заговорила тёща, отставляя чашку в сторону и выпрямляя спину, — нам нужно поговорить.
У него внутри всё перевернулось. Он сжал кулаки под столом, пытаясь сдержать напряжение. "Вот оно", — подумал он, заранее зная, что разговор пойдёт о Ренате. Эти темы всегда были для него болезненными.
— О чём? — спросил он, хотя ответ был очевиден.
— О вашей семье. О Ренате, — без лишних предисловий ответила Алиса, глядя ему прямо в глаза. Её взгляд был холоден и сосредоточен. — Что происходит? Почему ты позволяешь ей эти вольности?
Этот вопрос резанул его, словно нож. Леонид попытался сдержать раздражение, но внутри него всё кипело. Он терпеть не мог, когда его укоряли, особенно когда это делала Алиса Михайловна, которая всегда смотрела на него свысока. Но он понимал, что она права. Ситуация с Ренатой действительно выходила из-под контроля, и он чувствовал себя бессильным что-либо изменить.
— Думаете, я не пытаюсь что-то сделать? — буркнул он, не скрывая сарказма. — Она целыми днями пропадает в театре или сидит в своей монтажной, дома почти не бывает. Поздно приходит, всегда уставшая. А мне что прикажете делать? Привязывать её к кровати?
Добровский говорил с нарастающей злостью, но понимал, что его гнев — всего лишь обратная сторона его бессилия. В глубине души он действительно не знал, как поступить. Рената всё больше отдалялась от него, и чем сильнее он пытался её удержать, тем быстрее она ускользала из его рук.
— Леонид, я всё прекрасно понимаю, — голос Алисы Михайловны на мгновение дрогнул, затем она резко повысила его, словно пытаясь донести свою правоту силой. В ту же секунду она осеклась, заметив, что Ульяна подняла глаза от тарелки, настороженно глядя на взрослых. Алиса тут же изменила выражение лица, мягко улыбнувшись внучке, показывая, что всё в порядке. Девочка вернулась к своему пирогу, снова окунувшись в привычное детское спокойствие.
— Но ты должен взять ситуацию под контроль, — продолжила тёща, понижая голос, но не теряя твёрдости. — Пока не стало слишком поздно. Рената сейчас в какой-то... бредовой фазе, ей нужно помочь.
Леонид тяжело вздохнул, отодвигая тарелку в сторону. Каждый раз, когда разговор заходил о Ренате, он чувствовал себя загнанным в угол. Всё, что он ни делал, казалось, приводило только к ещё большему отстранению со стороны жены. И теперь, когда к этой ситуации добавлялась тёща с её претензиями, это только усугубляло его положение. Он понимал, что Алиса Михайловна видит в нём лишь одну из причин кризиса, не понимая всей глубины ситуации.
— И что вы предлагаете? — глухо спросил он, бросив взгляд в сторону, избегая её пристального взгляда. — Поговорить с ней? Я уже пытался. Бесполезно. Она не слушает. У неё теперь своя жизнь, свой круг общения, свои… авторитеты. Она живёт в каком-то своём мире.
Леонид не мог скрыть горечь в своём голосе. Он знал, что с каждым днём Рената всё сильнее отдалялась от реальности их совместной жизни. Она словно существовала в параллельной вселенной, где семья и обязательства стали чем-то второстепенным, почти ненужным.
Алиса Михайловна внимательно посмотрела на него, и в её взгляде мелькнула тень сострадания. Её голос смягчился, но от этого было не легче — как будто она придавала своим словам ещё больше веса, словно проникая прямо в его мысли.
— Леонид, ты должен попробовать ещё раз. Ты её муж. Отец её ребёнка. Рената должна понять, что так дальше нельзя.
Мужчина закрыл глаза на несколько секунд, чувствуя, как внутри нарастает раздражение, смешанное с бессилием. Он знал, что эти разговоры бесполезны. Каждый раз, когда кто-то пытался навязать ему советы или вмешаться в его личные дела, ему хотелось просто сбежать, уйти от всех этих претензий и обвинений. Но в глубине души он понимал, что Алиса Михайловна права — он не может продолжать игнорировать происходящее.
— Я поговорю с ней, — наконец, медленно произнёс он, глядя в чашку чая перед собой. В его голосе не было ни уверенности, ни готовности действовать. Это было больше похоже на обещание самому себе что-то изменить, чем на реальный план.
