a little death

      Прошло несколько дней, и звонок Игоря стал для Ренаты полной неожиданностью. Он попросил её приехать на студию, чтобы оценить промежуточные результаты работы над саундтреком. Внутри неё разгорелось чувство нетерпения и надежды — увидит ли она сегодня Земфиру?       Эти несколько дней были для нее мучительными. Воспоминания о той спонтанной близости и внезапном отдалении певицы не давали покоя. Временами ей казалось, что те эмоции, которые она испытала в монтажной, были иллюзией, созданной ее воображением. "Может, это все было только в моей голове? А она давно уже живет своей жизнью, полной новых людей и идей", — думала она, чувствуя себя ненужной в чужом мире.       Сначала Литвинова хотела позвонить или написать брюнетке, узнать, как продвигаются дела с записью музыки. Но страх показаться навязчивой мешал ей это сделать.              Несколько ночей она провела без сна, тихо плача в своей спальне. Леонид был в отъезде, и это позволило ей остаться наедине со своими мыслями и чувствами. Она осознавала, что шансы на взаимность со стороны Земфиры минимальны. Да и какая могла быть взаимность? Она, Рената, все еще была замужем и с маленьким ребенком. К тому же, такие женщины, как Литвинова, вряд ли могли привлечь рок-звезду. Певица, судя по всему, предпочитала бойких, уверенных в себе девушек, вроде Насти Калманович. А Рената... она сама себе казалась слишком странной и загадочной, возможно, слишком сложной для кого-то вроде брюнетки.       Но даже в эти моменты она не могла остановить себя: просматривала старые статьи и фотографии Земфиры, пыталась понять, что происходит в ее жизни. Она знала, что это только усугубляет ее состояние, но остановиться не могла.       Утро, когда женщина собралась на студию, было пасмурным. Рената долго рассматривала себя в зеркале, тщательно скрывая следы бессонных ночей. "Замазывайся, собака, — мысленно выругалась она. — Не могу же я так приехать на студию. Вдруг там будет Земфира. Увидеть ее хотя бы на минуту... просто убедиться, что она в порядке, что улыбается и живет без меня".       Мысли ее путались: "Ой, мамочки, о чём я снова думаю? Рената, это просто работа. Ничего большего. Перестань очаровываться людьми".       Но что-то внутри шептало, что даже весь ее привычный блеск не сможет скрыть те сомнения, которые съедали ее изнутри. Она надела любимые шпильки, черную водолазку и строгую юбку, чтобы создать хотя бы иллюзию контроля над собой. Но как только она вошла в студию и увидела там только Вдовина, ее сердце сжалось от разочарования.              — О, Рената, как раз вовремя! — улыбнулся Игорь, и его слишком радостная улыбка показалась Ренате почти издевательской. — Земфира только что уехала.              — Уехала? — ее голос дрогнул, выдавая её смятение. — Она была здесь?              — Ну да, конечно, мы как раз закончили запись. Полностью.              — Полностью? — Рената не могла скрыть своего удивления. — Она мне даже не позвонила.              — У нее пришло вдохновение. Внезапно. Представляешь? В пять утра меня подняла ради записи, но это того стоило. Скажу сразу, текст великолепен. Ты садись, сейчас сама все услышишь.              Рената медленно опустилась на диван, словно силы покинули ее. Разум метался от одной мысли к другой. "Почему она ушла? Почему не написала? Неужели я так ей безразлична? Или у нее дела? Конечно, у нее дела. Это же Земфира".       Как только музыка заполнила студию, все ее мысли, все тревоги исчезли. Музыка словно затопила ее сердце, а когда прозвучал припев — "Любовь, как случайная смерть..." — она не смогла сдержаться. Эти слова были как нож, который вошел прямо в ее душу. Все было так точно, так жестоко. Любовь обрушилась на нее, как смерть — внезапно, без предупреждения, когда ты еще полон жизни.       Музыка стихла, но в тишине остался этот шрам — шрам, который невозможно будет залечить. Игорь, заметив, как слезы катятся по ее щекам, неловко опустился рядом, положив руку ей на плечо.              — Эй, Рената, ты чего? Не понравилось? Если что, можем переделать, это не проблема, — произнес он, немного смутившись.              — Нет, это... это потрясающе, — прошептала она, утирая слезы. — Просто... Игорь, как мне ее отблагодарить? Она... она, кажется, не хочет меня видеть.              Игорь почувствовал напряжение. Он чувствовал, что что-то изменилось в поведении Земфиры с того раза, когда они все втроем были в его студии. Ее отстраненность настораживала.       Она всегда была немного загадочной, но сегодня, когда он увидел ее, она показалась ему такой подавленной, как будто что-то в ней сломалось. Земфира курила одну сигарету за другой, стоя на улице перед студией. Обычно она не упускала возможности пошутить, особенно когда речь заходила о ранних подъемах Вдовина.       