— И помни, Леонид, ты должен показать ей, что без семьи ей будет плохо. Что все её... фантазии и эти новые люди не стоят того, что она может потерять.
Леонид, не поднимая головы, продолжил читать газету, пытаясь отвлечься. Но мысли уже были далеко, где-то рядом с Ренатой. Он чувствовал, что разговор с ней будет сложным.
***
Солнечные лучи, едва касаясь тонких белых штор, наполняли гостиничный номер мягким утренним светом, словно создавая кокон тишины и покоя. Воздух был прохладным, а постель, в которой лежала Рената, еще хранила тепло её сна. Открыв глаза, она первым делом увидела Земфиру. Та сидела в большом кресле у окна, с головой, слегка склонившейся набок. Певица выглядела одновременно умиротворённо и слегка растрёпано: её короткие тёмные волосы, обычно аккуратно уложенные, теперь торчали в разные стороны, придавая ей ещё больше беззащитности. На лице было выражение полного спокойствия, как у человека, который наконец-то отдохнул, несмотря на неудобства. Руки Земфиры были сцеплены в замок, а ноги небрежно закинуты друг на друга — поза, явно не предназначенная для долгого сна. Рената не могла не улыбнуться, глядя на это. Ещё пару месяцев назад Земфира, с её дерзкой манерой держаться и острыми словами, наверняка насмешливо фыркнула бы, узнав, что провела всю ночь в неудобном кресле, охраняя чей-то покой. Это было удивительно: за фасадом резкости и неукротимой энергии скрывалась такая мягкость, такая чуткость, которую Рамазанова редко демонстрировала кому-либо. — Зе? — тихо позвала Рената, шёпотом, как бы не решаясь нарушить утреннюю тишину. Земфира не шевелилась. Её лицо оставалось таким же спокойным, черты мягкими, как будто она была частью сна, в котором всё ещё находилась. — Земфира? — чуть громче произнесла Рената. Земфира вздрогнула и медленно открыла глаза. Её лицо на мгновение застыло в растерянности, как будто она пыталась понять, где находится. Затем, увидев Ренату, она расплылась в широкой улыбке, потянувшись на кресле. — Доброе утро, — сказала Рената, слегка приподнимаясь на локтях. Её волосы были ещё растрёпаны после сна, но в глазах светилась мягкость, которую Земфира так любила. — Доброе, — Земфира потянулась, пытаясь размять затёкшие мышцы. — Хотя по ощущениям моё утро началось где-то в пять часов утра, когда моя шея сказала мне: «Привет, мы с тобой больше не друзья», — Земфира подмигнула, потирая шею. — И вообще, ты знала, что шампанское с чаем на ночь вырубает на раз-два? Рената не сдержала смеха, глядя, как Земфира справляется с последствиями ночи. — Ты что, так и спала всю ночь? — спросила она, её взгляд стал серьёзнее, но всё ещё оставался нежным. Литвинова похлопала по пустой половине кровати, приглашая певицу присесть. Брюнетка, широко потянувшись, медленно поднялась с кресла и подошла к кровати. Она на мгновение задержалась, глядя на Ренату, её мягкие черты лица и светлые волосы, рассыпавшиеся по подушкам. Внутри Земфиры боролись противоречивые чувства — с одной стороны, ей не хотелось нарушать границы Ренаты, а с другой — всё внутри кричало о том, насколько она хочет быть ближе к этой женщине. — Ну да... Ты же попросила посидеть с тобой, пока ты не уснешь. Но я, видимо, превысила полномочия — не только посидела, но и поспала, — Рамазанова усмехнулась и села на край кровати, слегка потянувшись. Она провела рукой по лбу, как будто пытаясь прогнать остатки сна, её голос прозвучал чуть смущённо. Литвинова снова засмеялась, её смех был лёгким и искренним, словно тёплый летний ветерок, который разгоняет утреннюю прохладу. Эта простая фраза Земфиры почему-то разрядила обстановку, но вместе с тем создала новую волну нежности, которую блондинка не могла игнорировать. Их отношения, которые ранее оставались в зыбком равновесии между сотрудничеством и чем-то большим, теперь были на грани перехода в другую реальность, куда Рената с каждым днём всё больше позволяла себе заглядывать. Земфира, чуть смущённая, осторожно придвинулась ближе. Их взгляды встретились, и в комнате на мгновение повисло тягостное молчание. Певица посмотрела на Ренату из-под чёлки, её глаза на мгновение задержались на губах Литвиновой, словно она боролась с внутренним желанием, но не могла его полностью подавить. Она понимала, что не стоит торопить события, но это ощущение — эта близость — было слишком сильным, чтобы просто его проигнорировать. Однако блондинка уловила этот взгляд, и её сердце пропустило удар, внутри что-то щёлкнуло, как замок, открывающий доступ к чему-то новому и неизведанному. Это было не осознанное решение, а скорее импульс, который пришёл из глубины её существа. Она протянула руку, и их пальцы переплелись. Прикосновение было настолько естественным, что казалось, будто они делали это уже тысячу раз, как если бы их руки знали этот танец, давно отработанный на уровне инстинктов. Но Рената не остановилась на этом — она резко потянула Земфиру на себя, заставляя её потерять равновесие и оказаться почти вплотную. Их лица теперь разделяли считанные сантиметры. Женщины несколько секунд просто смотрели друг на друга, изучая, словно пытаясь прочитать мысли друг друга. В этот момент всё замерло: шум города за окном, тиканье часов, даже их дыхание стало тише. Земфира не выдержала первой. Медленно, словно проверяя границы, она наклонилась и мягко коснулась губ Ренаты. Поцелуй был лёгким, почти мимолётным, но настолько глубоким по ощущениям, что Рената почувствовала, как по телу пробежала тёплая волна. — Теперь точно доброе утро, — шёпотом произнесла Рената, отрываясь от губ Земфиры. Её голос был таким тихим и ласковым. Между ними возникла невидимая нить — что-то большее, чем просто физическая близость. Всё могло случиться прямо сейчас. Но как только Земфира решила снова наклониться для поцелуя, тишину разорвал настойчивый стук в дверь. Обе женщины резко отстранились друг от друга, словно дети, застигнутые за шалостью. В их глазах читался испуг и лёгкое смятение. — Кто там? — сдавленно спросила Рената, встав с кровати, стараясь вернуть себе контроль над ситуацией. — Рената, прости, что беспокою, — раздался голос её коллеги с другой стороны двери. — Но пора собираться. Скоро выезжаем в аэропорт. — Хорошо, я уже одеваюсь, — спокойно ответила Литвинова. Рената закрыла глаза, глубоко вдохнула и обвела комнату взглядом, словно надеясь, что этот момент можно как-то вернуть. Земфира, всё ещё сидевшая на краю кровати, смотрела на неё с лёгкой улыбкой, её взгляд был тёплым и слегка насмешливым. — Ну всё, Литвинова, не судьба, пора собираться, — с мягким упрёком произнесла Земфира. Рената вздохнула и, казалось, чуть погрустнела. — Эй, ты чего? — Земфира подошла ближе, её голос стал более заботливым. — Просто… не хочу так улетать. Здесь, с тобой, так хорошо, — ответила Рената, и в её голосе звучала искренность, которую она не могла скрыть. — А будет ещё лучше, поверь, — Земфира улыбнулась, и на её щеках появились знакомые ямочки. — Мы же увидимся в Москве, да? — В голосе слышалась лёгкая тревога, хотя она понимала, что ответ Ренаты будет положительным. — Да, я очень хотела бы... — Вот и всё. Пожалуйста, Рената, не топи соседей снизу, они не заслужили, — привычно подколола её певица и протянула руки для объятий. Рената засмеялась, уткнувшись лицом в плечо Рамазановой, их тела, казалось, нашли идеальную позицию. Земфира нежно приподняла подбородок Литвиновой, их взгляды снова встретились, и они обменялись улыбками, полными скрытых эмоций. Брюнетка снова мягко поцеловала её, но на этот раз прощальный поцелуй был скорее обещанием, чем завершением. Земфира знала — если у них всё получится, они больше никогда не будут ездить порознь. Только вместе. Она представляла, как они будут путешествовать по разным странам, наслаждаться обществом друг друга. В её воображении они уже делали это — полные залы, Рената рядом, гордость и счастье, что они вместе. Ей хотелось однажды вывести Ренату на сцену, показать всем, кто на самом деле придаёт ей силы творить и жить. Певица ещё раз поцеловала её в висок, нежно погладила по руке и ушла. Рената осталась стоять на месте, задумчиво глядя ей вслед. Её мысли унеслись куда-то вдаль, и она взглянула на цветы, которые стояли у окна. Лёгкая улыбка скользнула по её лицу. Она поймала себя на мысли, что мечтает о том, как в один прекрасный день они будут вместе ездить по гастролям, Рената обязательно соберёт полный зал зрителей на каком-нибудь спектакле, который сама же поставит. И как они вместе с Земфирой будут стоять на сцене, принимая цветы от поклонников. Они даже представить не могли, что думали об одном и том же. У них уже было одно будущее на двоих. И в этом будущем каждая из них чувствовала себя по-настоящему счастливой.***