Они перекинулись парой фраз, а затем брюнетка затихла, глядя на него, когда он открывал дверь здания. Потом также молча затушила сигарету о подошву ботинка и вошла внутрь.       Вся работа над записью прошла в напряженной тишине, словно они не писали музыку, а прощались с чем-то важным. Когда они записывали трек, певица иногда останавливалась, ее глаза потухали, и на мгновение она выглядела так, будто хотела исчезнуть, сбежать от всего. Земфира поправила Игоря в нескольких местах. И им удалось в кратчайшие сроки, буквально за полдня, записать саундтрек. Слету. Когда они закончили, Игорь не смог сдержать своего любопытства и, наконец, спросил:       — Земфира, ты как? В порядке?       — Херово, Игорек, херово, — коротко ответила она, не поднимая на него глаз. — Но ничего, это пройдет. Ты звони Литвиновой, пусть послушает.       — А ты не хочешь остаться? Показала бы ей сама.       Земфира лишь покачала головой, бросив быстрый взгляд на Игоря. В ее глазах было что-то болезненное, но она тут же надела свою привычную непроницаемую маску, словно боялась, что он увидит слишком много.       — Мое присутствие ничего не изменит, — сухо ответила она и ушла, так и не обернувшись.       И теперь Игорь сидел рядом с Ренатой, не зная, что сказать. Обычно он без труда находил нужные слова: саркастические комментарии и ироничные шутки — всё это было частью его стиля общения, особенно с людьми творческими. Но сейчас что-то было иначе. Он не привык видеть актрису такой. Она всегда казалась ему собранной, утонченной, иногда даже отчужденной, но уж точно не уязвимой. Вдовин украдкой оглядел ее — длинные пальцы сжаты в кулаки, взгляд устремлен куда-то мимо него. Впервые он ощутил, что за этой музыкой, этими словами стоит что-то большее, что-то, чего он не понимает.       — Рената... — наконец заговорил он, стараясь подбирать слова. — Я, конечно, не знаю, что у вас там произошло. Это ваше дело. Но тебе не кажется, что большинство проблем решаются словами? Через рот, так сказать. — Он усмехнулся, пытаясь немного разрядить обстановку. — Не пробовала просто поговорить с Земфирой?       Литвинова молчала, словно не услышав его, или, скорее, не желая услышать. В голове у нее был настоящий хаос. Все эти дни она избегала встречи, боялась навязаться, боялась получить холодный отказ. И вот теперь, когда Игорь предложил «просто поговорить», она ощутила, как этот банальный, почти наивный совет вызвал в ней волну раздражения. Словно разговор мог изменить что-то. Словно слова имели значение там, где уже давно правит молчание.       — О чем поговорить? — сдержанно произнесла она, наконец повернув к нему лицо. В ее глазах было что-то непроницаемое, почти стеклянное. — Я просто хотела сказать ей спасибо за музыку и помощь. Ничего более, — ее голос звучал четко и спокойно, но внутри было совсем иначе. Все это — ложь. Она хотела большего. Хотела близости, понимания, хотела быть рядом с Земфирой, но как об этом скажешь? Как объяснишь, что умираешь от желания увидеть ее, но боишься быть отвергнутой?       — Извини, мне нужно бежать, столько дел! — добавила Рената с натянутой улыбкой. Она встала, собираясь уйти, даже не взглянув на Игоря. Личное пространство — это было ее спасение. Если она чему-то и научилась за эти годы, так это никого не пускать в свою жизнь. Она не могла позволить, чтобы ее видели в этот момент слабости. Если она и была в чем-то похожа на Земфиру, так в этой непреклонной закрытости.       Вдовин понял, что разговор исчерпан. Он тяжело вздохнул и поднялся с дивана. "Вот ведь, — подумал он. — Обе непробиваемые, как ослицы. Все-таки они друг друга стоят". Он подошел к своему столу, достал диск и, сделав пару медленных шагов, протянул его Ренате. Она приняла его почти механически, не глядя ему в глаза.       — И все-таки, Рената, — сказал он уже на пороге, когда она собиралась уйти. — Позвони ей. Земфира... слишком упряма и порой очень неуверенна в себе. Это не всегда видно, но...       Литвинова замерла, его слова зацепили ее. Сердце сжалось, словно кто-то открыл перед ней дверь в мир, где все могло быть по-другому, если бы она только решилась. Она знала, что Игорь прав, и понимала, что за упрямым молчанием Земфиры скрывается та же неуверенность, что и у нее самой. Однако страх был сильнее. Она не могла позволить себе надеяться.       Рената кивнула, поблагодарила Игоря и поспешила уйти, словно опасаясь, что, если останется еще хоть на минуту, ее внутренние стены рухнут.       Когда дверь за ней закрылась, Игорь усмехнулся, глядя ей вслед. "Как дети малые, честное слово", — подумал он, покачав головой. Теперь он был уверен, что стал свидетелем чего-то большего, чем просто рабочие отношения. Он чувствовал это, даже если ни одна из них не признала бы этого вслух. Игорь улыбнулся — осознание этого придало ему неожиданную легкость. И даже ранний подъем в пять утра теперь казался не таким уж и ужасным.       