Рената уверенно шагала по залу прилета Внуково, чувствуя в ногах легкую усталость. Каждый её шаг был ритмичным, в такт её собственным мыслям. Прошедший спектакль оказался успешным, а поездка в целом — даже более чем удовлетворительной. В её голове уже прокручивались сцены возвращения домой: она представляла, как окунется в теплую ванну, её тело расслабится, а потом она нанесет на кожу увлажняющий крем и наденет мягкий халат. Перед глазами мелькали образы: Ульяна, её звонкий смех, светящиеся от радости глаза, когда она увидит новую куклу — ту самую, которую Рената случайно нашла в аэропорту перед вылетом. Мысли о дочери согревали её сердце, но в них, словно незримой тенью, всё время возникал другой образ — образ Земфиры. Мысли о Земфире были странно тягучими, они не оставляли её даже здесь, в московском аэропорту, среди бесконечного потока людей. Образ её насмешливого взгляда, смеха, который эхом отдавался в ушах, и прикосновения губ — всё это казалось настолько реальным, что Рената невольно потянулась к карману за телефоном, чтобы позвонить певице, услышать её голос, но сдержалась. Слишком много мыслей и эмоций сплеталось внутри, и она решила, что позвонит позже — как только доберется домой. Но перед этим нужно было сделать несколько других звонков: маме и Леониду. Леонид. Её сердце замерло, когда она увидела его среди толпы людей в зале прилета. Рената остановилась на секунду, не веря своим глазам. Леонид стоял с букетом хризантем, в своей черной дубленке и брюках, которые, как всегда, казались ей неподходящими. Это было не просто странно — это было совершенно неожиданно. Леонид никогда не встречал её с гастролей. Он не был человеком, который делает сюрпризы или выражает своё внимание вот так — через цветы и приезды в аэропорт. “Почему он здесь? Что это значит?” — мысли роились в её голове, но на лице появилась слабая, натянутая улыбка. Она позволила ему подойти, поцеловать её в щёку — дежурный, холодный поцелуй — и направилась к выходу вместе с ним, всё ещё в смятении. Хризантемы, его неуклюжее выражение внимания, этот приезд — всё это казалось каким-то неправильным, ненастоящим. Когда они сели в машину, напряжение между ними стало почти осязаемым. Рената смотрела в окно, стараясь избегать его взгляда, мысли о Земфире вновь нахлынули с новой силой. Она вспомнила их долгую прогулку по пустынным улицам культурной столицы, как они смеялись и говорили ни о чём и обо всём одновременно. И тот случайный, но такой волнующий поцелуй утром, лёгкий и едва уловимый, но оставивший след в её душе. Эти воспоминания были настолько яркими, что Рената почувствовала, как её охватывает тоска. Она чувствовала себя неловко рядом с Леонидом, словно находилась в чужом теле. Их миры больше не пересекались — её реальность была где-то далеко от его мира. Её душа жила воспоминаниями о тех моментах, которые были ему недоступны. И это делало каждый его жест, каждое его слово пустым, бессмысленным. — Леня, — наконец нарушила она тишину, её голос был мягким, но внутри всё горело от напряжения. — Так необычно видеть тебя встречающим. Что-то случилось? Она старалась не показывать своего раздражения, но её вопрос прозвучал чуть холоднее, чем она рассчитывала. Леонид слегка пожал плечами и натянуто улыбнулся. — Что ты, Рената, ничего не случилось, — его голос прозвучал неубедительно. — Просто подумал, почему бы не встретить жену. Ехал мимо. Вот и заехал. Она знала, что это была ложь. Леонид никогда не делал ничего "просто так". Его манера избегать прямых объяснений всегда раздражала её. Но сегодня это раздражение было особенно сильным. — Как спектакль? — спросил он, явно пытаясь сменить тему. — Как Питер? Рената почувствовала, как её дыхание замедлилось, когда перед её глазами снова всплыли сцены с Земфирой. Вспоминать об этом при Леониде казалось неправильным, почти кощунственным. Но эти воспоминания были слишком живыми, слишком яркими, чтобы их можно было игнорировать. Она взяла себя в руки, стараясь звучать спокойно. — Всё прошло хорошо, — ответила она, её голос был сдержанным, почти отстранённым. — Питер, как всегда, великолепен, — Литвинова всё ещё ощущала поцелуи Земфиры на своих губах, как лёгкое покалывание, напоминание о том, что было, и, возможно, о том, что могло бы быть. — Смотрю, вас там букетами задарили, — Леонид кивнул на цветы, которые лежали на заднем сидении. В его голосе Ренате послышался некий скрытый подтекст — то ли лёгкая ревность, то ли какая-то насмешка — неуловимый оттенок, который Рената не могла сразу определить. Она мельком взглянула на него. Добровский смотрел на дорогу, но его брови были слегка нахмурены, как будто ему что-то не нравилось. — Да, вот привезла показать. Еле утащила со спектакля, — снова ложь, которую Рената ненавидела. Эти мелкие хитрости, как сеть паутины, заполняли её жизнь, делая её всё более запутанной. Но она не могла остановиться. Что-то внутри неё сопротивлялось честности. — Ну и хорошо, что всё хорошо, — Леонид кивнул, как будто закрывая тему. Его слова повисли в воздухе, без какого-либо смысла. Блондинка поняла, что он просто заполнял паузу, не зная, о чём ещё говорить. Их разговоры давно стали похожи на обмен дежурными фразами, поверхностными и отстранёнными, как будто они не знали, как и зачем общаться друг с другом. Литвинова устало повернула голову к окну, глядя на мелькающие дома и редких пешеходов. Она только сейчас заметила, что машина направлялась не в сторону дома. — А куда мы едем? — её голос прозвучал чуть резче, чем она хотела. — Пообедать. Ты наверняка голодна, — спокойно ответил Леонид, как будто это было очевидным. — Да нет. Я думала, мы поедем домой. Хочу принять душ, увидеть Улю. Как она? — раздражение сквозило в её голосе. Она устала и хотела простоты, дома, Ульяны. А вместо этого Леонид вдруг стал тем, кем никогда не был — идеальным супругом, организующим совместные обеды и свидания. — Она хорошо. У твоей мамы, — спокойно ответил Леонид, но в его словах чувствовалась некоторая сухость. — Если тебе нужно навести марафет, то приглашаю тебя на ужин. В центре открылся новый ресторан морепродуктов. Стоит сходить. Рената ещё раз посмотрела на него. Всё это казалось фальшивым - цветы, ресторан, его внезапное внимание. Он никогда не был таким. Рената пыталась понять, что изменилось. Почему вдруг сейчас, после стольких лет брака, он решил разыграть из себя идеального супруга? — А без ресторанов никак? Может, дома посидим? — усталость в её голосе была очевидной. Она искренне не понимала, зачем всё это нужно, и почему он так настаивает. Леонид вздохнул, пытаясь сохранить спокойствие, но в его голосе заскользила грубоватая нотка: — Рената, мы уже сто лет никуда не ходили. Давай сходим, развеемся, как нормальные люди, — его слова прозвучали резко, как будто он терял терпение. — Ты ведь сама говорила, что устаёшь от рутины. Рената молча отвела взгляд, чувствуя внутреннее напряжение. Ей вдруг стало страшно от того, как далеко они отстранились друг от друга за эти годы. Раньше такие моменты не тревожили её, но сейчас, когда он настаивал на чём-то, что ей было чуждо, она ощущала нарастающую тревогу, словно стояла на краю пропасти. — Знаешь, а давай лучше сейчас поедем, — предложила она, понимая, что обед с мужем, скорее всего, не затянется, в отличие от ужина, после которого она могла бы почувствовать себя обязанной что-то делать. Леонид не стал спорить. Они действительно отправились в новый ресторан, и, как всегда, он демонстрировал свою "галантность" — открыл перед ней дверь, пропустил вперёд. Однако Рената чувствовала, что за этой показной любезностью скрывается нечто большее — что-то, что она пока не могла понять. Они уселись