***

      Земфира не спала всю ночь. Она сидела на подоконнике своей квартиры, вытянув ноги, и почти неотрывно смотрела в тусклое утреннее небо, погружённое в серый осенний туман. В руке тлела очередная сигарета, а рядом лежала почти пустая пачка. Холодный воздух касался её лица, но ей было всё равно. Дым заполнял комнату, но он казался меньшим злом по сравнению с тем, что творилось в её голове. Время от времени она закрывала глаза, надеясь, что это хоть как-то остановит поток мыслей, но всё было бесполезно. Мысли о Ренате просто не давали покоя.              "Замужняя женщина с ребёнком. Чёрт, да когда же я перестану в это влезать?" — снова и снова повторяла она про себя, вспоминая Настю Калманович, с которой её отношения закончились так болезненно и неправильно. И вот теперь это снова происходит. Та же ситуация. Она знала, что не может позволить себе в очередной раз разрушить чью-то семью. Она видела эту бездну перед собой и не могла позволить себе снова туда шагнуть.              "На этот раз я не позволю себе переступить черту", — твёрдо решила девушка, делая глубокую затяжку и глядя на серый город, который, казалось, отражал её внутреннее состояние. Она устала от боли, устала от обид, от незавершённых разговоров, от женщин, которые принадлежали кому-то ещё.              Она не могла избавиться от этих мыслей. "Почему всё самое лучшее всегда достаётся кому-то другому? Почему такие женщины, как Рената, оказываются с этими пузатыми мужиками, которые не способны понять их до конца?" — снова и снова задавала себе этот риторический вопрос. Горечь становилась почти невыносимой. "Может, если бы я встретила её раньше, у меня был бы шанс?" — думала она, хотя знала, что такие мысли ни к чему не приведут.              Когда первые лучи утреннего солнца начали пробиваться сквозь серую пелену, Земфира приняла окончательное решение: она прекратит это общение. Пусть Рената вернётся к своей жизни, к своей семье. Она не хотела больше причинять боль никому — ни себе, ни другим. "Она пусть останется идеальной женой и заботливой матерью, а я... Я вернусь к музыке. К своему альбому, который я забросила с тех пор, как эта блондинка вошла в мою жизнь".              Рамазанова потушила последнюю сигарету и схватила телефон. Она понимала, что оттягивать это больше нельзя. Быстро набрала номер Игоря и, когда он сонно ответил, не дав ему даже возможности поприветствовать её, сразу выпалила:              — Я буду у тебя через полтора часа. У меня готов саундтрек. Это срочно.              Вдовин, еще не до конца проснувшись, попытался возразить, но Земфира безжалостно прервала его:              — Я не шучу. Я уже выезжаю.              Когда она приехала к студии, её переполняла какая-то странная смесь решимости и отчаяния. Она стояла у входа и курила одну сигарету за другой, глядя на серые здания вокруг. Казалось, весь мир погрузился в эту непроницаемую туманную серость вместе с ней. В голове крутились обрывки воспоминаний о Ренате. "Сука, как больно", — пронеслось в её голове. Воспоминания о том, как она видела её здесь, в студии, в этом чёрном облегающем платье, никак не отпускали. В тот момент её словно ударило током. В глазах блондинки было столько внутренней силы, столько притягательности, что Земфира почувствовала, как теряет контроль над собой.              Наконец появился Игорь, он, как всегда, был недоволен её ранним визитом.              — Ты не могла подождать хотя бы до обеда? — пробурчал он, пытаясь окончательно проснуться.              Земфира резко выдохнула дым и ответила:              — В обед ты позвонишь Ренате и пригласишь её послушать, что получилось, — голос звучал твёрдо, почти агрессивно. Она не могла позволить колебаться.              — А почему это я? — удивленно спросил Игорь.       Певица лишь бросила на него холодный взгляд:       — Вдовин, ты задаёшь слишком много вопросов. Давай работать. Нам ещё много нужно сделать.       Когда они вошли в студию и начали работать, девушка полностью погрузилась в музыку. Это была её единственная возможность высвободить всё, что накопилось. Каждая нота, каждый звук резали воздух, как ножи, пронизывая пространство. Ее голос был полон боли, невысказанных эмоций и страха, которые она так долго держала в себе. Игорь наблюдал за ней, не в силах скрыть удивление. Он не видел ее такой уже давно. Это была не просто запись — это было освобождение, катарсис. Земфира изливала в песне всю свою душу, всю боль последних недель, весь этот вихрь, который поглотил её с того момента, как в её жизни появилась Рената.              — Земфира, ты в порядке? — осторожно спросил Игорь, когда они сделали перерыв.              — Херово, Игорек, херово, — коротко бросила она, не поднимая глаз. — Но ничего, это пройдет.              И она понимала, что это ложь. Это не пройдет. Ничего не пройдет.