за столик у окна, с видом на оживлённый проспект. Рената лениво листала меню, не вникая в названия блюд, ей было всё равно. Она выбрала рыбу с овощами — просто чтобы закончить этот обед как можно быстрее. Её голова была занята другим. — Дорогая, шампанского? — предложил Леонид, слегка наклонившись вперёд, с привычной интонацией "идеального мужа". — Нет, откажусь, — отмахнулась она, даже не взглянув на него. Её мысли витали где-то далеко, вдали от этого искусственного обеда. Леонид, как ни странно, не стал настаивать, но его лицо слегка напряглось. — Хорошо, как пожелаешь, — он сделал паузу и продолжил: — Как тебе это место? Стильно, не так ли? Рената бросила мимолётный взгляд на интерьер — высокие потолки, мягкий свет, тихая музыка. Всё это казалось ей абсолютно неважным. — Да, очень симпатично, — сказала она равнодушно, больше для того, чтобы завершить разговор. Тишина за столом стала неудобной, и вдруг Леонид сменил тон, словно решился на что-то важное: — Рената, я хотел с тобой поговорить, — начал он, стараясь выглядеть серьёзным, но Рената сразу почувствовала, что за этим скрывается что-то, что ей не понравится. — Есть о чём? — Рената подняла на него взгляд, не скрывая своего удивления и лёгкой усталости. — Да, — продолжил Леонид, откинувшись на спинку стула. — Я подумал... Может, съездим с Ульяной куда-то на море? Отдохнём, расслабимся? Давно мы все вместе не отдыхали. Ты ведь наверняка тоже устала. Его предложение повисло в воздухе. Рената молча смотрела на него, обдумывая его слова. Море. Отдых. Они давно не ездили в совместные поездки с Ульяной. Её голова вдруг заполнилась мыслями о дочери. Как часто она упускала важные моменты её жизни ради работы? Разве она сама не замечала этого? Блондинка на секунду замерла, перед глазами мелькнул вчерашний день в Питере, разговоры с Земфирой, её нежный голос. Леонид с его внезапной заботой казался ей таким далёким от реальности, в которой она жила. — Леня, ты же знаешь, сейчас спектакли... и у меня расписание очень плотное, — она попыталась мягко отклонить его предложение, уже чувствуя, что разговор движется в нежелательную сторону. — Да, я знаю, — перебил он, и в его голосе вдруг появилась нотка раздражения. — Но, честно говоря, я не понимаю, для чего тебе вообще работать. У нас есть всё. Чего тебе не хватает? Может, пора найти себе другое хобби, что-то менее отвлекающее от семьи? Вязание, например, или что-то такое? Эти слова потрясли Ренату, как гром среди ясного неба. Тон мужа — столь обыденный, будто он предлагал ей обычную прогулку, — вызвал у неё волну негодования. Она резко вскинула голову. "Вязание?" — мелькнуло у неё в голове. Её работа, её творчество, которое было частью её сущности, — и вот, Леонид свёл всё это к чему-то вроде хобби. Рената чувствовала, как напряжение внутри неё росло с каждой минутой, проведённой напротив Леонида. Его лицо, казалось, было маской – под спокойствием и сдержанностью проглядывало раздражение, которое он не мог скрыть. Всё это показное внимание – цветы, ресторан, этот якобы заботливый обед – не имели никакого смысла. Она чувствовала, что сейчас, за этим столом, их разговор достиг той точки, где всё было до боли очевидно. Леонид был недоволен. И его недовольство наконец прорвалось наружу. — Раньше тебя моя карьера не напрягала, — её слова прозвучали отрывисто, сдержанно, словно Рената пыталась контролировать бурю, рвущуюся наружу. Губы сжались в тонкую линию, и она осознала, что больше не хочет сдерживаться. Она не хотела вступать в этот бессмысленный спор, но молчать уже было невозможно. Её голос прозвучал холоднее, чем она ожидала, но, возможно, это было к лучшему. Леонид долго не отвечал, будто обдумывал, как выкрутиться. Он ненавидел открытые конфликты, всегда старался сгладить углы. Но сейчас его внутреннее раздражение было слишком велико. Он смотрел на неё, как будто искал способ объяснить то, что его действительно мучило, но не знал, как это сделать, не раздувая ссору. — Раньше ты проводила дома больше времени, — наконец выпалил он, голос его был ровным, но напряжённым. Эти слова больно задели Ренату, хотя она уже предвидела этот поворот. Леонид словно пытался нащупать тот рычаг, который заставил бы её чувствовать вину. Она пристально посмотрела на него, её глаза были холодны, а в уголках губ появилась еле заметная насмешка. — То есть проблема только в том, что я не провожу достаточно времени дома? — в её голосе сквозило больше презрения, чем вопроса. Она уже знала ответ, но хотела услышать это от него, чтобы окончательно убедиться в его понимании семейной жизни. Леонид напрягся, будто понял, что сам загнал себя в угол. Он сжал губы, не желая поддаваться на её провокацию, но его тон стал твёрже, почти оборонительным. — Да, — парировал он. — Как будто эта семья нужна только мне одному. Эти слова отозвались эхом внутри Ренаты. Она долго смотрела на него, ощущая, как внутри неё что-то трескается и ломается. "Он всё ещё не понимает, не видит", — мелькнуло у неё в голове. Всё, что он говорил, было лишь попыткой переложить на неё ответственность за его собственное разочарование. Это был не разговор, а обвинение. — А ты давно стал проводить много времени дома, Леня? — её голос прозвучал неожиданно резко, почти с вызовом. Теперь ей было всё равно. Она больше не собиралась терпеть. Его упрёк был как удар под дых, но это только разожгло её гнев. Леонид смотрел на неё, слегка растерянный. Он не ожидал такого ответа. Как будто в его голове не было места для мысли, что его собственное отсутствие дома может быть проблемой. — Причём тут это? — он раздражённо отмахнулся, словно её замечание было неуместным. — Я мужчина! — А я женщина, — её голос стал холодным, как лёд. Она наклонилась чуть ближе, глядя ему прямо в глаза. — И что это значит? Что я должна быть домохозяйкой? Леонид открыл рот, чтобы что-то ответить, но замер. Его лицо слегка побледнело, а в глазах появилось раздражение, смешанное с непониманием. Он явно не был готов к такому повороту. — Я просто хочу, чтобы ты была нормальной, — проговорил он, словно это было логичным объяснением. — Такой женой, как у всех. Чтобы ты ездила по салонам, выбирала шмотки, ждала меня дома с ужином. Его слова ударили как пощёчина. Он всегда был далёк от понимания её внутреннего мира, но сейчас это стало очевидным как никогда. Он не видел её, не понимал её стремлений, её работы, её самореализации. Он видел в ней только женщину, которая должна выполнять роль, отведённую обществом — роль «нормальной жены». Рената почувствовала, как её гнев сменяется холодным, почти пугающим спокойствием. Она взяла салфетку и медленно промокнула уголки губ, затем аккуратно положила её на стол. — Леня, — её голос был ледяным. — Спасибо за обед. Было очень вкусно. Интерьер тут, кстати, ни разу не стильный, полное дерьмо. Она поднялась из-за стола, готовая уйти и больше никогда не возвращаться к этим бессмысленным разговорам, но Леонид внезапно вскочил и схватил её за руку. Его лицо было напряжённым, почти умоляющим. — Рената, подожди. Я не хотел тебя обидеть! — его голос дрожал, но не от эмоций, а от отчаяния. Она посмотрела на него сверху вниз, её глаза блестели от разочарования. Его попытка удержать её была последней каплей. — Отпусти мою руку, — голос Литвиновой прозвучал как предупреждение, которое не стоило игнорировать. Её глаза были стальными, как лезвие ножа. Леонид на мгновение замер, не в силах понять, насколько серьёзно её предупреждение. Но затем его пальцы медленно разжались, и он отпустил её. Рената выдернула руку, бросила салфетку на стол и, не говоря больше ни слова, вышла из ресторана. На улице холодный воздух ударил ей в лицо, освежая мысли. Она быстро остановила первую попавшуюся машину и села внутрь, чувствуя, как напряжение наконец отпускает её. Ренату сейчас не интересовали Леонид, ресторан или его нелепые претензии. Единственное, чего она хотела — это увидеть Ульяну, почувствовать её тепло, забыть обо всём этом на время. — На Патриаршие пруды, — коротко бросила она водителю и, закрыв глаза, откинулась на спинку сиденья. Машина тронулась вперёд, увозя её от очередной битвы, которая, как она поняла, никогда не будет выиграна.